Примечание к части
Оригинальное название главы 发发糖. 发糖 буквально означает «отправлять конфеты», на фандомном сленге же подразумевает разные новые милашности между парой. Если пара полностью вымышленная, то «отправляют конфеты» контент-мейкеры новым контентом, будь то оригинальные авторы или фанаты; в случае с реальными людьми, которых шипперят, то, по моим наблюдениям, так могут называть и моменты из их взаимодействия. На английский это переводят иногда как send/sprinkle sugar, иногда как send/produce candy. Поскольку в названии главы «отправлять» повторяется, подчёркивая количество, я перевела как «сладкий пир».
Убранство внутри комнатки второго этажа бамбукового дома во впадине горы Боцзи было очень простым, настолько простым, что в нём почти не присутствовало духа человека. В общем — только лишь одна бамбуковая кровать, на которой, судя по виду, никто особенно и не спал.
Точнее сказать, в эту внутреннюю комнату, что выглядела как спальня, в целом, похоже, заходили совсем мало. И неизвестно, какую, в конце концов, жизнь вёл здесь прежде владелец — не пил и не ел, не спал, как будто вот-вот стал бы бессмертным.
Но каков бы ни был здесь быт владельца раньше, сейчас он, однако, как обычный человек, лежал спокойно на бамбуковой кровати…
Тело Сюаньминя было укрыто длинными белыми одеждами, в совершенно бескровном лице проступала безжизненная серость, руки — свободно сложены на теле; холодный, что лёд, но абсолютно недвижимый.
Первые два дня Сюэ Сянь немало повозился с ним. Потому что он никак не мог согреться, всегда — всё равно что лёд. Сюэ Сянь окружил его всего горячим воздухом, постоянно согревая. После, дотронувшись и ощутив, что он всё ещё немного холодный, хотел найти что-нибудь, чтобы укрыть.
Он долго искал в бамбуковом доме, но, вопреки ожиданиям, даже постельных принадлежностей никаких не нашёл и тогда сразу сходил в уезд снаружи, потратил немного денег и купил постельное и чанпао поплотнее.
Изначально Сюэ Сянь хотел укрыть Сюаньминя своими верхними одеждами, однако чёрное платье, что в обычное время исключительно радовало взгляд, накрывая тело Сюаньминя, ещё больше подчёркивало наполненный дыханием смерти цвет его лица; как ни посмотри — режет глаза.
Настолько, что даже Сюэ Сянь, кто никогда не заботился о дурных или добрых приметах, впервые принял чёрные одежды как табу.
Те два дня Сюэ Сянь вертелся почти всё время и сначала накрыл Сюаньминя одеялом. Потом почувствовал, что нечто столь тяжёлое с Сюаньминем в самом деле не сочетается. Так что сменил на верхние одежды другого цвета, но как ни смотрел — всё было неприятным до крайности…
Он метался, занятой, очень долго, в конечном счёте всё же нашёл безупречно чистое белое платье и накрыл Сюаньминя им.
Разобравшись с одеждой, он опять ощутил, что Сюаньминь, лежащий с вот так вытянутыми вниз руками, выглядит несколько непривычно; в действительности, лежащий Сюаньминь как таковой уже был незнакомым. В памяти Сюэ Сяня Сюаньминь если не сидел, медитируя, то с лицом невозмутимым и спокойным занимался чем-нибудь серьёзным.
Посидев немного, Сюэ Сянь не мог оставаться без дела и захлопотал над тем, чтобы изменить позу Сюаньминя. Перекладывая его руки так и эдак, сложил их поверх тела.
Устроив Сюаньминя, Сюэ Сянь один умчался в пещеру сотни насекомых. Отправился прямиком в последнюю скальную пещеру и сделал полный отпечаток того пространного текста на каменной стене, написанного причудливыми знаками.
Только он не знал этих знаков и, вернувшись со снятым отпечатком, сразу же всё равно не мог ничего разобрать.
Он даже выкроил время найти старика Цюя в деревне у гор, чтобы тот помог и взглянул на содержание отпечатка.
