Так произошло

Планы смертных и бессмертных

Среди огромного числа имен и фамилий самых приметных и значимых, самых могущественных и влиятельных людей мира, решивших объединить свои силы ради решения «Мантловской проблемы» имя профессора Озпина казалось притягивающим внимание — если быть точнее, то это имя заставляло любого читающего список посетителей задаться вопросом — «А что там делает профессор Озпин?»

Конечно же любой мог понять, что после объявления всеобщего саммита каждое государство должно было прислать своего представителя — Советника как минимум, свою высшую власть, достойную представлять свое государство. С этой точки зрения Озпин, бывший Советником Вейла, пусть и на позиции Директора Академии, вполне удовлетворял этим условиям — однако… Почему именно он?

Вполне логично было предположить, что более подходящим станет Советник по внешней политике и дипломатии — зачем отправлять в Атлас Директора, чья наиболее известная характеристика — его выдающаяся боевая мощь?

Этот вопрос заставил множество аналитиков по всему миру задуматься, прежде чем единственная логичная и стройная теория появилась в их разуме.

Вейл посылал своего наименее загруженного и наиболее безынициативного члена Совета потому, что не был заинтересован слишком сильно в исходе Саммита — и вместе с тем отправлял туда единственного Советника, что мог пережить покушение — которое, судя по всему, Вейл если не ожидал, то как минимум не сбрасывал со счетов.

Забавно, но могущественные и посвященные в тайны этого мира вершители судеб также были заинтересованы в том же вопросе — в конце концов для Озпина ничего не стоило отправить в Атлас очередного Советника, разыгрывая своеобразный спектакль для наблюдателей и оставаясь в тени, как тот и делал всегда. Зачем же Озпину было нужно появляться на саммите лично?

Итог, к которому они пришли, наполовину совпадал с итогами аналитики простых людей — Озпин действительно ожидал того, что его вечный враг, Салем, нанесет удар на саммите.

Но Озпин был слишком заинтересован в определенном исходе саммита, чтобы допустить это.

В конце концов Озпин оставался невероятно могущественным охотником — быть может его магия слабела день за днем, поколение за поколением, и с появлением нового игрока на большой арене, нового мага, тот уже не выглядел столь могущественным чародеем — но в этом и заключалась небольшая хитрость Озпина.

Ему и не требовалось быть магом, чтобы уничтожать врагов.

Глядя на Озпина, на его далеко простирающуюся даже из его высокой башни руку, на паутина тянущуюся через весь мир и его планы, планы внутри планов, меняющиеся и перетекающие друг в друга так быстро, что, порой, невозможно даже было предсказать, что Озпин планировал на самом деле, наблюдатели могли забыть тот факт, что Озпин заслужил свое положение в мире не только благодаря своему уму — но и благодаря своему весьма впечатляющему боевому опыту и боевым способностям.

Конечно же Озпин не тренировался ежедневно и большую часть времени был заперт в своей башне — но когда ты переживаешь тысячи и тысячи лет в самых различных условиях — ты учишься самому обширном арсеналу самых разнонаправленных навыков.

Возможно у Озпина не получилось бы победить Джонатана или Салем в магической дуэли — но ему и не требовалось этого. Каждое его воплощение, в каждом поколении Озпин добивался того уровня силы, что делало его как минимум способным к сражению с Салем.

И у Салем всегда хватало силы.

На самом деле, если бы Озпин хотел — он уже давно получил бы славу самого могущественного Охотника Ремнанта — если бы это было ему необходимо.

В подобных условиях видеть его движение для наблюдателей было особенно тревожно. Если Озпин сдвинулся со своего места, вышел из своей башни и направился в Атлас лично — это значило, что у Озпина был план, требующий этого. А если у него был план, требующий его личного появления? Вполне вероятно этот план включал в себя столкновение с противником, с которым никто кроме Озпина не мог справиться.

По крайней мере, никто из тех, кому Озпин мог доверить исполнение его плана.

