Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

Глава 43: Уезд, охваченный поветрием (1)

Те двое половых подвели чиновника из ямэня к стене постоялого двора и несколько скованно указали на окно второго этажа. Один из них сказал сдавленным голосом:

— Уважаемый господин, вот эта комната.

Оба они занимались обслуживанием каждый день, и, конечно, с умением говорить у них проблем не имелось…

Они были ничтожными маленькими людьми, которые совершенно не понимали, какой скрытый смысл таит расклеенное властями объявление, так что им следовало подбирать слова предельно внимательно. Нельзя было заявить громогласно: «У нас на постоялом дворе буддийский монах, что со спины — один в один гоши»; если они случайно обознались, то оскорбят все три стороны и закончат тем, что им вынут да промоют глаза. Однако и сказать: «На постоялом дворе буддийский монах, несколько похожий на человека с объявления о розыске по всей стране» тоже было неудобно; что, если по воле случая этот монах — настоящий гоши или некто имеющий к нему отношение? Связав такого человека с объявлением о розыске, разве они, опять же, не напросятся на взбучку?

Половые неоднократно всё обсудили и, когда отправились в ямэнь, выискали среднюю формулировку: «К нам на подворье пришёл буддийский монах, он несколько необычный». Что до того, о какой именно необычности подумают чиновники из ямэня, то к этому они двое не будут иметь никакого отношения.

Но даже так, когда они привели людей из ямэня к основанию стены, половые всё ещё немного волновались. Они не сумели бы объяснить, в чём дело, просто всё никак не могли успокоиться.

Хотя речь у стены и была чрезвычайно приглушённой, однако Сюэ Сянь, лежавший в гнезде из одеяла, всё же слышал её совершенно ясно и чётко.

Снова окружены.

Снова окружены людьми из ямэня!

Этот Святоша, должно быть, по жизни неудачлив. Они прошли в общем через три уездных города и уже в двух привлекли внимание присутственного места, так что оба раза им отрезали путь прямо от двери!

Возникшее только что необъяснимое довлеющее напряжение не рассеялось, и Сюэ Сянь повернулся затылком к Сюаньминю, завязнув в порочном круге «три дня слегка не радует глаз, пять дней — не видел бы вовсе».

Шаги Сюаньминя были неизменно беззвучными, однако чужое присутствие Сюэ Сянь ощущал отнюдь не слабо.

Он чувствовал, что Сюаньминь уже стоит у кровати и, опустив взгляд, смотрит на него.

Сюэ Сянь полагал, что Сюаньминь, кто не оттает и за тысячу лет и кто не считается с другими, подошёл лишь затем, чтобы равнодушно сделать одно — забрать серебро, что сам он сказал ему убрать незамедлительно.

Откуда было знать, что Сюаньминь тем не менее так и не двинется, не коснётся рукой постели и не заберёт деньги, а только встанет вот так у кровати, не говоря ни слова.

Молчание.

Какой смысл в том, чтобы просто стоять здесь столбом, не заговаривая?

Сюэ Сянь чуть нахмурил брови. Он в самом деле не привык, чтобы на него смотрели так — совершенно неподвижно. Будь это кто-то посторонний — то и пусть бы, он уделил бы ему внимания не больше, чем пылинке, или попросту смахнул бы, тряхнув рукой; однако же с этим Святошей было немного иначе. Когда на него так смотрели обычные люди, он чувствовал лишь нетерпение, а когда за ним вот так неотступно наблюдал Сюаньминь, весь его затылок с задней частью шеи, до самой спины и плеч, охватило исключительно неловким ощущением.

Вся драконья кожа занемела…

«Да кончится это или нет? Если тебе есть что сказать, монах неудачливый, так говори уже…»

Сюэ Сянь в свитом из постели гнезде и сам напрягся в драконью палку, про себя он непрерывно ворчал, но вслух упрямо не издавал ни звука.

В комнате повисла необычайная тишина.

На мгновение звуки из-за стены, звуки из-за окна, звуки с улицы — всё начисто исчезло для Сюэ Сяня, чья острота слуха была далеко не заурядной. Он и сам не заметил, что ждал, когда Сюаньминь заговорит.

В конце концов, раз он целую вечность стоит так без движения, то в любом случае хочет что-то сказать… И это что-то необычное, ведь так долго держать в себе обычное нет никакого смысла. Собирается ли он объяснить, кого ищет? Или желает рассказать нечто иное?

Но уполномоченный из ямэня на углу стены за окном уже готов был подняться по лестнице, а Сюаньминь по-прежнему не заговаривал.

Сюэ Сянь в глубине души уже множество раз взвился в Небеса и провалился под землю: «Как ты заживо не задохнулся, а!»

Очень тихий голос уполномоченного смутно донёсся до ушей Сюэ Сяня:

— Смотрите под ноги, не шумите, чтобы не вспугнуть. Мы пойдём через главный вход и арестуем его, а вы сторожите под окном. Идём!

Сюэ Сянь холодно усмехнулся, про себя пока что думая: «Будешь сдерживаться и дальше, досдерживаешься до тюрьмы в присутственном месте».

