Танец времени

Глава 11

Чахбехар, в Ормузском проливе

Чахбехар показался Анне сущим кошмаром. Когда она впервые прибыла в этот городок — теперь уже город, — ее поразил царивший в нем хаос. Не так давно Чахбехар был сонной рыбацкой деревушкой. С тех пор как началась великая римско-персидская экспедиция во главе с Велисарием по вторжению в земли малва через долину Инда, Чахбехар почти в одночасье превратился в огромную военно-перевалочную базу. Первоначальная рыбацкая деревня теперь утопала в разросшейся и беспорядочной массе палаток, шатров, наспех сколоченных лачуг и, конечно же, в зародышах неизбежных грандиозных дворцов, которые персы упрямо возводили везде, где проживали их вельможи.

Весь первый день она провела в поисках городских властей. Она обещала Дриопию доложиться этим властям, как только прибудет.

Но поиски были тщетны. Официальную штаб-квартиру она нашла без труда — один из недостроенных дворцов, возводимых персами. Но внутри здание представляло собой сплошной кавардак: повсюду сновали толпы рабочих под надзором горстки измученных надсмотрщиков. Ни одного чиновника, ни персидского, ни римского, нигде не было видно.

— Попробуйте в доках, — посоветовал единственный прораб, говоривший по-гречески и готовый уделить ей несколько минут своего времени. — Благородные господа жалуются на шум здесь и на вонь повсюду.

Запах был чудовищный. Если не считать самой пристани, источавшей собственный, не слишком приятный аромат, весь город, казалось, утопал в миазмах, сотканных из смешанной вони экскрементов, мочи, пота, еды — половина которой, похоже, сгнила, — и, пожалуй, сильнее всего, крови и разлагающейся плоти. Чахбехар был не только плацдармом для вторжения, но и перевалочным пунктом, откуда тяжелораненых солдат эвакуировали на родину.

«Тех из них, кто выживет в этом жутком месте», — гневно подумала Анна, выходя из «штаб-квартиры». Иллус и Коттомен плелись за ней. Миновав айван и оказавшись на улице — если вообще можно было назвать «улицей» простое пространство между зданиями и лачугами, кишевшее людьми, — она на мгновение задержалась, глядя на юг, в сторону доков.

— Какой смысл? — спросил Иллус, вторя ее мыслям. — Мы никого там не нашли, когда сходили на берег. — Он бросил взгляд на небольшую груду багажа Анны, сваленную у здания. Мальчишки-носильщики, которых Анна наняла, чтобы нести ее вещи, бездельничали неподалеку под зорким оком Абдула. — Кроме того, — продолжил Иллус, — в том сумасшедшем доме твои вещички сохранить от воров будет почти невозможно.

Анна вздохнула. Она с горькой усмешкой посмотрела на свое длинное платье. Нижние несколько дюймов некогда прекрасной ткани, и без того потрепанной за время путешествия из Константинополя, теперь были полностью испорчены. Да и остальное было на пути к тому же — не в последнюю очередь от ее собственного пота. Изысканные наряды греческой аристократки, созданные для салонов столицы Римской империи, в этом климате были сущим мучением.

Мимолетная вспышка цвета привлекла ее внимание. На мгновение она задержала взгляд на фигуре молодой женщины, шедшей по улице. Какая-то индийская девушка, видимо. С тех пор как война охватила Индийский субконтинент, неизбежные людские потоки выбросили уроженцев разных земель в новые котлы таких городов, как Чахбехар. Перемешав их, словно зерно в молотилке. Анна заметила нескольких индийцев даже в Харке.

В основном она просто завидовала одежде женщины, которая была бесконечно лучше приспособлена для здешнего климата, чем ее собственная. По меркам ее сенаторской семьи, конечно, наряд был шокирующе нескромным. Но она несколько секунд просто представляла, каково это — чувствовать свой обнаженный живот, а не мокрую, потную плоть.

Иллус хмыкнул.

— Ты облезешь, как виноградина, девочка. С твоей-то светлой кожей?

Анна давно перестала обижаться на фамильярность своего «слуги». Это тоже привело бы ее семью в ярость. Но сама Анна находила в этом странное утешение. К своему большому удивлению, за недели путешествия она обнаружила, что ей легко в компании Иллуса и его товарищей.

