Танец времени

Глава 39

Каушамби

Первое, что увидел Рана Шанга, ворвавшись через ворота на площадь, был его сын. Раджив, с луком, но без доспехов, стоял перед сотней или около того солдат, выстроенных в ряды перед казармой у ворот.

Это был один из величайших моментов его жизни. Величайший, пожалуй, даже чем тот, когда он впервые держал на руках своего первенца.

Крошечным тогда был Раджив в огромных руках Шанги.

Он никогда не станет таким же большим, как Шанга. В этом Раджив пошел в мать. Но в тот миг казалось, что он ростом с самого Шангу, сидящего на своем огромном боевом коне.

— Мои солдаты, отец! — Раджив раскинул руки, в левой все еще сжимая лук, словно пытаясь укрыть воинов за своей спиной. — Мои солдаты! Верные и присягнувшие мне! Их нельзя трогать!

Шанга остановил коня в десяти ярдах от Раджива. Вокруг него кружилась небольшая группа его лейтенантов.

Он указал копьем вглубь города.

— К императорскому дворцу! Мне нужна голова Шандагупты! Я присоединюсь через мгновение!

Лейтенанты развернули коней и снова повели атаку. Сотни, и сотни, и сотни раджпутов следовали за ними. Сильно замедлившись, конечно, пока протискивались через ворота. Но тут же снова переходя в галоп.

Наконец, Шанга смог оторвать взгляд от лица сына и осмотреть солдат за его спиной.

Он чуть не рассмеялся. Если среди них и был хоть один, кто не дрожал, Шанга его не заметил.

* * *

Абхай точно дрожал. Никогда в жизни он не видел ничего более устрашающего, чем раджпутский царь на коне в нескольких ярдах от него.

Один только конь внушал ужас. На несколько ладоней выше любой лошади, которую когда-либо видел Абхай, закованный в собственный доспех, зверь, казалось, источал ярость глазами, а его огромные ноздри дышали гневом.

А царь на нем! Стальной шлем, стальная кольчуга и латы, копье со стальным наконечником — даже древко копья казалось стальным.

Не говоря уже о том, что оно было куда больше любого копья, которое Абхай смог бы с трудом удержать даже двумя руками. В огромной, закованной в латную рукавицу руке раджпутского царя оно казалось легким, как тростинка.

Царь еще и хмурился. Или на лице у него было какое-то другое страшное выражение.

И в довершение всего, у него было имя.

Рана Шанга. Каждый солдат в Индии слышал о Ране Шанге. Истории о нем не имели числа.

И каждая из них была правдой. Абхай ни на миг в этом не сомневался. Больше нет.

* * *

Шанга не то чтобы хмурился. Он просто, в своей суровой манере, пытался скрыть и огромную гордость, и огромное веселье.

Присягнули на верность его сыну, не больше не меньше! Самая жалкая свора гарнизонных войск, какую Шанга когда-либо видел!

Но в его мыслях не было презрения. Даже к солдатам, и уж точно не к Радживу.

Шанга прекрасно понимал, что здесь произошло. Сам бы он так не поступил. Но он понимал.

— Сын моей жены, тоже, — пробормотал он. — Моей великой и славной жены.

Движение привлекло его внимание. Повернув голову, он увидел Мангуста, выходящего из караульного помещения.

Он вложил копье в ножны и грациозно спешился. Затем зашагал к нему.

Подойдя ближе, он увидел, что Мангуст хмурится. Наполовину гнев, наполовину…

Смущение? Это казалось странным.

— Слушай, — прохрипел Мангуст. — Я старался изо всех сил. Не моя вина, что твой сын сумасшедший.

* * *

Абхай с изумлением увидел, как раджпутский царь — какой же он высокий! даже без коня! — расхохотался.

Еще больше он изумился, увидев, как тот преклонил колено перед чужеземным воином.

Преклонил колено и протянул свой меч, рукоятью вперед.

Слова, которые он произнес, были ясны Абхаю, стоявшему не так уж далеко. Но они были просто бессмысленны.

— Я навеки в долгу перед тобой, Валентин из Рима.

Римский воин по имени Валентин откашлялся.

— Да, ну, — сказал он.

— Назови услугу, и я ее исполню, — настаивал раджпутский царь.

