Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

Глава 2: Бумажный человечек (2)

Лечебница Цзянов располагалась на улице Яньчао, большинство её деревянных строений три года назад сгорели дотла, осталось лишь полуразрушенное восточное крыло, где можно было спрятаться от сильного ветра или дождя — но и только. Непригодное для человека, оно было идеальным пристанищем для призраков.

Цзян Шинин, сын семейства Цзян, даже не достигнув двадцатилетия, стал блуждающим призраком в собственном доме.

Сквозь трещину в стене он проскользнул в дом — и застыл, медля, однако его рот словно жил своей жизнью:

— Ворота и комната разделены Восточно-Китайским морем, что ли? — снова зазвучал чистый и звонкий голос.

Цзян Шинин закончил говорить сам с собой и с хмурым лицом закатил глаза — повисла тишина, а затем он ответил низким хриплым голосом:

— Я вошёл, но корзинка с едой застряла снаружи.

— Восхищаюсь тобой, — засмеялся он высоким голосом, а через мгновение снова заговорил другим:

— Я польщён.

В лунном свете можно было рассмотреть, как позеленело его лицо — похоже, он не желал больше говорить.

Три шаткие стены восточного крыла были черны как смоль от дыма, а северное окно превратилось в дыру, открытую ветру. В одиннадцатый лунный месяц в пятую стражу ещё не светало, и только луна порождала тени, заливая слабым сиянием угол комнаты. Мужчина, что сидел в оконном проёме, был наполовину освещён холодным лунным светом, наполовину скрыт в темноте.

Его одежды сливались с чернотой ночи, красивые прямые брови отбрасывали тени, чернильно-чёрные глаза чуть заметно блестели, и даже по одному лишь силуэту можно было заключить, что этот человек хорош собой… Только лицо его, наполовину открытое луне, было слишком бледным, а запястье, поддерживающее подбородок, — худым, что выдавало серьёзную болезнь.

И он в самом деле был болен — не мог ни встать, ни ходить.

Откуда же взялась болезнь? Этого не знали даже призраки. За четыре дня, что он провёл в лечебнице Цзянов, Цзян Шинин узнал лишь, что его родовое имя — Сюэ, а личное — Сянь, — и больше ничего.

— Пожалуйста, смени позу, а? Даже сидеть как следует не можешь, скрючишься так надолго — выше пояса тоже парализует.

Войдя в комнату, Цзян Шинин сунул корзинку с едой Сюэ Сяню в руки. При жизни он посвятил чтению по меньшей мере десять лет, и теперь ему было больно смотреть на ленивую позу Сюэ Сяня.

— Парализует только потому, что я неправильно сижу? Ты нас путаешь, — скрывшись в тени, Цзян Шинин снова заговорил чистым звонким голосом, насмехаясь над собой же.

Цзян-учёный явно не хотел продолжать, он нахмурился, повернувшись к Сюэ Сяню:

— Я уже вошёл, Старейший, почему бы тебе не говорить самому?

Сюэ Сянь снял крышку с корзинки с едой и прищурился, вдыхая аромат ещё горячих блюд. Наконец он лениво заговорил:

— Ладно, ради мяса я возьму на себя этот труд. Хочешь кусочек?

— Сожжёшь его для меня в пепел? — спросил Цзян Шинин.

— Мечтай.

— Ешь уже, а? — бросил Цзян Шинин и перестал обращать на него внимание — ушёл к стене и в единый миг обернулся бумажным человечком, скользнув на пол. Он мог передвигаться лишь ограниченное количество часов в день, и теперь ему нужно было отдохнуть.

Вырезал бумажного человечка, должно быть, некий гений: края выглядели так, будто их грызли собаки, на лице было всего несколько линий, но по ним смутно угадывались черты Цзян Шинина, щёки же раскрасили ярко-красным, и на общем фоне это выглядело совсем уж глупо.

Несколько мгновений бумажный человечек пролежал на полу, точно мёртвый, затем вдруг приподнялся, не выдержав отвратительных манер Сюэ Сяня, и нахмурился:

— Хотел спросить тебя ещё два дня назад — почему ты не пользуешься палочками? Отличная же вещь.