— Иди ты к черту, — пробормотала она не без юмора. — Я бы быстро привыкла. Да и не прочь бы сбросить немного кожи. Та, что у меня сейчас, кажется, вот-вот гангреной покроется.

Теперь настала очередь Иллуса скривиться.

— Даже не думай об этом, девочка. Пока ты не видела настоящей гангрены…

Случайный порыв ветра с северо-запада проиллюстрировал его слова. Именно там, на окраине города, располагался большой военный «госпиталь», устроенный римской армией. От запаха Анну едва не стошнило.

Тошнота вызвала рефлекторный приступ гнева, а с ним и внезапное решение.

— Пойдем туда, — сказала она.

— Зачем? — потребовал ответа Иллус.

Анна пожала плечами.

— Может, там найдется какой-нибудь чиновник. Как минимум, мне нужно узнать, где находится телеграф.

Лицо Иллуса ясно выражало его несогласие. И все же, хоть она и позволяла фамильярность, за последние недели Анна также дала понять, что она — его госпожа.

— Пошли, — твердо повторила она. — В конце концов, это, вероятно, единственная часть города, где мы найдем свободное жилье.

— Это верно, — вздохнув, сказал Иллус. — Там они мрут как мухи. — Он помедлил, затем начал было говорить, но Анна оборвала его, не дав произнести и трех слов.

— Я не сошла с ума, черт тебя подери. Если там эпидемия, мы уйдем. Но я сомневаюсь. Не в этом климате, в это время года. По крайней мере… если они соблюдали санитарные предписания.

На лице Иллуса отразилось недоумение.

— А это тут при чем? Какие еще предписания?

Анна фыркнула и зашагала на северо-запад.

— Ты что, ничего не читаешь, кроме этих проклятых «Донесений»?

В разговор вступил Коттомен.

— Никто не читает, — сказал он. Весело, как обычно. — Ни один солдат, во всяком случае. У твоего мужа, знаешь ли, дар слова. Ты когда-нибудь пробовала читать официальные предписания?

Эти слова тоже вызвали приступ гнева. Но, пробиваясь сквозь толпу к военному госпиталю, Анна поймала себя на том, что размышляет о них. И в конце концов осознала две вещи.

Первое. Хотя она была заядлой читательницей, она никогда не читала никаких официальных предписаний. Во всяком случае, армейских. Но она подозревала, что они были такими же напыщенными, как и те, что чиновники в Константинополе плели, словно пауки паутину.

Второе. У Калоподия и впрямь был дар слова. По пути вниз по Евфрату, а затем во время плавания из Харка в Чахбехар, свежие «Донесения» и новые главы из его «Истории Велисария и Войны» были постоянно доступны. Велисарий, как заметила Анна, казалось, был так же одержим идеей разбрасывать печатные станки на пути своей армии, как и оружейные склады.

Главы «Истории» ее спутники-солдаты лишь изредка просматривали. Анна могла оценить литературное мастерство, но постоянные аллюзии на этих страницах ничего не говорили Иллусу и его брату, не говоря уже о неграмотном Абдуле. Зато они жадно вчитывались в каждое «Донесение», часто в компании дюжины других солдат, где один читал вслух, а остальные слушали с напряженным вниманием.

Как всегда, слава мужа заставила какую-то часть души Анны закипеть от ярости. Но на этот раз она еще и задумалась. И если в конце концов ее гнев разросся, то это был куда более чистый гнев. Тот, что не сворачивался червем в желудке, а просто наполнял ее решимостью.

Госпиталь оказался еще хуже, чем она себе представляла. Но она, что неудивительно, нашла пустую палатку, в которой они с компаньонами смогли разместиться. И она выяснила, где находится телеграф — который, как оказалось, располагался прямо рядом с огромной территорией «госпиталя».

Второе открытие, однако, принесло ей мало пользы. Ответственный чиновник, когда она разбудила его после дневного сна, зевнул и объяснил, что до завершения телеграфной линии от Бароды до Чахбехара оставался еще как минимум месяц.

— Это значит, мы застрянем здесь на пару недель, — пробормотал Иллус. — По меньшей мере столько потребуется курьерам, чтобы привезти ответ твоего мужа.

Вместо чистой ярости, которую эти слова вызвали бы у нее когда-то, кислое замечание исаврийца лишь заставило гневную решимость Анны закалиться до твердости железа.

