Танец времени

Глава 29

Железный Треугольник

— Это просто невозможно, — устало проговорила Анна, прислонившись головой к плечу мужа. — Та огромная масса людей там, снаружи, — это не город. Это гигантский лагерь беженцев, и с каждым днем их становится все больше. Стоит мне решить одну проблему, как решение рушится под тяжестью новых прибывших.

Калоподий гладил ее по волосам, прислушиваясь к канонаде за стенами бункера. Стрельба со стороны малва казалась намного интенсивнее обычного. Он подумал, не начали ли они нервничать. К этому времени их шпионы наверняка донесли, что большая персидская армия недолго стояла лагерем прямо через реку от Железного Треугольника.

Но этому он уделил лишь малую толику своего внимания. У него были дела куда более насущные и неотложные.

— Ты думала о том, чем хотела бы заняться после войны? Всю оставшуюся жизнь, я имею в виду.

Голова Анны шевельнулась.

— Немного, — тихо ответила она.

— И что решила?

Теперь ее голова совсем оторвалась от его плеча. Он знал, что она смотрит на него искоса.

— Тебе есть до этого дело? — спросила она еще тише.

Он хотел было ответить «конечно», но слова умерли, не родившись. В последнее время он довольно много думал об Анне и прекрасно понимал, что «конечно» — это не тот ответ, который пришел бы ему в голову еще несколько месяцев назад.

Поэтому он просто сказал:

— Да. Есть.

На несколько секунд воцарилась тишина. Затем голова Анны снова опустилась на его плечо.

— Думаю, я хотела бы сохранить Службу. Так или иначе. Мне нравится лечить людей.

Калоподий поцеловал ее в волосы. Они казались ему густыми и роскошными; теперь даже больше, чем когда он мог их видеть.

— Хорошо, — сказал он. — Это не должно быть слишком сложно.

Анна издала звук, средний между фырканьем и смешком.

— Не слишком сложно! Это дорого, муж. Даже твоя семья недостаточно богата, чтобы субсидировать медицинскую благотворительность в таких масштабах. Недолго, по крайней мере. А как только война закончится, деньги, которые давали мне Велисарий и армия, иссякнут.

Настала очередь Калоподия помедлить.

— Да, я знаю. Но… как бы ты отнеслась к тому, чтобы остаться здесь, в Индии?

— Я бы не возражала. Но почему в Индии?

— По многим причинам. Я и сам думал о нашем положении. Но давай начнем с трех. Одна важна, я думаю, для тебя. Одна — для меня. И одна — для моей семьи. А точнее, для кошельков моей семьи.

Ее голова снова оторвалась от его плеча, и мгновение спустя Калоподий почувствовал, как она полностью перенесла вес. Через несколько секунд она уже не лежала рядом с ним на их тюфяке, а сидела на нем, скрестив ноги, лицом к нему. Он хорошо знал это ощущение. Всякий раз, когда им нужно было о чем-то серьезно поговорить, Анна предпочитала сидеть.

— Объясни.

— Давай начнем с тебя. Ты уже знаешь, что если наш мир сохранит ту же историческую схему болезней, что и тот, от которого мы отклонились, то ужасная чума должна начаться примерно через восемь лет. К тому времени, как она закончится, миллионы людей в Средиземноморье будут мертвы.

— Она, возможно, уже началась, — задумчиво произнесла Анна. — Где-нибудь в Китае. Где число жертв будет не меньше.

Калоподий кивнул. Он не удивился, что она запомнила эту часть будущей истории, которую поведал им Велисарий.

— Да. В Римскую империю она проникнет через Александрию, в 541 году. Но почти наверняка она передастся через Индию.

Он услышал, как Анна резко втянула воздух.

— Я об этом не думала.

— Тогда, думаю, тебе стоит начать об этом думать. Если действовать достаточно быстро — достаточно быстро и имея достаточно денег и власти — то между твоей Службой и госпитальерами в Александрии, возможно, удастся предотвратить чуму. Или, по крайней мере, уменьшить ее последствия.

— Лекарства от нее нет, — сказала она. — И нет… как это слово?

— «Вакцины», — подсказал Калоподий.