— Ты… — наконец заговорил Сюаньминь глубоким голосом, интонация его имела неописуемый оттенок, и когда Сюэ Сянь услышал его, затылок у него занемел ещё сильнее.

Величественная драконья голова — и занемела от одного лишь слова чужака, на тебе! К чему это идёт?!

Сюэ Сянь уже даже дышал бесшумно, ожидая, что Сюаньминь продолжит. Однако этот Святоша — злое порождение Небес, — сказав одно лишь «ты», как нарочно замолк ещё на мгновение.

К счастью, сейчас этот Старейший был в теле человека, а не дракона, иначе, захлебнувшись этим чувством неловкости, мог бы перевернуть всё здание.

Уполномоченные из ямэня уже вошли на подворье с чёрного хода, но, похоже, их заметили другие, что всё же вызвало немного шума.

Сюэ Сянь услышал, как от монашеских одежд Сюаньминя вдруг донеслось слабое шуршание от трения, словно он обернулся к двери на звук; только тогда эта атмосфера, которую и словами ясно не передать, внезапно рассеялась как дым, нарушенная решительно и бесповоротно.

Неописуемо охваченный раздражением, этот Старейший изменился в лице и зарылся лбом в гнездо из одеяла с видом того, кто глубоко сожалеет, что не может задохнуться на месте — лишь бы не сталкиваться с тем, с чем сталкиваться не хочется. Он посмеялся в глубине души: «Да как бы там ни было, схватят и схватят, всё равно у меня есть способ освободиться».

Тем не менее на теле его уже возникло белое сияние.

Топот…

Раз они уже поднялись по лестнице, чиновники больше не таились, шаги их звучали стремительно и тяжело, в них слышалась чужая напряжённость.

От группы уполномоченных под окном донеслось «вш-ш», как будто они слаженно достали поясные мечи[110] из ножен.

Главный вход и окно — оба перекрыты.

Уже поднявшиеся по лестнице уполномоченные, приближаясь к комнате, создавали всё больше шума, к тому же криком отогнали слугу, ожидавшего распоряжений под дверью.

Мгновение — и человек, лежавший в постели поверх гнезда, исчез без следа. Длинная чёрная тень высунула голову из одеяла; взмывая в воздух, она стремительно вытягивалась и разрасталась.

Бах!..

Стена, в которую упиралась кровать, с грохотом обрушилась, открывая застывших, как деревянные петухи, Каменного Чжана и Лу Няньци в соседней комнате.

Сюаньминь, вероятно, никак не ожидавший, что этот Старейший может без малейших колебаний прямо здесь обернуться драконом, слегка растерялся, а когда пришёл в себя, в руках у него уже был лишний комплект чёрных одежд: их явно бросил этот Старейший, принимающий его за подручного, что подбирает платье и носит узел с ним.

Более всего же лишало дара речи то, что этот Старейший, после того как бросил ему одежду, ещё и не забыл лапой схватить с постели золотой жемчуг с серебром. Всё это богатство перекатилось у него по лапе и в один миг исчезло под чешуйчатой кожей, не понять куда спрятанное.

Сюаньминь молчал.

Стена комнаты была разрушена, и уполномоченный за дверью не мог не услышать шума.

Тут же раздался подобный взрыву окрик:

— Не трать усилия напрасно, ты окружён. Хоть крылья отрасти, едва ли сбежишь!

Пока кричал, уполномоченный одновременно с грохотом толчком распахнул дверь.

В миг, когда дверь открылась, человек, что шёл во главе, ещё и усмехнулся холодно, высмеивая:

— Тщетно! Сумеешь — откинь крышу да улети…

Насмешка резко оборвалась.

Целая тьма уполномоченных за дверью в тот миг чувствовали себя так, будто они грезят…

Да нет же, они несомненно грезили.

Его открытый рот даже не успел закрыться, а сам предводитель уже застыло глядел на свернувшегося в комнате клубком длинного чёрного дракона[111].

Чёрный дракон был изумительно огромным, один только скрученный хвост занимал всю комнату целиком, кровать была раздавлена и наполовину развалена, стена полностью рухнула на пол, а края провала со всех сторон были такими ровными, будто его вырезали чем-то с острым лезвием.

Но… что за лезвие способно пройти сквозь стену совсем как сквозь соевый творог?!

Предводитель уполномоченных из ямэня видел, что чёрный дракон уже поднял крышу над комнатой и большая часть его тела вытянулась наружу, обвиваясь вокруг идущего под уклон карниза и придавливая его так, что он шатался, грозясь вот-вот обрушиться.

Как раз когда группа уполномоченных — все с такими лицами, будто увидели привидение, — растерялась и не знала, что делать, чёрный дракон внезапно нагнул голову и, полуприщурившись, окинул их взглядом. Затем острые когти изогнулись и подняли остолбенело стоявших в комнате низкорослого мужчину средних лет и хилого юношу, в то же время драконья голова толкнулась, подняв на спину молодого буддийского монаха, одетого в монашеское платье из белой холстины.

