Так произошло

Неоконченные дела

На день рождения Синдер Нио не принесла подарка, по заранее составленной невербальной — а с Нио иначе бы и не вышло - договоренности, вместо того просто похлопав ее по плечу передав свои пожелания, простые, но по крайней мере искренние.

Да, переводя ее мимику, движения и настрой можно было сказать, что она сказала нечто вроде « удачи тебе там, и всякое такое» — но ведь это было искренне, а это было самым главным! Ну или Джонатан говорил что-то подобное, не суть.

Важнее было то, что текущий понедельник был одним из самых приятных понедельников за прошедший год — ведь спустя два дня после сравнительно неудачного короткого визита в Куроюри — произошло событие куда более масштабное и важное для Нио.

Нет, не день рождения Синдер — хотя это событие и было связано с днем рождения Синдер.

Нио разрешили прогулять школу! Джонатан! Официально!

Ну или точнее, то Нио и Синдер на один день были освобождены от школы ради празднования дня рождения — что в сознании Нио было примерно одним и тем же.

В любом случае, вместо того, чтобы сидеть в школе — хотя судя по часам, по которым Нио мазнула взглядом — уже собираться домой — она сидела в шикарном ресторане, употребляла столько мороженого, сколько хотела, и никто не мог ее за это осудить! Это ведь был праздник!

«Сколько же мороженого за свою жизнь я упустила» — Нио вздохнула, зачерпывая еще один кусочек ложкой.

Хотя, конечно, Нио предпочитала думать о своей прошлой жизни — до того, как Джонатан удочерил ее — именно как « о прошлой жизни» — вещь, что определенно была, но с которой Нио была сама не связана.

Ее одежда была другой, ее внешний вид изменился, мороженое, что она ела, было вкусным — она сидела в богатом ресторане в окружении могущественных и влиятельных людей… Ну, или их друзей и знакомых.

То есть Синдер была очень влиятельной — для своего уровня — и точно была важной личностью. Айса, Джонатан, даже семейная чета Белладонн — все они были влиятельными и в каком-то смысле служили отграничительной чертой текущей жизни Нио от ее прошлой жизни.

И Нио это нравилось. Тот факт, что она жила новую жизнь.

И потому ей не очень нравилась одна вещь из ее прошлой жизни. Очень малозаметная, но все же существующая вещь.

Нора Валькири.

Забившаяся в самый дальний угол Нора выглядела и чувствовала себя явно не в своей тарелке сидя в кругу влиятельных и могущественных людей — даже если надеть на нее красивое розовое платье и отмыть ее — та всем своим видом показывала, как сильно она не подходила к этому месту.

С другой же стороны Нора была того же возраста, что и Блейк — мелкая дочка четы Белладонн — которая также не пропустила этот факт и потому в данный момент наседала на Нору, стараясь затеять с той общение, на что Нора, непривычная ко многим вещам, от обстановки и до фавнов, отвечала достаточно односложно.

Но Блейк не сдавалась, чем заслуживала небольшого уважения от Нио. Нет, уважения не ее возможности не сдаваться — скорее всего будь на месте Норы она бы даже возмутилась такой бестактной и назойливой попыткой завязать диалог — нет, Блейк заслуживала уважения Нио тем, что она не пыталась лезть к самой Нио, а предпочла наседать на Нору — заодно убрав и саму Нору из поля зрения Нио.

То есть, конечно же, Нио не испытывала никакой ненависти к Норе — это вообще было бы очень странно и даже смешно, если бы взрослая одиннадцатилетняя девушка, как она, злилась на пятилетнего ребенка — просто ее присутствие немного… Портило восприятие Нио — относительно ее прошлой жизни.

То есть, конечно же, умом Нио понимала, что ее прошлая жизнь не была уникальным стечением обстоятельств — существовали такие же как она, возможно даже те, кому пришлось хуже — Синдер так и не рассказала ей конкретно о том, что именно происходило с ней до того, как ее забрал Джонатан — но в данном случае Нио скорее предпочитала думать о том, что подобные вещи были где-то там и остались в прошлом, и потому никак не пересекались с ее текущей жизнью — и Нора существовала как живое доказательство того, что подобные вещи были ближе, чем Нио хотелось бы.

