Танец времени

Глава 15

Дворец госпожи Дамодары

Каушамби

— Нам надо вернуться, — прошептала младшая сестра Раджива. Девочка нервно оглядывала темный подвал. — Здесь страшно.

По правде говоря, Раджив и сам находил это место довольно жутким. Маленькая комната была одной из многих, что они обнаружили в этой давно неиспользуемой части дворцовых подвалов. Раджива завораживала лабиринтоподобная сложность подземелий. Он никак не мог уловить ни логики, ни смысла в древней архитектурной задумке, если таковая вообще когда-либо была. Но именно этот лабиринтообразный характер маленьких гротов и делал их…

Ну. Немного страшными.

Но ни один тринадцатилетний мальчик не признается в этом своей семилетней сестре. Даже крестьянский сын, не говоря уже о сыне самого знаменитого царя Раджпутаны.

— Хочешь — возвращайся, — сказал он, поднимая масляную лампу, чтобы лучше разглядеть арку впереди. За ней виднелась часть еще одного маленького подвала. — А я хочу все осмотреть.

— Я одна заблужусь, — заныла Мирабай. — И лампа всего одна.

На мгновение Раджив заколебался. В конце концов, он мог использовать страх сестры и отсутствие второй лампы как законное оправдание для возвращения. Никакого урона его храбрости.

Он, возможно, так бы и сделал, если бы следующие слова сестры не разозлили его.

— Здесь призраки, — прошептала она. — Я слышу, как они разговаривают.

— Ой, не говори глупостей! — Он шагнул к арке.

— Я их слышу, — тихо, но настойчиво сказала она.

Раджив уже собирался съязвить в ответ, как вдруг что-то услышал. Он замер, склонив голову набок, чтобы лучше расслышать.

Она была права! Раджив и сам слышал голоса. Не слова как таковые, а просто бормотание.

— И их там не один, — прошипела его сестра.

И снова она была права. Раджив мог различить по меньшей мере два разных голоса. Судя по тону, они о чем-то спорили.

Разве призраки спорят? — удивился он.

Этот полу-испуганный, полу-озадаченный вопрос успокоил его нервы. А с успокоением пришло и более острое восприятие того, что он слышал.

— Это не призраки, — прошептал он. — Это люди. Живые люди.

Лицо Мирабай исказилось от страха.

— Что людям делать здесь, внизу?

Это был… очень хороший вопрос. И единственный ответ, который пришел Радживу в голову, был плохим.

Он сунул лампу сестре.

— Вот. Бери и возвращайся. А потом приведи сюда Мангуста и Анастасия, как можно быстрее. И маму тоже. И лучше скажи госпоже Дамодаре.

Девочка со страхом прищурилась на лампу.

— Я заблужусь! Я не знаю дороги.

— Просто иди тем же путем, каким я нас вел, — прошипел Раджив. — Каждый раз, когда я не знал, куда идти, на развилке я поворачивал налево. Так что на обратном пути поворачивай направо.

Он настойчиво напомнил себе, что его сестре всего семь лет. Куда более мягким тоном он добавил:

— Ты сможешь, Мирабай. Ты должна это сделать. Я думаю, здесь дело в предательстве.

Глаза Мирабай расширились и метнулись к темной, открытой арке.

— А ты что будешь делать?

— Не знаю, — прошептал он. — Что-нибудь.

Он почти силой заставил ее взять лампу.

— А теперь иди!

После того как сестра убежала, Раджив подкрался к арке. Ему пришлось двигаться по одной лишь памяти. Когда свет лампы исчез, в этих глубоких подвалах воцарилась кромешная тьма.

Нащупав путь сквозь арку, он медленно пересек подвал. Очень смутно он видел что-то похожее на еще одну арку на противоположной стороне. За ней виднелся тусклый, слегка мерцающий свет. Это означало, что у кого-то по ту сторону — вероятно, по меньшей мере, в следующем подвале, а может, и дальше — была масляная лампа.

Ногой он наткнулся на препятствие и растянулся на каменном полу. К счастью, бесконечные часы тренировок под жестким руководством Мангуста отточили рефлексы Раджива до бритвенной остроты. Он успел подставить руки, и падение вышло почти бесшумным.