У Озпина было множество множеств самых различных подчиненных. Могущественные охотники, влиятельные политики, изворотливые преступники — быть может все еще не до конца, но Озпин мог ныне с уверенностью сказать, что практически полностью вернул все свое состояние, что десятки лет назад он потерял после свержения монархии — свержение, что было произведено его собственными руками.

Нет, это не делало его всемогущим или всезнающим… И это было проблемой.

Когда Джонатан неожиданно возмутился Озпином — тот не углядел в этом ничего особенно ужасного. Было бы глупо предполагать, что Озпин никогда в прошлом не переживал подобное — разочарование в его методах и идеалах от его союзников происходили чаще, чем сам Озпин замечал это — еще один подобный случай не менял ничего в картине мира Озпина — разве что, может быть, немного оказывал влияние на его дальнейшее планирование…

Но Джонатан мог пойти по двум путям — он мог либо попытаться оборвать свои связи с Озпином и попытаться создать собственный порядок, стать отдельной политической силой на собственных условиях — либо же он мог попытаться присоединиться к Салем.

Джонатан поступил достаточно мудро, не выбрав второй вариант. Конечно же, Озпин мог поплатиться дальнейшим ослаблением — но это не значило, что у него не было возможности избавиться от неожиданно возникшей и столь внушительной угрозы.

Джонатан нанес удар по Озпину, по команде STRQ — достойная стратегия ослабления самого Озпина. Если убийство самого Озпина лишь по итогу позволяло тому скрыться и на долгие годы отправиться в тень — значительно проще было попытаться атаковать не самого Озпина, а его окружение, лишить его силы и способностей. Озпин, вполне вероятно, выбрал бы подобный путь на месте Джонатана.

И Джонатан… Действительно нанес удар. Так просто.

Могущественен или нет Озпин, он был не богом. Он не умел обращать время вспять, менять небо и землю местами и иногда он просто сталкивался с ситуацией, в которой он не мог победить. Даже если человек является величайшим оратором в мире — он не способен убедить пулю, уже стремящуюся к его голове из выпущенного ствола, остановиться.

Точно также Джонатан на недели удалился, прежде чем, использовав все доступные ему силы и ресурсы, нанести удар.

Озпин всегда считал Джонатана слишком обеспокоенным вопросами морали, саморефлексией, но он вполне отдавал себе отчет, что сомнения не означали неспособность сделать что-либо. Как показала информация о прошлом — задолго до того, как Джонатан стал королем он уже продемонстрировал это, ограбив банк Шни. Поэтому когда Озпин увидел руку Джонатана — подкуп и агенты, подстроенные ситуации и разговоры — и даже взглянул на Рейвен, возмущенную, но вынужденную подчиняться Джонатану — Озпин лишь кивнул сам себе. Значит, время пришло.

И Джонатан забрал себе команду STRQ — в полном объеме. Это не было каким-то тайным договором сильных мира сего в кулуарах, сколько просто случилось из-за действий одного против другого. Весьма удачных, по своему итогу, действий.

Нет, Озпин не был непобедимым — не существует никак абсолютов в этом мире. Озпина можно было переиграть, победить, даже убить или обмануть. Джонатан не был первым, кому это удалось — и, вполне вероятно, не последним.

Конечно же Озпин не оставил свое поражение просто поражением, сделав ответный шаг, серьезно усложнив жизнь Джонатану и поставив его перед серьезным выбором, что должен был по итогу все же вывести Озпина вновь на лидирующие позиции — но…

Ситуация была не идеальна.

Джонатан, пусть и не идеально, но все же вырвал нужный ему кусок из плоти Озпина — не особенно до того интересуясь политикой и не обладая опытом или умом Озпина.

Но что произойдет дальше?

Что произойдет через пять лет, десять, двадцать — сто?

Джонатан был магом — что, если Озпин, разыграв свою руку, однажды, через десятки поколений, столкнется с Джосайей Гудфеллоу, таящим в себе воспоминания об Озпине — и немалую обиду на него?