— Да, ну, — повторил Валентин.

Людоед вышел из караульного помещения как раз вовремя, чтобы услышать этот разговор.

— Валентин, ты чертов идиот, — услышал Абхай его рычание. А потом, гораздо громче: — Так уж вышло, Рана Шанга, что есть одно маленькое одолжение, которое ты мог бы нам оказать. Семейное дело, можно сказать. Но позже! Позже! Впереди еще битва.

Шанга поднялся, вкладывая меч в ножны.

— Как скажешь. Одолжение за мной, каким бы оно ни было. А пока я доверяю тебе безопасность моей семьи.

— Ну, само собой, — сказал Валентин.

И тут же снова нахмурился. Раджив шагнул вперед и настоял, что пойдет с отцом.

К Абхаю вернулся страх — во всей своей силе. Он не хотел участвовать в битве. Ни в какой битве, нигде — и уж тем более в том великом, бурлящем хаосе, в который превратился Каушамби.

— Ты не в доспехах, Раджив, — мягко заметил отец. — И из оружия у тебя лишь лук да кинжал.

Раджив повернулся к Абхаю, который был человеком невысоким.

— Ты примерно моего роста. Дай мне свой доспех. И копье с мечом тоже.

Поспешно, с готовностью, в полном восторге Абхай исполнил приказ.

— Оставайся здесь — ты и все остальные, — тихо сказал ему Раджив. — Защищайте свои семьи, вот и все. В бою вы все равно… впрочем, ладно. И этого хватит. Просто берегите жен и детей. Особенно дочь. Э-э, то есть дочерей.

Шанга все еще колебался.

Он повернулся к Валентину.

— Он готов к этому? Ему всего тринадцать.

Хмуриться, казалось, было для римского солдата естественным состоянием.

— Ты имеешь в виду, если не считать, что он псих? Да, готов. По правде говоря, он, наверное, уже получше большинства твоих раджпутов. Уже сейчас.

Раджпутский царь, казалось, стал еще выше.

— Это говорит Мангуст?

— Ну да. Мангуст говорит. Какого черта. Я же его тренировал, нет?

* * *

Через несколько минут они ушли. Раджпутский царь и его сын — к императорскому дворцу. Людоед, оказавшийся еще одним римским солдатом, и тот, с узким лицом, который был почти таким же пугающим, ушли в другую сторону. К счастью, йетайцы отправились с ними.

Куда именно они пошли, Абхай не знал. Туда, где пряталась семья Шанги, предположил он.

Спрашивать он не собирался. Он не был сумасшедшим раджпутским принцем.

К счастью, Шанга оставил одного из своих воинов-раджпутов. Человека в летах, слишком опытного ветерана, чтобы искать великой славы в последней битве войны. Во всяком случае, той славы, которая перевесила бы риск не дожить до плодов победы.

В конце концов, кто-то должен был одолжить Радживу лошадь. Кто справится с этим лучше, чем седовласый старина?

Это был веселый малый. К великому облегчению Абхая и других гарнизонных солдат, он просто пропускал раджпутов, которые все шли и шли через ворота. Ни на миг не возникло и тени реальной угрозы.

Они все шли, и шли, и шли. Казалось, прошел час, а может и больше, прежде чем все они прошли. «Штурм ворот», когда солдат тысячи, а ворота не такие уж и широкие, оказался по большей части поэтическим выражением.

Это почему-то успокоило Абхая. Он не то чтобы очень любил поэзию. Но он любил ее куда больше, чем лошадей.

* * *

Торамана лично убил коменданта Каушамби в битве, разразившейся на узких улочках менее чем через две минуты после того, как он и его йетайцы начали проходить через северные ворота.

Он задался этой целью, намеренно выискивая его по шлему с плюмажем.

Идиотское позерство. Собственный шлем Тораманы был таким же утилитарным и лишенным украшений, как и у любого из его солдат.

Это не потребовало особых усилий. Комендант города вел гарнизонные войска, не видевшие битвы со времен Ранапура. Торамана и его йетайцы годами сражались с Велисарием и Рао.

Так тигр повстречал на улицах Каушамби дворнягу. Исход был предсказуем. Он был бы таким же, даже игнорируя численное превосходство. На этих узких улочках все равно могли сражаться одновременно лишь несколько сотен человек с каждой стороны.