Ноги его по-прежнему лежали на чем-то. На чем-то… не каменном. Совсем не твердом.

Еще до того, как он встал на колени и потянулся назад, чтобы нащупать, он уже был уверен, что знает, обо что споткнулся.

Так и есть. Тело.

Осторожно пошарив рукой, Раджив быстро определил, кем был этот человек. Маленький, жилистый, одетый лишь в набедренную повязку. Должно быть, один из бихарских рабов-рудокопов, которых госпожа Дамодара использовала для прокладки запасного выхода из дворца на случай нужды. Они работали под надзором полудюжины наемников-йетайцев. Аджатасутра купил рабов и нанял наемников.

Теперь, приблизившись, он почувствовал вонь. Умирая, человек опорожнился. Тело тоже было заметно прохладным. Хотя кровь еще не казалась запекшейся, она уже высохла. И хотя Раджив чувствовал запах фекалий, он был уже не таким сильным. Он вообще не заметил его, когда вошел в комнату, а обоняние у него было хорошее. Раджив предположил, что убийство произошло недавно, но не только что. Два или три часа назад.

Раньше, впрочем, это вряд ли могло случиться. Тело еще не окоченело. Несколько лет назад — ему было лет восемь, как он помнил, — Раджив с тем одновременно испуганным, завороженным и почти радостным любопытством, свойственным мальчишкам, расспрашивал на эту тему лейтенанта своего отца, Джаймола. Джаймол сказал ему, что, как правило, тело коченеет через три часа после смерти, а затем снова обмякает через полтора дня. Но Раджив помнил, что Джаймол также говорил ему, что это правило лишь приблизительное. Время могло меняться, особенно в зависимости от температуры. В этих прохладных подвалах все могло произойти быстрее.

Возможно, между рабами просто произошла ссора. Но где раб мог достать лезвие, чтобы так аккуратно перерезать горло? Из инструментов у них были только кирки и лопаты.

Значит, это, скорее всего, предательство, и со стороны йетайцев. По крайней мере, некоторых из них.

Радживу нужно было это выяснить. Он не особо следил за ходом рытья туннеля, так как это было не его дело, и он обычно был занят тренировками. Единственная причина, по которой у него сегодня выдался свободный день для исследований, заключалась в том, что Мангуст теперь больше времени проводил с Дхрувой и ее младенцем.

Если туннель почти закончен — а возможно, и закончен…

Дело плохо. Очень плохо.

Раджив медленно и осторожно двинулся в следующий подвал.

* * *

Мирабай казалось, что она целую вечность выбиралась из подвалов. Вспоминая об этом позже, она поняла, что на самом деле это заняло совсем немного времени. Лампа светила достаточно ярко, чтобы она могла идти быстро, если не бежать, а указания брата сработали безупречно.

Самым удивительным было то, что она испугалась еще больше, когда все закончилось. Она никогда в жизни не видела такого выражения на лице своей матери. Ее мать, казалось, никогда ни о чем не беспокоилась.

* * *

— Приведи Кандхика, — прошипел Валентин Анастасию. — Если придется, переломай ему все кости.

* * *

Анастасию не пришлось ломать кости предводителю наемников-йетайцев. При всем его гигантском росте и силе, хватило простого выкручивания руки.

* * *

Кандхик массировал руку.

— Я ничего не знаю, — настаивал он. Йетаец свирепо хмурился, но смотрел не прямо на Анастасия и изо всех сил старался вообще не глядеть на Валентина.

Мангуст был страшным человеком в любых обстоятельствах. А в этих, с этой своей ласковой улыбочкой и мечом в руке, он был ужасающ. Кандхик не был ни трусом, ни робким человеком, но он прекрасно понимал, что любой из этих римских катафрактов может убить его, даже не вспотев.

Анастасию, возможно, пришлось бы перевести дух. Валентину — нет.

— Ничего не знаю, — настаивал он.

В комнату вошли жена Раны Шанги и Лата. А также госпожа Дамодара.

— Трое йетайцев пропали, — сказала девушка. — Двое других спят у себя в комнате.