Сюэ Сянь поднял брови и посмотрел на него без выражения:

— Благодарю за заботу, но верхняя часть моего тела тоже долго была парализована, я только недавно снова смог сидеть — с палочками придётся повременить.

Закончив, он поднял руку и запустил тайным оружием Цзян Шинину прямиком в лоб — бумажный человечек тут же простёрся на полу, судя по виду — раздражённый.

Цзян Шинин с трудом повернул голову, чтобы рассмотреть, чем же было это секретное оружие. Кость цыплёнка! Мерзость!

Бумажный человечек замер на мгновение, а затем, точно вспомнив что-то, собрал все силы и рывком поднялся:

— Так, давай проясним: не мог бы ты в следующий раз не рисовать мне эти красные круги на щеках?

Сюэ Сянь, в этот раз обленившись совсем, ответил только одним словом:

— Нет.

Как говорится, за всё надо платить. Если бы Сюэ Сянь не помог ему с этим бумажным телом, кто знает, сколько ещё он бы бессмысленно скитался призраком.

Впрочем, в этом было кое-что, что Цзян Шинин никак не мог понять…

Хуэйчжоу огромен, и заброшенных домов в нём множество — временный приют можно было найти в любом, однако среди всего прочего Сюэ Сянь выбрал именно сгоревшую лечебницу Цзянов. Кто знает, что им руководило? Кроме того, в первый же день он упомянул, что прибыл ради важного дела. Но прошло уже четыре, а он, кроме того чтобы есть, сделал лишь одно — играючи помог Цзян Шинину и вырезал для него бумажное тело.

Но ведь не мог же его важным делом быть бумажный человечек?

Некоторое время Цзян Шинин безжизненно лежал на холодной, словно лёд, земле, как вдруг снова резко поднялся, вспомнив кое-что.

Сюэ Сянь не отличался добрым нравом, и его терпение закончилось, ещё когда Цзян Шинин заговорил второй раз, на третий он его остановил:

— Заговоришь ещё раз — и я отрежу тебе рот. Что бы там ни хотел сказать, скажешь это завтра утром.

— Только последнее, — поспешил заверить Цзян Шинин.

Сюэ Сянь бросил на него взгляд:

— Всякий раз, как ты говоришь, у меня начинается головная боль. Послушаю тебя ещё, и меня парализует, так что заткнись уже.

— У ворот мне показалось, что кто-то идёт следом, и я оглянулся, прежде чем войти во двор: позади был буддийский монах со связкой медных монет на поясе, думаю, сейчас он как раз у ворот, — закончив говорить, Цзян Шинин упал на пол — и бумажный человечек снова показался безжизненным.

К этому моменту его время на сегодня вышло, и до темноты он не смог бы больше ни сдвинуться с места, ни заговорить — разве только наблюдать.

Сюэ Сянь не нашёл слов.

Монах следовал за призраком, что он мог сделать?

И уж тем более что он мог сделать, если это монах со связкой медных монет на поясе?

Это же так важно, книжный червь, ты не мог раньше сказать?! Ещё до Нового года ждал бы!

С таким вспыльчивым нравом прежде, когда мог свободно двигаться, Сюэ Сянь перенёс бы Цзян Шинина вместе со всем двором прямиком на небеса. Теперь же он мог лишь безучастно наблюдать сквозь дыру в стене, пока не скрипнули, точно взвизгнув, ворота, открытые с улицы.

Сейчас шарлатанов, что зарабатывали на жизнь, полагаясь лишь на болтовню, было пруд пруди, Сюэ Сянь знал таких — как знал и то, что изредка встречаются и настоящие мастера, уже накопившие опыт. И чем старше такой умелец, тем сложнее его одурачить.

Так что когда монах вошёл во двор, Сюэ Сянь вздохнул с облегчением — мужчина оказался неожиданно молодым, и хоть шарлатаном он не выглядел, достичь мастерства тоже ещё не мог. А когда Сюэ Сянь издали поймал взглядом связку медных монет у того на поясе, успокоился окончательно.