Да только, как ни жаль, старик Цюй тоже не знал, лишь рассказал, что эти странные начертания несколько похожи на старую письменность, некогда существовавшую в их клане; когда-то он изредка видел, как старики писали знак-другой, но в последнюю сотню лет никто больше не использовал её, а сейчас люди, что понимали эти старые символы, и вовсе давно уже обратились горстью земли.
Таким образом отпечатанные знаки пока что было никак не применить, и Сюэ Сянь, не имея другого выбора, убрал их.
Он находил себе множество ничего не значащих пустяковых занятий и хлопотал непрестанно вокруг Сюаньминя, потому что не мог позволить себе полностью расслабиться; стоило лишь утихнуть, и он ясно ощущал, что в теле Сюаньминя даже частицы души — не осталось.
Сюэ Сянь имел необычайное зрение, мог видеть людей, способен был видеть призраков. Он видел Цзян Шинина, видел старую госпожу Лю, видел раненого солдата внутри воинской бирки… Он видел очень и очень многое, живых людей и души уже погибших, но только лишь Сюаньминя, за исключением смертного тела, он не видел вовсе.
Однако дела, которыми он мог заняться, в конечном счёте были ограничены; прохлопотав дня три-четыре подряд, он наконец неизбежно затих.
Когда затих же, он мог сидеть у оконной рамы и в полной неподвижности смотреть на Сюаньминя днями; иногда — просто смотрел на него, желая так обнаружить мельчайшее изменение или движение. Иногда — смотрел на Сюаньминя в забытье.
Маленькая родинка, оставленная Пауком единой жизни в выемке между его ключицами, была по-прежнему тусклой, словно крохотный след давно засохшей крови, и неизвестно, когда наберётся цвета и жизни снова, или, быть может, не наберётся уже никогда…
Сюэ Сянь, очевидно, жил один сотни и тысячи лет, ему давно уже следовало привыкнуть к никем не нарушаемому покою. Однако сейчас Сюаньминь лежал, не раскрывая глаз, не разговаривая, не дыша — и он познал чувство бескрайне долгого одиночества…
К счастью, очень скоро он снова нашёл себе ещё одно дело, которым можно заняться.
На этот раз это была вовсе не лишённая всякого смысла мелочь вроде того, чтобы поменять укрывающие одежды и поправить позу; в библиотеке этого бамбукового дома он отыскал старую книгу.
Эту книгу, должно быть, некто написал и подшил лично, и неизвестно, сколько лет назад это было — бумага внутри уже стала хрупкой, словно разорвётся в клочья от малейшей неосторожности. Она простояла в шкафу слишком долго, вдобавок влажность в горах была сильной и в бамбуковом доме очень давно не жили. Дошло до того, что страницы стали не такими уж ровными, и часть написанного значительно поблёкла.
Но это нисколько не помешало настрою Сюэ Сяня просмотреть книгу: половину содержимого составляли вещи, что Сюэ Сянь не понимал.
Это было не что иное, как разновидность символов с каменной стены; другая же половина использовала общеупотребляемое письмо, чтобы объяснить значение тех странных символов.
Содержание книги было исключительно подробным; становилось ясно, что человек, некогда написавший всё это, по характеру был серьёзен, спокоен и очень терпелив.
Сюэ Сянь спешно пролистал к последней странице — и действительно, подписью оказались всё те же два иероглифа, что и ожидалось: Тундэн.
Когда он был в помешательстве на горе Цзянсун, то из-за созданной медными монетами связи видел последнюю восстановившуюся часть воспоминаний Сюаньминя. После, очнувшись, он снова прошёлся по отрывкам, что наблюдал, и более-менее понял скрытую историю и преемственность имени гоши Тундэн.
Исходя из этого, Тундэн, ухитрившийся создать Паука единой жизни в Пещере сотни насекомых, и Тундэн, написавший эту книгу, — один и тот же человек, самый первый.
Сюэ Сянь не встречал этого Тундэна, однако, судя по книге, он не так чтобы злой человек, по меньшей мере он заслуживал считаться хорошим учителем.