Опасная, столь опасная ситуация…

Забавно, но пока Джонатан выигрывал время, стараясь составить подходящий план действий в отношении Озпина — Озпин делал тоже самое. У обоих из них было достаточно причин для того, чтобы опасаться друг друга и опасаться собственных неоправданных провоцирующий действий. Каждый из них внимательно взвешивал на весах все свои варианты, искал пути друг у другу и…

И потому Озпин лично отправился на саммит.

Потому, что у него все еще оставались сомнения. Потому, что он должен был выбрать.

И потому, что Салем не могла упустить эту возможность.

Саммит… Салем помнила множество саммитов из столь долгой и столь далекой своей прошлой жизни. Собрания могущественных, мудрых, влиятельных. Тайные, открытые. Большие, малые. Те, что действительно становились огромной проблемой для Салем, те, что не имели никакого смысла кроме повода для очередного вечера празднеств, и те, что организовывала она сама или ее подчиненные. Еще один саммит.

В тысячах тысяч подобных вариантов Салем могла только пробежаться взглядом по очередным новостям о еще одном геополитическом кризисе и, едва не зевая от скуки, отложить от себя новости, вернувшись к своему планированию, не обращая внимания на подобное.

О нет, вполне вероятно, что она бы воспользовалась этим шансом, нанеся человечеству страшный удар, погрузив мир в хаос и выпустив свои орды гримм в мир, сея хаос и смерть, но в этом не было ничего обычного.

Как может быть рутинен ежемесячный отчет для работника, уже несколько десятков лет молчаливо подписывающего документы в своей кампании, также с рутинной незаинтересованностью Салем создавала эти ужасающие трагедии и мировые кризисы.

Еще одна мировая война, еще один теракт, еще пара десятков мировых лидеров мертвы — события, ложащиеся в ее послужной список, и без того полный подобными заслугами.

И все же, в отличии от сотен подобных, в этот раз Салем внимательно следила за саммитом.

Конечно же, причина в этом была не в том, что она была заинтересована в гражданской войне Мантла и Атласа — или же в том, чтобы она, по какой-то причине, была заинтересована в том, чтобы этого не допустить. Нет, еще пара десятков миллионов людей и пара государств были незначительной мелочью, недостойной внимания Салем.

Но именно в этот раз взгляд Салем был внимательно прикован к саммиту — если точнее, то к одной из центральных фигур надвигающегося саммита.

Джонатан Гудман.

Салем внимательно наблюдала за тем, как Тириан и его орда расходных материалов продвигались вперед, желая определить силы Джонатана, опознать, действительно ли он был магом, узнать его способности…

И она своего добилась.

Озпин, при всей своей невероятной гибкости ума, был весьма закостенел в своих взглядах.

Если тысячи лет их сражение происходило по одному сценарию — необязательно этот сценарий не мог измениться однажды.

Да, сотни раз Салем убивала Озпина, уничтожала его государства, побеждала его армии и заполоняла мир гримм — но это происходило не потому, что Салем была безмозглым болванчиком, способным исключительно на то, чтобы порождать новых и новых гримм, подчиняясь командам безмозглого кукловода. Нет, у Салем была цель — самая простая и благородная цель на свете…

Салем просто хотела умереть.

Конечно же она предпочла бы, чтобы ее смерть произошла таким образом, чтобы Озпин ухватился за голову и завыл от бессилия и боли, но это не было обязательным условием. Салем была готова умереть и без фанфар, в своей кровати, и даже по итогу свершения сложного ритуала, или любым образом. Салем не боялась, как именно она умрет если по итогу она просто сможет умереть.

Пожалуй даже, если бы Джонатан потребовал от ее гримм начать разводить цветы для того, чтобы убить ее — Салем согласилась бы. Ей было все равно, она ненавидела человечество — но ее ненависть к человечеству была ничтожной по сравнению с той ненавистью, что она испытывала к самой себе, к своей жизни. По сравнению с ее… Усталостью.

Насколько проще было бы, если бы Салем просто была мертва.

Никакой нужды сражаться с Озпином. Никакой нужды играть в политические, военные игры. Никакой нужды что-то делать, куда-то бежать…

Испытывать боль.