— Да. Нет вакцины. По крайней мере, такой, которую мы могли бы вовремя произвести в достаточном количестве.

Калоподий пожал плечами.

— Верно. Но, судя по тому, что Велисарий передал мне со слов Эйда, в будущем чуму победило не столько медицинское «лекарство», сколько повсеместное и тщательное соблюдение гигиены и санитарии. Вещи простые и плебейские, вроде хорошей канализации и чистой питьевой воды. Это в пределах наших технологических возможностей.

Некоторое время он слушал дыхание Анны. Затем она сказала:

— На это потребуется много денег и большое политическое влияние.

— Да. Это дело всей жизни. Ты готова?

Она резко рассмеялась.

— Я-то готова. А деньги готовы? И… — Ее голос понизился. — Я правда не хочу делать ничего, что тебе было бы не по душе.

Он улыбнулся.

— Не беспокойся! Я хочу писать хроники и публичные комментарии. Но о чем мне писать, когда война закончится?

Он тут же сам ответил на свой вопрос:

— Писать об Индии, вот о чем. Только подумай, любимая. Целый континент. Континент, о котором Рим почти ничего не знает и чья история даже длиннее римской.

Молчание.

— Твое дело всей жизни, значит, — задумчиво произнесла Анна. Затем снова так же резко рассмеялась. — Так откуда возьмутся деньги?

Его улыбка стала шире, почти превратившись в ухмылку.

— Ну, нам придется держать это в тайне от твоей семьи. И даже от моей, в общих чертах. Но мы с тобой собираемся основать здесь, в Индии, филиал предприятий Саронитов. Грубые вещи, боюсь. В основном, производство.

Он ничуть не удивился, что женщина, которой стала его жена, даже не споткнулась о такую перспективу.

— Производство чего?

— Я думал, мы начнем с медицинских принадлежностей и оборудования. А также фармацевтики. Ничего заумного. В основном, мыло, красители и косметика для начала. Велисарий говорил, что именно на этих веществах химическая промышленность делала большие деньги, когда она по-настоящему началась в будущем. Во время того, что он называет «промышленной революцией». Как только дело пойдет, мы сможем расшириться и до лекарств.

— И кто именно из нас будет руководить и организовывать эту твою грандиозную схему? — потребовала она ответа.

— Никто из нас. Мы просто дадим начальный капитал — я смогу получить достаточно от отца, — и мы — в основном ты — обеспечим политическое влияние. Я подумал, мы могли бы привезти твоего банкира из Бароды…

— Пулинду?

— Да, его. Он хитер как черт и знает Индию. А технической частью займется Эйсебий.

— Если он согласится. Он может и не…

— Я уже спросил его. Он говорит, что с удовольствием. Ему надоело придумывать новые способы убивать людей.

— Ты уже спросил его?

— Да. И я думаю, Юстиниан тоже согласится. Не напрямую, конечно. Ему нужно вернуться в Константинополь, как только война закончится, иначе Феодора пришлет палачей. Но идея его заинтриговала, и он говорит, что уверен, что сможет выбить для нас немного имперского финансирования — при условии, что ему дадут поиграться с устройствами на его стороне.

Тюфяк качнулся. Калоподий понял, что Анна встала на ноги. Скорее, вскочила.

— Ты попросил императора Рима стать нашим деловым партнером в производственной схеме? Ты в своем уме?

— Он больше не император, дорогая, — мягко заметил Калоподий. — Теперь император Фотий.

— Все равно!

— Он — Великий юстициарий. А ты знаешь, как он любит играться с разными штуковинами.

— Как скажет мой муж! — Анна разразилась смехом, который был совсем не резким.

* * *

Приняв решение, Кунгас отошел от окна, выходившего на Пешевар.

— Хорошо, — сказал он, — мы сделаем это.

Он окинул небольшую группу дезертиров-йетайцев взглядом, который был не столько холодным, сколько просто бесстрастным. Так ледник взирает на камни, что могут оказаться на его пути, когда он движется к морю. Скорее безразличным, чем ледяным, поскольку исход был предрешен.

