Так произошло

Мистраль

Леонард Лайонхарт всегда находился «где-то посередине.»

Где-то в толпе официальных представителей, где-то в центре списка успеваемости, где-то на третьей позиции в телефонной книге. Не плохо, не отлично, а именно то, что люди называли «обычным.»

Леонардо Лайонхарт был самым «обычным» из всех тех людей и фавнов, что вы только можете себе представить… Тот самый «охотник» из общего списка всех возможных и существующих «охотников», которого представляют себе обычные люди. С немного неясными чертами, «каким-то» оружием и «некими» миссиями в прошлом.

Леонардо Лайонхарт представлял из себя самого обычного охотника, что только мог выйти из Хейвена, гордо объявив о том, что четыре года предыдущей учебы — и годы подготовительной школы — прошли не зря, потряхивая своим сертификатом как орденом, или как билетом в будущую светлую жизнь, полную дорогих вин, прекрасных женщин и умопомрачительных приключений…

Исключая тот факт, что Леонардо Лайонхарт всегда был болезненно осведомлен о том, что он являлся «обычным» охотником.

Причина, почему охотники обучались курсами по десятку, двум и, если повезет, трем десяткам человек в год в Хейвене заключалась в том, что охотников было крайне мало — существовал лишь незначительный процент людей, способных на то, чтобы, крутя акробатические пируэты, стрелять в огромных монстров из своего меча-ракетницы-электрозажигалки, не забывая сверкать своей белоснежной улыбкой одновременно с тем. Белая кость общества — уже больше, чем люди — могущественные воины и влиятельные современные чудотворцы, любимцы публики, мужчин и женщин…

Когда ты не просто считаешь себя сильнее всех вокруг — когда ты действительно являешься самым сильным человеком из сотен тысяч, когда ты обладаешь возможностью в одиночку захватить небольшое поселение, когда тебе обещают сотни тысяч льен награды за неделю или две работы — несложно начать терять связь с реальностью — погружаться из суровой, полной опасностей работы, в прекрасные мечтания — о своем третьем особняке и пятой яхте, дожидающейся тебя на пристани личного острова.

Но проблема реальности состоит в том, что та бессердечна к мечтам юных и наивных. Одна ошибка — и вместо мечты о яхтах приходят мечты о тех временах, когда число твоих конечностей совпадало с тем, что было у тебя при рождении.

Иногда после ошибок охотники не мечтали ни о чем вовсе.

Именно так — академии охотников тренировали своих подопечных отчаянно, но некоторые вещи нельзя уместить в пределы учебников, лекционных часов или даже практических занятий. Половина выпустившихся команд охотников не переживали первого года работы, а еще половина из оставшихся — первых пяти лет.

Те, кто переживали пять лет работы и были теми охотниками, что себе представляли обычные люди — чарующая улыбка или хмурый взгляд, страшные и прекрасные истории, шрамы и шарм ветеранов ужасных сражений…

Те охотники, что доживали до этого срока и становились моделями для журналов, звездами телешоу и иными выдающимися представителями общества, зазывающими молодых ребят в свою профессию, глядя с каждого постера вокруг. Большая часть охотников же просто не доживали до того момента, когда они смогли бы показать другую сторону героической жизни «сверхлюдей.» Другая часть переживали свои первые годы работы — и больше никогда не желали иметь ничего общего ни с охотниками, ни с гримм, ни с людьми.

Проблема существовала лишь в том, что, обычно, выпустившийся охотник не думал о худшем — и куда более вероятном — исходе, а ориентировался по постерам, что он видел, и годам обучения, что он прожил. И как бы ни были суровы тренировки в Академии — к некоторым вещам нельзя было подготовиться вовсе.

И Леонардо Лайонхарт знал это. В отличии от всех остальных людей вокруг Леонардо знал о том, что у любой монеты есть две стороны. Будучи самым «средним» из всех, Леонардо всегда пытался оценить свои перспективы, всегда пытался собрать информацию, проверить свои шансы и, если ситуация вела к невыгодному исходу — Леонардо не считал зазорным отступить. Обдумать ситуацию вновь, изменить план, и, если ситуация складывалась совсем не в его пользу — сэкономить время себе и своему противнику — сдаться и переключиться на другую проблему, где Леонардо не встречал столь ожесточенного сопротивления и был куда более уверен в своих шансах на победу.