Хотя йетайцев иногда называли «белыми гуннами», их происхождение было определенно азиатским. Их единственное сходство с европейцами заключалось в том, что черты их лиц были несколько более костистыми, чем у большинства обитателей степей. Цвет их кожи определенно не был бледным, но в тот момент лицо Кандхика стало почти пепельным.

— Ничего не знаю, — повторил он, на этот раз умоляюще.

— Он говорит правду, — внезапно сказал Валентин. Он коснулся острием меча горла Кандхика. — Оставайся здесь и присматривай за женщинами. Сделаешь все как надо и не натворишь глупостей — доживешь до конца дня. Если мое настроение не ухудшится.

С этими словами он повернулся и вышел из комнаты. Анастасий грузно последовал за ним.

Вошла Дхрува с ребенком. Они с сестрой уставились друг на друга, их глаза были широко раскрыты от страха.

Однако не так широко, как у Мирабай.

— Что нам делать, мама?

Жена Раны Шанги огляделась, потирая ладонями бедра. Этот знакомый жест немного успокоил Мирабай.

— Что ж, пойдемте на кухню, подождем там, — сказала она. — Мне нужно лук порезать. И порей тоже.

— Согласна, — сказала госпожа Дамодара.

* * *

Прослушав несколько минут из темноты соседнего подвала, Раджив точно понял, что происходит. Трое йетайцев в соседней комнате и впрямь собирались предать своих нанимателей. Очевидно — неясно было, какими угрозами или обещаниями они этого добились, — они заставили двух бихарцев вырыть для них боковой туннель. Наверное, на это ушли недели, и все это время им удавалось держать работу в секрете от всех.

И вот теперь все было готово. Но один из йетайцев начал сомневаться.

— …никогда не имел дела с анвайя-прапта сачива. А я имел! И говорю тебе, что если у нас не будет гарантии какой-нибудь…

— Заткнись! — прорычал один из его товарищей. — Мне надоело слушать, как ты хвастаешься тем, как водился с малва. Какие еще «гарантии»?

Ссора пошла по знакомому кругу. Сам Раджив склонялся к тому, чтобы согласиться с сомневающимся. Он бы скорее поверил скорпиону, чем царскому роду малва. Но на остальное он обращал мало внимания.

Беспокоился ли сомневающийся йетаец о реакции анвайя-прапта сачива или нет, было ясно, что он уступает. У него, в конце концов, не было особого выбора, раз уж дело было фактически сделано. Скоро он откажется от своих возражений, и трое йетайцев уйдут.

А потом… в течение дня дворец госпожи Дамодары наводнят войска императора Шандагупты. И тайный туннель для побега окажется бесполезен, потому что предатели-йетайцы расскажут малва, где он выходит. Они разместят в конюшне столько же солдат, сколько и во дворце. И им не понадобится много времени, чтобы под пытками заставить конюха — скорее всего, его семью — показать, где он находится.

Значит, все зависело от Раджива. Один тринадцатилетний мальчик, безоружный, против трех наемников-йетайцев. Которые были…

Он снова выглянул из-за угла.

Определенно вооружены. У каждого по мечу.

Но Раджив лишь мельком взглянул на их оружие. Он уже заглядывал за этот угол раньше, дважды, и достаточно хорошо их изучил. На этот раз он рассматривал тело второго бихарского рудокопа, которого наемники бросили в угол подвала, тоже перерезав ему горло.

Собственно, не тело. Раджив изучал инструменты рудокопа, которые йетайцы бросили поверх его трупа.

Кирка и лопата. Вернее, саперная лопатка. Оба инструмента были довольно маленькими, не столько потому, что большинство бихарцев были невелики ростом, сколько потому, что в туннелях, которые они рыли, было мало места.

Это хорошо, решил Раджив. Небольшие инструменты — по крайней мере, для него — станут оружием получше, чем большие.

До встречи с Мангустом Радживу и в голову бы не пришло, что инструменты могут стать оружием. Ведь его растили как раджпутского принца. Но Мангуст выбил из него эту дурь, как и многое другое. Он даже настоял на том, чтобы научить Раджива драться большими кухонными половниками.