Йетайцы сидели на корточках на полу его личной приемной. Они и впрямь походили на камни — настолько были неподвижны. И не без причины. Во-первых, они были обезоружены. Во-вторых, кушанские солдаты, стоявшие вокруг и охранявшие их, были вооружены до зубов. В-третьих, между кушанами и йетайцами и без того не было особой любви. Уже столетие, с тех пор как вторгшиеся йетайцы разрушили Кушанское царство, которое Кунгас воссоздал.

— Если вы лжете, вы, конечно, покойники.

Командир отряда йетайцев пожал плечами так же минимально, как мог бы пожать плечами сам Кунгас.

— Зачем нам лгать?

— Я и сам не могу придумать причины. Поэтому и решил вам поверить. — На лице Кунгаса мелькнула тень улыбки. — К тому же, сарматы славятся своей честностью. Даже полусарматы.

Эта шутка вызвала волну смеха в комнате, как со стороны кушанских стражников, так и со стороны пленных йетайцев. Впервые с тех пор, как их ввели в зал — скорее, втолкнули, — йетайцы заметно расслабились.

Хотя его тонкая улыбка и осталась на лице, Кунгас не присоединился к смеху. Когда он стих, царь покачал головой.

— Я не шучу, на самом деле. Вы шестеро — основатели моего нового военного подразделения. Если вы не лжете — а я исхожу из того, что не лжете, — то вы будете не последними дезертирами малва, перешедшими на нашу сторону. Так что, думаю, я зачислю вас всех в… Как бы это назвать?

Ирина, сидевшая на стуле в стороне, подала голос:

— Королевская Сарматская Гвардия.

— Прекрасно подойдет. — Кунгас повернулся к своим лейтенантам. — Собрать армию. Я хочу выступить завтра рано утром. Оставить в столице пять тысяч человек.

— Мне столько не понадобится, — сказала Ирина. — Трех тысяч вполне достаточно, чтобы поддерживать порядок и не давать горным племенам никаких идей.

Кунгас подумал и решил, что она права. Он мог оставить дополнительные две тысячи человек с пятью тысячами, уже стоявшими гарнизоном в фортах на перевалах Маргалла и Кохат. Это обезопасило бы врата в царство и оставило бы ему почти двадцать тысяч человек для…

Для чего-нибудь. Он еще не знал. Он был совершенно уверен, что дезертиры-йетайцы не лгут. Но это не обязательно означало, что их оценка ситуации была точной.

И все же, он думал, что, вероятно, так оно и было. Достаточно близко, во всяком случае. Кунгас воевал почти с самого детства. В воздухе витал тот самый запах — запах врага, начинающего рассыпаться на части.

* * *

Когда Джаймол впервые увидел стены Аджмера, он ощутил величайший восторг в своей жизни. Хотя при этом был совершенно измотан.

Он взглянул на Удая Сингха, ехавшего рядом с ним во главе небольшой раджпутской кавалерийской колонны, и увидел на его лице ту же сияющую улыбку, что, должно быть, была и на его собственном.

— Легендарный переход! — крикнул Удай. Вернее, полупрохрипел.

Крикнул или прохрипел, но это была правда. И рваный хор того же полупрохрипевшего крика, донесшийся от пятидесяти следовавших за ними кавалеристов, сказал Джаймолу, что его люди знали это так же хорошо, как и они.

Раджпутана была страной всадников, а также воинов. Великий конный переход становился предметом славы так же неминуемо, как и великий подвиг на поле боя.

Император Дамодара и Рана Шанга поручили им выполнить невероятно трудную задачу — доскакать от Бхаруча до Аджмера за две недели. Если возможно.

Они сделали это за одиннадцать дней. Потеряв не более девяти лошадей.

— Легендарный переход! — крикнул он сам.

Но в этом, по правде, не было нужды. Он уже видел, как открываются ворота города, и из них выезжают кавалеристы. Сотни. Даже с большого расстояния, просто видя, как они едут, он знал, что это все молодые люди. Ищущие своего места в легендах.

Джаймол и Удай дадут им его.

* * *

Стоя на стенах Аджмера и наблюдая, как молодые воины, хлынувшие из города, кружат вокруг новоприбывших — их было уже не меньше тысячи, и с каждой минутой из ворот выезжали все новые, — старейший, а потому мудрейший царь Раджпутаны знал, что все безнадежно. Там, внизу, бурлил вихрь праздника и возбуждения. Осторожность и здравомыслие скоро станут лишь листьями, уносимыми муссоном.