Это было… Несколько неприятно — как назойливое напоминание Нио — и потому та бы предпочла, чтобы Синдер вообще не вытаскивала на свет Нору — но судя по всему, это было неосуществимо в данный момент в любом случае. Так что Нио могла только смириться — и уважать Блейк за то, что по крайней мере Нору задвинули в другой угол.

Однако, ладно, это были назойливые мысли, которым Нио не стоило поддаваться — она ела мороженое и пропускала школу, что только могло быть лучше?

Возможно только отсутствие Норы рядом, но если это было невозможно — оставалось только продолжать поглощать мороженое.

Поэтому, углубившись в поедание мороженого, Нио постаралась игнорировать уголок Норы и Блейк, вместо того сосредоточив внимание на Джонатане и сидящих рядом с ним взрослых.

Хах, Джонатан весь день ходил как в воду опущенный… Но продолжал вести разговор о чем-то…

Хах, Синдер регулярно посещала встречи Джонатана с самыми разными личностями, но сама Нио — нет! И это при том, что самый низкий шанс выболтать что-нибудь был именно у Нио… Несправедливо!

С другой же стороны Нио и прекрасно понимала то, что разговоры Джонатана и Айсы не были чем-то интересным — Синдер стремилась на подобные переговоры исключительно потому, что вбила себе в голову нужду знать обо всем происходящем в городе — и о всех политических ходах внутри и вне государства, в то время, как самой Нио было совершенно плевать на это. Она не планировала и не хотела становиться каким-угодно чиновников в будущем, так что, строго говоря, ей и не надо было посещать подобные встречи… Что она вообще собиралась делать с информацией, что она там получит?

Ничего — и поэтому, просто посмотрев немного на общающихся взрослых — а друзей у Синдер было мало, так что приглашать детей на ее день рождения не пришлось — та просто пожала плечами и отправила в рот еще одну ложку мороженого.

По крайней мере это было вкусно.

Джонатан пережевывал еду — наверняка высококлассную и очень вкусную — не чувствуя вкуса еды, размышляя.

Куроюри был уничтожен.

Небольшое поселение без единого охотника было уничтожено при очередном нападении гримм — это была история, которую можно было найти в любом уголке этого мира. История, случайвшаяся сотни и тысячи раз до этого и которая будет случаться дальше и дальше, вновь и вновь…

Но почему тогда на душе ощущения, будто в этом виноват я?

Джонатан вернулся спустя всего день, всего один день в Куроюри, желая разузнать чуть больше о Норе и о ее родственниках — может быть в Куроюри сохранились какие-нибудь записи — пятилетний ребенок при всем старании вряд ли мог прожить на улице достаточно долго…

До первой зимы, если быть точнее.

Но стоило ему только очутиться по памяти в Куроюри…

Но все же, иногда мне кажется, что я возвращаюсь в это прошлое…

Как будто я закрываю глаза и вновь стою там. В Аду.

Джонатан моргнул.

Разрушено. Разрушено и уничтожено до основания.

Несколько мелких гримм, бегающих тут и там. Трупы людей. Руины.

Гримм рвут на части людей, но я не слышу этого. Солдаты стреляют — но я не вижу залпов и мелькающих фигур. Земля дрожит, но я не чувствую этого.

Руины. Разрушенный город. Никого и ничего.

Джонатан попытался обнаружить выживших — но это изначально было идеей, обреченной на провал — даже если кто-то из людей выжил в первое нападение — те кто смог бежать — уже сбежал. Те кто не мог…

Но я слышу, вижу, чувствую что-то иное, каждый раз, как в первый.

Не было выживших. Были трупы. Были гримм. Были развалины и пожитки. Разбросанные ткани. Развалины домов, дымящиеся после пожара — а может быть и поджога…

Как будто секундная стрелка смещается раз за разом, неумолимо отсчитывая секунды.

