— Говори, — стоя спиной к Сюэ Сяню, сказал Сюаньминь неизменно коротко и ясно.
Раненый воин, должно быть, никак не думал, что они согласятся столь просто, и, вероятно, оказался сбит с толку. Он умолк на какое-то время и лишь после заговорил снова:
— Можно ли… можно ли затруднить вас, чтобы вы отнесли меня в родной дом?
Остолбенев, Сюэ Сянь высунул голову из-за спины Сюаньминя и взглянул на человека:
— Твой родной дом?
— Мгм, — раненый воин кивнул и медленно объяснил: — Прежде я смутно слышал, как вы упоминали гору Боцзи. Мой дом как раз в деревеньке, что у обращённого к солнцу подножья горы Боцзи.
Это действительно недалеко, нужно лишь выйти из горной впадины и повернуть вокруг подножия — и будешь на месте.
Только…
«Разве ты не сказал только что, что едва пришёл в сознание, сразу услышал, как мы говорим об уходе?! Как же это изменилось сейчас?! Ещё и о горе Боцзи слышал? Так когда же ты пришёл в чувство?!» Сюэ Сянь едва не разразился целой речью, но, подумав, всё же с застывшим лицом и без единого звука сел прямо, больше не выглядывая.
— Мои родители и жена всё ещё дома, я хочу… Если вы, господа, сможете помочь мне передать им мою железную воинскую бирку, это, можно сказать, даст им объяснение, — к счастью, раненый воин с нетерпением мечтал вернуться на родину и не замечал за Сюэ Сянем ничего необычного, лишь пространно разъяснялся перед Сюаньминем. С того, когда сам вступил в войска, к тому, как несколько лет не мог вернуться домой, и далее; речь его была сбивчивой, но не надоедливой.
Опираясь руками о стол, поначалу Сюэ Сянь ещё кое-как слушал раненого воина, затем же стал смотреть на плечи и спину Сюаньминя и откровенно отвлёкся.
Только сейчас он осознал вдруг, что, кажется, впервые вот так смотрит на Сюаньминя со спины.
Раньше, когда был ещё в бумажной форме, он всегда ложился грудью на край поясного мешочка Сюаньминя — тем, что оставалось Сюаньминю, вечно была его макушка, тем же, что видел он, когда задирал голову, в основном оказывался подбородок Сюаньминя. Затем он превратился в золотую жемчужину, и даже удобных случаев высунуть голову стало гораздо меньше. Ещё позднее, вернув истинное тело, он если не обвивался вокруг запястья Сюаньминя, обернувшись очень тонким, то, свернувшись в холм, обкручивался кругом всего Сюаньминя. Даже когда был в человеческом облике, на руках у Сюаньминя он всегда предпочитал закрывать голову и лицо чёрным платьем. А получив двухколёсный стул и свободу передвижения, он, опять-таки, ежеминутно оставался впереди всех…
Словом, хорошенько подумав сейчас, он понял, что смотрел на Сюаньминя с самых разных причудливых углов — и лишь столь обычного недоставало. Напротив, сам он оставался спиной к Сюаньминю куда как чаще.
Нельзя не сказать, что угол этот был действительно превосходным. Даже если во взгляде таилось развязное выражение — совершенно неважно, ведь человек напротив не сможет увидеть, ни к чему беспокоиться о неловкости.
Плечи и спина Сюаньминя были очень широкими, под тонким монашеским платьем проступали крепкая сила и худощавость, рост его оказался ещё чуть выше, чем представлялось Сюэ Сяню; он мог полностью закрыть собой, отрезая все взгляды.
Такая спина вызывала порыв приблизиться.
Сюэ Сянь пошевелил упирающимися в стол пальцами, но едва поднял их, услышал, что раненый воин наконец объяснил всё и обратился к Сюаньминю:
— Прошу, господа, помогите мне с этим последним желанием, и в следующей жизни я буду работать и за вола, и за лошадь…
— Не нужно, — перебил его Сюаньминь безучастно. — Перед тем как входишь в круг перерождений, нельзя говорить что попало.