— Может быть… — начал Чачу.

Дасал покачал головой. Его брат Джайсал, стоявший рядом, тоже.

— Ни единого шанса, — отрезал Джайсал. — Ты только погляди на них.

— Мы ведь еще даже не знаем, в чем дело, — проныл Чачу. Один из других царей, входивших в совет, что-то согласно проворчал.

Дасал пожал плечами.

— Не глупи. Да, мы не знаем, какие именно вести — или приказы — везет этот отряд. Но суть их очевидна.

Он кивнул в сторону колонны, которая теперь приближалась к воротам в сопровождении более чем тысячи других раджпутских всадников, составлявших, по сути, почетный эскорт.

— Их послал новый император. Или Рана Шанга. Или оба. И они потребуют верности всех раджпутов. Что мы ответим?

Ответа у него не было. Сердце раджпута в его груди трепетало в том же нетерпении, что и у любого из тех юных воинов. Но сердце это билось уже почти восемьдесят лет, и каждый прожитый год вколачивал в его разум осторожность, что бы там ни чувствовало сердце.

— Вернемся в зал совета и будем ждать их там, — предложил Джайсал.

Это могло помочь. Немного.

— Да, — сказал Дасал.

* * *

Но, вернувшись в зал совета, они обнаружили, что их уже опередили. Семь тронов были убраны со своих привычных мест в полукруге на возвышении. Теперь они стояли, все так же полукругом, лицом к помосту.

На самом помосте стояло лишь одно кресло. Меньшее по размеру и не такое пышное, как семь царских кресел. И человек, сидевший в нем, был ниже ростом — и уж точно круглее, — чем любой из царей.

Но это едва ли имело значение. Дасал понял, кто это, еще до того, как тот заговорил.

Чачу, как обычно, нуждался в разъяснениях.

— Я — Великий Господин Дамодара, — произнес невысокий тучный старик. — Отец императора. Я — новый наместник Раджпутаны. И вы будете мне повиноваться.

За его спиной в ряд стояло полдюжины телохранителей малва. Называя вещи своими именами — убийц. Что важнее, вдоль стен зала выстроилось не меньше полусотни молодых раджпутских воинов. И каждый из них сверлил семерых царей взглядом.

Внезапно пухлое лицо Великого Господина Дамодары расплылось в улыбке. Выражение это делало его похожим на куда более дружелюбного малого.

— Но, прошу вас! — воскликнул он, махнув рукой в сторону семи кресел перед ним. — Садитесь, цари Раджпутаны.

Дасал обдумал любезность. Затем — титулы. Наконец — кресла.

Решение приняли кресла. В конце концов, это были те же самые кресла. Весьма величественные. Не говоря уже об удобстве.

Больше всего он почувствовал облегчение. Было совершенно ясно, что новый режим в землях раджпутов готов мириться со статусом старого, пусть и не с его властью.

В конце концов, ему было почти восемьдесят. Даже самому молодому из семи царей совета перевалило за семьдесят.

— Да, Великий Господин. — Дасал шагнул вперед и сел в свое привычное кресло. Он резко кивнул своим шестерым товарищам, приказывая им следовать за ним.

Они так и сделали, довольно охотно. Лишь Чачу изобразил символический протест.

— Я не понимаю, — проныл он. — Если вы все еще живы, почему новым императором стал ваш сын, а не вы?

Улыбка на лице Великого Господина не исчезла, но приобрела ироничный оттенок.

— Хороший вопрос. Надо будет обсудить это с моим своевольным сыном при встрече. А пока что я списываю это на муссонные времена, в которые мы живем.

Улыбка стала безмятежной.

— Но не думаю, что стану с ним спорить. Вообще-то, из этого могла бы выйти неплохая традиция. Когда императоры — и цари — стареют, они, как правило, становятся слишком косными. Лучше им уходить на покой и занимать какой-нибудь престижный, но менее обременительный пост, пока их сыновья берут на себя более тяжелые обязанности. Вы так не думаете?