— Хорошо, — изрекла она. — Мы используем это время с пользой.

— Как? — потребовал он ответа.

— Дай мне эту ночь, чтобы все обдумать.

* * *

Ей не потребовалась вся ночь. Всего четыре часа. Первый час она провела, сидя в своей отгороженной части палатки, обхватив колени руками и слушая стоны и крики искалеченных и умирающих солдат, окружавших ее. Оставшиеся три часа она изучала книги, которые привезла с собой, — особенно свою любимую, «Комментарии к Талисману Бога» Ирины Макремболитиссы, опубликованную всего за несколько месяцев до того, как Анна приняла опрометчивое решение покинуть Константинополь в поисках мужа.

Ирина Макремболитисса была для Анны личным кумиром. Не то чтобы избалованная дочь Мелиссенов когда-либо помышляла подражать полной приключений жизни этой женщины, разве что интеллектуально. Восхищение было чисто эмоциональным, поклонением разочарованной девушки героине, которая совершила столько всего, о чем она могла только мечтать. Но теперь, внимательно изучая те страницы, где Макремболитисса объясняла некоторые аспекты натурфилософии, данные человечеству через Велисария Талисманом Бога, она начала понимать твердую практическую суть, скрытую под цветистой прозой и легкостью классических и библейских аллюзий великой женщины. И с этим пониманием пришла и закалка ее собственной души.

Судьба, вопреки ее воле и желаниям, обрекла ее быть женой. Что ж, пусть будет так. Она начнет с этой практической сути, с конкретной правды, а не с отвлеченных понятий. Она выкует из горечи своего положения несгибаемую волю. Волю жены. Жены слепого Калоподия, Калоподия из рода Саронитов.

На следующее утро, спозаранку, она изложила им свое предложение.

— Торговля никого из вас не смущает?

Трое солдат переглянулись и тихо рассмеялись.

— Мы не сенаторы, девочка, — хмыкнул Иллус.

Анна кивнула.

— Прекрасно. Правда, работать придется в долг. Оставшиеся деньги мне понадобятся, чтобы платить другим.

— Каким еще «другим»?

Анна мрачно улыбнулась.

— Кажется, вы называете это «мускулами».

Коттомен нахмурился.

— Я думал, «мускулы» — это мы.

— Больше нет, — сказала Анна. — Вы повышены. Отныне вы все трое — офицеры госпитальной службы.

— Какой еще «госпитальной службы»?

Анна поняла, что не подумала о названии. На миг в ней вспыхнул прежний гнев, но она легко его подавила. В конце концов, не время для мелочности.

— Назовем ее «Служба Жены Калоподия». Как вам?

Трое солдат покачали головами. Было ясно, что они не понимают, о чем она говорит.

— Увидите, — пообещала она.

Долго ждать им не пришлось. Одного взгляда Иллуса хватило, чтобы приструнить официального «командира» госпиталя — настолько жалкий образец «офицера», какой Анна только могла себе вообразить. И если этот человек и подивился тому, что столь громкие звания носят такие, как Иллус и двое его спутников — Абдул походил на трибуна меньше, чем кто-либо на свете, — то ему хватило ума держать сомнения при себе.

Дюжина солдат, которых Анна за следующий час набрала в Службу — те самые «мускулы», — ничуть не усомнились, что Иллус, Коттомен и Абдул были, соответственно, хилиархом и двумя трибунами новой армейской «службы», о которой они никогда не слышали. Во-первых, потому что все они были ветеранами войны и умели узнавать своих, а также знали, что Велисарий повышал в звании невзирая на происхождение. Во-вторых — и это важнее, — потому что они были ранеными солдатами, брошенными на произвол судьбы в хаотичном «военном госпитале» посредине нигде. Анна — вернее, Иллус по ее указанию — отбирала только тех, чьи раны хорошо заживали. Людей, которые могли передвигаться и напрягаться. И все же даже для таких людей перспектива регулярного жалованья означала значительное повышение шансов на выживание.

Анна немного сомневалась, справятся ли «мускулы» из числа ходячих раненых со своей задачей. Но ее сомнения развеялись в течение следующего часа, когда четверо из новых «мускулов» по команде Иллуса избили первого хирурга в кровавую кашу за то, что тот на приказ Анны начать кипятить инструменты ответил усмешкой и пренебрежительным замечанием о встревающих не в свое дело бабах.

