Так произошло

Аифал

Проделав путь внутрь больницы, Пирра, по своему обыкновению, приблизилась к стойке клерка, призванного отвечать на вопросы заходящих внутрь посетителей — и заодно окликивать тех, кто стремился пробраться внутрь больницы мимо вечно занятых регистраторов, спешащих по своим делам врачей и скучающих на посту охранников, стерегущих скорее дорогое оборудование и лекарства, чем беззащитных больных.

Впрочем, еще до того, как Пирра приблизилась к стойке клерка тот только кивнул головой, уже выяснив за прошедшие дни причину, почему именно Пира появлялась в этой больнице, после чего кивнул в сторону прохода внутрь, заставив охранника, также знакомого с Пиррой, сдвинуться в сторону, освобождая для нее проход.

Обычно посещение больных — особенно столь высокопоставленных, как Советник Мистраля, было строго регламентировано — особенно учитывая тот факт, что Аифал до сих пор оставался в палатах интенсивной терапии, однако после ее последнего выступления, когда она наотрез отказалась покидать больницу вовсе — и прибывшая на место охрана не смогла сдвинуть с места будущую охотницу — больнице пришлось искать компромисс. Не то, чтобы кто-то хотел всерьез вызывать охотников на миссию с целью «забрать девушку из больницы и увести домой» — мало того, что это было бы крайне странной миссией, способной нанести урон репутации больницы, но к тому же это было нерационально дорого, и не гарантировало длительного результата — никто не мешал Пирре просто вернуться вновь после того, как охотник вернет ее домой, а даже Первый Госпиталь Мистраля не имел денег для того, чтобы держать в качестве своих охранников охотников — не говоря уже о том, чтобы нанять охотников исключительно с целью контроля одной девушки.

К тому же сам Аифал вмешался — даже находясь в своем тяжелом состоянии он сохранял здравие ума и рассудка и потому его слово пересилило внутренний регламент больницы -как это часто бывает в больнице — и Пирре был предоставлен круглосуточный доступ к ее палате — чем она не забывала пользоваться каждый день, посещая Аифала.

Впрочем, она делала это исключительно из-за волнения относительно своего приемного отца… Не по документам, но по духу — Советник Мистраля по дипломатии и внешной политике являлся отцом для всего Первого Детского Дома Мистраля — и только наложившиеся текущие обстоятельства означали, что сегодня Пирра была единственной посетительницей больницы.

Поэтому, пройдя внутрь отведенного закутка, Пирра натянула на свою ботинки бахилы, после чего собрала распущенные обычно волосы в хвост и накинула на себя белую накидку, стараясь всеми силами подчиняться правилам больницы — по крайней мере после того, как те все же разрешили ей ежедневные посещения Аифала.

После чего, поднявшись с небольшого мягкого пуфика, Пирра направилась вперед, минуя несколько отходящих в стороны коридоров, ведущих к тем или иным отделениям, и направилась к ступеням, минуя находящийся рядом с ними лифт. В конце концов она никуда не торопилась в данный момент, так что пользоваться чем-то служебным Пирре казалось как-то неправильным в данный момент… Не столь неправильным, как отказываться покидать больницу — но если бы она тогда не настояла на своем — она бы вообще не смогла видеться с Аифалом! Так что тот факт, что Пирра была готова поступиться многими простыми удобствами отходил на второй план, освобождая место охотнице — более чем способной настоять на своем.

Поэтому, пройдя мимо стоящего лифта и добравшись до лестничных пролетов, Пирра начала подниматься по ним вверх, медленно выдыхая, позволяя ее мыслям крутиться дальше в ее голове своим чередом.

Охотница, ха…

Три года назад — чуть больше того — Пирра выиграла Мистральский чемпионат для будущих охотников, заслужив славу, почет и признание… И это ей не понравилось.

