Это движение было делом всего лишь мгновения, лёгким и кратким, шевельнулось и сразу стихло.
Показалось?
Реакции Сюэ Сяня всё ещё были несколько замедленными, он опустил голову, остолбенело глядя на смятый вид платья и не зная, надо ли протянуть руку и проверить. Казалось, он всё ещё ждал, чтобы посмотреть, шевельнётся ли во второй раз.
Дзинь.
Зазвенел мгновением позже звук лёгкого столкновения металла. В очень тихой комнате он оказался довольно отчётливым.
— Пошевелилось, — растерянно произнёс Сюэ Сянь, показывая на полы своих одежд и непроизвольно поднимая взгляд к Сюаньминю.
Сюаньминь уже открыл глаза, чёрные как смоль, они как раз смотрели в его сторону, и не понять, поднял ли он веки только что, услышав слова Сюэ Сяня, или наблюдал уже какое-то время.
Поскольку свет масляной лампы достигал его места уже потускнев, Сюэ Сянь даже не мог видеть ясно его взгляда, скрытого в тени надбровных дуг. Впрочем, даже если бы и рассмотрел как следует, с этой своей головой после целой ночи безобразия Сюэ Сянь, вероятнее всего, не сумел бы различить эмоций в нём.
Должно быть, всё так же неизменно спокойный и непоколебимый…
Сюэ Сянь повторил:
— Что-то пошевелилось.
Так что в некоторых делах в самом деле следовало несколько сдерживаться. После чрезмерного попустительства человек не только становился ленивым до последней косточки и не хотел двигаться, но ещё и глупел. По крайней мере, нынешний оцепенелый вид Сюэ Сяня нормальным состоянием вовсе не был. Только что, пока он говорил об уже произошедшем, было ещё не так чтобы заметно, теперь же, столкнувшись с непредвиденной ситуацией, весь он пришёл в замешательство.
Сидя в наполовину освещённом, наполовину поглощённом сумраком месте, Сюаньминь посмотрел на него мгновение и лишь затем отозвался:
— Мгм.
В чрезвычайно тихой ночи голос его казался глубоким и спокойным, как озеро. Окутанный тёплым жёлтым светом огня, он даже потерял острые углы и холодность и обнажил мягкое сильное чувство, вызывая в душе услышавшего переживания, что не описать и не выразить ясно.
Захваченный такими переживаниями, Сюэ Сянь снова остолбенел на мгновение и опомнился, лишь когда в кармане опять раздался звук шевеления, словно что-то пыталось вырваться.
После того как шум прозвучал в третий раз, он наконец-таки немного отошёл от утомлённой лености и оцепенения, опустил взгляд и пошарил в кармане рукой.
Тот пропитался изнутри выступившей прежде испариной и оказался чуть сырым. Поэтому, конечно, когда он вынул горсть тонких металлических бирок, поверхность их была покрыта слабым влажным налётом.
Дзинь.
Когда Сюэ Сянь достал железные бирки, короткое лёгкое дрожание зазвучало вновь.
Теперь Сюэ Сянь смог удостовериться: тем, что порывисто шевелилось, была одна из бирок. Он легко положил два-три десятка тонких железных пластинок на стол подле себя и в свете масляной лампы длинными тонкими пальцами расположил в произвольном порядке.
Дзинь.
— Нашёл, — говоря это, Сюэ Сянь указал на одну из пластинок и подобрал её.
— Должно быть, не рассеялась обида, — сказал Сюаньминь.
Сюэ Сянь лениво хмыкнул, зажимая в пальцах, приблизил железную бирку в масляной лампе, оглядел, щуря глаза, спереди и сзади и тщательно присмотрелся к царапинам с задней стороны. Долгое время спустя он цокнул языком:
— Не разобрать.
Царапины были слишком глубокими и слишком беспорядочными, распознать основные черты уже было крайне трудно, что уж говорить о том, чтобы разобрать, что, в конце концов, написано на поверхности.
Сюэ Сянь сел прямо, удерживая металлическую бирку и вытягивая руку к Сюаньминю.
Сюаньминь:
— Что?
— Даю тебе, избавь умершего от страданий, — лениво отвечая, Сюэ Сянь повернул голову взглянуть на собранные воинские бирки, пересчитал их и добавил: — Двадцать восемь штук, тебе и благовония нужно воскурить? Тогда ты должен подготовить двадцать восемь палочек.
Как только Сюэ Сянь произнёс это, металлическая бирка в его руках, неизвестно, поняв ли услышанное или отчего-то ещё, снова вздрогнула дважды, похоже, желая выбраться из пальцев Сюэ Сяня.
— Не двигайся, — наобум сказал Сюэ Сянь бирке.