Мог ли Джонатан помочь кому-то в этой ситуации?

Ну же, Джонатан. Разве ты у нас не принял подработку на полставки в качестве спасителя мира?

Джонатан попытался отогнать эту мысль вновь и улыбнуться Гире.

Что мне сделать?

Он не рассказал об этом, конечно же, ни Норе, ни Синдер. Сегодня был день рождения у Синдер — ей не нужна была эта информация. Ни сегодня, ни… Никогда?

Что сказать?

Гримм рядом. Люди, города, страны — все они исчезают, раз за разом, час за часом. Даже если бы ты их спас? Если бы ты задержался чуть дольше? Что тогда?

Кого спасти?

Ты отбил одну атаку гримм — но это не защитит их от атаки завтра, или через неделю, через год…

Как спасти?

Ты же Король, Джонатан. Ты уже не должен бегать и лично решать проблемы всего мира, не так ли?

Откусив еще один кусок… Чего-то, глаза Джонатана были обращены к картине разрушений. То, что осталось от Куроюри.

Если бы я не вмешался… Если бы я не был здесь… Было бы в Гленн все также?

Нет, Джонатан, конечно же нет. Все было бы гораздо хуже.

Куроюри было просто маленьким поселением с населением максимум в тысячу человек.

Гленн, в период до падения, была мегаполисом, что считался бы большим даже на Земле — три миллиона человек.

То есть, если точнее, все было бы в три тысячи раз хуже.

Но все же, среди этих мыслей была одна.

Гира рассмеялся, рассказав какую-то шутку, заставив Айсу прыснуть со смеху, а Кали ткнуть его в бок локтем с хмурым выражением лица…

Почему это произошло?

Как целое поселение просто могло… Исчезнуть? В один день? В один вечер? Всего несколько часов?

Куроюри не было гнездом порока и коррупции, как Гленн и Бор. В нем не проводились незаконные эксперименты Мерлоу, не производилась попытка переворота… Это была просто… Маленькая деревушка.

Как она могла исчезнуть? Просто исчезнуть, в один день?

Просто… Они были слабы.

Джонатан замер.

В конце концов ведь все сводится к закону сильного, не так ли? Государство просто сильнее, чем человек — а зверь сильнее, чем жертва. Они были просто слабы — и поэтому умерли. Ничего сложного.

Джонатан медленно перевел взгляд вниз.

То, что они слабы — не значит, что они должны были умирать.

Никто и не говорит, что они были должны умереть. Лишь о том, что это было самым простым и логичным исходом.

Гримм сильнее обычного человека — именно поэтому существует оружие и охотники, методы борьбы с гримм. По какой-то причине они отказались от этих методов борьбы — помнишь ли ты автоматические турели вокруг деревни? Охотников? Нет? Потому, что их и не было, Джонатан. Они лишь пожали то, что и посеяли.

Джонатан… Не мог сказать против этой мысли. Ничего не мог сказать.

Слабость не плоха сама по себе — слабость не оправдание для того, чтобы сильному издеваться над слабым — но слабость это причина почему подобное может произойти.

Даже если бы ты их спас сейчас — что дальше? Поселиться в этой деревне и отгонять гримм? Джонатан, они были мертвы еще в тот момент, когда не нашли возможности обороняться от гримм самостоятельно. Пацифизм? Недостаток денег? Вера в чудо? Неважно, почему они не смогли приобрести оружие, почему не наняли охотников для защиты — поселение было обречено задолго до того, как его уничтожили.

Ты можешь спасти одно поселение, второе, третье… Но ты не спасешь еще тысячу — просто потому, что это невозможно. Чего ты хочешь, Джонатан?

Мир для всех? Идеальный мир, где волк и заяц обнимаются при встрече?

Джонатан, устремление спасти всех благородно — но нереалистично. Сегодня или завтра, от ножа или от болезни — но кто-то умрет.

И разве ты не согласился на это? Не отдавать Синдер Озпину? Отказался принимать участие в борьбе против Салем? Так почему тебя беспокоит одна деревушка, Джонатан? Ты не знал ее жителей, не видел ее разрушения — тогда что?

