Обещанная

Глава 41

Ориса старалась. Она изо всех сил пыталась спрятать свою боль так глубоко, чтобы никто не заметил. Улыбалась, когда нужно было улыбнуться, кивала в ответ, если от нее ждали слов. Но родителей не обманешь.

Ее улыбки были пустыми, лишенными радости, а в глазах поселилась тень печали.

Миа, узнав, что Ориса долгое время жила на ее родной планете, не уставала задавать вопросы. И только в эти моменты девушка словно оживала. Она могла часами рассказывать, как училась заваривать горькие травы так, чтобы они теряли горечь; как различала сочные ягоды от тех, что вызывали жжение и тошноту; как по треску веток определяла, кто рядом — мелкое животное или хищник покрупнее.

Иногда Ориса делилась и более опасными воспоминаниями: про молодых ликаров, ступивших на их территорию, или про гребнехвоста, которого поджарил ее Уть-Уть. Эти истории вызывали у Миа неподдельный восторг. Она слушала, затаив дыхание, а после перебивала вопросами и все время просила что-то уточнить.

— Ты серьезно?! — глаза Мии сверкнули от недоверия. — Настоящий гребнехвост? Ты его пробовала?

Ориса чуть заметно улыбнулась:

— Да. И знаешь, вкуснее мяса я никогда не ела.

Миа рассмеялась, хлопнула ладонями по коленям:

— А я всегда от них бегала, как от огня! Их укус ядовитый… вся стая твердила: даже близко к ним не подходить. А ты… ты ела гребнехвоста! Подумать только!

Она смеялась, качала головой и снова возвращалась к деталям. В такие минуты Ориса забывалась: ее голос звучал живо, движения становились свободными, а в глазах появлялся блеск. На короткое время тень боли исчезала, и все видели ту самую девочку, которую когда-то потеряли.

А потом пришли воины.

Корабли Ор'Ксиаров ежедневно садились перед домом, и каждый их визит становился напоминанием. Напоминанием о том, что Ориса больше не принадлежит никому. Ее защитник изгнан. Она свободна. А значит, любой из них имеет право претендовать на его место.

Для них это был закон. Для нее — приговор. Даже мимолетный взгляд в их сторону Ориса воспринимала как предательство Каор'Исса. Она перестала выходить из дома. Все чаще оставалась в комнате, неподвижно лежала на кровати и часами смотрела в пустую стену. Слезы текли сами собой, беззвучно, словно ее сердце продолжало плакать, даже когда разум уже устал от боли.

Тревога росла медленно, но неумолимо. Сначала Наэлия пыталась отвлечь ее разговорами, наполняла дом заботой и привычными мелочами, которые когда-то радовали Орису. Отец, суровый и молчаливый, дольше других делал вид, что верит: время лечит. Но даже он все чаще останавливал взгляд на дочери с тенью бессилия в глазах.

Лишь Миа могла хоть ненадолго вытянуть Орису из темноты. Но стоило Миа уйти — и тишина тут же возвращала ее в пустоту.

Эти редкие минуты радости были похожи на искры в угасающем огне. Все понимали, что нужно что-то делать, пока это пламя не погасло окончательно.

Однажды утром Наэлия разбудила дочь и молча вложила ей в руки кувшин.

— Зачем он мне? — хрипло спросила Ориса, еще не успев отойти ото сна.

— Нужно набрать питательной массы, — ответила мать.

Сон как рукой сняло. Ориса резко села, и ее глаза вспыхнули.

— Ты в своем уме?! Там за щитом десятки воинов! Они только и ждут, чтобы я вышла. Хочешь, чтобы я отдала им себя добровольно?!

— Есть вещи, которые нужно не только знать, но и понимать, — спокойно сказала Наэлия и добавила: — Без питательной массы назад не возвращайся.

Ориса сжала губы, обида и злость прорвались наружу.

— Хочешь меня им отдать? Надоело, что у твоего дома толпится куча Ор'Ксиаров. Ты ведь всю жизнь жила по их законам. И хочешь, чтобы я тоже им подчинилась, да?

Слова ударили больно, но Наэлия не дрогнула. Она только указала рукой на выход.

Ориса вскочила и швырнула кувшин в стену. Тот с глухим звуком ударился о камень и остался цел.