Салем была согласна на любые условия — если только кто-то сможет найти условия для ее гибели, но…

Но Озпин не понимал этого.

Взгляд Озпина закостенел куда больше, чем взгляд любого человека. Да, Озпин взглянул на любую ситуацию в мире с большего числа сторон, чем любой человек на свете, меняя тела и маски, мужчина и женщина, человек и фавн, силач и слабак, герой и пьяница, судья и преступник…

И в этом заключалась главная слабость Озпина.

Уверившись в полноте своих знаний Озпин стал отвергать все, что выходит за рамки его знаний. Как может река течь вверх? Как может время бежать вспять?

Как может Салем не желать уничтожить мир?

Нет, уничтожить мир в качестве последней своей мелочной мести Салем, в общем-то, не была против, но это не было ее финальной целью. Если Джонатан сможет убить ее без уничтожения мира — нет, если он мог убить ее только тогда, когда она откажется от уничтожения мира — никаких проблем. Салем была согласна на любые условия.

Проблема заключалась только в том… Как именно Салем могла протянуть руку в Джонатану с этой единственной целью?

Озпин уже рассказал Джонатану о Салем, о ее деяниях, и Озпину не было нужды приукрашивать деяния Салем, достаточно было просто их перечислить. Даже если Салем не ставила своей главной целью уничтожение мира — она все также совершила бесчисленное количество деяний, что делали ее однозначным злом. Пытки, убийства, войны, геноцид — Салем совершила так много вещей, что она забыла больше, чем мог бы перечислить любой человек, живущий в Ремнанте — кроме, пожалуй, Озпина.

И Джонатан воспринимал Салем в качестве своего врага — и, с позиции Салем, ее желания умереть, это было неплохо. Если Джонатан изобретет способ убить ее — Салем было все равно, сделает он будучи ее врагом или союзником.

Однако вместе с тем это и закрывало некоторые возможные пути для Салем — если Салем станет врагом Джонатана, то вполне вероятно, что Джонатану станет сложнее находить способ ее убийства. Вполне вероятно, что Джонатану требовалась информация о Салем, о ее проклятии — и в данном случае Салем была готова предоставить эту информацию, но Джонатан не был готов ее принять. Джонатан видел ее врагом, а значит любая информация, что она могла передать Джонатану, будет воспринята им с недоверием, скорее даже как ложь — и никакой возможности, по крайней мере на данный момент, исправить это, Салем не видела.

Салем была бы рада стать союзницей Джонатана, как минимум ради исполнения этой мечты, но сделать это в данный момент было невозможно… Особенно невозможно это было из-за существования Озпина.

Джонатан и Озпин не сходились в своем восприятии мира, но это не значило, что она могла рассчитывать на помощь Джонатана в исполнении своих планов. И именно этот факт, факт того, что даже будучи противниками друг другу они были союзны как минимум в вопросе борьбы Салем означало то, что Озпин все также имел некоторый контроль над восприятием Джонатана, пусть и неполный, но достаточный для того, чтобы помешать Салем дотянуться до столь важной фигуры современного мира.

А это в свою очередь значило, что Салем должна была раз и навсегда оборвать эти связи.

До этого не раз и не два, множество раз Салем играла с Озпином в подобные игры, перетягивая агентов с одной стороны на другую, настраивала их против Озпина, влияла на их восприятие…

Далеко не всегда подобные деяния с ее стороны становились удачными — в том, что касалось подковерных интриг Озпину не было равных.

Конечно же, иногда, пользуясь случаем или обстоятельствами, Салем выигрывала у Озпина — даже сейчас директор Хейвена, Леонардо Лайонхарт, легко сдался под ее напором — жалкий испуганный второсортный охотник, проскочивший на пост директора исключительно по недосмотру самого Озпина, тогда отвлеченного мириадом других дел и приступами самосожаления, не подходящий ни своими административными или политическими способностями, ни своей боевой силой, ни даже личной харизмой…

Единственной причиной, почему он вообще забрался в кресло директора был тот факт, что он оказался удобен правящим политическим элитам Мистраля.