К концу первого дня еще восемь хирургов щеголяли ссадинами и синяками. Но, по крайней мере, среди медицинского персонала больше не было сомнений — вообще никаких, по сути, — в том, имеет ли эта странная новая «Служба Жены Калоподия» реальную власть.

Двое хирургов пожаловались коменданту госпиталя, но этот доблестный муж предпочел не выходить из своей штабной палатки. Той же ночью Иллус и трое его новых «мускулов» избили двух жалобщиков в еще более кровавую кашу, и после этого все жалобы коменданту прекратились.

Жалобы от медицинского персонала, по крайней мере. На следующий день отряд из примерно двадцати солдат, доковыляв до штаба как могли, тоже подал жалобу коменданту госпиталя. Но комендант снова предпочел остаться внутри, и снова Иллус — на этот раз задействовав весь свой корпус «мускулов», разросшийся к тому времени до тридцати человек, — после этого избил жалобщиков до бесчувствия.

С тех пор, что бы они там ни бормотали себе под нос, ни один из солдат в госпитале открыто не протестовал, когда им приказывали рыть настоящие отхожие места вдали от палаток и пользоваться ими. И не жаловались, когда им приказывали помогать пользоваться ими и полностью обездвиженным солдатам.

* * *

К концу пятого дня Анна была уверена, что ее власть в госпитале достаточно упрочилась. Немалую часть этих дней, медленно проходя сквозь ряды раненых в рое палаток, она предавалась мечтам об удовольствии носить более подходящую одежду. Но она прекрасно понимала, что пот, казалось, пропитавший ее насквозь, был одной из цен, которую ей придется заплатить. Госпожа из рода Саронитов, жена слепого Калоподия, дочь прославленного рода Мелиссенов, была фигурой, облеченной властью, величием и авторитетом, — и ее благородные платья, пусть испачканные и потрепанные, служили тому доказательством. Девятнадцатилетняя Анна в сари не имела бы ничего из этого.

К шестому дню, как она и боялась, остатки денег, привезенных из Константинополя, почти закончились. И тогда, подобрав в две маленькие, но решительные руки свои теперь уже грязные одеяния, она решительно направилась обратно в город Чахбехар. К этому времени она, по крайней мере, узнала имя коменданта города.

Ей потребовалось полдня, чтобы найти этого человека в таверне, где он, по слухам, проводил большую часть своего времени. К тому моменту, когда она его нашла, он, как ей и говорили, уже был вполпьяна.

— Гарнизонные, — пробормотал Иллус, когда они вошли в шатер, служивший офицерам города местом развлечений. Шатер был грязным и забитым офицерами и их шлюхами.

Анна нашла коменданта гарнизона в углу, с полуголой девицей на коленях. Потратив полдня на поиски, она всего за несколько минут урезонила его и получила деньги, необходимые для продолжения работы Службы.

Большая часть этих нескольких минут ушла на то, чтобы подробно объяснить, что именно ей нужно. В основном — перечисляя инструменты и утварь: еще лопат, чтобы вырыть еще отхожих мест; котлы для кипячения воды; еще ткани для новых палаток, потому что в имеющихся было слишком тесно. И так далее.

В конце она потратила немного времени, чтобы уточнить необходимые суммы денег.

— Двадцать солидов — в день. — Она кивнула на пожилого раненого солдата, которого привела с собой вместе с Иллусом. — Это Зенон. Он грамотен. Он бухгалтер Службы в Чахбехаре. Все договоренности можете вести через него.

Комендант гарнизона потратил минуту, чтобы так же подробно — в основном в анатомических терминах — объяснить Анне, что она может сделать с нужными ей инструментами, утварью и деньгами.

К концу его речи лицо Иллуса сильно напряглось. Наполовину от ярости, наполовину от опасения — этот человек был не какой-то мелкий офицер, которого можно отделать кулаками. Но сама Анна совершенно спокойно выслушала тираду коменданта. Когда он закончил, ей потребовалось не более нескольких секунд, чтобы урезонить его еще раз и помочь ему осознать ошибочность его позиции.

— Мой муж — слепой Калоподий. Я передам ему ваши слова, и он включит их в свое следующее «Донесение». Вы будете счастливчиком, если генерал Велисарий вас всего лишь казнит.