Увидев, что Торамана приближается, прорубая себе путь через телохранителей, генерал малва попытался бежать.

Но не смог. Забитые улицы делали невозможным все, кроме той жестокой рубки в ближнем бою, в которой преуспевали йетайцы, а его люди — нет.

Как и их генерал. Первым ударом Торамана выбил у него оружие; вторым отрубил руку; третьим — голову.

* * *

— Сохраните голову, — приказал Торамана, после того как гарнизонные войска были разбиты.

Его лейтенант поднял ее за волосы, все еще истекающую кровью.

— Зачем? — скептически спросил он. Йетайцы Тораманы, следуя примеру своего командира, не слишком жаловали воинский устав. — Уже разводишься и снова женишься?

Торамана рассмеялся.

— Она мне нужна не больше чем на день. Ровно на столько, чтобы эти проклятые раджпуты не присвоили себе всю славу.

Лейтенант понимающе кивнул.

— А-а. Хорошая мысль.

* * *

Даже с неполными данными в своем распоряжении, даже действуя через все еще непривычную оболочку девочки, слишком юной для этой цели, — Линк знал, что делать.

Он все еще не знал точной природы катастрофы, постигшей его, пока он пребывал в оболочке по имени Сати. Как всегда, воспоминания Линка простирались лишь до последнего единения Сати с машинами в подвалах.

Это не имело особого значения.

Очевидно, Велисарий. Как и раньше.

Великий план новых богов лежал в руинах. Индия теперь была потеряна. Будь Линк во взрослой оболочке, он мог бы попытаться сплотить городских солдат. Но запертый в теле девочки, с императором, который никогда не отличался компетентностью, а теперь был наполовину истеричен, такая попытка была бы безнадежной.

Да, силы Дамодары все еще уступали в численности гарнизону Каушамби. Линк знал это с вероятностью в девяносто три процента, несмотря на лепет паникующих придворных и офицеров.

Но и это не имело значения. Моральный дух и сплоченность противоборствующих сторон были несопоставимы. Армия Дамодары поймала ветер в свои паруса, прорвав городские стены. Хуже того, у нее были командиры, которые знали, как использовать этот ветер, начиная с самого Дамодары.

Единственная по-настоящему закаленная армия, которая была у Линка, находилась в Пенджабе. Огромная армия, но с тем же успехом она могла бы находиться на луне. Эта армия была парализована Велисарием, она была слишком далеко, чтобы Линк мог ею управлять, и ни один из гарнизонов в городах Гангской равнины не мог служить точкой сбора. Не после падения Каушамби, которое, несомненно, произойдет к ночи.

Все, что оставалось — все, что могло остаться, — это спасти то, что можно, и начать заново.

Начать с самого начала, все сначала. Даже хуже, на самом деле. Линк потеряет машины в императорских подвалах. Без этих машин он не сможет переселиться, когда его нынешняя оболочка умрет или станет слишком старой или больной, чтобы быть полезной. Линк умрет вместе с ней.

Возможно, это была даже удача, что оболочке было всего восемь лет.

Не то чтобы Линк действительно мыслил такими категориями, как «судьба» или «удача». И все же, это был странный поворот в вероятностях. Потребуется по меньшей мере полвека, чтобы Линк воссоздал эти машины, даже после того, как он доберется до кхмерских земель.

Во-первых, эта работа не могла быть выполнена там. В этом мире только у римлян и китайцев были для этого технические возможности, при условии, что Линк будет руководить рабами-ремесленниками.

К счастью, новые боги предусмотрели и такой маловероятный исход. Линк хранил в своем разуме чертежи гораздо более грубых машин, которые все же могли выполнять ту же основную задачу.

Полвека, по меньшей мере. Оставалось надеяться, что оболочка окажется долговечной. Обычно они таковыми не были, просто потому что Линк не прилагал усилий, чтобы поддерживать их жизнь, если это было хоть сколько-нибудь неудобно. Но он знал, как это сделать, если захочет, при условии, что генетический материал не был безнадежен. Режим был очень строгим, но — очевидно — это не представляло никакой проблемы. Еда ничего не значила для Линка, а время, потраченное на бессмысленные упражнения, все равно можно было использовать для вычислений.