Не сам чемпионат — нет, это было интересным, увлекательным даже, соревнованием — Пирре понравилось сражаться со своими сверстниками, понравилось побеждать — ей даже понравилось восхищение толпы, издающей возгласы триумфа после ее очередной победы и удивления, когда она уходила от очередного удара своего противника — но… После ее триумфального награждения и большой фотографии, что отныне будет висеть в пантеоне славы Мистральских чемпионатов, как из рога изобилия, на нее полились рекламные контракты, восхищенные письма фанатов, откуда-то пришло предложение об интервью… И Пирра вдруг почувствовала себя такой маленький в этом большом и страшном мире. Все эти незнакомые люди, что неожиданно начали писать ей, названивать, приглашать на интервью… И в один день кто-то узнал ее на улице. Подошел, предложил ей сфотографироваться — и тогда Пирра конечно-же согласилась на это — но стоило только вежливому парню отойти от нее — как Пирру обуял страх.

Страх того, что теперь она не могла выйти из дома без того, чтобы быть узнанной. Страх того, что на свете существовали незнакомые ей люди, что знали ее.

Несмотря на всю ее тренировки, все ее боевые возможности, продемонстрированные Пиррой для всего мира во время ее чемпионата, Пирру обуял страх.

Когда же она вернулась в школьный класс? Все дети, с которыми она общалась раньше, начали сторониться ее. Совершенно случайные люди, с которыми она порой перекидывалась словами или мелочно общалась о насущных пустяках вдруг стали дальше от нее — Пирра слышала, как один из парней в ее классе, тот, который нравился ей когда-то, предложил позвать ее на прогулку — ничего кроме дружеского, просто большая прогулка компании друзей — но его предложение мгновенно было высмеяно и забыто. Ведь Пирра Никос «была теперь звездой», зачем ей было общаться с «простыми» людьми из ее класса?

Пирре до боли хотелось возразить на это, что нет, ничего не изменилось, она не была никакой звездой, они просто неправильно все поняли — но даже если бы Пирра сделала это, то что дальше? Неуютная неловкость все равно бы осталась в общении с ней…

Победа, что до этого нравилась Пирре, демонстрировала ее мастерство, заслуженную гордость, стала отравлять ей жизнь.

Но вместе с тем она приносила деньги, разве нет? Большие деньги — Пирра слышала даже о том, что какие-то хлопья решили предложить ей появится на обложке коробок…

Пирра не могла даже представить, какого бы это было — войдя в магазин видеть сотню собственных лиц, смотрящих на прохожих людей, что теперь всегда смогли бы указать на нее пальцем и сказать «а я ведь знаю тебя!»

Однако ее победа не была только ее заслугой. Нет, в первую очередь она была обязана победой своим учителям, группе поддержки в виде ее друзей из ее дома, и конечно же Аифалу, что изначально разглядел ее таланты и нашел лучших учителей и для брошенной сироты в Мистрале… А значит, что она была обязана возместить ему его траты — по крайней мере денежные, с денег своих рекламных контрактов…

Однако Аифал наотрез отказался от этого — более того. Отсмеявшись, он сообщил Пирре, что кажущиеся ей невероятными суммы от контрактов для Аифала были дневной нормой расходов карманных денег для самого Аифала.

И поэтому, когда, сбивчиво, Пирра попыталась узнать у Аифала то, как именно он относился к идее ее соревнований — может быть он хотел, чтобы Пирра продолжила триумф на арене чемпионатов Мистраля — Аифал только сообщил ей о том, что Пирра слишком сильно переживала по поводу мелких вещей в этой жизни — и сообщил ей, что если та решит не продолжать свою карьеру — он поддержит ее, в любом случае. И когда Пирра отказалась от интервью — так и произошло. И Пирра, выстрелившая как восходящая звезда на небосклоне Мистраля, исчезла с того также быстро, как изначально и появилась.