Мать Раджива это страшно забавляло. Сам же Раджив едва не сгорал со стыда — до тех пор, пока Мангуст не сбил его с ног в четвертый раз, и он перестал презрительно фыркать на половники.

Он решил начать с кирки. Она была неуклюжее лопаты, и он, скорее всего, все равно потеряет ее в первой же схватке.

Медлить не было смысла. Раджив бросил последний быстрый взгляд на три масляные лампы, стоявшие на уступе. Сбить их не получится, решил он. Слишком далеко друг от друга.

К тому же, он не думал, что драка в темноте даст ему преимущество. Это будет суетливая возня, а если Мангуст и вбил ему что-то в голову, так это то, что «неуклюжесть» и «чертовски много пота» всегда идут рука об руку.

«Дерись как скряга», — прошептал он сам себе. Затем выпрямился и ринулся в подвал.

Он ничего не сказал, не издал боевого клича, не произнес речи. Эту дурь Мангуст тоже из него выбил. Просто кинулся за киркой, с одной лишь жаждой крушить в сердце.

* * *

За много подвалов отсюда Валентин и Анастасий услышали начало драки.

От Раджива — ни звука. Лишь крики нескольких рассерженных и застигнутых врасплох мужчин, эхом разносившиеся по лабиринту.

* * *

Раджив сам пошел навстречу первому йетайцу. Это его удивило, как он и предполагал.

Если враг сильнее, сближайся быстро. Ублюдки такого не ждут.

Меч йетайца взлетел вверх. Раджив поднял кирку, словно собираясь принять удар. Наемник свирепо ухмыльнулся, увидев это. Он весил фунтов на пятьдесят больше Раджива.

В последнее мгновение Раджив перехватил кирку, нырнул под меч и вонзил рукоять в пах мужчине.

Целься ублюдку в хер и яйца. Преврати его в визжащую сучку.

Йетаец не взвизгнул. Как бы сильно Раджив ни всадил в него конец древка, тот лишь застыл, разинув рот. Он выронил меч и, согнувшись вдвое, схватился за пах.

Глаза его стали широкими, как блюдца, что было очень кстати.

Раджив выпрямился, снова перехватил кирку и вонзил один из ее узких зубьев в глаз. Тупое железо вошло на три дюйма в череп йетайца.

Как он и ожидал, кирку он потерял. Но все произошло достаточно быстро, так что у него было время нырнуть за лопатой, схватить ее и, перекатившись, оказаться в дальнем углу.

Он совсем не думал, а просто действовал. Бесчисленные часы тренировок с Мангустом, вот что это было.

В драке нет времени думать. Если тебе приходится думать — ты покойник.

Обмякшее тело первого йетайца преградило путь второму. Раджив рассчитывал на это, когда выбирал, в какой угол катиться.

Третий бросился на него, снова занеся меч высоко над головой.

Это просто глупо, — отметила какая-то часть сознания Раджива. Смутно, где-то в другом, отгороженном уголке памяти, он помнил, что когда-то считал такую манеру владения мечом очень воинственной. Эффектной. Героической.

Но это было до бесчисленных часов с Мангустом. Казалось, целую жизнь назад — а ведь и тринадцать лет жизни немалый срок.

Раджив уклонился от удара мечом. Без всякого изящества — просто ушел с пути.

Не сильно. Ровно настолько, чтобы хватило. Скупость во всем.

Короткого, быстрого, сильного тычка лопатой в бок колена йетайца хватило, чтобы сбить его ответный удар. От этого Раджив увернулся легко. Он не пытался парировать. Дерево и железо его лопаты не могли сравниться со стальным мечом.

Еще одного быстрого сильного тычка в то же колено хватило, чтобы свалить йетайца на землю.

Сделав это, Раджив развернулся, из-за чего падающий наемник помешал другому.

Когда дерешься с толпой, сбивай их с толку. Заставь их спотыкаться друг о друга.

Третий йетаец не упал. Но он так сильно налетел на стоящего на коленях товарища, что ему пришлось опереться на одну руку, чтобы удержать равновесие. Другая его рука, сжимавшая меч, инстинктивно метнулась в сторону.