Чёрный дракон безразлично скользнул взглядом по головам толпы, затем просвистел протяжно и чисто и вытянул тело вперёд.

Внезапно налетели ветер с облаками, неясно прорисовывающаяся изогнутая молния сверкнула среди огромной массы облаков с туманом, вся тёмная высь ясно осветилась этой молнией и погасла; внезапный свет — и столь же внезапная тьма. Прогремел тяжёлый громовой раскат — от далёкого к близкому, от глухого — к громкому и звучному…

Вслед за тем вдруг поднялся буйный ветер, взвился с тигриным рыком и волчьим воем.

В тот же миг чёрный дракон оседлал ветер и устремился прямо в поднебесье, длинная чёрная тень, смутно виднеясь среди облаков, кувыркнулась несколько раз и затем окончательно потерялась, не оставив следа.

Неважно, были ли они за дверью комнаты или ждали на углу, все уполномоченные ямэня, даже все присутствующие половые, съёмщики жилья и хозяева подворий и лавок по обе стороны улицы, а также те, кто в этот миг поднял голову взглянуть на небосвод, — все они собственными глазами увидели, как дракон взмывает в облака — зрелище, после которого долго ещё не могли опомниться.

Предводительствующий уполномоченный из ямэня даже не рассмотрел как следует внешности Сюаньминя, запомнил только, что его монашеские одежды были белы, словно облако снега.

В мгновение, когда чёрный дракон оседлал ветер и исчез, набежали тучи, в один миг плотно укрывшие небо, и хлынул проливной дождь.

Дождь этот был поразительно сильным, он казался ледяным, когда ударял в лицо, и от холода люди содрогнулись.

Только тогда уполномоченные медленно пришли в себя, и один из них пробормотал:

— Всё же… всё же и правда откинул крышу и… улетел?

Голос звучал так, будто его выдавливают из горла, словно говоривший находится на последнем издыхании, и не понять, в испуге ли была причина или в холоде.

Когда глава уполномоченных из ямэня услышал это, он вдруг побелел лицом и сказал, обернувшись:

— Мы… мы пришли, чтобы схватить того монаха, да?

Люди позади него не отзывались, звучало лишь ничего не понимающее «А?» с «Ага…».

— Только что в небо взлетел… взлетел дракон, да? — снова проговорил глава, как будто ходил во сне.

— Ага…

— Этот монах, вы видели… — глава вновь затуманено всмотрелся в толщу облаков. — Этот монах улетел верхом на драконе, а…

— Ага…

Подобно стае сурикатов, они тянули шеи, отупело глядя в небо, и кроме «ага», похоже, не могли сказать и слова. Лишь долгое-долгое время спустя, с головы до ног насквозь промокнув под холодным как лёд дождём, они вдруг отреагировали…

Монах! Верхом на драконе!

Увидишь ли дракона, это бессмертное создание, вот так запросто?!

Но этот монах благополучно оседлал бессмертного и взлетел на нём в небо; увидишь ли обычно этого монаха?!

У всех в уме почти одновременно промелькнула одна мысль, они обменялись растерянными взглядами, перепуганно вглядываясь друг в друга, и кто-то сказал крайне осторожно:

— Неужели… это… тот самый?

Монах, способный управлять драконом, — на всю страну они могли вспомнить лишь одного человека…

Предельно таинственного, никогда не обнажавшего настоящего лица гоши.

Порой слухи распространяются улицами изумительно быстро. Всего одна ночь, и на всех перекрёстах и во всех переулках уезда Хуачжи с безумной стремительностью разносилась весть: явился гоши!

Не особенно примечательное подворье вдруг закишело людьми, будто рынок, двоих половых допросили власти, а затем и все соседи.

Только пока в уезде Хуачжи гомон стоял такой, что содрогались Небеса, обсуждаемые монах с чёрным драконом плыли к берегу дикого озера вблизи уезда Цинпин.

Каменный Чжан и Лу Няньци ещё не пришли в себя после испуга от взлёта в небо и плыли по озёрной глади, как всплывшие трупы. После того как Сюаньминь вытащил их на берег, они с безжизненными взглядами рухнули на землю и очень долго не могли вымолвить ни слова.

Цзян Шинин, снова схлопнувшийся в бумажную оболочку и прилипший к сухому тростнику у берега, дрожал на ветру, а пока дрожал, смотрел на возвышающиеся вдали кровли и говорил Сюэ Сяню:

— Старейший, прошу, не мог бы ты в следующий раз выбрать не настолько потрясающий способ опуститься на землю?

Сюэ Сянь, подняв руку, указал на городские ворота вдалеке и сказал пренебрежительно:

— Так или иначе, я опустился, да к тому же сэкономил на оплате повозки. Посмотри-ка на те городские ворота, все ли слова на них узнаёшь? Давай, прочти со мной: у-езд Цин-пин… Тебя доставили к воротам города твоей старшей сестры, а ты ещё привередничаешь. Не бессовестно ли? М?