Конечно же подобное не могло остаться без внимания — кто-то решил обвинить ее в мухлеже во время победы на прошлых соревнованиях, наслаждаясь тем, что сама Пирра не могла ответить на клевету, пока кто-то объявил о том, что ее заставили уйти с большой сцены… Но Пирра не отвечала на всевозможные догадки — и, как быстро приходит популярность, так быстро она и ушла — и спустя считанные месяцы, менее года, про то, что когда-то она была восходящей звездой знали только ее ближайшие друзья, она сама и Аифал.

После этого Пирра, получившая прививку на всю свою жизнь, более не пыталась лезть из кожи вон с целью доказать кому-либо что-либо — хотя Аифал и отучил ее от ее появившейся было дурной привычки сдерживаться в бою. Нет, Пирра была готова продемонстрировать всю свою боевую силу и навыки — но теперь избегая света софитов, не хватаясь за попадающиеся ей соревнования…

Но даже так избежать взгляда директоров академий ей не удалось. Любой человек ее возраста и способностей мог поступить в академию охотников — в общем-то, именно это и предполагалось в качестве естественного продолжения учебы будущих охотников — но немногие из них получали личное приглашение на продолжение обучения. И она получила подобное — от Бикона. От директора Озпина.

Подобное, конечно, грело душу Пирры — как не посмотри, но это было признанием ее талантов, к тому же — непубличным, из-за чего Пирра могла не переживать по поводу того, чтобы вновь оказаться на пьедестале — но вместе с тем Пирра переживала по поводу того, что ей придется покинуть ее приемного отца — ее дом и Хейвен…

Даже с учетом телепортации, из-за которой она могла вернуться в Мистраль всего за полчаса из Бикона едва ли успокаивало ее — в любом случае это было сменой окружающей ее обстановки, отдалением от дома… Особенно сейчас, когда Аифал лег в больнице — в его состоянии…

Добравшись до нужного ей этажа, а затем и до нужной ей комнаты, Пирра наконец-то сбросила с себя эти мысли и постучалась легко и почти застенчиво в дверь, услышав спустя мгновение хриплый голос,- Войдите.

Спустя еще мгновение Пирра нажала на ручку и приоткрыла дверь, заходя внутрь палаты.

Небольшое, но комфортабельное — насколько это можно было сказать о больничной комнате в крыле интенсивной терапии — помещение было залито утренним светом, пробивающимся через большие панорамные окна, а у дальней стены напротив кровати Аифала был расположен крупный плазменный телевизор, выключенный в данный момент — палата для самых важных персон.

Однако ни на секунду нельзя было забыть о том, что это все же являлось больничной палатой — рядом с большой кроватью с колесиками и небольшими перилами стоял небольшой медицинский монитор, показывающий мерный ритм сердцебиения Аифала. Рядом с ним находилась стойка с раствором, идущим по небольшой трубочке к катетеру, вколотому в его вену, а также идущий из стены шланг, оканчивающийся маской, на данный момент находящейся на лице пожилого мужчины.

Однако глядя на лицо самого Аифала было сложно даже предположить, что подобное состояние как-то выбивалось из его нормы и что тот в данный момент тяжело болел, вынужденный находится под неустанным контролем врачей. Нет, вместо этого его лицо было спокойно, кислородная маска казалась просто данью его новой моде, а его правая рука продолжала быстро написывать что-то на большом белом листе, лежавшем на планшете перед ним.

Впрочем, заметив появившуюся Пирру, Аифал мгновенно отложил свои письменные принадлежности от себя, отодвинув чуть планшет, после чего немного повернулся в сторону Пирры и расположенного рядом с ним кресла для посетителей — точнее, для Пирры, поскольку иные посетители даже не предполагались в его кабинете.

— Доброе утро,- Пирра улыбнулась старому Советнику, прежде чем проделать путь до Аифала, усевшись рядом с ним,- Как твое самочувствие, как тебе спалось?

— Хорошо, Пирра,- Аифал расплылся в небольшой хитрой ухмылке на слова своей ученицы, прежде чем ответить той спокойно,- Сегодня я почувствовал себя намного лучше…

Жизнь была удивительной вещью.

