— Что это было? Почему крейсер взорвался? — спросила она, опускаясь в кресло главного пилота.
Байр тяжело выдохнул, сел прямо на пол и провел лапой по морде.
— Понятия не имею.
— Ами зафиксировал всплеск аномального тепла в техническом отсеке, — спокойно сказал Ор'Ксиар. — Кто-то из резордов пытался вручную взорвать реактор, чтобы не дать нам уйти.
Ориса опустила взгляд, сжав подлокотники кресла так сильно, что побелели пальцы. Она сидела в кресле, но будто и не чувствовала его под собой. Сколько жизней сгорело там, в крейсере? Сотня? Две? Она не знала. Но тяжесть каждой смерти ложилась на нее, давила на грудь, разрывала изнутри.
А вдруг там была не одна женщина? Вдруг их было… несколько? Она ведь не успела увидеть все капсулы. Что, если шанс был — и она его упустила?
Мир, в котором она жила под защитой Ор'Ксиаров, был честным и чистым. Там жизнь подчинялась силе, а смерть приходила в бою и всегда открыто. Воины жили и умирали ради рода, и казалось, что справедливость — закон самой Вселенной.
Но реальность оказалась иной. Космос был жесток и равнодушен. Здесь жизни запирали в капсулы и перевозили, как товар. Продавали и покупали. Здесь смерть могла быть случайной, а выживание зависело не от доблести, а от чужой жадности или прихоти.
И теперь, столкнувшись с этой реальностью, Ориса чувствовала, как рушится ее прежний мир. То, что казалось основой — сила и защита, — оказалось редким даром, существующим лишь там, где правили Ор'Ксиары. Все остальное тонуло в хаосе, где жизнь не стоила почти ничего.
— Эй… — негромко сказал Байр. — Ты сделала все, что могла. Ты спасла Сиялку.
Она не повернула головы. Губы оставались сомкнутыми, но внутри все рвало от мысли: могла ли она сделать больше?
— Ориса, — он осторожно усмехнулся, — не тащи все это одна. У меня лапы широкие, в них много влезет.
Она не ответила, и тогда он потянулся и коснулся ее плеча.
Воздух в кабине сгустился настолько, что стало трудно дышать. Ор'Ксиар поднялся, и одного его движения хватило, чтобы пространство словно подстроилось под него.
— Довольно, — сказал он низко. — Ты касаешься того, что тебе не принадлежит.
Байр резко отдернул лапу, уши прижались, но он попытался усмехнуться:
— Я же просто… поддержать хотел.
Взгляд Ор'Ксиара впился в него, холодный, давящий. Байр сглотнул, поежился и пробормотал уже тише:
— Кажется, мои кишки вот-вот пойдут в макраме…
Ор'Ксиар шагнул ближе. Его пальцы скользнула по спинке кресла рядом с Орисой, и металл жалобно заскрипел под их силой.
— Не смей касаться ее, — произнес он так, что воздух дрогнул. — Не смей смотреть в ее сторону. Даже думать о ней тебе запрещено.
Он наклонился ниже, и в его голосе не осталось ничего человеческого:
— Она не твоя. И твоей никогда не будет.
И в этот миг Ориса резко поднялась и встала между ними:
— Хватит! — сказала она. — Мы только что потеряли сотни жизней, а ты готов рвать его на куски из-за одного прикосновения!
Ее глаза сверкнули — в них смешались боль, вина и ярость.
— Байр мой друг. Между мной и Байром нет чувств. Значит, нет и угрозы для моей связи с Мор'Рааном.
Слова упали, как камни. Даже для нее самой они прозвучали жестко. Но отступать она не собиралась.
— Называй это как хочешь, — ровно произнес Ор'Ксиар. — Но я остаюсь в своем праве. Ликар не должен…
— Ты тоже не должен! — перебила его Ориса и шагнула ближе. — Ты касаешься меня. Смотришь так, будто я уже твоя. Ты не перестаешь думать обо мне. И после этого осмеливаешься говорить ему, что он не должен?
Ор'Ксиар наклонился вперед, в его глазах вспыхнуло янтарное пламя.
— По законам Ор'Ксиаров я имею право… — начал он, но договорить не успел.
— Ты забыл, что я обещана великому охотнику и владыке «Теневого пламени» Мор'Раану? — спросила она.
После вскинула голову и встретила его взгляд в упор:
— Так какого атома ты смотришь прямо в глаза женщине, которая по законам Ор'Ксиаров, принадлежит другому?
Она знала: возразить ему нечем. Законы были на ее стороне. Но тогда почему он не отводит взгляд? Почему стоит и смотрит, будто не может иначе?
И почему в этом молчании она видит не вызов и не упрямство, а клятву: он не отступит, даже если весь космос обратится против него.
И в этот миг произошло нечто странное. Ее сердце… Оно словно лишилось важной ноты, которую она раньше не осознавала, но всегда слышала. Что-то привычное, то, что всегда жило в ней с самого рождения, вдруг потускнело и… исчезло.