Раненый воин подумал, что он отказал, и тут же разволновался, в речи его засквозила горячность.
Сюаньминь заговорил снова:
— Мы приберёмся и отправим тебя.
Раненый воин выразил признательность, благодаря снова и снова.
Сюэ Сянь положил приподнятые пальцы на стол обратно; лицом к спине Сюаньминя он не смущался, и прежняя неловкость тоже чуть ослабла. Он спросил:
— Ты берёшь те книги с собой?
— Нет, я записал содержимое, — Сюаньминь взглянул на него, склонив голову набок, вдруг повернулся и подошёл. — Скоро пятая стража, отправим его в деревню, затем вернёмся в дом Фан, должно уже рассвести.
Стоило им оказаться лицом к лицу, и глупый пыл Сюэ Сяня показался опять.
Когда Сюаньминь, отведя взгляд, вытянул руки, чтобы поднять его, он непроизвольно повиновался, только от шеи до рук и ног весь задеревенел, что гробовая доска.
Однако едва коснулся монашеских одежд Сюаньминя, Сюэ Сянь резко опомнился:
— Мои ноги выздоровели.
Когда говорил это, он внезапно поднял голову и в итоге со стуком ударился о подбородок Сюаньминя.
Сюэ Сянь зашипел и ещё не успел как-либо отреагировать, как ударенную макушку накрыла рука, а пальцы к тому же легонько нажали на место столкновения.
— Будто бы в голове дракона можно вот так запросто пробить вмятину, я шипел вместо тебя. — После того как они побезобразничали, возникли последствия: не замечать прикосновения Сюаньминя, какими бы те ни были, стало едва ли возможно. Шея Сюэ Сяня занемела, он не отодвинулся, позволил ему нажать несколько раз и спросил сухо: — Ты язык прикусил?
— Я в порядке, — Сюаньминь убрал руку, отступил на шаг и перевёл взгляд на его ноги, свисающие с края стола. — Только что ты сказал, что твои ноги выздоровели?
Сюэ Сянь кивнул:
— Разве ты не предлагал мне прежде полечить мышцы и кости медными монетами? К тому времени, как немного пришёл в сознание ночью, я уже вылечил их, только ещё не… не успел сказать…
Быстрый на язык, прежде чем осознал это, он уже произнёс большую часть фразы. И хотел бы забрать слова обратно, да не мог.
Ещё не успел сказать…
А почему не успел? Потому что вся ночь ушла на откровенный разврат.
До чего красноречив! Взялся за тот чайник, что не кипит.
Сюэ Сянь отвёл взгляд и сказал исключительно ровно:
— Одним словом, во-первых, мои ноги уже здоровы, во-вторых, мне всё же не стоит разговаривать, вот, — закончив, он плотно сжал губы, весь его вид выражал, как ему жаль, что нельзя тут же запечатать рот.
Сюаньминь ответил низким «Мгм», дав понять, что услышал.
Прежде чем странная атмосфера распространилась снова, он уже отвернулся, подошёл к молитвенному коврику и убрал книги, что просматривал с особым вниманием, обратно в шкаф.
Сюэ Сянь окинул его взглядом и отвёл глаза. Он прикусил кончик языка и, упираясь в стол обеими руками, постарался пошевелить ногами.
Могут двигаться!
Конечно, могут двигаться, когда прежде он притянул Сюаньминя себе между ног — уже тогда двигались.
Смеясь над собой в глубине души, Сюэ Сянь просто коснулся ногами пола и прямиком спустился со стола.
Действительность доказала, что парализованные в течение полугода ноги, даже если ими легко шевелить, не обязательно могут иметь достаточно силы, чтобы удержать вес всего тела.