Именно с этой мыслью Аифал и прожил свою жизнь.

Родившись в семье отпетого шулера и заядлого алкоголика, Аифал оказался на улице раньше, чем оказался в школе — но в то время ему это казалось даже плюсом его ситуации. По крайней мере на улице он мог найти больше еды и меньше распускающих руки взрослых, чем дома. Учитывая же, что Аифал родился и прожил свою жизнь в Мистрале, где улица была более суровой, чем даже в Мантле — по крайней мере в Мантле ты просто замерзнешь насмерть, а в Мистрале перед этим тебя скорее всего разденут до костей местные банды, или схватят для того, чтобы продать в местечковое рабство — это говорило о чем-то и о детстве Аифала.

Но неожиданно на улице его заметил тот самый упомянутый картель, промышлявший продажей людей — и жизнь Аифала вдруг изменилась в лучшую сторону. Потому, что в отличии от многих беспризорных детей, пропадающих на улицах Мистраля, Аифал получил джек-пот, приглянувшись главе банды и став другом его сына.

Правда, начавшаяся было удача Аифала обернулась неудачей, когда полицейский рейд, удостоверившись в том, что в здании находился главарь банды — но не удостоверившись в том, не было ли в здании посторонних, решили просто пустить нервно-паралитический газ по вентиляции. С другой стороны — именно в тот момент его проявление впервые явило себя, позволив Аифалу по мыслям полицейских не только выбраться из здания, но и сбежать сквозь единственный провал во всем кордоне вокруг укрытия банды. А зодно и растоптать шею сынаа главаря банды — хотя именно его существованию Аифал и был обязан своей жизнью — «игры» подобного ребенка отражали действительность,в которой он вырос… Даже спустя все эти годы несколько небольших шрамов не удалось исправить ни ауре, ни даже панацее из Гленн.

Оказавшись на улице вновь, но теперь — куда мудрее, куда подготовленнее, и с проявлением, читающим мысли его окружения, Аифал вновь опустился на дно — но лишь для того, чтобы взлететь куда выше, чем он взлетал до того. Мало кто из крупных лидеров подпольного мира Мистраля ожидал проблем от ребенка — Аифал пользовался этим регулярно, выдавая себя за посыльного или сына одного из участников банд — и вместе с тем, одно донесение за другим, одна прочитанная мысль за другой, стравил между собой несколько крупнейших наркодилеров Мистраля. Полиция, воспользовавшись этим фактом, так никогда и не узнала о том, что была обязана всем одиннадцатилетнему ребенку с большим жизненным опытом в его небольшие годы.

Правительство Мистраля вело необъявленную войну с представителями криминала с тех времен, когда Мистраль изначально появился как государство — сам Мистраль вырос тогда, когда несколько крупных банд впервые организовали одну гигантскую банду для защиты от множества более мелких претендентов на их ресурсы. День за днем, неистребимая орда преступников, живущих так, как диктует им улица и вековой уклад против законов и высоких чинов. Иногда Мистралю удавалось выиграть очередной бой и уничтожить еще один криминальный синдикат — но те всегда возвращались вновь на освободившееся место…

И Аифал, взглянувший на то, как, оказывается, просто управлять людьми, если ты знаешь их самые потаенные желания и самые подавленные страхи, воспользовался шансом. Когда правительство разобралось с несколькими крупными бандами, стравленными Аифалом чуть ранее, освободив место для новых конкурентов, Аифал смог пролезть внутри в числе первых — и, правильно разыгрывая карты «ребенка, чье убийство все равно ничего не изменит», Аифал стал главарем банды — правя от имени легендарного стратега и тактика, прячущегося в тени мальчишки, выставленного в качестве его беззащитного посыльного…

Дела Аифала пошли настолько в гору, что спустя всего несколько лет недоедающий ребенок с шрамами на спине поступил в подготовительную школу охотников, разъезжал на автомобиле с личным водителем — и не забывал выдавать направо и налево подбирающимся опасно близко к секрету определения личности «настоящего главаря банды» предупреждения… Иногда сочетающиеся с приговором.

