Железный Треугольник
На пристани Анну никто не встречал, когда она прибыла в Железный Треугольник. Лишь небольшая группа людей поспешно выбежала из бункера, чтобы поймать брошенные с «Победительницы» и баржи швартовы.
Она была немного удивлена. Не раздосадована, просто…
Удивлена.
Менандр, казалось, все понял.
— В последнее время мы делаем это как можно быстрее, — извиняющимся тоном объяснил он. — У малва в тростниках прячутся наблюдатели, и они часто обстреливают нас ракетами, когда прибывает конвой.
Словно в подтверждение его слов, Анна услышала слабый звук с севера. Смутно напоминающий шипение змеи. Подняв голову, она увидела несколько ракет, взмывающих в небо.
Через мгновение она с удивлением поняла, как далеко они.
— Я не знала, что они такие большие.
— Им приходится. Их запускают с позиций малва, в милях к северу. Сначала наблюдатели стреляли маленькими из тростников. Но для них это чистое самоубийство. Даже малва через некоторое время от этого отказались.
Не зная, стоит ли ей беспокоиться, Анна наблюдала, как ракеты поднимаются все выше в небо.
— Они летят в нашу сторону, девочка, — грубо сказал Иллус. Он указал на низкий бункер, к которому их подтягивали. Крыша бункера была ровно такой высоты, чтобы под ней могла пройти «Победительница». — Мне будет спокойнее, если ты перейдешь на нос. Он первым доберется до укрытия.
— Да. Полагаю. — Анна подобрала тяжелые юбки и двинулась вперед. Иллус последовал за ней, а Абдул помогал хромающему Коттомену. За ними шли четверо мальчишек.
Оглянувшись, она увидела, что Менандр остался на своем месте. Он все еще следил за ракетами. По его явному отсутствию беспокойства она поняла, что они, должно быть, уходят в сторону.
— Не стой, девочка, — прорычал Иллус. — Да, эти чертовы штуки бьют куда попало. Но иногда все же попадают, а у такой большой ракеты наверняка чудовищная боеголовка.
Она не стала спорить. В конце концов, Иллус обычно шел ей навстречу, а это было его дело.
И все же мысли ее были поглощены приближающимся свистом ракет. Из-за этого, а также из-за густого мрака надвигающегося бункера и необходимости смотреть под ноги на загроможденной палубе, она совершенно не ожидала, что грянут фанфары.
Это случилось, как только нос корабля вошел под навес корабельного дока.
Трубачи, целая орава, и еще большие барабаны. Она не очень-то разбиралась в трубачах. Это был почти исключительно военный инструмент.
— Ох, — вымолвила она. — Ох.
Иллус ухмылялся до ушей.
— А я уж было засомневался. Глупо, конечно. Когда имеешь дело с генералом.
* * *
К тому времени, как фанфары смолкли и нос корабля мягко ткнулся в причал внутри бункера, Анна подумала, что, кажется, глохнет. Трубачи играли громко. Особенно когда звук отражался от такого низкого потолка.
Даже приветственные крики солдат казались приглушенными. Конечно, это было не так. Не при таком их количестве. Особенно когда они вдобавок принялись колотить рукоятями мечей по щитам.
Этот воинский салют ошеломил ее почти так же, как и трубы.
Она взглянула на Иллуса. У него было странное выражение лица. Какое-то яростное удовлетворение.
— Они всегда так делают? — спросила она, почти выкрикивая слова.
Он покачал головой. В этом жесте тоже сквозило удовлетворение.
— Нет, девочка. Они почти никогда так не делают.
* * *
Когда она увидела первого человека, поднявшегося по сходням, Анна снова была поражена. Она уже достаточно изучила римскую форму и знаки различия, чтобы понять: это, должно быть, Велисарий. Но она представляла его совсем не таким. То, что он был высок и широкоплеч, вполне соответствовало ее образу. Но остальное…
Она прочла все труды Макремболитиссы и знала о генерале очень много. Несмотря на эти знания — или, возможно, из-за них — она представляла себе эдакого современного Нестора. Мудрого, по-своему сурового; конечно, не старого — умом она понимала, что он молод, — но все же какого-то зрелого. Возможно, с проседью в волосах.
Она уж точно никогда не думала, что он окажется таким красивым. И таким молодым для всего, что он совершил.
Наконец, когда он приблизился, она нашла зацепку. То, что соответствовало написанному.
Улыбка у генерала была кривая. Она всегда думала, что это просто поэтическая вольность Макремболитиссы.
О чем она и сказала.
Велисарий улыбнулся еще кривее.
— Мне говорили. Добро пожаловать в Железный Треугольник, госпожа Саронит.
* * *
Генерал проводил ее с «Победительницы». Впрочем, Анна с облегчением отметила, что он не предложил ей руки. Держась за длинные, оборванные юбки обеими руками, она имела куда меньше шансов споткнуться.
Ей пришлось так сосредоточиться на этой задаче, что она почти не смотрела по сторонам.
Они ступили на относительно безопасную поверхность причала.
— Госпожа Саронит, — сказал генерал, — ваш муж.
Она вскинула голову, снова пораженная.
— Ох, — вымолвила она. — Ох.
И тут случилось самое поразительное за весь этот день. Впервые за много лет Анна так смутилась, что не могла вымолвить ни слова.
