Цзян Шинин и Лу Няньци, старший и младший, онемели на несколько мгновений и одновременно обернулись посмотреть назад.
Стоило этому злобному созданию заговорить, и казалось, будто оно рассказывает страшилку.
— Храбрости аптекарям вашего уезда не занимать, да, — заметил Цзян Шинин с деланным смехом.
Лу Няньци ответил:
— Обычно здесь не так, просто последние дни отчего-то стоит туман.
Цзян Шинин снова сдавленно усмехнулся: «И без тумана вряд ли это место, куда стоит приходить».
— Нет, ладно, у этого хулиганья холодок по спине пробежал, но ты-то, книжный червь, почему оглядываешься? — сказал Сюэ Сянь, раздражаясь. — Призрак всё ещё способен бояться призраков?
Лу Няньци больше не смотрел назад — теперь он уставился на Цзян Шинина.
— Подумай немного вот о чём, — медленно проговорил Цзян Шинин. — Обычные люди ведь боятся разбойников и грабителей, так почему же мне нельзя бояться призраков?
Лу Няньци опустил голову, бросая взгляд на собственную ладонь с обработанной раной, снова взглянул на Цзян Шинина, которого и ветром могло сдуть, и заключил, что Цзян Шинин, должно быть, из тех призраков, справиться с которыми довольно просто, и ничем не угрожает.
— Как будто ещё фраза, вы не слышали? — пробормотал Сюэ Сянь. — Совсем-совсем тихо…
Вероятно, желая удостовериться, что Сюаньминь действительно не заговаривал, он, произнося это, откинулся назад, обратив к Сюаньминю своё ранящее взгляд лицо, что исходило кровью изо всех отверстий. Оба глаза с густо потёкшими чернилами оставались совершенно неподвижными.
Сюаньминь молчал.
Взгляд его упал на Сюэ Сяня — и едва достиг его, как Сюаньминь решительно и невозмутимо прикрыл лицо этого злобного создания рукой.
— Пожалуй, ты здесь единственный, кого преследуют призраки.
Сюэ Сянь, не стерпев такого, щёлкнул языком:
— Я что, высунул голову, чтобы ты мог лапать её? Рука больше не нужна?
Цзян Шинин, стоящий в стороне, добавил неторопливо, подливая масла в огонь:
— Говоря откровенно, если ты будешь лицом драться с рукой учителя, сам и понесёшь потери. Как-никак, достаточно раз дёрнуть твою бумажную голову — и она отвалится.
Сюэ Сянь не нашёл слов. Вот обязательно в этом мире найдётся дурень, что в решающий момент переметнётся в стан врага.
Он не заботился тем, чтобы убрать руку Сюаньминя, и так, пока лицо его было прикрыто, в полной темноте старательно прислушивался какое-то время, но больше не услышал того голоса, крайне похожего на Сюаньминев, что читал сутры. Так что на миг он тоже засомневался в себе: «Неужто мне и в самом деле послышалось?»
— Ладно, как бы то ни было, торчать здесь не дело, — Сюэ Сянь вытянул обе бумажные лапы и ударил по тыльной стороне руки Сюаньминя, наконец отбрасывая этого надоедливого Святошу. — Вы продолжайте идти, нужно найти его поскорее. Если я снова услышу что-нибудь странное, дам вам знать.
Что до него самого, ему нужно было высиживать яйцо дальше. В этом было больше смысла, чем в драке со Святошей.
Договорив, он убрался назад на дно потайного мешочка и молча лёг на золотую жемчужину, слегка покачиваясь в такт шагам Святоши.
По правде говоря, шаг Сюаньминя был бесшумней, чем у призрака, ровный и уверенный — Сюэ Сянь почти не ощущал этих движений, его ничуть не трясло, напротив, даже немного убаюкивало. Золотая жемчужина под ним, уже некоторое время скрытая в мешочке, успела нагреться, став почти той же температуры, что и тело Сюаньминя, — бумажному человечку, у которого под ветром вся душа промёрзла, было очень уютно; кое-как это даже можно было счесть подходящим местом, чтобы жить.
Сюаньминь опустился на корточки, внимательно осматривая укрытую палой листвой сырую землю.
Лу Няньци последовал его примеру и тоже присел. Этому мальчишке было не так много лет, однако можно было заметить, что характер у него был независимый. Вероятно, потому, что рано потерял отца, он предпочитал не полагаться на помощь посторонних, а делать всё самостоятельно. Даже если он не умел чего-то, то внимательно наблюдал от начала и до конца, чтобы научиться; видимо, только так он чувствовал себя хоть сколько-нибудь спокойно.
— На что ты смотришь? — не смог не спросить Цзян Шинин, бросив на мальчика взгляд.