Жизнь в картеле по торговле людьми оставила отпечаток не только на сыне прошлого главаря.

А дальше Аифалу нужно было только правильно разгрывать идущие в его руки карты — от школьника из подготовительной школы — в ученика академии — а затем в охотника. От посыльного до заместителя «настоящего главаря банды» — а затем и «принять кресло» официально…

От запуганного сироты до криминального босса Мистраля до… Цепного пса Салем.

Салем пришла в жизнь Аифала не неожиданно — если говорить не о конкретном моменте, когда та появилась на его пороге, а о факте существования магии, Дев и прочих тайнах Ремнанта. Чтение мыслей проливало свет на многие тайны этого мира.

И, конечно же, Салем нуждалась в самом успешном преступнике Ремнанта и человеке, способном читать чужие мысли — одно из величайших проявлений Ремнанта… Кто мог только упустить подобное из своих рук?

Однако Салем проссчиталась в тот момент, когда Аифала бросили под ее ноги и она, в своем бессмертном темном величии, объявила о том, что теперь у него был лишь один выход из его ситуации — верная и вечная служба Салем. Просчиталась потому, что Аифал, благодаря своему прошлому, не боялся смерти… А обмануть того, кто умеет читать мысли задача до удивительного нетривиальная.

Потому Аифал мгновенно понял, что Салем нуждалась в нем. Салем нуждалась в его способностях для того, чтобы сравниться с Озпином в мастерстве подковерных интриг — и нуждалась в нем отчаянно. Понять, что Салем была готова простить ему даже слишком многое…

И Аифал, лишенный чувства страха, но полностью уверенный в том, что жизнь была удивительной вещью, решил повеселиться за счет Салем — прогулять все ее деньги ради одной большой вечеринки… Говоря метафизически.

Чтение разума сделало его практически непобедимым противником в подковерных интригах, однако сделало его жизнь столь до безобразия скучной… В то время как борьба бессмертных древних сущностей? По крайней мере это обещало что-то интересное для Аифала — махинации, погони, сражения — и финал… Кто бы не победил в конце — по крайней мере это было бы весело. Необычно. Что-то, что он не мог предугадать, что-то новое, что он не испытывал ранее… Аифал, знающий людские сердца столь идеально, желал пойти на многое для того, чтобы найти что-то новое. И… Он не нашел.

Нет, какой-то короткий промежуток времени Аифалу даже неравиось его новая позиция в мире — взлетев так высоко, чтобы стать Советником Мистраля, Аифал мог насладиться всеми теми красотами мира, что скрывало от него его прошлое бедное детство, однако после первых нескольких приемов в высшем обществе Аифал обнаружил, что люди во всех условиях оставались людьми и мысли, царящие в головах уличных бандитов знатных чиновников слабо отличались друг от друга. Что же касается его противника, что должен был увеселить его времяпрепровождение, Озпина… Его врагу, видимо, никто так и не сообщил о начале сражения, а потому тот просто не явился на бой Аифала. И учитывая, что сам Аифал все это время стремился не к победе, а к развлечению — это в свою очередь означало, что достигнув всего в этой жизни, чего он только мог хотеть… Аифал потерял вкус к жизни.

Добравшаяся до него болезнь лишь должна была поставить точку в трагическом финале, в котором бывший сирота из Мистраля вознесся на вершину лишь для того, чтобы обнаружить, что теперь ему совершенно нечем было заняться на этом новом пике…

Но жизнь была удивительной вещью.

И потому, когда Аифал, до боли и шрамов расчесывая кожу от непрекращающегося зуда, стараясь проглотить хотя-бы каплю воды, размышляя о том, когда смерть все же смилостивится над ним и перестанет его пытать, неожиданно вновь услышал голос своей хозяйки, все же решившей «продлить рабочий контракт» Аифала — а значит и его жизнь в этом мире — тот только мог восхититься тем, насколько жизнь все же была удивительной вещью.