* * *
— Условия не ахти, — извиняющимся тоном сказал Калоподий.
Анна обвела взглядом внутреннее убранство маленького бункера, где жил Калоподий. Где теперь предстояло жить и ей. Она не преминула заметить все эти мелкие штрихи — яркие, веселые салфетки, распятие, даже несколько туземных поделок, — а также относительную чистоту помещения. Но…
Нет, условия и впрямь были не ахти. В конце концов, это была просто большая яма в земле, перекрытая бревнами и засыпанная землей.
— Все в порядке, — сказала она. — Это не проблема.
Она повернулась и уставилась на него. Ее муж, некогда красивый юноша, теперь стал чудовищно уродливым мужчиной. Пустые глазницы она, конечно, ожидала увидеть. Но даже после всей той кровавой бойни, что она повидала с тех пор, как покинула Константинополь, ей и в голову не приходило, что минометный снаряд сделает с остальным его лицом.
Глупо, конечно. Словно осколки станут подчиняться законам поэзии и пронзят глаза так же аккуратно, как игла богини-ткачихи. Верхняя половина его лица была полностью разрушена. Нижняя осталась относительно невредимой, если не считать одного шрама вдоль правой челюсти и другой, похожей на вмятину, отметины на левой щеке.
Зато его рот и губы остались такими, какими она их смутно помнила. Красивый рот, решила она, впервые это заметив.
— Все в порядке, — повторила она. — Это не проблема.
Мгновением позже в бункер вошли Иллус и Абдул, втаскивая ее багаж. То, что от него осталось. Пока они не ушли, Анна и Калоподий молчали. Затем он очень тихо сказал:
— Я не понимаю, зачем ты приехала.
Анна попыталась вспомнить ответ. Это было трудно. И, вероятно, в любом случае невозможно объяснить. «Я хотела развода, наверное…» казалось… странным. Еще более странным, хотя и более близким к истине, было бы: «…или хотя бы притащить тебя обратно, чтобы ты разделил со мной руины моей собственной жизни».
— Теперь это неважно. Я здесь. И я останусь.
Впервые с тех пор, как она воссоединилась с мужем, он улыбнулся. Анна поняла, что никогда раньше не видела, как он по-настоящему улыбается. По крайней мере, с выражением, которое было бы чем-то большим, чем простая вежливость.
Он неуверенно протянул руку, и она шагнула к нему. Рука, нащупывая, коснулась ее ребер.
— Боже правый, Анна! — выдохнул он. — Как ты можешь носить такое в здешнем климате? Ты же в поту утонешь.
Анна попыталась сдержать смех; а потом, наконец осознав, где она, перестала пытаться. Даже в самых надменных аристократических кругах Константинополя женщине дозволялось смеяться в присутствии мужа.
Когда она закончила — смех, пожалуй, был немного истерическим, — Калоподий покачал головой.
— Первым делом надо достать тебе сари. Я не могу допустить, чтобы моя жена умерла от теплового удара.
* * *
Калоподий немедленно перешел от слов к делу. Несколько слов его адъютанту Луке, и, гораздо раньше, чем Анна ожидала, в бункер набилась настоящая орда пенджабцев из соседнего городка.
Некоторые из них действительно были по делу, притащив кипы одежды ей на примерку. Большинство же, как она наконец поняла, просто хотели на нее поглазеть.
Конечно, пока она переодевалась, всех из бункера выгнали — за исключением двух местных женщин, чья экспертная помощь ей потребовалась, пока она не освоила секреты чужеземных нарядов. Но как только женщины объявили, что она одета подобающим образом, толпу поклонников впустили обратно.
В конце концов, через некоторое время Анна сочла необходимым покинуть бункер и продемонстрировать свою новую одежду снаружи, где каждый мог хорошенько рассмотреть ее новый облик. К ее удивлению, на этом настоял муж.
— Ты прекрасна, — сказал он ей, — и я хочу, чтобы все это знали.
Она чуть было не спросила, откуда слепой может это знать, но он предвосхитил вопрос легкой улыбкой.
— Ты думала, я забуду?
* * *
Но позже, той же ночью, он признался в правде. Они лежали рядом, скованно, все еще полностью одетые, на тюфяке в углу бункера, где спал Калоподий.
— Если честно, я не очень хорошо помню, как ты выглядишь.
Анна на мгновение задумалась. Затем:
— Я и сама себя толком не помню.
— Хотел бы я тебя видеть, — прошептал он.
— Это неважно. — Она взяла его руку и положила себе на обнаженный живот. Кожа упивалась обретенной прохладой. Она же, напротив, упивалась его прикосновением. И не находила странным, что ей это приятно.
— Почувствуй.
* * *
Сначала его рука была нежной. И, в общем-то, не переставала быть таковой, несмотря на всю последовавшую страсть. Когда все закончилось, Анна снова была вся в поту. Но ее это нисколько не смущало. Без тяжелой, подобающей ткани, что скрывала ее — да и вообще без всего, кроме руки Калоподия, — пот высох довольно быстро. И это тоже было великим наслаждением.
— Предупреждаю, — прошептала она ему на ухо. — Мы больше не в Константинополе. И долго не будем, если вообще вернемся. Так что если я застукаю тебя с куртизанкой, то сварю заживо.
— У меня и в мыслях не было! — заверил он ее. И даже поверил, что это правда.