Танец времени

Глава 26

Пенджаб

— Я оставляю вас за главного, генерал Самудра, — сказала Великая Госпожа Сати. К облегчению генерала, тон и тембр голоса принадлежали молодой женщине, какой Сати и казалась, а не…

Тому, для чего она была лишь сосудом.

Богу — или богине, — следовало бы ему сказать. Но Самудра начинал сомневаться на этот счет. Он отчаянно надеялся, что тварь внутри Великой Госпожи Сати не способна уловить его сомнений.

Видимо, нет, поскольку она ничего не сказала особым убийцам, расставленным у стен ее паланкина. Возможно, просто потому, что общая тревога Самудры заглушала все остальное.

Он не хотел оставаться во главе армии малва в Пенджабе. Не из-за неуверенности в собственных военных способностях, а просто потому, что ситуация, очевидно, начинала рушиться по политическим причинам, и Самудра опасался последствий.

Самудра всегда держался как можно дальше от политических дел. Насколько это было возможно, по крайней мере, в неизбежных рамках династической системы малва, частью которой он сам являлся. В конце концов, он был одним из дальних кузенов императора. И все же он всю жизнь изо всех сил старался оставаться в династии исключительно военной фигурой.

Но все, что он сказал, было:

— Да, Великая Госпожа.

— Я возьму с собой тридцать тысяч воинов отсюда и еще десять из Мултана. Артиллерийские части, однако, не трону. Они слишком замедлят меня, а артиллерию я смогу раздобыть, когда достигну равнины Ганга. Подготовьте их к раннему утру послезавтра. Можете выбрать их сами, но мне нужны хорошие подразделения с батальонами охранения из йетайцев. Полными батальонами, Самудра.

Он сумел не поморщиться. Проблема была не в общем числе солдат, которых Сати хотела забрать с собой в Каушамби. Тридцать тысяч было даже меньше, чем он ожидал. Проблема будет в пополнении рядов йетайцев. Немногие батальоны охранения сохранили полную численность. Дезертирство стольких кушанов к Кунгасу и его новому царству вынудило малва использовать йетайцев в качестве ударных штурмовых отрядов. При всей их храбрости, у йетайцев было мало опыта в этой роли по сравнению с кушанами. За последние два года их потери были очень тяжелыми.

Самудра знал, что у него не будет иного выбора, кроме как выдернуть необходимые подкрепления из всех остальных батальонов охранения. И имея всего один полный день на это, работа будет сделана поспешно и кое-как, без особой системы, словно по жребию.

Самудра мрачно размышлял о месяцах боев, что ждали его здесь, в Пенджабе. Боевой дух основной массы солдат и так был низок. Уход Великой Госпожи Сати, сорока тысяч воинов — и непропорционально большой части сил охранения из йетайцев — сделает его еще более шатким.

С другой стороны, римляне, казалось, довольствовались простой осадой. Если Великая Госпожа Сати…

Ее следующие слова принесли значительное облегчение.

— Я не ожидаю от вас никаких успехов в мое отсутствие, — сказала она. — Да в этом и нет нужды. Просто держите Велисария здесь, пока я буду подавлять восстание Дамодары. Мы возобновим наступательные операции в следующем году.

— Да, Великая Госпожа. — Самудра помедлил. Следующая тема была деликатной.

— Артиллерийские части не трогать, понятно. Но из тридцати тысяч, сколько… э-э…

— Кавалерии? Не более трех тысяч. Достаточно, чтобы обеспечить мне прикрытие, и все. Полагаю, вы понимаете, что среди кавалеристов не должно быть раджпутов?

Самудра кивнул. Хотя среди раджпутов еще не было открытых мятежей — не считая огромного числа тех, кто уже был с Раной Шангой, — ни один высший командир малва не мог на них особо полагаться, пока восстание Дамодары не будет подавлено.

Сати пожала плечами, на удивление по-человечески.