Раджив вонзил край лопаты в запястье вооруженной руки. Ладонь разжалась. Меч упал. Из рваной раны на запястье сочилась кровь. Рана была глубокой, хоть Раджив и не сумел перерубить ничего важного.

Бей по конечностям. Всегда бей по конечностям. Кисти, ступни, пальцы ног, пальцы рук. Это ближайшая цель, и этому мудаку труднее всего ее защитить.

Йетаец уставился на него, скорее с удивлением, чем с чем-либо еще.

Но Раджив на мгновение проигнорировал его.

Не задерживайся, идиот. Резани одного, потом другого. А потом вернись и резани первого еще раз, если надо. Как твоя мать режет лук. Практично. К черту всю остальную херню.

Второй йетаец визжал, как-то шипяще. Раджив знал, что травмы колена мучительны. Мангуст говорил ему об этом, а потом дважды на тренировках повредил ему колено, чтобы доказать.

Голова йетайца была не защищена, обе его руки стискивали раздробленное колено. И Раджив нанес удар лопатой ему в висок.

И тут он совершил первую ошибку. Цель была так соблазнительна — так, можно сказать, великолепна, — что он вложил в удар всю свою силу. Он снесет ему голову!

Лишнего времени, потраченного на то, чтобы приготовиться к этому могучему удару, хватило, чтобы йетаец успел поднять руку для защиты головы.

Идиот! — мысленно прорычал Раджив.

Конечно, это, вероятно, ничего не меняло. Если край лопаты и не был так же остер, как у настоящего оружия, он не был и совсем тупым; и если железо — не сталь, оно все равно было гораздо тверже человеческой плоти. Удар отрубил один из пальцев мужчины и искалечил всю кисть, но все же нанес мощный удар по черепу. Йетаец, застонав, рухнул на пол, в полубессознательном состоянии.

И все же Раджив был рад, что Мангуст этого не видел.

— Идиот, — услышал он чей-то бормочущий голос.

Вздрогнув, он покосился в сторону. В проеме стоял Мангуст. Он держал меч в руке, но опустил его вдоль ноги. За его спиной Раджив видел маячащую огромную фигуру Анастасия.

Мангуст прислонился к каменному проему, постукивая острием меча по сапогу. Затем кивнул головой в сторону последнего йетайца у дальней стены.

— Кончай его, парень. И больше не лажай.

Раджив посмотрел на йетайца. Тот не обращал на него никакого внимания. Он смотрел на Мангуста, очевидно, напуганный до смерти.

Лопата сослужила свою службу, но теперь появился доступный меч. Тот, что уронил второй йетаец после того, как Раджив раздробил ему колено.

Конечно, не было причин бросать лопату. Уж точно не на глазах у Мангуста. Раджива учили — бесчисленные часы — метать почти все что угодно. Даже половники. Мангуст был твердо убежден в ценности оружия, применяемого на расстоянии.

Раджив, конечно, никогда не сравняется с Мангустом в метании ножа. Он не был уверен, что даже герои и асуры из легенд могли так хорошо метать нож.

Но к этому времени он и сам был чертовски хорош. Лопата, брошенная как копье, ударила йетайца в пах.

— Хорошо! — хмыкнул Мангуст.

С мечом в руке Раджив приблизился к йетайцу. К этому времени тот, конечно, его заметил. Полусогнувшись, рыча, он стискивал себя левой рукой, пытаясь схватить выроненный меч все еще кровоточащей правой.

Раджив быстрым, скользящим ударом меча распорол ему кожу на голове.

Не пытайся расколоть ему череп, болван. Скорее всего, твой меч просто застрянет. Да и заблокировать такой удар легко, и какой в этом, мать его, смысл? Просто резани его где-нибудь по передней части головы. Где угодно, лишь бы кровь залила ему глаза и ослепила. Раны на голове кровоточат как никакие другие.

Кровь хлынула по лицу йетайца. Меч, который он поднимал, метнулся вместо этого к лицу, когда он попытался тыльной стороной запястья стереть кровь.

Но не успел. Еще один быстрый, хлещущий удар меча пришелся по кисти и снес большой палец. Меч снова упал на землю.

— Не… лажай… снова, — прорычал Мангуст.