— Куда мы идем? — прошептал Шандагупта. Его голос все еще был хриплым от недавних криков.

— МОЛЧАТЬ, ИЛИ ТЫ УМРЕШЬ.

Угроза не была пустой. Тело восьмилетней девочки не смогло бы одолеть Шандагупту, каким бы пухлым и немощным он ни был. Но Линк сохранил своих особых убийц, приказав им перед этим убить всех женщин в подвалах. Любой из убийц — не говоря уже о всех троих — мог мгновенно прикончить Шандагупту.

Специально обученные женщины пригодились бы позже. Но они просто не были натренированы и физически не подготовлены после многих лет жизни в подвалах к тяготам предстоящего пути. И Линк не мог позволить себе оставить их в живых. Под пытками они могли бы слишком много рассказать о своем происхождении.

Выдержит ли Шандагупта такие тяготы, было сомнительно. Оболочка Линка была достаточно мала, чтобы убийцы при необходимости могли нести ее на руках. Шандагупту — нет, даже когда он, несомненно, потеряет свой жир. Линк не мог позволить себе изнурять своих убийц.

Как бы то ни было, Линк и так едва не приказал убить императора. Вероятности балансировали на острие ножа. С одной стороны, Шандагупта был очевидной помехой в ближайшем будущем. С другой…

Подсчитать было трудно. Слишком много переменных. Но их было достаточно, чтобы понять: при многих обстоятельствах иметь под рукой законного императора Индии может оказаться полезным.

Неважно. В конце концов, Линк всегда мог приказать убить Шандагупту позже.

Туннель, по которому они шли, был плохо освещен. Шандагупта снова споткнулся и упал.

Потрясение вырвало это существо из оцепенения страха.

— Куда мы идем? И что будет с моей женой и детьми?

Линк решил, что ответить будет продуктивнее, чем снова угрожать.

— Мы идем в кхмерские земли. Я подготовил этот путь к отступлению десятилетия назад. Твоя жена и дочери не имеют значения, поскольку они не входят в линию престолонаследия. Твой единственный сын — тоже. К концу дня он либо отречется от своего наследия и публично признает подделки Дамодары истиной, либо будет мертв.

Шандагупту простонал.

— ЕСЛИ ОН ЗАГОВОРИТ СНОВА БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ, — проинструктировал Линк убийц, — ИЗБЕЙТЕ ЕГО.

— Насколько сильно, Госпожа?

— НЕ ПОВРЕДИТЕ ЕМУ НОГИ. МОЗГ ТОЖЕ, КАКОЙ УЖ ЕСТЬ. ГЛАВНОЕ, ЧТОБЫ МОГ ИДТИ.

* * *

Дамодара вошел во дворец на закате. В городе еще кое-где шли бои, но уже не так много.

Все было кончено. Его великая авантюра удалась.

— Сын Шандагупты говорит, что согласится с… э-э… новыми документами, — сказал Нарсес.

Дамодара обдумал это.

— Недостаточно хорошо. Он должен еще и поклясться, что он бастард. Его настоящий отец был… да кто угодно. Выбери одного из придворных, чьи головы украшают стены снаружи. Кого-нибудь, кто известен своей мерзостью не меньше, чем некомпетентностью.

Нарсес усмехнулся.

— С такими-то данными, трудно выбрать.

— Не затягивай. — Губы Дамодары скривились в подобии усмешки, возможно, не такой ядовитой, но не менее презрительной. — Я хочу, чтобы к завтрашнему полудню эти головы убрали со стен и захоронили или сожгли. А тела с кольев — к середине утра. Что за вонь!

— Да, Ваше Величество.

— Моя жена? Дети?

— Они будут здесь в течение часа. Все целы и невредимы.

Дамодара кивнул.

— Проследи, чтобы тот конюх был вознагражден. Щедро. И вдобавок сделан новым главным конюшим.

— Да, Ваше Величество. А как насчет…

— Двух римских солдат? — Дамодара с удивлением покачал головой. — Какая награда будет достойной за такую службу?

На лице Нарсеса снова появилась усмешка.

— О, они что-нибудь придумают.

* * *

— Кто-то идет, — тихо сказал один из членов отряда убийц. Так же тихо, как позволил траве сомкнуться, скрывая их позицию у дороги, ведущей к Бенгальскому заливу.