После того как внимательно просмотрел книгу, Сюэ Сянь, не откладывая ни на миг, раскрыл лист с отпечатанными на нём символами, сопоставил их с книгой и — слово за словом, предложение за предложением — сделал пометки с толкованием. Он потратил четыре дня без сна и без отдыха и полностью разобрался в испещрявшем лист содержимом.
После — он беззвучно просидел за столом всю ночь…
Существовал человек, кто, не проронив ни слова, взял на себя все неисчерпаемые бедствия и страдания в его жизни, в настоящем и грядущем, но даже ответа — не спросил вовсе.
Если бы ему не случилось по удачному стечению обстоятельств прочитать и понять написанное на каменной стене, то, вероятно, он за всю жизнь так и не узнал бы, что тот всё-таки сделал…
Такого человека — как он мог оставить, бросить?
Даже если бы вступил в круг перерождений — всё равно сумел бы найти и вернуть, и уж тем более — пока ещё не вступил. На юге небес ли, на севере моря[287] — где бы Сюаньминь ни был, он притащит его обратно.
******
Среди небосвода над дикими просторами вдруг снова начался снег — не тот, что сердце заставляет содрогаться от холода, но сыплющийся большими хлопьями, чистый и безупречный, даже с оттенком почти что нежности.
— Канун Нового года наступил, — Тундэн, заложив руки за спину, стоял у входа, с поднятой головой смотрел на снегопад, идущий величественно под девятью небесами, и внезапно, как будто забыв что-то, спросил: — Я уже не помню ясно, какой это год?
Сюаньминь по-прежнему восстанавливался внутри помещения. Повреждения, что он получил, были в самом деле слишком серьёзными, от таких никак не оправиться за короткое время; во всяком случае, сейчас он ещё не мог, как Тундэн, легко и просто вытянуть руку и что-нибудь взять.
Он выглядел так, будто сидел, скрестив ноги, на круглом молитвенном коврике, в действительности же — слегка парил.
Если бы ему на ладонь положили пусть даже легчайшую тонкую иглу — он не сумел бы удержать. Игла скользнула бы сквозь его ладонь и упала на пол.
Сюаньминь, услышав вопрос Тундэна, небрежно ответил с закрытыми глазами:
— Двадцать третий год Тяньси, после сегодняшнего дня наступит двадцать четвёртый.
В чернильно-чёрных зрачках Тундэна, что были подобны озеру бездонной глубины, отражался кружащий снег; казалось, сотня лет пронеслась в единственный миг, стоило только закрыть и открыть глаза. Лишь долгое время спустя он сказал без выражения:
— О, Тяньси…
В тоне его была некоторая недосказанность, однако, произнеся эти два слова, он не заговаривал больше, и неизвестно, тосковал ли он о чём-то или же просто вздыхал, что время слишком быстротечно.
— Снег будет идти всю ночь, хорошее предзнаменование, — добавил наконец Тундэн и собирался вернуться в помещение и продолжить дразнить ученика, однако он ещё не развернулся, как вдруг с девятого неба смутно донёсся раскат грома.
Раскат этот явился без каких-либо предвестий, совершенно неожиданный, и ничуть не походил на естественный.
Едва услышав гром, Сюаньминь, за многие дни восстановления никогда не раскрывавший глаз, внезапно распахнул глаза.
Когда Сюэ Сянь обращался драконом, его неизменно сопровождали тучи и гром, так что Сюаньминь даже почти выработал привычку: стоило лишь услышать такой громовой раскат, и ему всегда невольно казалось, что следом Сюэ Сянь опустится перед ним.
Но тут же он безмолвно закрыл глаза вновь. Сейчас он был ни призрак, ни связанный обязательством; согласно здравому смыслу, никто не способен был увидеть его и невозможно было определить, где он всё-таки находится. Так как бы мог Сюэ Сянь прийти сюда.
Тундэн, однако, вдруг издал удивлённо:
— Этот гром…
Он не договорил ещё, как гром, изначально сокрытый высоко в небесах, уже проявился, прямиком ударила белая вспышка, подобная извилистой, что дракон в движении, сухой ветке, и точка приземления её была исключительно ясна — храм Дацзэ.