Мир это жестокое и мрачное место, в котором постоянно происходят жуткие трагедии.

Но ты сидишь здесь, на празднике Синдер, заставляя ту смотреть на тебя с беспокойством, продолжая стенать о том, что мир не такой розовый и сказочный, как тебе хотелось.

Разовые акции щедрости принесут тебе популярность, Джонатан, но не избавят мир от бедности, войн и болезней. Определись, Джонатан.

Можно продолжать бесконечно плакать о судьбе еще одного ребенка, еще одного человека — но перестань лицемерить, хотя бы перед самим собой. Если тебя заботит судьба всего человечества и мира — прими цену, которую ты должен заплатить для того, чтобы всем стало лучше. Если ты просто хочешь жить спокойно — перестань рыдать от каждой трагедии в мире. Ты не хороший человек, Джонатан. Ты просто неопределившийся.

С добрым утром, Джонатан.

И с этими словами внутренний голос Джонатана замолчал, оставив во рту безвкусную еду и застрявший ком горечи.

Маркус Блэк был прославлен в среде своей профессии — наемных убийц — насколько это было возможно для его профессии.

Понятно, что он не мог разместить большой билборд в центре поселения — Маркус Блэк, избавим вас от проблемной жизни — можно и просто от последнего!

Но Маркус Блэк был известен достаточно хорошо для тех, кто интересовался его родом деятельности.

Личной и персональной информации о Маркусе было мало — как и полагается в его сфере деятельности. Ни его лица, ни его настоящего имени, ни даже информации о том, что у него был сын — ни о том, с кем и где он жил на данный момент.

Конечно, нельзя было его назвать призраком без лица — тот, кто действительно хотел найти информацию о нем и был готов воспользоваться своими ресурсами и влиянием мог найти как минимум достаточно информации о нем, чтобы предложить ему контракт — но в целом Маркус Блэк оставался загадкой для людей.

О Маркусе Блэке достоверно люди знали только то, что он был лучшим в своем деле. Тот факт, что ему было тридцать восемь и он все еще продолжал заниматься подобным — лишь подтверждало эту информацию.

Именно поэтому если кто-нибудь сейчас взглянул на заросшего пьянчугу в самом углу бара, от которого несло потом и алкоголем — никто бы даже не подумал, что именно этот отброс общества и был одним из самых известных наемных убийц Ремнанта.

Можно было бы сказать, что это было некоторым оружием самого Маркуса — то, как он выглядел и вел себя, то, что совершенно не вязалось в уме обычного наблюдателя с образом профессионального киллера, что это было хитроумной маскировкой, придуманной самим Маркусом и эксплуатируемой им ради собственного сокрытия, но это было бы лишь отчасти правдой. То есть, конечно же, его вид и поведение действительно служило отвлекающим маневром, но это была не хитроумная маска, сконструированная Маркусом для того, чтобы всегда оставаться вне подозрений — нет. Маркус Блэк на самом деле был пьяницей, неряхой, не ценил ни вещей, ни денег, ни людей — и вел себя так, как только что добравшийся до ближайшего паба бедняк, едва накопивший на самое крепкое пойло в меню.

Когда-то он был не таким, конечно же. Когда то он был именно тем профессионалом, о которых люди и думают в первую очередь, слыша слова «профессиональный убийца» — собранным и хмурым ассасином, незаметно выглядящим в любой толпе, не принимающим ни капли алкоголя, не сводящим глаз с жертвы, неустанно преследующим свою жертву в любых обстоятельствах — но те времена прошли и Маркус Блэк изменился, дав волю своим порокам и пристрастиям.

Причина этого изменения крылась в проявлении Маркуса Блэка… Или не совсем в его проявлении.

В любом случае, Маркус Блэк, отсидев достаточное количество времени в углу, все же махнул вяло рукой, подзывая официантку — фавн, ха, какое чудо — и бросив несколько льен в оплату своей выпивки, покачивающейся походкой направился на выход, сперва столкнувшись с дверью плечом, заставив ту распахнуться, прежде чем вывалиться на улицу, прежде чем покачивающейся походкой направиться в ближайший переулок.