Радживу этот урок был, в общем-то, не нужен. Он уже достаточно хорошо его усвоил сегодня, совершив ту единственную ошибку. Его так и подмывало покончить с ним одним ударом, но вовсе не из каких-то рыцарских побуждений. Кровавая бойня начала вызывать у него тошноту. Он никогда прежде не участвовал в настоящей драке — не на жизнь, а на смерть — и обнаружил, что люди умирают не так, как куры и ягнята, когда их режут.

Он всегда думал, что так и будет. Но нет. Кровь у них шла почти так же. Но ягнята — и уж точно куры — никогда не смотрели с таким ужасом в глазах, понимая, что умирают.

Та же самая, отгороженная часть сознания Раджива, кажется, теперь поняла. Поняла, почему его отец всегда казался таким суровым. Совсем не как мать.

Сын ли отца или сын матери, Раджив был учеником Мангуста. Поэтому меч метнулся еще пять раз, безжалостно кромсая и полосуя все подряд, прежде чем он наконец вскрыл крупные артерии и вены на горле йетайца.

— Хорошо. — Мангуст выпрямился и указал мечом в угол. — Если нужно блевать, делай это там. Убирать это месиво и так будет та еще морока.

Анастасий оттолкнул его и вошел в комнату.

— Ради Христа, Валентин, дай парню передышку! Трое в первой же драке, а он начал без оружия.

Мангуст нахмурился.

— Он справился чертовски хорошо. Но я все равно не хочу убирать кровь, смешанную с блевотиной. И ты тоже.

Но Раджив уже не слушал. Он стоял в углу, упершись руками в колени, и его рвало.

Меч, однако, он все еще крепко сжимал в руке — и старался держать лезвие подальше от извергаемой рвоты.

— Чертовски хорошо, — повторил Мангуст.

* * *

— Нам очень повезло, — сказала госпожа Дамодара жене Раны Шанги тем вечером. — Если бы не ваш сын…

Она опустила голову, потирая щеку.

— Мы не можем больше ждать. Я должна — наконец — передать весть мужу. Он тоже не может ждать. Я думала, Аджатасутра уже вернется. То, что его нет, заставляет меня задуматься…

— Думаю, вы ошибаетесь, госпожа. — Мать Раджива стояла у окна, глядя на Каушамби. Она не пыталась спрятаться. Даже если у династии малва и были шпионы, наблюдавшие издалека — что весьма вероятно, — в сумерках они увидели бы лишь фигуру седовласой и простоватой на вид женщины, одетой в простую одежду. Служанка, очевидно, а в таком дворце слуг было много.

— Думаю, долгое отсутствие Аджатасутры означает обратное. Думаю, ваш муж наконец-то начал действовать.

С большей надеждой госпожа Дамодара подняла голову. Она прониклась большим доверием к царице раджпутов.

— Вы так думаете?

Жена Раны Шанги улыбнулась.

— Что ж, скажу так. Да, я так думаю… а если я ошибаюсь, нам все равно конец. Так стоит ли переживать?

Госпожа Дамодара усмехнулась.

— Если бы мне ваше хладнокровие!

Улыбка исчезла.

— Не такое уж и хладнокровие. Когда я потом услышала, что сделал Раджив… — Она покачала головой. — Я чуть не накричала на него, так была зла и расстроена.

— Он был очень храбр.

— Да. Потому-то я и злилась. Безрассудный мальчишка! Но…

Она, казалось, слегка вздрогнула.

— Он был еще и очень, очень смертоносен. Вот почему я так расстроилась. На Мангуста, думаю, больше, чем на него.

Госпожа Дамодара склонила голову.

— Он принц-раджпут.

— Да. С этим все в порядке. Чего я не хочу, так это чтобы он стал раджпутской легендой. Еще одной проклятой раджпутской легендой. Довольно и того, что я замужем за одной!

Некоторое время царила тишина.

— Возможно, у вас не будет выбора, — наконец сказала госпожа Дамодара.

— Вероятно, — мрачно согласилась жена Раны Шанги. — Иногда я думаю, что мне следовало отравить Валентина в самом начале.

Снова наступила тишина.

— Он, наверное, все равно бы не умер.

— Вероятно.