Не двигайся…
Прежде, когда Сюэ Сянь, жаждущий дать выход волнению, в тумане тянул чужую руку, не в силах достичь порядка, Сюаньминь, кажется, тоже говорил ему это, к тому же говорил не один раз.
Едва эти слова прозвучали, устало-ленивый разум Сюэ Сяня тотчас, не сдержавшись, вспомнил голос Сюаньминя, смешивающийся с его собственным дыханием, и речь его тут же резко прервалась. К тому времени, как он снова пришёл в себя, на ушах и щеках уже ощущался лёгкий жар.
Закаменело сжимая железную бирку, он взглянул туда, где был Сюаньминь.
Сюаньминь чуть опустил взгляд на мгновение, снова поднял и мазнул по лицу Сюэ Сяня. Взор его наконец упал на железную бирку, вовсе не встретившись со взглядом Сюэ Сяня, и не понять, скользнул ли он мимо случайно или же ушёл в сторону нарочно.
После того как ядовитые испарения были рассеяны, Сюэ Сянь намеренно обращался к Сюаньминю непринуждённым ленивым тоном, рассчитывая с помощью манеры разговора, ни в чём не отличающейся от обычной, подавить то неясное двусмысленное чувство неловкости.
В конце концов, пусть он и прожил очень, очень много лет, но подобная ситуация с ним приключилась впервые, и он не знал, как легко разрешить её, и только и мог, что натянуто свести всё к «наиобыкновеннейшему делу», словно это оказанная мимоходом услуга между попутчиками, стоящая не более чем беглого упоминания.
Когда пройдёт много времени, воспоминания, уже изначально спутанные и неясные, поблекнут, и, быть может, это действительно обернётся заурядной мелочью, что может забыться в любой момент. Что же касается его и Сюаньминя, как они ладили изначально и как будут ладить теперь, то ни к чему беспокоиться и утруждаться что-то менять из-за этого.
Это, вероятно, также было причиной, почему Сюаньминь в процессе призвал ядовитые испарения: разделённые густым туманом, они не могли видеть лиц друг друга, не могли уловить взгляда и эмоций партнёра, а потому всё больше походило на путаный сон, что не породит чрезмерного ненужного влияния.
Однако сейчас, когда безудержно вспомнил эту сцену из-за нескольких слов и когда чувства захлестнули его, улучив момент, он обнаружил, что некоторые события вовсе не получится отбросить непринуждённым естественным тоном…
После того как остолбенел на мгновение, уставившись в железную бирку, он повёл взглядом и, когда натолкнулся на Сюаньминя, внезапно опомнился.
Сюэ Сянь приподнял уголки рта, собираясь использовать ещё более непринуждённый тон, чтобы перетянуть круто переменившуюся атмосферу обратно на правильный путь, однако понял, что добился улыбки снаружи, но не внутри; крайне небрежно. Так что, раз уж на то пошло, он не стал биться из последних сил и сказал сухо:
— Видимо, в этой бирке нет тяжёлой обиды, однако похоже, что есть другое скрытое стремление.
Неизвестно, отвлёкся ли Сюаньминь или чуть задумался, но прошло немного времени, прежде чем он повёл глазами и ответил:
— Она подавлялась в гробнице на дне реки слишком долго, душа[193] по большей части рассеялась, не осталось почти ничего, и обиды недостаточно, чтобы собраться воедино и обрести форму.
Он застыл ненадолго и наконец всё же встал с круглого молитвенного коврика, подошёл к Сюэ Сяню и вытянул руку:
— Дай мне.
Когда прежде сидел там, он ещё смотрел на Сюэ Сяня, но теперь, подойдя ближе, не стал, лишь опустил глаза и принял металлическую бирку, обернул её бумажным талисманом, тихо прочёл предложение из канонов и, загнув палец, стукнул по завёрнутой в талисман металлической пластинке.
Железная бирка издала гудящий отзвук и внезапно вздрогнула между его пальцев. Вслед за этим из неё медленно протиснулся наружу человеческий силуэт с не вполне отчётливыми очертаниями и, не касаясь ногами земли, встал в пустоте рядом с Сюаньминем.
Сюэ Сянь пригляделся к наружности этого человека: черты его как будто обволакивал туман…
Туман…
Лицо Сюэ Сяня вдруг застыло, он воздел глаза к небу, через силу затолкал обратно чуть было не высунувшие голову связанные воспоминания и продолжил обводить взглядом…
Хотя черты его лица оказались неясными, но можно было смутно разглядеть, что он вполне удался собой. Он не носил, однако, доспехов и шлема из военного лагеря, а был одет в обыкновенное, даже несколько износившееся тёплое длинное платье, только рукава без всякой поддержки свисали по бокам, оба совершенно пустые.