— Кто?

— Не знаю. Но судя по одежде, кто-то важный, хоть и пеший. С ним девчонка и эти странные маленькие желтые убийцы, которых держат при себе ведьмы.

Капитан нахмурился. Он, конечно, понял, о ком идет речь, хоть ни один из обычных отрядов убийц малва и не имел особых контактов с ведьмами и их свитой. Но на кхмерских ассасинов они всегда обращали внимание. Так сказать, приглядывали за конкурентами.

— Какого черта… Дай-ка посмотреть.

Он змеей прополз на вершину холма и осторожно раздвинул траву.

— Это император, — прошипел он.

— Ты уверен? — спросил его лейтенант.

— Иди посмотри сам, если не веришь.

Лейтенант так и сделал. Как и капитан, хоть и не трое других убийц, он однажды был представлен императору. На расстоянии, конечно, и в составе небольшой толпы. Но такое запоминается.

— Будь я проклят, если ты не прав. Но что бы он тут делал… А. Глупый вопрос.

Капитан сардонически улыбнулся.

— Похоже, мы знаем, кто победил в осаде.

Он глубоко вздохнул и выдохнул.

— Что ж, слава всем богам, какие есть. После одиннадцати тысяч миль впустую и я не хочу даже думать скольких потраченных часов, у нас наконец-то появилось дело.

* * *

К счастью, они всю дорогу тащили с собой свою маленькую бомбарду. Несмотря на свой крошечный рост, кхмерские убийцы были смертоносны. Но залп картечи смел их так чисто, как только можно было пожелать. Единственному выжившему, без сознания и тяжело раненому, перерезали горло через несколько секунд.

Они не собирались задевать императора или девочку, но группа шла плотно, а картечь сама по себе идет вразлет.

Девочка пострадала не слишком сильно. Всего одна пуля в левую руку. Может, руки она и лишится, но могло быть и хуже.

А вот шансов выжить у Шандагупты не было.

— Ранен в живот, — хмыкнул лейтенант. — Он будет умирать в муках несколько дней. Дамодаре это может понравиться.

Капитан покачал головой.

— По слухам, он не такой, да и нам, в общем-то, нужна только голова. Или ты хочешь тащить этого жирного ублюдка?

Лейтенант посмотрел на далекие стены Каушамби. Спускалась ночь, но он все еще слышал звуки редких стычек.

— Ну… тут всего несколько миль. Но после одиннадцати тысяч я не в настроении прилагать лишние усилия. — Он опустился на колени и несколькими мастерскими движениями отделил императорскую голову.

Девочка все еще вопила на них, как и с самого начала нападения. Очень странный звук для такой маленькой особы. Словно ее голос исходил из огромной, гулкой грудной клетки.

Убийцы сознательно и намеренно блокировали в своем сознании сами слова. С ведьмами нужно быть осторожным. А она, очевидно, была одной из них, несмотря на юность. По крайней мере, ведьмой-ученицей.

Капитан ударил ее по голове навершием кинжала. Осторожно, ровно настолько, чтобы оглушить тварь.

Никогда не знаешь, как оно обернется с ведьмами и императорской династией, к которой, в конце концов, принадлежал и Дамодара. Награда могла быть больше, если она останется жива.

Впрочем, «жива» — этого было достаточно.

— Меня тошнит от этого визга, — сказал капитан. — И глаза у нее жуткие. Заткните ей рот и завяжите глаза, пока не очнулась.

* * *

Они решили подождать до следующего дня, прежде чем войти в город за своей наградой. К тому времени бои должны были закончиться.

Однако вскоре капитан уже жалел об этом решении. Все они теперь были много повидавшими путешественниками, и, увы, лейтенант любил читать.

— Знаешь, — сказал он, — рассказывают, что когда некие персы преподнесли Александру Македонскому тело Дария, он приказал казнить их всех. За цареубийство, хотя сам же охотился за бывшим императором.

Про себя капитан проклял всех начитанных людей. Затем, поскольку поддержание боевого духа было его обязанностью, указал на очевидное.

— Не глупи. Александр Македонский был маньяком. А Дамодара, все говорят, человек здравомыслящий и практичный.

* * *

Лорд Самудра узнал, что война окончена, той же ночью из радиосообщения, отправленного из Каушамби.