Поэтому Леонардо никогда не вписывался в общество охотников — или даже, говоря на чистоту, в свою команду. Нет, конечно же, он пытался — и не сказать, что он находился в вечной конфронтации с теми — просто некоторым людям не суждено было продолжать общение по собственному желанию, и потому, когда обучение в Хейвене было закончено Леонардо Лайонхарт сердечно попрощался со своей бывшей командой и принял правильное решение — не пытаться доказать себе, который уже все знал, или миру вокруг, которому было плевать, что он был сильнее, чем он считал — и избрал своей профессией самое неопасное из занятий, доступных охотнику. Леонардо стал учителем.

Так случается — большая часть команд охотников так или иначе распадались спустя определенное время — четыре различных человека с собственными стремлениями, планами и мечтами не могли проводить все свое рабочей и свободное время совместно — кто-то уходил в другие профессии, кто-то обзаводился семьей, а кто-то просто погибал — срок жизни обычной команды охотников вне пределов академии крайне редко превышал пять лет. Некоторые команды распадались сразу же по выпуску из академии — так произошло и с командой Леонардо. Его команда отправилась на покорение диких орд гримм, а Леонардо предпочел устроиться преподавателем в Хейвене — его зарплата была значительно меньше той, что получали за свои миссии охотники, но все еще болен чем достойна — слишком велика была важность его работы и слишком мало существовало специалистов, способных занять его место.

Сперва Леонардо стал ассистентом и лаборантом, отлавливающим небольших гримм ради практических уроков и проверяющим тесты учеников. Затем его назначили преподавателем короткого полугодового курса полевой медицины и первой помощи. Затем он стал полноценным преподавателем Хейвена, взвалив на себя биологию, полевую медицину и спортивное ориентирование. А затем неприметный, но исполнительный и не стремящийся к большему, не заинтересованный в мелочных дрязгах и кабинетных интригах Хейвена, не связанный ни с какими влиятельными покровителями и семьями Мистраля, Леонардо привлек внимание директора академии и превратился в его заместителя.

И Леонардо хотел получить свою надбавку к зарплате, ему нравилось получать больше, нравилось быть не просто учителем, а кем-то несколько выше — и потому он согласился. Если бы он не согласился — его жизнь была бы куда проще, тогда и сейчас.

Сперва на него обратили внимание как на молодого выскочку другие преподаватели. Затем стоящие за ними семьи, которым более нечего было делать со своим свободным временем. И конечно же, Озпин.

Леонардо знал еще в тот момент, когда получил приглашение на беседу в кабинет директора, что он влезает во что-то крайне дурнопахнущее. Когда увидел своего директора, когда увидел директора Вейла — самого молодого директора в истории Ремнанта — в прошлом, теперь этот титул принадлежал Королю Осмонду, и когда его спросили про его любимую сказку. Именно в тот момент Леонардо понял, что он, стараясь никогда в жизни не влезать ни во что слишком опасное, влез по самые уши.

Но сделанное было не вернуть назад — и он осторожно качнул головой, отвечая на вопрос Озпина о том, желал ли он узнать нечто большее о мире, в котором он обитал. Леонардо думал, что если он узнает больше об опасностях, окружающих его, то он сможет подготовиться к их неминуемому удару.

Леонардо очень плохо рассудил свою прошлую ситуацию и потому оказался в своей текущей позиции — директора академии Хейвен, конфидента — в прошлом — Озпина, и нынешнего предателя дважды. От Озпина к Салем, от Салем к Джонатану. И везде для Лайонхарта не было спасения.

Одно неправильное решение в жизни — вот и все, что привело Лайонхарта к его текущей ситуации. Фавн, всегда старавшийся быть «среди прочих» оказался на острие борьбы двух древних могущественных противников — и…

И всеми силами старался не умереть. Все здравомыслящие живые существа не хотели умирать, не так ли? Поэтому было абсолютно естественно, что Лайонхарт не хотел делать этого в том числе — он старался всегда быть позади, как можно меньше проявлять себя, в бою или в управлении — и просто день за днем выполнять свою работу, зарабатывая себе на хлеб.