И вот, он вновь оказался в своем офисе — старые связи в криминальных кругах, старые знакомые в официальных — друзья и союзники… И мир вновь стал интересен для Аифала.

Джонатан Гудман. Неизвестная переменная, свалившаяся будто бы из другого мира…

Значительно позднее Аифал смог убедится в том, насколько же действительно было верно это замечание.

А затем… А затем мир начал меняться.

Гленн было спасено, Менажери стало государством, Атлас был распущен, Вакуо было защищено — покушения, интриги, договоры, предательства, дипломатия и наука, магия и отточенные игры старых политиков…

О да, Аифал повеселился на славу. Сражаясь на территории Мантла против Озпина, помогая Менажери отдалиться от Гленн — и способствуя росту экономики Мистраля — Аифал повеселился на славу. Столько решений, столько действий, столько исходов. Правильные, неправильные, победы, поражения — шпилька против Озпина, шпилька против Джонатана — погибшие родители Пирры — и спасенная из объятий безнадежности Эмбер…

И вот он, финал. Второй — и на этот раз окончательный.

Аифал был не молод, но все же не стар — тогда, в прошлом, пятнадцать лет назад, когда он ожидал встретить свою смерть. Сейчас же он был просто стар — стар и… Устал.

О, он великолепно повеселился за свою долгую жизнь. Увидел магию и работу самых жестоких картелей Мистраля изнутри. Ел из помоек и в самых дорогих ресторанах Ремнанта. Был нищим попрошайкой и самым влиятельным человеком Ремнанта. Успел поработать на благо Ремнанта — и бессмертной богини гримм. А потом… А потом реальность встретила его вновь, напомнив, что сколь бы могущественным человеком он не был — в конце концов он оставался лишь еще одним человеком.

При его работе инсульт не представлял из себя что-то неожиданное — более неожиданно было то, что Аифал пережил свой первый в столь почтенном возрасте — и, утратив контроль над своей левой половиной тела, не потерял свои ментальные способности.

Но это было мелким утешением в состоянии Аифала. Или, большим утешением — ему не хотелось бы провести последние дни своей жизни не отдавая отчета самому себе о том, кем он являлся — и где он находился. Или же в этом тоже был своеобразный страшный шарм — не знать, не отдавать отчета себе в том, когда именно смерть настигнет его? Этого Аифал, увы, проверить уже не мог.

Чудесная медицина Гленн могла спасти от любого состояния — кроме старости. И Аифал понимал, что он просто был слишком стар. Он отжил свое, пронаблюдал закат монархии и ее перерождение, встретился с магией и технологиями подобными ей, с богоподобными сущностями и простыми людьми… В общем-то, ему не о чем было жаловаться к концу своей жизни.

Его могущественная империя давно была подготовлена — если найдется кто-то способный взять бразды правления ей — Аифал оставил его возможному наследнику пару лазеек. Если же нет, то Аифал подготовил механизм самоуничтожения — через несколько лет сотни мелких банд и крупных подпольных империй начнут процесс самопереваривания, оставив Ремнант — и Мистраль — чуть чище, чем он был до того.

Что же казалось детей… У него были дети. Множество детей — весь Первый Детский Дом Мистраля, на жизни каждого из них он оставил свой след. Положительный, в случае Эмбер — она так и не узнает, кто именно подстроил ее переезд в Гленн. Отрицательный — Маркус Блэк Младший упокоился на территории кладбища, прилегающего к Некрополю Мистраля. И двусторонний — как в случае Пирры Никос…

Но время беспощадно ко всем. Врачам вокруг Аифала даже не нужно было слышать слова врачей — он прекрасно слышал их мысли. Счет оставшихся дней его жизни шел не на годы, месяцы или недели — на дни в лучшем случае. Всего день или два — и его длинный жизненный цикл будет завершен…

Аифал хорошо повеселился за свою жизнь. Но всякое веселье однажды должно было закончиться.