Ха, если бы он до сих пор жил в Мистрале — то подобно бы явно закончилось тем, что несколько хмурых, но относительно грозных с виду ребят попытались бы зажать его в переулке — а значит и несколькими трупами в том переулке — но в Гленн ситуация с криминалом была значительно лучше, и потому никто не последовал в переулок вслед за Маркусом…

Правда, ситуация в Гленн куда больше усложнялась из-за той же полиции — если бы Маркус попытался пробраться в Гленн легальным путем — его могли бы и арестовать на границе, обнаружив поддельность его документов — но в целом одно и другое просто уравнивали друг друга.

В любом случае, проделав путь до ближайшего самого темного закутка, где не было видно ни улицы снаружи — ни сами прохожие не могли обнаружить Маркуса — тот использовал свое проявление — уже свое . Три уже своих проявления.

Сперва Маркус ощутил, как его тело становится невесомым. Затем, моргнув и посмотрев на руку, он обнаружил то, что она стала фактически невидимой. После чего, на пробу, Маркус приложил руку к ближайшей стене и надавил на ту. Несколько секунд он ощущал сопротивление, прежде чем его рука, словно бы пройдя через упругое желе, освободилась, позволив тому на пробу повертеть той и, кивнув, вытащить ее обратно.

Спустя же еще секунду, Маркус вытащил ту и, кивнув, взглянул на одежду, спавшую с него мгновенно, оказавшись полностью нагишом, после чего оттолкнулся от земли, легко подпрыгнув на десяток метров, мгновенно оказываясь на крыше невысокого здания, после чего покачнулся, чуть было не свалившись обратно вниз.

У Маркуса Блэка было четыре проявления.

И нет, он не был уникальным человеком, внутри которого покоилось четыре души — по крайней мере с рождения. У Маркуса Блэка изначально существовало только одно проявление. Бесполезное в его работе в качестве охотника, но до крайности полезное в его текущем поле деятельности.

Он мог красть чужие Проявления.

Именно в этом заключался великий трюк Маркуса Блэка и причина, почему, не смотря даже на его поведение и расслабленность, тот до сих пор оставался одним из лучших ассасинов, что только могли купить деньги.

У него просто было слишком много козырей.

За время своей жизни Маркус Блэк получил три Проявления, что невероятно помогали ему в его жизни. Он умел становиться невидимым. Он умел становиться бесплотным. И он умел левитировать. Иными словами, ему не столько был нужен профессионализм — у него на руках уже были все козыри, которые ему только были нужны.

Идеальный убийца — невидимый, неосязаемый и летающий… Конечно, это было не столь идеально — но и недооценить его козыри было нельзя. Хотя он и получал с помощью своего Проявления лишь более слабые версии чужих Проявлений, но и этого хватало в его работе.

Например, когда он становился неосязаемым — он становился неосязаемым для всего, включая оружие и свою одежду — и только очень плотные объекты могли сопротивляться этому, такие как земля под ногами или стены домов. К тому же ему приходилось отказаться от ауры — что было маловажно в том случае, если Маркус мог просто пропустить удар через себя… Эвелин могла частично материализовать части своего тела, например, и даже продолжать использовать свою ауру в подобном состоянии — что подходило куда лучше для супер-козыря — но от гримм это ее не спасло…

Или невидимость — в оригинале тот охотник умел делать невидимым и свою одежду и оружие, пока то находилось в непосредственном контакте с ним — но Маркус мог сделать невидимым только свое тело…

Ну и, конечно же, левитация — изначально Маркус Младший практически не тратил ауру на левитацию и был в воздухе столь же мобилен, сколь и на земле — в то время как у Маркуса Старшего в лучшем случае выходил неловкий полет со скоростью бегущего гражданского, к тому же просаживающий запас его сил также, как и все остальные Проявления — но и этого было достаточно для Маркуса.