Но, конечно же, Лайонхарт не мог не привлекать к себе внимания слишком долго. День, неделю, месяц, год и десять лет — и во время очередного обычного рабочего дня, когда Лайонхарт окончательно выкинул из своей головы мысли о жутких тайных войнах Озпина и Салем, он неожиданно обнаружил на своей доске письмо от неизвестного, но более чем осведомленного стороннего человека.

Просто письмо, без полунамеков и тонких словесных политесов — нет, вместо этого письмо содержало полный список личного имущества Лайонхарта, его распорядок, имена его любимых заведений и женщин, с которыми периодически проводил вечера директор академии — его друзей и знакомых, их семей и уже их распорядок дня, недели и года.

И, для непонятливых, объемный список, написанный мелким убористым почерком, в конце был подписан списком необходимых от Лайонхарта действий — и четким указанием на то, какой реакции от неизвестного противника добьется Лайонхарт, если не выполнит выданный ему список указаний, попытается привлечь внимание — и, конечно же, обратится к Озпину.

Самая главная проблема шантажа заключается в том, что он является действенным орудием в руках врага — особенно когда у шантажируемого нет возможности определить, кто именно шантажирует его. Обычные люди и фавны легко сдаются под напором подобного давления.

И Леонардо Лайонхарт в конце концов был самым «обычным» охотником из всех, что только можно было себе представить.

А еще он не хотел умирать, как и всякие люди. И, говоря честно, он не то, чтобы был изначально и в своей сути плохим человеком — он не хотел, чтобы по вине его действий умирали другие люди, его любовницы, друзья, сокомандники или ученики.

Самая главная проблема же Леонардо заключалась в том, что видя перед собой непреодолимую преграду Леонардо поступал умнее многих — вместо того, чтобы пытаться пробить преграду перед ним головой — он отступал и искал иной, более подходящий и простой способ добиться своих целей. Иными словами — Леонардо сдался на милость победителю в тот день и час — и поступил на службу к Салем в тот же день — далекие десять лет назад.

К тому же, от него не требовалось ничего слишком опасного, важного или даже утомительного. Информация о результатах обучения студентов-охотников? Это даже не было столь уж закрытой информацией — Леонардо рассылал итоговые оценки обучения по домам учеников к их родителям каждый семестр. Личные дела он и без того предоставлял в случае необходимости проверяющим компаниям и государству — а уже оттуда эта информация уходила через третьи руки на черный рынок.

Советы в Совете по поводу распределения новых миссия для охотников, раздачи бюджета, направления подготовки новых поколений? Это были просто советы, он даже не принимал решений — просто поднимал некоторые вопросы на обсуждение в Совете. Если его предложения были чрезмерны — никто бы не стал к нему прислушиваться — а если кто-то пропустил плохое предложение дальше то это только показывало, что другие Советники зря занимали свое место в Совете Мистраля!

Леонардо просто делал то, что делают все нормальные люди в мире — пытался выжить и прожить свою жизнь спокойно, хорошо и без проблем.

И он конечно же не был предателем — поэтому сразу же, как только у него появилась возможность выйти из-под власти Салем — он воспользовался! То есть, конечно же, он не бросился вперед сломя голову, а внимательно оценил свои перспективы и сделал правильный шаг.

Озпин, в конце концов, не понял бы действий Леонардо — и, признаться честно, Леонардо сомневался, что Озпин сможет защитить его в случае проблем. Озпин уже не смог защитить его от одного случая шантажа со стороны Салем — Леонардо необходим надежный покровитель, на которого он смог бы положиться.

И Король Осмонд Третий, Джонатан Гудман, оказался именно тем, кого он так долго ждал все эти годы.

Новый маг, влиятельный политик, хитрый стратег, продемонстрировавший свою готовность идти до конца и свое влияние по всему миру, опрокинув Атлас в одну ночь — и это было только началом.

Конечно же Леонардо предпочел сменить своего покровителя на того, кто показал себя явно наиболее способным и влиятельным из всех. Это было совершенно обыденно и нормально, для всех здравомыслящих обитателей Ремнанта.

И Джонатан ответил на его предложение. Не бесплатно, конечно же, но если ты родился в Мистрале — ты становишься привычен к торговле — Мистраль торгует всем. Едой, прахом, оружием, услугами, жизнями, фавнами…

Это просто печальная правда жизни. В Мистрале продается все и продаются все — нужно только знать, чем и кому заплатить, и уже завтра ты получишь диплом, твоего обидчика увезут среди ночи, и, может быть, ты окажешься в кресле Советника.