Улыбка была дружелюбной. Но убийцы никуда не делись и совсем не улыбались. И молодые воины по-прежнему сверлили их взглядами.

— Разумеется, Великий Господин, — сказал Дасал.

Его брат тут же повторил за ним. Чачу, к счастью, держал рот на замке.

* * *

По крайней мере, держал рот на замке, пока двое предводителей новоприбывшего отряда не закончили свой отчет.

— Это безумие! — воскликнул Чачу. — Велисарий?

Но Дасал пришел к противоположному выводу. Великий господин был прав. Старикам следует уходить на покой, когда приходит время.

Особенно когда для этого представляется такой прекрасный способ.

— Это гениально, — возразил он, поднимаясь на ноги. — И я возглавлю отряд, что отправится в Тар на его поиски.

Его брат тоже встал.

— Я пойду с тобой.

— Вы слишком стары! — запротестовал Чачу.

Два брата уставились на него со всем негодованием ста пятидесяти шести прожитых на двоих лет.

— Я все еще могу сидеть в седле! — прорычал Дасал. — Даже если ты уже не можешь сидеть ни на чем, кроме кресла.

* * *

Они выступили на следующий вечер, сразу после заката. Ни один здравомыслящий человек не отправится в пустыню днем. У Дасала и Джайсала на двоих было сто пятьдесят шесть лет здравомыслия.

Молодые воины, конечно, горели нетерпением. Все семь тысяч.

Особенно нетерпеливы были те шесть тысяч, которых два царя заставили ехать на верблюдах, везя воду и прочие припасы, в которых, они были уверены, нуждался Велисарий. Только идиот-римлянин мог додуматься пересекать пустыню без верблюдов. Полагаясь на колодцы! В Таре!

Но нетерпеливее всех были те десять тысяч — и с каждым днем в город прибывало все больше, — которых Дасал настоял оставить. К счастью, с согласия и одобрения нового наместника Раджпутаны. В экспедиции они были бы только помехой, а новую армию раджпутов нужно было формировать.

Формировать быстро. Приближался муссон.

К счастью, у двух лейтенантов Раны Шанги, Джаймола и Удая Сингха, для этой задачи хватало и власти, и опыта. Да и им самим нужен был отдых после их легендарного перехода. К тому времени, как Джайсал и Дасал вернутся в Аджмер с Велисарием, новая армия будет готова.

Для… чего бы то ни было. Учитывая Велисария, это будет нечто легендарное. Дасал лишь надеялся, что доживет до этого.

Если, конечно, этот идиот-римлянин еще жив. Пересекать Тар на лошадях! Полагаясь на колодцы!

* * *

Когда отряд убийц малва наконец ввел свой корабль в огромную гавань Бхаруча, их охватил новый приступ разочарования и досады.

— Ты только посмотри! — прорычал один из них.

Капитан отряда лишь покачал головой. Доки и пирсы города, казалось, были устланы ковром из людей, пришедших встретить аксумский флот, сопровождавший императора Рима.

Флот уже стоял на якоре. Подплыв ближе, убийцы малва увидели, как римскую императорскую свиту сопровождает к великому дворцу Гоптри небольшая армия эфиопских сарвенов.

Даже окажись они на месте, у них не было бы ни единого шанса добраться до мальчика-императора. А как только он окажется во дворце…

Капитан отряда убийц и его лейтенант были знакомы с великим дворцом Гоптри. Будучи дворцом наместника-завоевателя на враждебной земле, служившего династии, славившейся своей паранойей, он был спроектирован так, чтобы противостоять убийцам. Если только стража не была абсолютно некомпетентна…

— Эфиопские сарвены, — проворчал лейтенант. — И можешь быть уверен, Рагунат Рао будет там, чтобы дать им совет.

Капитан мысленно прикинул, сколько миль он и его команда проделали, чтобы выполнить задание, которое, казалось, постоянно ускользало от них, как мираж в пустыне.

От Каушамби до Бхаруча, оттуда в Александрию, затем в Константинополь. И обратно, почти весь путь.

Что-то около десяти тысяч миль, подумал он. Да кто ж их считал?

— Ничего не поделаешь, — сказал он. — Продадим корабль, как только сможем, деньги почти на исходе. А потом… посмотрим, что можно будет сделать.