Тундэн смотрел, как странная таинственная молния направилась прямиком к крыше над ними, готовая вот-вот ударить, однако по некой причине в последний момент остановилась.
Гром этот необъяснимо возник и необъяснимо же отступил, как будто явился напугать их и как будто…
Неизвестно, не было ли то его ложным впечатлением, но эта таинственная молния несла в себе поток одухотворённой ци, которому с трудом противостояли бы божества и демоны, — отнюдь не что-то, что мог бы привлечь призывающий гром флаг или иные трюки, скорее, она походила на такую, с какой сталкиваются во время кары. Но в самом-то деле, откуда взяться кому-то проходящему кару?
Поэтому Тундэн всё же подумал, что, вероятно, ошибся.
— Неужели этот твой истинный дракон? — он оглянулся на Сюаньминя.
Сюаньминь молчал.
Что значит «этот твой истинный дракон»? Сюаньминю даже глаз открывать не хотелось, он не питал никаких оторванных от действительности иллюзий.
Но ему и незачем было отзываться, Тундэн уже получил ответ…
Потому что едва он закончил вопрос, издали донёсся смутный свист дракона, и всего за несколько мгновений фигура в чёрном, окутанная более чем десятком быстрых молний, приземлилась гулко перед дверью.
Движение это действительно было чрезвычайно сильным и к тому же слишком знакомым. Даже Сюаньминь не мог оставаться безразличным, он резко открыл глаза и поражённо посмотрел наружу.
Облик Сюэ Сяня нисколько не отличался от прежнего, кожа была по-прежнему безупречно белой, подчёркивала исключительно красивые черты лица. Но Сюаньминь, однако, словно бы не видел его очень и очень давно; очевидно, что их разделяло всего лишь два чжана[288], но необъяснимым образом рождалась тоска разлуки жизнью и смертью.
Взгляд Сюаньминя был недвижим, что гора он обрушился на Сюэ Сяня — и больше не отвести.
Сюэ Сянь выглядел несколько озадаченным, стоял перед входом, но как будто не видел двоих внутри. Хмурясь, он осмотрел помещение со всех сторон, в выражении его проступили глубокие смешанные переживания.
Он не видел.
Он действительно всё же не видел.
Свет в глазах Сюаньминя чуть померк, но они хранили в с себе тяжёлую нежность. От такого вида невольно тут же становилось печально.
Однако в следующий миг Сюэ Сянь прошёлся взглядом по месту, где он сидел, — и вдруг замер. Он, казалось, видел не так уж отчётливо, очень долго хмурился и щурил глаза и тогда лишь позвал на пробу:
— Святоша?
Тундэн:
— Тцк.
Сюэ Сянь, впрочем, совершенно не замечал Тундэна, взгляд его лишь чуть скользнул по месту, где находился Сюаньминь.
Сюаньминь отозвался низким голосом:
— М.
Тундэн:
— Тцк.
Но Сюэ Сянь, однако, совсем не услышал ответа Сюаньминя. Он пристально смотрел на это место, молча ожидая короткое время. В конечном счёте так и не дождавшись, он весьма прямо вытащил из рукава тонкую верёвку, дважды обмотал вокруг запястья и когда завязал, верёвка слегка блеснула, будто внезапно ожила.
— Раз уж ты не отвечаешь, меня нельзя винить, — Сюэ Сянь опустил глаза, одновременно вертя верёвку и бормоча. Договорив, он сжал другой конец верёвки кончиками пальцев, прицелился в направлении Сюаньминя, а после — поднял руку и бросил.
Другой конец верёвки в воздухе был точно живой, ринулся к Сюаньминю, качнулся рядом с ним дважды, а затем метко обвился вокруг запястья Сюаньминя, даже обвязал немало раз, сделав прочный узел.
В миг, когда завязался узел, выражение лица Сюэ Сяня, что долгое время оставалось суровым, вдруг расслабилось, он изогнул уголки рта в беззвучной улыбке и произнёс:
— Поймал тебя.
Примечание к части
Издательство "Кислород" издаст "Монеты" в моём переводе, релиз запланирован на 2025 год. Версия перевода без цензуры останется доступной в интернете.
https://t.me/coldeyed_cat/1733