ЛОЖНЫЙ ИМПЕРАТОР НИЗЛОЖЕН ТЧК ИСТИННЫЙ ИМПЕРАТОР ДАМОДАРА НА ТРОНЕ В КАУШАМБИ ТЧК БУДЕТЕ ПОВИНОВАТЬСЯ ЕМУ ЛОРД САМУДРА ТЧК ВОЙНА ОКОНЧЕНА ТЧК УСТАНОВИТЕ СВЯЗЬ С МАВРИКИЕМ ФРАКИЙСКИМ ДЛЯ ПЕРЕГОВОРОВ О ПРЕКРАЩЕНИИ ОГНЯ С РИМСКОЙ И ПЕРСИДСКОЙ АРМИЯМИ В ПЕНДЖАБЕ ТЧК

— Что вы собираетесь делать? — спросил один из его адъютантов.

Самудра уронил донесение на стол в бункере.

— А ты как думаешь? Я сделаю в точности то, что мне приказано. Римляне получили то же сообщение. Теперь они превосходят нас числом. Вместе с персами против нас стоит что-то около двухсот тысяч человек.

— И мы каждый день теряем солдат пачками, — мрачно добавил другой адъютант. — От дезертирства не меньше, чем от болезней.

Некоторое время царила тишина. Затем Самудра сказал:

— Хотите знать правду? Я довольно хорошо знаю Дамодару. Мы все-таки кузены. Он раз в десять способнее Шандагупты и, что лучше всего, у него ровный характер.

И снова воцарилась тишина, которую наконец нарушил один из адъютантов.

— Что ж, да здравствует новый император.

— Идиот, — бесцветно произнес Самудра. — Да здравствует истинный император. В конце концов, величайшая армия империи малва не подчиняется мятежникам.

* * *

Прошло несколько дней, прежде чем Велисарий узнал, что война окончена. Весть ему принес особый гонец, посланный Дамодарой.

Разумеется, раджпутский всадник. Он был исключительно горд — и по праву, — что проделал этот путь так быстро, не загнав ни одной лошади.

— Значит, вот и все, — сказал Велисарий, поднимаясь с корточек напротив Кунгаса.

Они вышли из хижины и оглядели армию малва, запертую ими на Ганге.

Боев почти не было, а последние четыре дня и вовсе стояла тишина.

— Думаю, ты был прав, — сказал Кунгас. — Сука и вправду покончила с собой, несколько дней назад.

— Вероятнее всего. Скоро узнаем. Этой армии грозит голод, причем очень скоро. Последних лошадей они забили два дня назад.

— Я пошлю к ним парламентера. Как только они получат известия, то сдадутся.

Кушанский царь взглянул на Велисария.

— Знаешь, не думаю, что я когда-либо видел на твоем лице столь кривую ухмылку. Что тебя так забавляет?

— Мне же нужно репутацию поддерживать. Ты ведь понимаешь, да, что в те дни, когда была выиграна решающая битва величайшей войны в истории, Велисарий только и делал, что пил паршивое вино и играл в кости?

Кунгас хмыкнул.

— Ты еще и проиграл. К этому моменту ты должен мне уже небольшой сундук золота.

— Не такой уж и небольшой, на самом-то деле.

Но Кунгас уже не смеялся. Ему в голову пришла другая мысль, от которой его общеизвестно непроницаемое лицо скривилось в гримасе.

— Ох. Ты же теперь никогда не перестанешь этим кичиться, верно?

* * *

Когда Маврикий услышал эту новость, она повергла его в скверное настроение на целый день.

Настроение Калоподия было ненамного лучше.

— И как, во имя Господа, мне прикажете описывать это в своей истории? Знаете ли, классическими аллюзиями всего не исправишь. Грамматика и риторика рушатся под натиском такой грубой реальности.

— Да какая к черту разница? — прорычал Маврикий. — Думаешь, у тебя проблемы? Я-то еще в добром здравии, и я всего на двадцать лет старше этого ублюдка. Годами, годами мне придется слушать его хвастовство.

— Вообще-то он не хвастлив, — заметил Калоподий.

— Обычно нет. Но с таким-то делом? Ха! Вот увидишь, юноша. Годами, годами и годами.