— Пирра,- вопреки длительным рассуждениям самого Аифала — все это время он не молчал, глядя в дальнюю точку на стене, а говорил с Пиррой, выслушивал ее слова и ее мысли, поддерживая диалог — прежде чем все же обратиться к ней,- Тебя что-то тревожит, не так ли?

На эти слова Пирра не ответила сразу же, но Аифал конечно же уже знал ответ той. Впрочем, выждав несколько секунд, та все же смогла собраться с силами и высказаться робко,- Мне предложили поступить в академию охотников…

— Поздравляю,- на слова Пирры Аифал только тепло улыбнулся,- Бикон, не так ли?

— Да,- Пирра смущенно отвела взгляд, будто бы стыдясь того, как высоко ее таланты оценил Озпин… Даже не сомневаясь, что лежа на своей больничной койке Аифал все равно знал все, происходящее в мире.

— Ты знаешь, извини меня, если я вмешиваюсь не в свою дело, но я не думаю, что тебе стоит поступать в Бикон,- Аифал чуть улыбнулся от проскользнувшего удивления Пирры, облегченной от того, что Аифал принял сложное решение за нее, но удивленная тем, что Аифал принял столь редкое для него решение вмешаться в жизнь своей подопечной,- Я думаю директор в Биконе… Не столь хорош, как рассказывают про него газеты.

— Профессор Озпин? — Пирра удивилась мгновенно, заставив Аифала кивнуть.

— Именно так. Я встречался с ним пару раз в прошлом… — Аифал чуть улыбнулся. Даже лежа на своем смертном одре по крайней мере он желал подложить Озпину еще одну шпильку,- Ты знаешь, я бы очень посоветовал тебе поступить в Гленн… Я не только уверен в том, что Его Величество оценит тебя по достоинству — но и то, что он окажется отличным директором.

— Хм? — Пирра удивленно взглянула на Аифала, заставив его медленно кивнуть, на что Пирра, словно бы зачарованная кивнула в ответ,- Хорошо, я… Я подумаю об этом.

На эти слова Аифал только кивнул благосклонно, после чего перевел взгляд на отложенную от него бумагу, закрепленную на планшете, после чего единственной рабочей рукой дотянулся до нее и свернул ту, протянув Пирре. Пирра приняла в ответ свернутую бумагу, взглянув сперва на нее непонимающе, а затем на Аифала вопросительно.

— Я думаю, что тебе стоит посетить Гленн сегодня… И передать эту бумагу Его Величеству,- Аифал улыбнулся Пирре, зная точно, что та не прочтет ее содержания,- Я думаю, они как раз сегодня проводят экскурсию по академии…

Быстро свернув бумагу и убрав ту за пазуху, Пирра чуть удивленно воззрилась на своего приемного отца,- Но как я доберусь до Его Величества? Я не думаю, что меня пустят к нему…

— Не переживай по этому поводу, Пирра,- Аифал только кивнул благосклонно,- Просто упомяни мое имя.

После этих слова Аифал чуть поерзал на месте, прежде чем прийти к решению и кивнуть сам для себя и для Пирры.

— Ладно, Пирра, я думаю, экскурсия по академии скоро начнется… — Аифал произнес спокойно, давая понять, что разговор был окончен,- Иди… Меня что-то потянуло в сон — а ты наверняка опять пропустила завтра.

На эти слова Пирра, кивнув чуть смущенно, не стала спорить, прекрасно понимая, что Аифалу в его тяжелом состоянии нужно было давать столько времени на отдых, сколько он требовал и, поднявшись с места, направилась прочь из его палаты.

В обычных условиях Аифал предпочитал работать куда изящнее — легкие полунамеки, всегда без его имени… Но жизнь Аифала подходила к концу.

И если же ему было суждено встретить смерть всего через несколько суток — по крайней мере Аифал хотел разобраться с единственной вещью в своей жизни, что он желал совершить, но не успел.