Фактически, Маркус, воспользовавшись своими проявлениями был достаточно близок к тому, чтобы стать идеальным разведчиком — невидимый, неосязаемый летающий охотник, способный спокойно заглянуть за любую дверь, обнаружить все тайные склады и проходы, пройти через любую охрану — почти любую, инфракрасные датчики или датчики шума, например, все еще могли его засечь — и отпустить со всей необходимой ему информацией.

Фактически, он мог оказаться в любой закрытой комнате с человеком, после чего, материализовавшись, свернуть ему шею и исчезнуть вновь, не оставляя следов — кроме, собственно, трупа.

Именно поэтому Маркус Блэк и считался лучшим в деле убийств.

И потому, взобравшись на высокое здание Маркус сконцентрировался, после чего быстрыми прыжками, используя левитацию только для того, чтобы заглушить звуки своего взлета и приземления, тот бросился к месту, где прямо сейчас находилась его цель — Джонатан Гудман.

Нет, конечно же он не планировал убивать того прямо сейчас — если он хотел не только пристрелить Джонатана, но и выжить после этого — ему был нужен план.

А лучше всего начать разработку этого плана Маркусу было после того, как он взглянет на цель своего убийства… Без лишних свидетелей.

Синдер ощущала себя не очень уютно на своем дне рождения.

Во первых ее не заботила еда, подаваемая в данный момент — она могла позволить себе благодаря покровительству Джонатана так каждый день. Во вторых ее не обуревали чувства праздника от осознания, что она прожила еще один год — если говорить об этом, то куда больше теплых чувств она могла получить восьмого августа — в день рождения и день встречи с Джонатаном — или же тринадцатого августа, годовщину побега из отеля и годовщину сжигания самого отеля до тла…

Но в третью — и главную — очередь Синдер беспокоило то, каким хмурым, задумчивым и печальным выглядел Джонатан.

За время проведенной с тем Синдер видела Джонатана таким несколько раз — и каждый раз наблюдения за подобным буквально рвало душу Синдер… И каждый раз подобное размышление было связано с чем-то невероятно неприятным для Джонатана.

Очередной кризис, надвигающийся на людей, или личные проблемы — в сознании Синдер второе было важнее, чем первое.

Синдер не нравилось подобное выражение лица Джонатана. Обычно это приводило только к его грустному настроению — и служило знаком того, что с Джонатаном происходило что-то неприятное. Синдер хотела бы раз и навсегда стереть эту эмоцию с лица Джонатана — из этого мира — но Синдер не могла этого сделать.

Не потому, что ей не хватало храбрости на подобный поступок или нечто подобное — нет. Из-за того, что он старался, как он говорил, не сваливать мои проблемы на тебя.

Но ведь это и было самой главной проблемой! Если Синдер видела, как он был опечален — но даже не знала причины этого — она не могла помочь никак, и осознание даже не того, что она не могла помочь — нет, осознание того, что, возможно, она бы и могла помочь как либо, но не могла одновременно с этим — именно это сводило Синдер с ума…

Мгновение спустя рука Синдер среагировала быстрее, чем сама Синдер успела понять, в чем именно заключалась ее реакция.

Это был даже не рефлекс — скорее какой-то неожиданный звериный импульс, появившийся из ста тысяч самых мельчайших факторов, о которых обычные люди не знали и не подозревали.

Даже сама Синдер не смогла понять, что она именно делает — прежде чем в стену перед ней врезался нож, мгновенно подхваченный и брошенный вперед ее рукой.

Это было… Наверное, это можно было принять за вспышку немотивированной агрессии — но для разума Синдер, скорее, это было похоже на инстинкт.

ОПАСНОСТЬ!

Инстинкты Синдер, ее детство, тренировки, желание защитить Джонатана, стресс — все это сработало вместе и руки Синдер сработали куда быстрее ее разума, бросив нож вперед.

Мгновенно все присутствующие в ресторане замерли, скрестив взгляды на Синдер в первую очередь в непонимании — прежде чем та смогла моргнуть.

Медленно с ножа, воткнувшегося в стену, капнула капля крови.