— Он не разобьется, — спокойно заметила Наэлия, обернулась и позвала: — Тэйрон. Видимо без тебя здесь не обойтись.

— Папа не посмеет! — выкрикнула Ориса. Но уже через миг оказалась на плече у отца. Он нес ее крепко, но бережно.

У самой границы Тэйрон остановился, поставил дочь на землю и убрал сеть.

Наэлия снова протянула кувшин и твердо произнесла:

— Иди. И без «крови» Ис'Тайра домой не возвращайся.

— Ненавижу тебя! — выкрикнула Ориса, и голос ее сорвался от злости.

Схватив кувшин, она шагнула за сеть. Сердце билось так сильно, что казалось — его услышит каждый. Перед ней, в тени скал, стояли десятки, если не сотни неподвижных фигур, и каждый взгляд был устремлен на нее.

Первый шаг дался легко — на злости. Второй оказался тяжелее: сердце ухнуло вниз. На третьем шаге ее охватил настоящий страх. Она прижала кувшин к груди так крепко, словно тот мог защитить лучше любого щита.

Но воины не двинулись. Никто не сделал и шага. Никто не бросил вызов сопернику.

Страх постепенно растворялся в недоумении. Шаг за шагом Ориса шла дальше, и походка становилась увереннее.

Наконец она решилась и подняла взгляд на ближайшего воина. Тот тут же отвел глаза. Действие машинальное, инстинктивное. Она перевела взгляд на следующего — и он сделал то же самое. Потом еще один. И еще.

Постепенно до нее начало доходить то, что пыталась объяснить мать. Формально она свободна. Ее защитник изгнан. Но белая одежда и связь с Каор'Иссом все еще держали ее. Для остальных она оставалась чужой женщиной. А значит, встречаться с ее взглядом, тем более претендовать на нее, никто из них не посмеет.

Ориса дошла до реки, набрала кувшин питательной массы и, вскинув голову, спокойно вернулась домой. Встала перед матерью, выдохнула и, преодолевая гордость, произнесла:

— Прости за те слова…

Наэлия кивнула. Ее голос был тихим, но твердым:

— Ты — женщина Ор'Ксиара. Пока ты не откажешься от этой связи, ее не сломит ни закон, ни даже самый могущественный воин Ис'Тайра.

Ориса опустила взгляд. Медленно улыбка скользнула по ее губам — она не откажется. Но в тот же миг громкий, ровный голос Наэлии разрезал воздух, обращенный не к дочери, а к тем, кто стоял за щитом:

— Завтра, с первыми лучами, я выгоню дочь из дома. Пусть ищет себе защитника среди вас. А сегодня — уйдите все прочь. Мы хотим одну ночь тишины.

Эти слова прозвучали как приговор.

— Мама! — вскрикнула Ориса.

Она бросилась к матери, схватила ее за рукав. Пальцы врезались в ткань. Голос сорвался:

— Ты не имеешь права! Ты не можешь просто выгнать меня! Ты не можешь отдать меня им!

Наэлия осталась спокойна. Она мягко, почти по-матерински убрала руку дочери и посмотрела на нее так, словно прощалась.

— Если мы будем держать тебя взаперти, ты просто сгоришь.

Ориса перевела взгляд на отца и увидела в его глазах то же, что и в глазах матери: не жестокость и не страх, а… прощание.

Внезапно ее гордый протест рассыпался в прах. Гнев растаял, оставив после себя лишь острую, холодную боль предательства. Дыхание перехватило. Она отпустила рукав матери, отступила на шаг, развернулась и ушла в дом.

Наэлия выпрямилась, посмотрела сквозь энергетическую сеть на неподвижный строй воинов и громко сказала:

— Ваше молчаливое присутствие у моего дома будет воспринято как вызов. Вы и сами знаете, чем заканчиваются подобные дерзости. Уходите. Не заставляйте меня напоминать вам о старых казнях. Я не желаю, чтобы новые смерти легли тяжким грузом на мою совесть…

После этих слов она на мгновение замолчала. Пауза сделала предупреждение еще весомее. Затем, ровно произнесла:

— Увидимся на рассвете.

Воины склонили головы, принимая ее волю, и один за другим начали возвращаться к своим кораблям.