Ноги Сюэ Сяня тут же обмякли, и когда он едва не осел позорно на пол, как раз вовремя протянулась рука и схватила его за запястье; обращённая ладонью вверх, она надёжно поддерживала его. Сила хватки была огромной, настолько, что на тыльной стороне этой руки даже проступили мышцы и кости — отчётливо, линия за линией.
— Ты разве не книги в порядок приводишь? — спросил Сюэ Сянь остолбенело. — Отрастил глаза на затылке?
Сюаньминь никак не ответил на эти его слова, лишь нахмурил брови и сказал глубоко:
— Как можно вставать так опрометчиво?
— С тем, чтобы взлететь в небо, никогда никаких проблем не было, откуда бы взяться столь серьёзному отношению на земле, — небрежно ответил Сюэ Сянь.
Полагаясь на силу Сюаньминя, он постарался влить энергию в ноги. Очень долго не чувствовавшие совершенно ничего, они наконец с запозданием начали неметь, казалось, бесчисленные тонкие серебряные иглы глубоко вонзились в каждый цунь кожи.
Ощущение было отнюдь не из приятных, но для Сюэ Сяня, однако, могло считаться прямо-таки превосходным. Потому что по мере того, как покалывающая боль от онемения понемногу ослабевала, он мог чувствовать, как давно уже не откликавшиеся ноги действительно по чуть-чуть пробуждаются.
— Я могу ходить, — подняв голову к Сюаньминю, сказал Сюэ Сянь с выражением почти что изумлённым и недоумённым.
С силой и поддержкой руки Сюаньминя он притопнул ногами, избавляясь от остатков онемения, затем на пробу сделал шаг.
— Действительно могу ходить, — когда Сюэ Сянь говорил это, тон его звучал так, будто он бродит во сне. Похоже, ему всё ещё верилось с трудом — словно он обрёл нечто исключительное.
Вздорный и заносчивый по характеру, привыкший восходить на Небеса и спускаться под землю, путешествовать в компании облаков и раскатов грома — и тем не менее из-за такого события оказался ошеломлён на добрых полдня, как будто ещё не очень осмеливался поверить.
Он снова поднял голову взглянуть на Сюаньминя, однако обнаружил, что взгляд Сюаньминя отчего-то переместился с его ног к его лицу.
— Что с моим лицом? — Сюэ Сянь остолбенел на мгновение, только теперь вынырнув из растерянного изумления. Он тронул лицо и сказал: — Реакция слишком глупая? Если бы твои ноги были переломаны и парализованы дольше чем полгода, твоя реакция, может, оказалась бы ещё хуже моей…
Он говорил наполовину смеясь над собой, наполовину высмеивая.
Замеченный им, Сюаньминь безразлично отвёл взгляд:
— Пройди ещё несколько шагов, я поддержу.
Сюэ Сянь был так погружён в радость от выздоровления ног, что даже не осознал — в тон Сюаньминя добавилась редкая мягкость.
Действительность доказала, что организм этого Старейшего и впрямь очень необычен: ноги, парализованные и не двигавшиеся полгода, вопреки ожиданиям, всего лишь несколько раз пройдясь взад и вперёд, стали так сильны, точно никогда и не были парализованы. Только сам Сюэ Сянь знал, что костей в его теле по-прежнему недостаёт и он всецело полагается на связующую шёлковую нить, протянутую медными монетами Сюаньминя.
Замена, в конце концов, замена и есть, она способна дать лишь временный результат. Если он хочет выздороветь по-настоящему, ему всё ещё необходимо отыскать оставшуюся часть позвоночника…
Ну да и что с того? По крайней мере, сейчас он может и ходить, и бегать; одной лишь этой малости уже было достаточно, чтобы у Сюэ Сяня стало легко на душе. Чувство удовлетворённости, словно он сбросил тяжкое бремя, даже способно было превзойти все прочие переживания.