— Не используя раджпутов, мы не сможем собрать крупные силы кавалерии, на которые я могла бы положиться. А раз уж мне придется использовать в основном пехоту, пусть это будет сильный пехотный корпус с достаточным количеством кавалеристов для разведки и прикрытия. В любом случае, это не должно иметь значения. Я не ожидаю встретить сопротивление, пока почти не дойду до Каушамби. Дамодара, вероятно, достигнет столицы раньше меня, но увязнет у укреплений до моего прибытия. К тому времени, достигнув равнины, я смогу собрать огромную армию из гарнизонов всех крупных городов вдоль Ганга. Со мной в роли молота и стенами Каушамби в роли наковальни, Дамодара будет раздавлен.

— Да, Великая Госпожа.

* * *

— Здесь? — воскликнул Дасал. Старейший из раджпутских царей в зале закатил глаза и уставился в потолок.

— Только этого не хватало, — пробормотал он. По выражениям лиц было очевидно, что остальные шесть присутствующих в зале царей — все они были пожилыми, хотя и не такими старыми, как Дасал, — разделяли его мрачные настроения.

Его младший брат Джайсал поднялся с подушки и подошел к ближайшему окну, двигаясь со скрипучей походкой человека, которому хорошо за семьдесят. У окна он уставился на город Аджмер.

Столица раджпутов — насколько этот раздробленный народ вообще можно было назвать имеющим «столицу». Дасал поймал себя на мысли, будет ли она еще стоять через год.

— Где их держат? — спросил он.

Раджпутский офицер, принесший новость совету, покачал головой.

— Мне этой информации не предоставили. И, думаю, не предоставят. Их, может, и в Аджмере-то нет.

Дасал опустил глаза.

— Они где-то здесь, — фыркнул он. — Будь уверен.

— Мы могли бы их найти… — рискнул предположить один из других царей. Его звали Чачу, и его обычная осторожность была полностью очевидна в вопросительном тоне замечания.

Одновременно, один сидя, другой все еще стоя у окна, братья Дасал и Джайсал покачали головами.

— Какой в этом смысл? — потребовал ответа Джайсал. — Лучше, если мы сможем утверждать, что никогда не знали местонахождения родителей Дамодары.

Мрачная тишина снова заполнила зал. Семь царей в этой комнате составляли то, что считалось правящим советом раджпутов. Ни у одного из них, ни поодиночке, ни вместе, не было иллюзий, что если восстание Дамодары будет подавлено, Раджпутана сохранит хотя бы крупицу своей полуавтономии. Будет введено прямое правление малва — и весьма суровое, — и каждого из них допросят под пытками.

И все же, под пытками легче отрицать ложное обвинение. С очень узкими оговорками, конечно, но эти люди хватались за соломинку.

— Этот безумец Рана Шанга, — прошипел Чачу. Но даже это замечание прозвучало так, словно в конце его стоял вопросительный знак.

* * *

— Не богато, — виновато произнес один из их похитителей. — Дело даже не в деньгах, их нам дали в достатке. Но Аджат… э-э, наш главный, велел нам не привлекать внимания.

Отец Дамодары закончил осмотр комнаты. Это не заняло много времени — настолько скудно она была обставлена. Одна из множества подобных комнат во множестве подобных зданий Аджмера. Город был центром торговых путей и должен был предоставлять простое жилье для проезжих купцов, торговцев и лудильщиков.

Больше времени он потратил на изучение говорившего. Убийца, очевидно. Господин Дамодара узнавал этот тип по своей бурной юности.

Очень вежливый убийца, впрочем, как и все они с тех пор, как схватили родителей Дамодары в спальне их дворца и унесли в ночь.

«Лучше считать их телохранителями», — криво усмехнулся он.

— Я вымоталась, — сказала его жена. Она с тоской посмотрела на единственную кровать в комнате. Путь был долгим, особенно для людей их преклонных лет.

— Да, нам нужно поспать, — согласился ее муж. Он кивнул убийце. — Спасибо.

Тот в ответ поклонился.

— Мы будем в соседней комнате, если что-нибудь понадобится.

Когда он ушел, закрыв за собой дверь, мать Дамодары почти рухнула на кровать. Затем поморщилась, почувствовав тонкий тюфяк.

— Не богато! — воскликнула она, то ли смеясь, то ли рыдая.