По крайней мере один раз Советника Мистраля сняли с его должности именно по этому обвинению — хотя, возможно это были внутренние войны семей. Такое в Мистрале тоже не было редкостью.

Но Леонардо это интересовало мало — как и всякий разумный человек Леонардо стремился прожить свою жизнь без проблем, как можно лучше и дольше, как только было возможно. Вмешательства в дела семей Мистраля выступало против эотй цели — потому Леонардо и не вмешивался в те, предпочитая заниматься своими обычными делами.

Нет, Леонардо не был трусом. Просто осторожным разумным фавном, что желал прожить как можно дольше в этом мире.

И если для этого ему нужно было сменить одного покровителя на другого… Что же, он сделал то, что сделал бы любой здравомыслящий человек. И потому Леонардо точно не переживал о том, что теперь с ним все время находился тот или иной неприметный агент КРСА из Гленн.

Ведь если он жил как абсолютно нормальный обычный здравомыслящий человек — ему определенно не о чем было переживать в жизни.

Аифал немного печально вздохнул, прежде чем перевести взгляд на свои морщинистые старые руки и чуть печально улыбнуться, глядя на те.

Время не щадит никого.

Один раз Аифал уже выхватил свой счастливый билет в этом мире — получил второй шанс на то, чтобы еще немного позабавляться в этом мире. Получил от своей о столь прекрасной, величественной темной госпожи второй шанс.

Но Салем не была всемогуща. При всем ее понимании магии и владении ужасающим искусством управления гримм — Салем не обладала способностью даровать бессмертие. Если бы она обладала этой возможностью — она скорее всего обладала бы как минимум небольшим пониманием того, как совершить обратный этому процесс — а значит давно приблизилась бы к своей цели — в блаженной смерти.

Даже если Салем на самом деле и обладала такой возможностью — она определенно не стала бы использовать ту ради Аифала и Аифал… Считал это закономерным, честным итогом его службы.

Аифал никогда не был верен Салем — его причина для следования за тем, кого без зазрения совести можно было назвать «темной богиней» всегда заключалась в простой мысли — «так будет интереснее.»

Интереснее служить темной богине, интереснее сражаться с Озпином, интереснее завоевывать мир из теней…

Если подумать всерьез — Аифал всегда очень условно был на стороне Салем — настолько условно, что неоднократно, в прошлом или настоящем он саботировал ее приказы, либо извращал их настолько, что они приводили к совершенно обратным результатам.

И все же Аифал был полезен — для Салем, тысячелетиями державшейся в тени мира, проводя без единого контакта с социумом Ремнанта сотни лет, иногда десятки лет не произнося ни слова вовсе, пока ее речь не отмирала за ненадобностью вовсе, до того, что той требовалось вновь учится общаться, люди и фавны Ремнанта представляли из себя разношерстную, непривычную, странную дикую массу, живущую по законам, что Салем успела забыть за все прошедшее время. Салем был необходим «переводчик», «инструмент» ее воли, «терминал», взаимодействуя с которым она могла влиять на население Ремнанта. И Аифал занимал эту должность — потому, что Салем был необходим кто-то, способный ее занимать.

Но вместе с тем Салем не питала иллюзий — лишенная всех возможностей социума Ремнанта Салем по крайней мере была лишена его некоторых пороков — дистанцировавшись от человечества Салем лишилась отвратительной человеческой привычки к избирательной слепоте к тем людям, что были им приятны.

Салем просто не воспринимала людей как кого-то, с кем она поддерживала сколь либо персональный контакт. И потому, она не была слепа к тому, насколько условной была верность Аифала к его «темной госпоже.»

Аифал представлял для Салем проблему, весьма значительную Он был необходим Салем, полезен, и потому не мог быть так легко отброшен в сторону, но вместе с тем был столь непредсказуем, что использование его с какой бы то ни было эффективностью или надежностью было однозначно невозможно.