Для множества мафиозных кланов Мистраля человек без связей с остальными правящими элитами и без каких либо амбиций был удобен, не нарушая статус кво он не провоцировал никакой новой дележки власти и не подвергал опасности сложившийся порядок…

Хорошие времена порождают слабых мужей…

Сломать его было омерзительно легко — в отличии от множества слуг, что Салем обрела в прошлом Лайонхарт не был интересен ничем. Простая безыдейная кукла, чья мотивация для службы была самой безынтересной и банальной из всех.

Страх за свою жизнь.

Озпин, вероятно, был слишком погружен в свое самобичевание в тот день, когда согласился раскрыть информацию о современном мире Лайонхарту.

Для Лео даже не было особенных причин переживать о собственной жизни — с фигурой Джонатана на горизонте все, что было нужно сделать Лайонхарту, если он действительно переживал о своей жизни, это просто найти дружбу Джонатана.

Гира сделал также и сейчас находился под очень и очень качественной защитой от Джонатана — такой защитой, что Салем предпочитала не рисковать и не лезла к тому даже имея некоторые планы на его личность.

Хотя, то, как быстро сдался Лайонхарт, возможно, было не только показателем его слабости, но и его внутренним желанием — возможно, с самого начала Лайонхарт просто хотел быть на стороне Салем — возможно он даже сам себе не мог признаться в подобном…

Салем было все равно и Лайонхарт не интересовал ее иначе, кроме как ее обходной путь для того, чтобы подобраться к Джонатану ближе.

О да, Салем не была особенно искусна в тонких манипуляциях, но ее опыт был невероятен. Намек здесь, недосказанность там, внимательный взгляд и слова о том, что «эту информацию никто не должен был знать» — и Лайонхарт превратился в самую важную из ее пешек — груженый ослом вьючный мул.

Лайонхарт должен был принести Джонатану информацию о самой Салем — считая самостоятельно, что он предает Салем, и не подозревая, что именно на подобное и рассчитывала Салем — после чего вбить финальный гвоздь в крышку гроба отношений Джонатана и Озпина, заставив их окончательно разойтись в своих взглядах.

Салем просто хотела умереть. В ее планах не было обязательного пункта о том, что она должна была уничтожить мир при этом — нет, это стало бы неплохим финальным подарком к ее похоронам, но тот, кто просит, выбирать не может.

Впрочем, до конца останавливать свои предыдущие планы Салем также не планировала. Если Джонатан не справится со своим планом, то сама Салем должна была воспользоваться иным шансом для своей смерти…

Поэтому сама Салем внимательно следила за происходящим саммитом в Атласе.

У нее было много планов относительно оного…

И если Озпин собирался появиться на них лично — значит, у того тоже.

Аифал был стар.

Не безумно стар, но уже достаточно стар для того, чтобы даже не подумывать о том, чтобы найти себе девушку в баре и достаточно стар, чтобы понимать, что он не был вечным.

Выпустившись из Хейвена с превосходными оценками — скрывать и подделывать те впоследствии на просто «хорошие» Аифалу потом пришло уже долго — и прекрасными резервами ауры — и открытым проявлением, о котором Аифалу хватило ума не сообщать даже в своем молодом прошлом — Аифал реалистично оценивал свой жизненный срок между восемью и девятью десятками лет.

Исключая неудачные происшествия, конечно же.

Например совершенно случайную болезнь, что должна была оборвать его жизненный путь. Без всякого божественного вмешательства или тайных планов, просто из-за случайности, однажды случившейся на его жизненном пути.

Поэтому Аифал не считал себя ни неуязвимым, ни бессмертным — и отдавал себе отчет, что его жизнь могла оборваться через несколько секунд в результате совершенно случайного совпадения обстоятельств, из-за упавшего на его голову метеорита, отравленного чая — в конце концов он мог просто поскользнуться на пороге и сломать себе шею в падении.