Ее муж скривился.

— Через год мы либо будем мешками с костями, висящими на стропилах у императора Шандагупты, либо будем спать в одной из лучших опочивален в его дворце.

Звук, который издала его жена, снова был наполовину рыданием, наполовину смехом.

— Твой сын! Я говорила тебе — много лет назад! — что ты позволяешь ему слишком много думать.

* * *

Бывали моменты — нечастые, — когда Агафий благодарил судьбу за то, что потерял ноги в битве у Дамбы.

Это был один из них. Явное калечество могло отвести часть персидской ярости, обрушившейся на его ни в чем не повинную особу, там, где сила освобожденного Самсона была бы бесполезна.

— …не позволим себя обмануть, повторяю!

Хусрау подкрепил свой рев взглядом, достаточно свирепым, чтобы быть достойным…

Ну, собственно, императора. Коим он и являлся.

Толпа персидских аристократов, набившихся в тронный зал Хусрау в Суккуре, одобрительно зарычала. Они звучали как стая голодных тигров.

И ни одного дехкана в толпе, насколько мог судить Агафий. Этот широкий, низший класс иранских азаданов — «людей благородного происхождения» — не был приглашен прислать представителей в этот анклав. В зале были только шахрадары и вурзурганы.

Агафий перенес вес на костыли.

— Ваше Величество, — мягко сказал он, — я только что прибыл сюда из Бароды. У меня нет ни малейшего представления, кроме самых отрывочных телеграфных сообщений, в которых эти вопросы уж точно не упоминались, что генерал запланировал в отношении послевоенного распределения добычи. Но я совершенно уверен, что он не намерен лишать иранцев их справедливой доли.

Снова прокатилась волна приглушенного рычания. «Уж лучше бы ему не вздумалось!» — казалось, было сутью большинства из них.

— Уж лучше бы ему не вздумалось! — взревел Хусрау. Его сжатый кулак трижды ударил по тяжелому подлокотнику трона, в такт слогам «луч-ше-бы».

— Уверен, такая мысль никогда не приходила ему в голову, — твердо сказал Агафий. Он подумывал о внезапном падении на пол, но решил, что это будет слишком театрально. Не настолько уж он и калека, в конце концов. К тому же, он произнес эти слова с такой полной убежденностью, что даже разгневанные и подозрительные персы, казалось, немного смягчились.

И почему бы нет? Заявление было чистой правдой. Агафий был так же уверен, как в восходе солнца, что мысль обмануть персов и лишить их законной доли послевоенной добычи, на самом деле, не «приходила в голову» Велисарию.

Была посажена туда, как саженец, — да. Была изучена и рассмотрена со всех сторон, — безусловно. Взвешена, обдумана, оценена, рассмотрена, измерена, выверена, присуждена, проанализирована — вне всяких сомнений.

Приходила в голову — нет.

* * *

Велисарий изучал телеграмму.

— Довольно резкие выражения, сэр, — виновато сказал Калоподий, словно он сам был как-то ответственен за несдержанный тон послания.

— Гм. — Велисарий еще раз быстро пробежал глазами. — Что ж, согласен, глаголы «обмануть» и «ограбить» — это перебор. И уж точно не было нужды упоминать мое происхождение. И все же, могло быть и хуже. Если присмотреться — ну, или прищуриться, — это скорее протест, чем угроза.

Он бросил послание персидского императора на стол.

— И, как оказалось, совершенно излишний. У меня нет намерений «обманывать» персов и лишать их справедливой доли добычи.

Он повернулся к Маврикию, улыбаясь.

— Не забудь сказать об этом Хусрау, когда он прибудет.

Маврикий хмуро посмотрел на него.

— Ты, естественно, уже уедешь.

— Конечно! — весело сказал Велисарий. — Завтра, до рассвета, я отправляюсь через пустыню Тар.

* * *

Прежде чем Маврикий успел ответить, в штабной бункер ворвалась Анна.

Она заговорила без предисловий.

— Ваши собственные уборные и медицинские пункты в удовлетворительном состоянии, генерал. Но у местных пенджабцев они отвратительны. Я настаиваю, чтобы с этим что-то сделали.