Чем способнее человек, тем больше нечисти повидали монеты в его руках, и даже издали можно рассмотреть, что они очень отличаются от обычных медных монет. У таких поверхность покрыта словно бы плывущим слоем света — будто их окунули в масло. И хотя некоторые использовали грязные трюки, чтобы сымитировать это жёлтое сияние, они могли обмануть только простых людей — никак не Сюэ Сяня.

Молодой буддийский монах не озаботился имитацией — даже медная поверхность износилась, стёрлась, что говорить о жёлтом масляном сиянии. Кто знает, откуда он их взял, может, их и вовсе ни разу не использовали по назначению.

И вот этим он собирается зарабатывать на жизнь? Чем вообще? Лицом?

Усмехнувшись, Сюэ Сянь тихо отставил корзинку с едой и легко создал иллюзорный барьер — обгоревшую деревянную колонну.

Он бесшумно прислонился к стене, и его длинное худое тело в мгновение ока сжалось, обернувшись бумажным человечком — только его края были гораздо ровнее, чем у Цзян Шинина, а рисунок выполнен аккуратнее. И никаких красных кругов на лице.

Цзян Шинин, безмолвствуя, продолжал лежать на полу неподвижно, словно мёртвый.

Значит, кое-кто, судя по всему, был той ещё мягкотелой черепахой, настоящим ублюдком.

Движимый Сюэ Сянем, тонкий лист бумаги плавно опустился на пол прямо рядом с бумажным Цзян Шинином. За миг они обернулись слоем грязи и мха, совершенно слившись с разрушенным полом.

Если бы такое случилось более полугода назад, Сюэ Сянь не стал бы утруждать себя подобными мерами. Наберись кто смелости заявиться к нему на порог, Сюэ Сянь отправил бы его в могилу, не сходя с места. Однако теперь ему оставалось лишь затаиться, спрятавшись за несколькими слоями иллюзии…

Он только недавно восстановился достаточно, чтобы полный паралич сменился частичным, и перемещаться самостоятельно всё ещё было крайне тяжело. К тому же бумажное тело могло справиться лишь с ограниченным количеством энергии, и удачей было уже просто то, что всё ещё оставался жив.

К счастью, вошедший буддийский монах был что вышитая подушка[15] — с виду хорош, но и только.

Он предположил, что тот войдёт, осмотрится — и, никого не обнаружив, спокойно уйдёт.

Одетый в белое молодой монах остановился во дворе и холодно огляделся вокруг.

Изначально лечебница Цзянов состояла из трёх центральных строений, трёх боковых и сада с лекарственными растениями напротив огромных ворот. И хотя дом был немаленьким, после пожара и трёх лет запустения достаточно было пары беглых взглядов, чтобы осмотреть здесь всё…

Буддийский монах отвёл взгляд, переступил через битую черепицу и направился прямиком к остаткам восточного крыла.

Он вошёл через дверь, и спрятанные в рукавах пальцы слегка вздрогнули. Большим он неосознанно потёр медные монеты на поясе, но скоро, чуть нахмурившись, убрал руку.

Обращённый в мох и лишённый возможности двигаться, Цзян Шинин напряжённо наблюдал за монахом, опасаясь, что тот, обходя комнату, чтобы оглядеться, наступит на него. Сюэ Сянь, напротив, ничуть не волновался и совершенно не обращал на вошедшего внимания.

Крыло было маленьким, что панцирь улитки, и просматривалось с одного взгляда. Буддийский монах не стал проходить вглубь, лишь постоял в дверях несколько мгновений, а затем развернулся и вышел.

Сюэ Сянь снова усмехнулся про себя.

Но скоро ему стало не до смеха… Ведь монах вернулся!

Он пришёл с клочком белой ткани в руке — судя по материалу и размеру, он попросту оторвал его от подола собственных монашеских одежд. Удерживая обёрнутый белоснежной тканью кусок меди, раздобытый неизвестно где во дворе, он безучастно подошёл к Сюэ Сяню, приподняв одежды, опустился на корточки и поднял Сюэ-мох с пола.

Сюэ Сянь не нашёл слов.

Поднимая его, монах заметно хмурился — и если только Сюэ Сянь понял верно, это было выражение лёгкого отвращения.

Этот чёртов Святоша решил, будто он грязный!