Иными словами, Аифал представлял из себя проблему «не могу с тобой, не могу без тебя» — но вместо романтической истории следствием из этого являлось исключительно то, что Салем искренне пыталась найти самый лучший выход из этой неприятной ситуации. Сразившая Аифала болезнь в данном случае была, наверное, лучшим из вариантов, что только мог произойти с Аифалом для Салем — Салем могла не беспокоиться от того, что теряла важный и эффективный инструмент по собственному решению и вместе с тем вздохнуть спокойно от того, что ее главный исполнитель, одновременно с тем являющийся и ее главным предателем все же перестал тревожить ее сон… Если Салем, конечно же, спала.

Проблемой оставалось лишь то, что на место Аифала, на место «переводчика с языка людей на язык Салем и обратно» должен был прийти кто-то иной — в идеале кто-то исполнительный и значительно более верный, чем он… Если бы на место Аифала пришел кто-нибудь вроде Джонатана — или Синдер, например — это решило бы все проблемы Аифала разом.

Но Джонатан и Синдер оказались вне ее загребущих рук, суперорда была уничтожена, Озпин неожиданно оказался не таким уж мертвым, как считала Салем и ей пришлось с мучительной зубной болью вытаскивать Аифала, к тому моменту уже больше мечтающему о своей смерти, чем об излечении, из загребущих рук смерти.

С тех пор Аифал работал на Салем — но лишь настолько, чтобы все же не убедить ту в необходимости избавиться от своего «ближайшего сподвижника» — скармливал ей новости, помогал ей направлять орды, а в перерывах подкидывал подачки Джонатану или вставлял палки в колеса Озпину.

Но, время прошлом с тех пор — и хотя Аифал был излечен однажды — он не считал себя бессмертным, как не рассчитывал и на то, что Салем продлит его жизнь вновь.

Возможно это мог бы сделать Озпин или Джонатан — Аифал заглядывал в их разум и оба они, по крайней мере теоретически, могли совершить подобное — однако ни один из них не пошел бы на подобное. В то время как Салем был необходим Аифал для исполнения важной функции адаптера к текущему обществу Ремнанта — и Джонатан и Озпин прекрасно ориентировались в нем и без Аифала. Иными словами, для них он представлял из себя живым значительно больше проблем, чем мертвым.

В текущих же условиях, когда Салем наконец нашла достойную замену Аифалу — согласно его же стараниям, впрочем — в виде Ваттса, более вероятно было то, что Салем, не дождавшись момента смерти Аифала, прикончит его раньше срока, чем то, что она решит спасти его вновь.

Аифал конечно же мог избавиться от Ваттса, вновь привязав Салем к себе — без единого доказательства того, что он поучаствовал в этом происшествии, руками гримм, радикалов или даже непривычной испорченной еды, доставленной скрывающемуся доктору, но зачем бы ему этим заниматься?

Аифал умирал — как умирают все старики. Если так подумать — он задержался в Ремнанте значительно дольше, чем было предопределено ему свыше, стараниями Салем, и поэтому не переживал от того, что его смерть приближалась вновь. Да, ему хотелось бы пожить подольше, как и всем людям, но он со стоическим спокойствием относился к близкой смерти.

Но, как и всякий человек, чувствующий приближение смерти, Аифал планировал совершить то, что он еще успевал сделать в этом мире прежде, чем он услышит глухой стук четырех забиваемых в крышку гвоздей. Так много планов, так много возможностей, но так мало времени…

Аифал прикрыл глаза, после чего чуть печально покачал головой, прежде чем отвлечься, уловив по едва заметному фоновому шуму мыслей, что постепенно становился все отчетливее, приближение человека, отвлекшись от созерцания собственных морщинистых рук и развернулся к входной двери, отведя взгляд.

Как и следовало ожидать через несколько секунд за дверью комнаты послышались тихие шаги, прежде чем аккуратный глухой стук разнесся по кабинету — следом з ним последовла мягкий голос,- Дядя… То есть, мистер Аифал?

— Ах, Пирра, заходи,- Аифал сделал вид, что только сейчас узнал приблизившуюся к нему девушку, благодушно покачав головой, когда на пороге появилась статная девушка с копной собранных в высокий хвост длинных медно-рыжих волос,- Ты опять?

Пирра, мгновенно понявшая, что именно Аифал имел ввиду под «опять», смутилась, прежде чем чуть опустить взгляд,- Я… Мне неловко называть тебя дядей при всех…

Аифал на эти слова только покачал головой, тепло улыбаясь девушке,- Раньше тебя это не смущало.