Сначала она решила, что задохнется. В груди будто вырвали кусок, и на его месте разлился ледяной холод. Он тянул вниз, и вдруг стало мучительно трудно держать спину прямо. Плечи предательски налились свинцом, голова сама просилась склониться… но она упрямо вскинула подбородок, цепляясь за гордость, как за последнее оружие.
Она ощущала себя так, будто осталась одна в безбрежной пустоте, но продолжала гордо стоять. Потому что он смотрел. Смотрел, не отводя глаз. Смотрел так, как смотрят на того, кто давно стал единственным смыслом в мире, когда все остальное рушится.
И вдруг Ориса поняла: она больше не может выдержать этот взгляд. Воздуха не хватало, грудь сжимала пустота. Рука сама метнулась в сторону, ища опору, но схватила лишь пустоту — и прошла мимо.
Вместо опоры оказалась теплая грудь Байра. Он чуть склонился и тихо усмехнулся у самого ее уха:
— Подушка для уставшего пилота к твоим услугам, Ориса.
Он поднял глаза на Ор'Ксиара и, будто нарочно, добавил:
— С моими кишками потом разберешься. А сейчас, если не заметил, Орисе плохо.
Тишина натянулась, как воздух перед ударом молнии. Она закрыла глаза, и в голове мелькнула единственная мысль: сейчас Ор'Ксиар убьет ликара, дерзнувшего держать ее в своих объятиях.
Чтобы уберечь Байра, она попыталась отстраниться, но сил не хватило. И снова — его голос, мягкий, почти заботливый, прямо над ухом:
— Подожди минутку… сейчас я выкину Сиялку из капсулы, и все будет хорошо.
— Нет, — произнес Ор'Ксиар ровно, без эмоций. И ликар подчинился.
Ориса зажмурилась. Последняя мысль, которая пронзила ее, прежде чем накатила темнота, была: выходит, жизнь Сиялки для него важнее.
/Каор'Исс/
Когда он увидел, кого Байр уложил в капсулу, то на миг застыл.
Полупрозрачная кожа мерцала мягким светом, вены переливались, как живые ручьи, а черты лица были такими совершенными, что она казалась созданием из иного мира.
Редкая кровь. Редкая красота.
Люмари. Дети света. О них ходили лишь редкие рассказы, больше похожие на легенды. Говорили, что они почти исчезли, и встретить живого люмари в космосе невозможно. Их кровь считалась бесценной — дарующей продление жизни.
Мысль оформилась мгновенно: он предложит ее Мор'Раану, великому охотнику и владыке «Теневого пламени». Справедливый обмен. И, возможно, единственный способ заявить о своем праве стать защитником Орисы.
Он посмотрел на девушку, сидящую в его объятиях, и впервые за всю жизнь ощутил простую, настоящую радость.
То был свет его надежды. И он позволил ему выйти наружу, окутал Орису этим теплом, словно хотел показать: он достоин быть ее щитом, ее опорой.
Он знал — она почувствовала это.
Но ее слова прозвучали, как удар в самое сердце:
— Теперь я знаю, как сладок может быть обман, — усмехнулась она. — Но я больше не желаю тонуть в этой лжи.
Он смотрел на нее, не понимая. Это не был обман. Не была игра.
Но она отстранилась, и ему пришлось разжать руки. Холод реальности вернулся, и вместе с ним — проблемы, требующие его внимания. На борту их корабля оказалась обнаженная женщина.
И рядом — ликар, который мог сколько угодно притворяться другом Орисы, но оставался зверем, ведомым инстинктами. Он уже слишком долго держал себя в лапах.
Ор'Ксиар отдал мысленный приказ Ами:
«После завершения цикла исцеления переведи девушку в режим глубокого стазиса. Не выводить из стазиса без моего прямого приказа. Изменения камеры должны остаться незаметны».
«Команда принята» — в той же холодной манере отозвался Ами.
Когда процесс исцеления завершился, капсула без малейших внешних признаков сменила режим. Снаружи все выглядело так же, будто лечение продолжалось, но внутри время для люмари остановилось.
Ни Ориса, ни ликар не заметили перемен.
А потом все резко изменилось. Лапа ликара на плече Орисы. Его собственная ярость, которую становилось все труднее удерживать. И слова Орисы — прямые, резкие, бьющие в самую суть.
Она была права: он не имел права так смотреть на нее. Не имел права желать ее.
И все же он не отвел взгляда. Не смог. И пусть разум твердил о законах, сердце и инстинкт воина отвечали иначе: он не отступит. Не после того, что уже почувствовал.
А потом случилось то, чего он никак не ожидал. В один короткий миг хрупкая надежда обрела вес, превратившись в реальный шанс.
Шанс сражаться за право назвать себя… ее защитником.
Он ощутил в себе такую силу, что даже объятия ликара, которые еще недавно казались вызовом, перестали иметь значение. В руках Байра она могла найти лишь короткое, хрупкое успокоение, тогда как в его объятиях — проведет вечность.
Но слова Байра потребовали ответа. Ор'Ксиар остановил его, ясно понимая: исцеляющая капсула Орисе не поможет. Ей нужно лишь время, чтобы прийти в себя. А Сиялке самое место в глубоком стазисе, пока они не достигнут «Теневого пламени» Мор'Раана.