Вплоть до того, что он позабыл и о всякой неловкости, уверенно поднялся по лестнице, подошёл к выходу из внешней комнаты и, указывая вытянутой рукой на двухколёсный стул у двери, приподнял подбородок к пришедшему следом Сюаньминю:
— Жалую тебе, лет через пятьдесят, должно быть, пригодится.
Сюаньминь молчал.
Если и дальше потакать тому, чтобы это злобное создание кружило по всему дому, не имея, куда применить энергию, не исключено, что оно выскажет ещё больше бесстыдств, напрашиваясь на битьё. Так что Сюаньминь не стал задерживаться дальше, немедленно взял раненого воина, лишь наполовину пребывающего в сознании, и вместе с Сюэ Сянем отправился в путь из горной впадины.
Двое людей не боялись ядовитых испарений в лесу, а раненый воин даже не был человеком и, конечно, уж тем более не страшился.
Поэтому они весьма быстро вышли из горы Боцзи и вдоль подножия в сумерках обогнули её, приближаясь к селению с южной стороны.
Хотя горная впадина была полна ядовитого тумана, снаружи оказалось чисто и ясно. Ночью на редкость не шёл ни дождь, ни снег, на вершине горы, совсем как изогнутый крюк, висел серебряный месяц, что устилал дорогу белизной, подобной лёгкому инею.
Когда Сюэ Сянь на самом деле отправился в путь, шаги его в действительности оказались легки и тверды, ни торопливы, ни медлительны и бесшумны, они несколько отличались от его обычного характера, зато были схожи с походкой Сюаньминя.
Его чёрное платье было лёгким и тонким, свободно ниспадающим, когда они поворачивали на горном пути, края его подхватывал ночной ветер, и от случая к случаю они скользили по кончикам травы у дороги. Со стороны, обращённой к серпу луны, силуэт его, прямой и высокий, был вычерчен лунным светом, с другой же вместе с чёрными одеждами сливался с сумерками.
Когда вместе с Сюаньминем шли горной дорогой, аккурат один чёрный и один белый, они составляли пару духов, что забирают души в загробный мир. От такого вида у раненого воина по спине пробегал холодок.
Едва они прошли полпути, в уезде Цинпин уже зазвучали колокола и барабаны пятой стражи, волна за волной распространяясь из города к пригороду. В деревне с южной стороны горы следом поднялись крики петухов и лай собак, неумолчно сменяющих друг друга.
А когда они достигли указательного камня перед деревней, селяне в большинстве уже проснулись, и смутно слышалась человеческая речь.
Как-никак, с обиженным духом умершего, пусть даже этот обиженный дух был в смятении и с неполными хунь и по, они перепугали бы людей. Поэтому, прежде чем войти в деревню, чтобы поберечься от ненужных хлопот и избежать чрезмерной задержки, Сюэ Сянь набросил на двоих людей и на духа умершего заклинание, укрывающее от глаз: теперь будь то человек, куры или утки, коты или собаки — никто не мог ни увидеть их, ни услышать, как они говорят.
— Как пройти к твоему дому? — спросил Сюэ Сянь.
Раненый воин указал вглубь посёлка:
— Прямо по этой улице, там есть речная плотина, если повернуть по плотине, за ней будем на месте.
— Тогда идём сейчас же, — ровно на этих словах Сюэ Сянь вдруг услышал, как неподалёку раздался тихий вздох.
Вздох этот был исключительно неожиданным и в деревне, где ещё не рассеялись сумерки, казался крайне пугающим.
Тут же вслед за этим кто-то в деревне пронзительно закричал, многоголосый гул внезапно стал множиться, будто в сильной суматохе, яростно залаяла чья-то собака, возбуждая ещё больше лая словно откликающихся псов.
Однако для Сюэ Сяня этот пугающий вздох звучал вовсе не чуждо.
Он поднял голову, взглянув вдаль, и усмехнулся с издёвкой:
— Вот уж правда умеет выбирать время.