— В приюте тебя все знали как «дядю», так что в этом не было ничего необычного… Но за пределами приюта и особенно здесь на тебя и меня будут странно смотреть, если я и дальше буду продолжать называть тебя дядей,- Пирра выдохнула, прежде чем опустить взгляд,- Прошу прощения.

— За что? — Аифал улыбнулся, после чего вздохнул — «порой глядя на подобное я почти начинаю печалиться от того, что я такой…»

Аифал был благодетелем Пирры Никос — разглядев ее выдающийся талант именно он отправил ее в подготовительную школу охотников, именно он обеспечил ее деньгами, славой — именно он подбил ее на участие в Мистральском молодежном чемпионате боевых искусств…

А еще он был причиной того, почему Пирра Никос оказалась в приюте изначально.

Нет, не лично — но именно он отдал приказ — ужасная трагедия, знаменитый чемпион Ахиллес Никос и его жена, погибшие в страшной автокатастрофе… Действительно, было просто чудом то, что их маленькая дочь, Пирра, в тот момент не находилась в машине…

Пирра, услышав эти слова, чуть помялась, прежде чем поднять на него взгляд, не подозревая, что Аифал уже знал причину для ее беспокойства,- Я… Я не хотела бы участвовать в чемпионате в этом году.

— Почему? — Аифал немного улыбнулся,- Ты боишься поражения?

— Нет, нет, конечно нет! — лицо Пирры вдруг сменилось мгновение спустя, когда та осознала, что ее слова можно было воспринять как хвастовство и чуть зарделась — в конце концов у Пирры существовали все причины гордиться собой — молодая восходящая звезда, которой пророчат большое будущее — выдающаяся охотница, отличница всей учебы, модель и идеальная заготовка для пропагандистского плаката…

Кто-то из ненасытных до сенсаций журналистов уже успел окрестить Пирру Никос «мистральской Синдер Фолл» — у многих спонсоров существовали виды на будущее «самой выдающейся охотницы Мистраля за последнюю сотню лет.»

— Я… — однако Пирра только отвела взгляд, прежде чем сглотнуть неуверенно, печалясь от того, что ее слова могут прозвучать детской прихотью, только портящей жизнь остальным людям.

Однако внутри Пирры все же существовал определенный стержень — и потому та подняла взгляд и выпалила на одном дыхании,- Мне не нравиться как на меня смотрят. Я… В последнее время куда бы я ни пошла все только таращатся на меня как на какое-то животное в зоопарке!

«Некоторые люди любят центр внимания. Некоторые — нет.» — Аифал вздохнул.

Всего одна фраза и он бы мог изменить мнение Пирры — направить ту против ее убеждений, поселить новые мысли в ее голове. Аифал обладал не только умом, опытом и словесным мастерством, но самым сильным оружием для подобного действия — умением чтения мыслей. Однако…

— Без проблем,- Аифал улыбнулся,- Я думаю, мы сможем что-нибудь придумать.

Но Аифал не был монстром, ищущим выгоду в каждом событии. Он также был способен на базовую человеческую эмпатию — даже к тем, к кому он ее не должен был испытывать.

Он мог испытывать эту эмпатию потому, что он умирал…

И потому, что это были последние спокойные годы Мистраля — насколько разгул коррупции, бандитизма и черного рынка можно было назвать спокойными.

Глядя на расплывшуюся в улыбке Пирру Аифал перевел взгляд на свою пожелтевшую морщинистую кожу рук и печально вздохнул.

После Менажери Джонатан примется за Мистраль… И меня уже не будет здесь для того, чтобы остановить ненасытного пришельца из иного мира.

Аифал только усмехнулся своим мыслям, что Пирра, лишенная возможности слышать те, восприняла только как легкую покровительственную улыбку от Аифала к ней и улыбнулась в ответ.

Гленн на острие нового мира. Атлас и Мантл поглощены Все-Ремнантским Альянсом. Подковерная борьба Менажери между Гирой и Сиенной сильна — Озпин и Джонатан ведут войну на шахматной доске… И мне не увидеть этого финала.

Аифал вздохнул и произнес тихо слова, что он услышал от Джонатана, в которых хранилось слишком много мудрости для такого простого человека, как он,- Так произошло.