Велисарий одарил ее той же радостной улыбкой.

— Безусловно! Я назначаю вас ответственной. Какое звание подойдет, Маврикий?

Хиларх нахмурился еще сильнее.

— Какая разница? Как насчет «Госпожи туземцев»?

Анна зашипела.

Велисарий поцокал языком.

— Фракийский мужлан. Нет, это совсем не годится.

Он повернулся к Калоподию.

— Прояви-ка здесь свой риторический талант, юноша.

Калоподий почесал подбородок.

— Ну… Я могу придумать несколько подходящих официальных званий, но тонкости греческого языка ничего не скажут местным жителям. Так почему бы просто не назвать ее Управительницей?

— Глупости, — сказал Маврикий.

— Как скажет мой муж, — сказала Анна.

— Решено, — сказал Велисарий.

* * *

За целый час до восхода солнца Велисарий и его экспедиция покинули Треугольник. Чтобы сохранить тайну операции, их переправили на несколько миль к югу, прежде чем высадить на берег. К этому времени римские патрули так тщательно прочесали оба берега Инда, что ни один вражеский шпион не мог нигде укрыться.

Как всегда при водной переправе, самой большой проблемой были лошади. Остальное прошло достаточно легко, поскольку Велисарий не брал с собой никакой артиллерии, кроме мортир и полудюжины ракетных колесниц.

К середине утра они полностью скрылись из виду с реки, направляясь на восток, в пустошь.

* * *

Примерно в то же время Сати начала свое собственное шествие из лагеря малва на севере. Здесь, конечно, и не пытались соблюдать секретность. То, что может сделать — и то с трудом — отряд менее чем в тысячу человек, невозможно для тридцатитысячной армии. Эта масса людей была настолько огромна, что потребовался весь остаток дня, прежде чем все они вышли из лагерей и двинулись по дороге.

Опережаемая лишь кавалерийским прикрытием и одним батальоном йетайцев, Великая Госпожа сама вела процессию. Поскольку темп марша задавала пехота, она ехала в комфорте большой хауды, подвешенной между двумя слонами.

«Хауда» на самом деле была скорее паланкином или большой каретой, чем относительно небольшим сиденьем, которое обычно обозначает это слово. Чаундоли, как ее называли, несли на тяжелых шестах, подвешенных между двумя слонами, подобно тому, как носилки несут двое мужчин. Ее стены и крыша были сделаны из тонкого дерева, с тремя небольшими окнами с каждой стороны. Стены и крыша были покрыты травой, вплетенной в тростник и привязанной к внешней стороне. Траву периодически смачивали водой во время путешествия, что сохраняло прохладу внутри, когда ветерок обдувал чаундоли.

Поскольку никто из особых телохранителей или убийц Великой Госпожи не был всадником, те из них, кто не поместился в ее собственную чаундоли, ехали во второй, прямо за ней. Они могли бы, конечно, идти пешком. Но тварь, владевшая телом Великой Госпожи, не желала рисковать утомлением своих особых помощников. Линк не ожидал, что они понадобятся, но ситуация стала настолько хаотичной, что даже его сверхчеловеческие вычислительные способности были несколько перегружены.

* * *

Генерал Самудра наблюдал, как армия Великой Госпожи Сати покидает огромный комплекс крепостей и лагерей, выросший напротив римских позиций в Железном Треугольнике. К вечеру он вернулся в свою ставку. Ставка его, по сути, была устроена так же, как чаундоли, только стены были из толстого бруса. Мокрая трава охлаждала это массивное неподвижное строение не так хорошо, но все же это было куда лучше удушающей жары шатра или тех заглубленных бункеров, которыми пользовались римские генералы.

Идиоты, по мнению Самудры. Бункеры были им нужны лишь из-за их показушного упрямства — держаться поближе к линии фронта. Собственная ставка Самудры находилась в нескольких милях, за пределами досягаемости самых дальнобойных римских пушек или ракет.

— Плесните еще воды на траву, — приказал Самудра своему мажордому. — И поживее. Я не в духе.