* * *

Найти покупателя на корабль оказалось легко. Купцы Бхаруча, казалось, были совершенно уверены, что старая империя малва ушла из Декана и торговля скоро пойдет в гору. Правду они говорили или нет — капитан все чаще ловил себя на мысли, что они, возможно, правы.

Им даже удалось выручить больше, чем рассчитывал капитан.

Это было первым и последним, что пошло по плану. Не успели они выйти из конторы купца, как на них налетел какой-то чиновник с задерганным видом. В сопровождении, к несчастью, целого отряда солдат.

И не обычных солдат малва, что еще хуже. Судя по виду, маратхи, недавно зачисленные в городской гарнизон. Похоже, новый аксумский комендант приказал формировать отряды из всех жителей города.

Капитан их оценил. Восемь человек, и вид у них был покруче, чем ему хотелось бы. Он не сомневался, что они с четырьмя его убийцами одолеют их. Но не без потерь — и что тогда?

Пятеро убийц малва в сегодняшнем Бхаруче, многие, если не все, раненые, — все равно что куски окровавленного мяса в водах, кишащих акулами.

— Вот вы где! — воскликнул чиновник. — Вы — та самая торговая делегация, что только что вернулась из Рима, да?

Такова была их официальная легенда. Капитан подивился, как чиновник в Бхаруче — а здесь творился сущий бедлам! — умудрился уследить за записями и опознать их так скоро после возвращения.

Он мысленно обрушил жестокое проклятие на всех трудолюбивых и расторопных чинуш. Мысленное, разумеется.

— Пойдемте со мной! — приказал чиновник. — Мне велено отправить гонцов, чтобы догнать императора, — он даже не потрудился уточнить «нового» императора, — и вы как раз подходите для этой работы!

— Не могу в это поверить, — пробормотал его лейтенант. Очень тихо, конечно.

* * *

На следующее утро они выезжали из города на превосходных лошадях, везя донесения для Дамодары. Вместе с ними ехал взвод маратхской кавалерии, чтобы обеспечить безопасный эскорт из Декана. Убийцы были явными малва — во всяком случае, какими-то северными индийцами, — и, несмотря на новое перемирие между империями Малва и Андхра, всегда была вероятность, что какой-нибудь отряд маратхских иррегуляров в холмах не станет его соблюдать. Или просто ударится в разбой, как это всегда бывает с некоторыми солдатами в конце войны.

Этот же эскорт, само собой, делал невозможным их возвращение в Бхаруч для продолжения миссии. По крайней мере, до тех пор, пока они не пересекут хребет Виндхья, после чего им пришлось бы возвращаться еще сотню миль или около того, стараясь не попасться на глаза маратхским патрулям.

Единственным светлым пятном во всей этой неразберихе было то, что их багаж не обыскали. Если бы это случилось, бомбарду бы обнаружили, и им было бы очень трудно объяснить, почему и как «торговая делегация» везла с собой орудие для убийства. Бомбарда такого размера и типа никогда не использовалась в регулярных войсках, а для торговых представителей она была бы и вовсе бесполезна.

Той ночью у костра, достаточно далеко от маратхского эскорта, чтобы их не подслушали, пятеро убийц тихо обсуждали свои варианты.

— Это безнадежно, — заключил капитан. — Мы сделали все, что могли. Давайте просто бросим это дело и вернемся в Каушамби за новым заданием.

Его лейтенант наконец произнес это вслух:

— Это если мы не обнаружим нового императора, когда доберемся туда. Что тогда?

Капитан пожал плечами и сплюнул в огонь.

Один из убийц сказал веселее:

— Ну, есть и хорошая новость. Кто бы ни был императором, когда мы туда доберемся, одно можно сказать наверняка. Нам не придется докладывать о провале Нанде Лалу. Ни при каких обстоятельствах.

Это была правда. Возможно, единственная определенность, оставшаяся в их жизни. Они все видели голову Нанды Лала на пике у дворца Гоптри. От нее мало что осталось. Но капитан и лейтенант узнали нос. Сломанный много лет назад сапогом Велисария. Изувеченный в конце мальчишескими забавами.