Поэтому Аифал не гнался за великими планами, исполнения которых он скорее всего не сможет застать — когда-то, когда он был значительно младше, он мог выстраивать планы на двадцать, тридцать или даже пятьдесят лет — но сейчас он был достаточно стар для того, чтобы отдавать себе отчет, что строя планы даже на десять лет вперед он играл с судьбой.

Если бы он завтра умер от сердечного приступа, будучи уже совсем немолод, во время исполнения какого-нибудь плана, что должен был развиваться еще десятки лет — это определенно было бы забавно, но бессмысленно — с точки зрения траты сил и времени на реализацию своих планов.

Нет, он конечно же подготовил планы на случай своей смерти, но это было именно его планами на случай смерти, а не планами, что предполагали его жизнь, и сломались из-за его гибели.

Поэтому Аифал уже не так сильно глядел в будущее — далекое, имеется ввиду. Но Аифал вовсе не упускал из своего вида недалекое будущее — было бы странно, что осознавая свою смерть он перестал бы ценить сладости, чай или тишину вокруг.

Нет, Аифал все также любил свою жизнь — возможно даже больше, чем когда он не осознавал близость своей смерти.

Наверное, именно это осознание всегда так и манило его и многих иных, что рисковали своей жизнью ради развлечения. В конце концов сам факт того, что он пошел против Озпина или Салем ставил его в один ряд с безумцами, рискующими своей жизнью в безбашенных гонках или в охоте на гримм.

И факт того, что даже рискуя своей жизнью Аифал все также мог наслаждаться радостями этой жизни делал все эти радости жизни еще более приятными для Аифала.

Например, сейчас он пил крепкий кофе.

В самом кофе не было ничего особенного, не самый дешевый, но и не элитный сорт, а что-то из ценовой категории «для ежедневного употребления людьми из средне-верхней страты общества» — но этот кофе казался Аифалу необычайно вкусным.

Вполне вероятно, что причина этого заключалась в том, что пил этот кофе Аифал сидя в воздушном корабле, направляясь в Атлас, в самый центр бури, вполне отдавая себе отчет, что он мог погибнуть тысячей самых различных способов еще до того, как он даже сможет сойти с трапа корабля. Не от нападения гримм, Салем может быть и не доверяла ему, но та не стала бы избавляться от него в данный момент… Хотя, может быть, она и решила бы от него избавиться прямо сейчас?

Эта мысль делала кофе еще лучше.

Но основная причина вкуса кофе заключалась все же в том, с какой именно целью Аифал направлялся в Атлас.

Аифал очень редко появлялся на публике, как в своей официальной роли Советника Мистраля, так и в своей «неофициальной» роли, чаще предпочитая действовать из тени и из своего уютного кабинета… И, в общем-то, не существовало реальной непреодолимой причины, почему он должен был присутствовать в данный момент на саммите. Не существовало какого-то уникального стечения обстоятельств, проблемы, что Аифал мог решить только личным присутствием — Аифал уже запустил множество своих планов. Эмбер в команде с дочерьми Джонатана, Салем нанесла удар против Озпина, и сам Озпин был вынужден действовать, Артур под контролем его людей…

Так почему же Аифал отправлялся на саммит? Он мог послать вместо себя Лайонхарта или любого другого из своих марионеток, сославшись на свой преклонный возраст — но вместо этого предпочел действовать сам.

Нет, конечно же, существовали такие вещи, что Аифал не мог поручить никому из своих подручных, но Аифал не планировал ни одно из подобных действий в данный момент…

Аифал просто хотел взглянуть лично на Джонатана.

Да, все было именно так просто. Аифалу просто стало интересно взглянуть на того, кто так сильно изменил этот мир собственными действиями.

Даже Аифал не мог сказать, что он добился того же за всю свою жизнь, чего добился Джонатан за десяток лет.

Аифал был заинтересован в Джонатане. В его действиях и мыслях, и особенно — в его планах.

Аифал даже в каком-то смысле склонялся к Джонатану, болел за него — ему было просто интересно.

А если саммит все же пойдет не по плану…

Что же, Аифал не был бы тем, кем он является сегодня, если бы не подготовился ко всем возможным вариантам, не так ли?