Она покинула шатер, не дожидаясь ответа. К тому времени, как она дошла до выхода, лицо коменданта стало белее полотна палатки, и он судорожно хватал ртом воздух.

На следующее утро в госпиталь принесли сундук со ста солидами и передали в ведение Зенона. Днем позже начали прибывать первые инструменты и утварь.

Четыре недели спустя, когда наконец пришла записка от Калоподия, смертность в госпитале сократилась более чем вдвое по сравнению с тем, что было до прибытия Анны. Ей было почти жаль уезжать.

По правде говоря, она, может, и не уехала бы вовсе, но к тому времени была уверена, что Зенон вполне способен управлять всей службой и ее финансами.

— Ничего не кради, — предупредила она его, готовясь к отъезду.

Лицо Зенона скривилось в кривой усмешке.

— Не осмелюсь навлечь на себя гнев Жены.

Тогда она рассмеялась и все дни их медленного путешествия на веслах в Бароду гадала, почему эти слова не вызвали в ней ни капли гнева.

И каждую ночь она доставала письмо Калоподия и дивилась ему тоже. Анна так долго жила с гневом и горечью — по крайней мере, «так долго» для девятнадцатилетней девушки, — что растерялась от их отсутствия. Еще больше ее смущало то тепло, которое каждый раз зажигали в ней последние слова письма.

— Странная ты женщина, — сказал ей Иллус, когда на горизонте показались огромные зубчатые стены и пушки Бароды.

Объяснить это было невозможно.

— Да, — только и сказала она.

* * *

Первым делом по прибытии в Бароду она ворвалась в телеграф. Если дежурные офицеры и сочли странным вид молодой греческой аристократки в самых изысканных и самых грязных одеждах, какие им доводилось видеть, они оставили это при себе. Возможно, слухи о «Жене» ее опередили.

— Немедленно отправьте телеграмму, — приказала она. — Моему мужу, слепому Калоподию.

Они поспешили исполнить. Сообщение было кратким:

СЛЕДУЮЩЕМ ДОНЕСЕНИИ РАССМОТРЕТЬ МЕДИЦИНСКОЕ ОБСЛУЖИВАНИЕ И САНИТАРИЮ ТЧК ЖЕСТКО ТЧК

* * *

Железный Треугольник

Когда Калоподий получил телеграмму — а получил он ее немедленно, поскольку его пост находился в командно-коммуникационном центре Железного Треугольника, — первыми его словами, как только телеграфист закончил ее читать, были:

— Боже, какой же я идиот!

Велисарий тоже слышал телеграмму. Собственно, слышали все офицеры в командном центре, потому что все ждали, навострив уши. К этому времени странное путешествие жены Калоподия стало предметом лихорадочных сплетен в рядах всей армии, отбивавшей осаду малва в Пенджабе. Что, черт возьми, вообще творит эта девчонка? — было лишь самым вежливым из предположений.

Генерал вздохнул и закатил глаза. Потом закрыл их. Всем было очевидно, что он мысленно перебирает все ставшие знаменитыми «Донесения» Калоподия.

— Мы оба идиоты, — пробормотал он. — Здесь-то мы, конечно, поддерживали должные медицинские и санитарные процедуры. Но…

Он умолк. Его заместитель, Маврикий, закончил за него:

— Она, должно быть, проехала по половине перевалочных пунктов вторжения. Гарнизонные войска, гарнизонные офицеры… с местными мясниками в роли так называемых «хирургов». Боже, помоги нам, я даже думать не хочу…

— Я напишу немедленно, — сказал Калоподий.

Велисарий кивнул.

— Пиши. А я тебе подкину несколько отборных выражений. — Он склонил голову к Маврикию, криво улыбаясь. — Как думаешь? Стоит ли нам возродить распятие в качестве наказания?

Маврикий покачал головой.

— Не будь таким чертовски театральным. Наказание должно соответствовать преступлению. Хирургов, которые не кипятят свои инструменты, будем варить заживо. Офицеров, которые не следят за содержанием отхожих мест в надлежащем виде, будем хоронить в них заживо. Что-то в этом роде.

Калоподий уже сидел за столом, за которым диктовал свои «Донесения» и главы «Истории». Его писец тоже сидел рядом, с пером в руке.

— Я добавлю несколько изящных оборотов, — уверенно произнес его юный голос. — Мне кажется, здесь самое место для грамматики и риторики.