Очевидно, с таким увечьем он не мог больше выходить на поле боя, в конце концов, ему не удержать ни меча, ни копья, возвращение в родные края было неизбежным. Однако когда такой раненый воин действительно вернётся в родные места, чувства, пожалуй, будут крайне смешанными…
Когда Сюэ Сянь изучал его, силуэт, прежде остолбеневший, опустил голову и бросил взгляд на своё тело, лишь очень долгое время спустя он обнаружил, что у него и правда есть очертания, и после опустился перед Сюаньминем и Сюэ Сянем на одно колено, выразив глубочайшее почтение в несовершенном поклоне.
Поскольку он не имел рук, чтобы опереться, когда поднимался, движения его выглядели довольно неуклюже.
— Премного… премного благодарен учителю за помощь, — раскрыв рот, он сумел заговорить, только голос его оказался исключительно слабым и тихим, размытым, совсем как и его очертания.
Однако и от этого лишь он испуганно вздрогнул.
— Я снова могу говорить… — бормотал он. — Вы можете слышать?
Сюаньминь смерил его взглядом с головы до ног и кивнул.
— Это ты только что безостановочно порывался двигаться? — спросил Сюэ Сянь.
Человек кивнул и сказал:
— Я.
Сюэ Сянь:
— Не исполнено последнее желание? Или ненависть не исчерпана, и не хочешь быть упокоенным?
Человек кивнул, а следом и покачал головой:
— Не смею, только…
Как-никак, это были принудительно собранные воедино обида и разбитая душа, а вовсе не обычная живая душа, произношение его было до некоторой степени замедленным и неловким, он говорил и следом вынужден был прерваться, как будто, сказав первые слова, никак не мог вспомнить последующие. Он подумал какое-то время и продолжил:
— Я услышал, что вы, господа, собираетесь покинуть это место…
Услышал?
Сюэ Сянь остолбенел, задумавшись. Он тут же вспомнил, как сам действительно, не находя слов, сказал Сюаньминю: «Если дел нет, собирайся, вернёмся в дом Фан», только… Услышал?!
— Ты услышал? Что ещё ты услышал? — лицо Сюэ Сяня потемнело и зазеленело, позеленело и забелело, меняясь множество раз. Взор его невольно упал на Сюаньминя.
Сюаньминь, отчасти уловив это, мельком взглянул на него и отвёл взгляд посмотреть на того человека, как будто тоже ожидая, когда он ответит на этот довольно неловкий вопрос.
Если эта железная бирка от начала и до конца была, мать её, в сознании, способная слышать звуки внешнего мира, тогда…
Сюэ Сянь ощутил, что его лицо никогда ещё в этой жизни не горело так, как сейчас.
Если это были только он и Сюаньминь, двое, кого сжигала слюна дракона, пусть даже они учинили нечто выходящее за рамки, в определённой мере они могли понять друг друга. Небеса знают, земля знает, ты знаешь, я знаю — и никто больше; так не совсем и невозможно похоронить это в конечном счёте.
Однако если знал третий человек, к делу отношения не имеющий, то привкус менялся целиком и полностью. К неловкости примешивалась непередаваемая двусмысленность, что захлёстывала волна за волной, легко и просто подавив так называемое «можно понять».
Сюэ Сяню неизбежно вновь пришли на ум прежние мелочи, и он принялся вспоминать уже сам. Однако пусть даже он прошёлся по ним ещё раз, путаные обрывки от этого ничуть не прояснились, он по-прежнему не помнил точно, не вскрикивал ли от нестерпимого волнения, и уж тем более не помнил, не было ли прочих случайных слов.
Не должно было быть, но кто может сказать наверняка?..
Кое-кто, конечно, может, только…
Сюэ Сянь мельком взглянул на Сюаньминя, затем опустил взгляд и сжал пальцами межбровье, про себя думая: «Может, всё же свести счёты с жизнью? Или срочно упокой этого безымянного духа, что так и берёт тот чайник, что не кипит».
А когда он снова поднял глаза, обнаружил, что Сюаньминь отчего-то шагнул в сторону. Неизвестно, намеренно ли или случайно, он встал аккурат между Сюэ Сянем и безымянным раненым воином, создав обманчивое ощущение, словно закрывает кого-то спиной.
Поскольку поле зрения его оказалось преграждено, Сюэ Сянь не мог видеть раненого воина, лишь спину Сюаньминя, и раненый воин, разумеется, тоже не видел его. Стоило подумать об этом, и только что прихлынувший к щекам жар с неловкостью чуть отступили.
К счастью, ответ раненого солдата зазвучал ко времени:
— Поначалу голова была неясна, я только обрёл немного сознательности и тут же услышал, как вы, господа, говорите, что собираетесь идти, но… Но прежде чем уйдёте, могли бы вы оказать мне услугу?