Не поднимая головы, Лу Няньци ответил жёстко:
— Не знаю.
Собачьи глаза могут высматривать хоть до слепоты — и ничего не обнаружат.
Сюаньминь вытянул руку и провёл ею в воздухе, почти касаясь опавших листьев у ноги. Учитывая его пагубную склонность укрывать руку холстиной, даже поднимая зелёный мох, едва ли он действительно собирался потрогать эту увядшую листву. Лу Няньци вслед за ним тоже пощупал палый лист, но за исключением сырой грязи не обнаружил ничего. Он с недоверием покосился в сторону Сюаньминя, без слов оттёр палец о край одежды и поднялся.
На его взгляд, действия Сюаньминя были только для отвода глаз — выглядели хорошо, но ни к чему не приводили. Он привык быть предельно осторожным, к тому же в нём играло юношеское бунтарство, и он считал, что по-настоящему заслуживающих доверия людей в мире совсем мало, куда больше своекорыстных подлецов и круглых дураков, у которых с головой беда.
Подлецов, как он сам, и круглых дураков, как его рано почивший отец.
Он признавал, что малодушен: раньше он поднял шум, чтобы Сюаньминь с остальными непременно взяли его с собой, теперь же он стал подозревать, не был ли Сюаньминь лишь пустой оболочкой. Он даже взглянул на лодку на берегу, подумывая вернуться на борт, если всё будет совсем плохо, и переждать там, пока туман рассеется, прежде чем снова сойти на остров.
В итоге едва он отвёл глаза, как тут же столкнулся со взглядом Цзян Шинина.
В конце концов, Лу Няньци был ещё юн — и на миг безо всякой на то причины оробел; впрочем, очень скоро он снова смотрел уверенно и смело. Но Цзян Шинин уже перевёл взгляд, ожидая, что Сюаньминь заговорит.
В полном молчании Сюаньминь поднялся, слегка отряхнул монашеские одежды, на которых не было и капли грязи, и достал из-за пазухи талисман.
Опять!
Лу Няньци ничего не мог поделать — он закатил глаза мысленно: «У этого монаха один ответ на всё на свете?»
Кто знал, что в этот раз Сюаньминь не станет снова приказывать талисману управлять чем-либо. Когда он доставал бумажный талисман, то заодно вынул и спичку, которую, прикрыв рукой от ветра, зажёг в этой сырой холодной снежной мгле.
И Цзян Шинин, и Лу Няньци оба в замешательстве смотрели, как он поджигает бумажный талисман.
В понимании этих двоих, масляно-жёлтый лист талисмана был ровно таким же, как грубая жёлтая бумага для жертвоприношений покойникам — никаких отличий. Необычайно хорошо горит и очень быстро скручивается в прогоревшие бумажные завитки.
Сюаньминь тряхнул пальцами, и этот бумажный завиток в один миг рассыпался пеплом, который подхватил и понёс вперёд ветер.
Цзян Шинин и Лу Няньци, совсем как две перепёлки — большая и маленькая, теребя рукава, глядели во все глаза, как прямо у них на виду бумажный пепел оседает среди леса. А аккурат после того, как пепел опустился на землю, на ней, изначально лишённой каких бы то ни было следов, дорожкой проявились вдруг отпечатки ног.
В отличие от обычных следов — когда шаг оставляет углубление, эта дорожка была отмечена бумажным пеплом, что слегка покрывал грязь сверху — словно бы тот, кто эти следы оставил, каждым шагом лишь едва-едва касался земли.
— Непохоже, чтобы это шёл человек, скорее, кто-то подвешенный едва касался, — сказал Цзян Шинин, не удержавшись.
Лу Няньци молчал.
Внезапно он немного пожалел, что отправился на остров вместе с этими людьми — ни один из них не разговаривал нормально.
— Что значит — подвешенный прикасался? — Сюэ Сянь на дне потайного мешочка был удручён до крайности: с одной стороны, он ничего не мог поделать с любопытством к тому, чем заняты Сюаньминь и остальные, с другой — расставаться с золотой жемчужиной на дне мешочка он тоже не желал. К тому же он чувствовал, что за время последних разговоров золотая жемчужина немного потеплела, даже чуть-чуть превысив температуру тела Сюаньминя.
Впрочем, разница эта была столь незначительной, что он и сам не был вполне уверен.
— Святоша, — громко окликнул Сюэ Сянь, обнимая золотую жемчужину.
Сюаньминь промолчал.
Видя, что он не отвечает, Сюэ Сянь пристал, повторяя:
— Святоша, Святоша.
Сюаньминь продолжал молчать.
Сюэ Сянь закатил глаза, позвав:
— Сюаньминь! Обсудим кое-что!
Сюаньминь ответил равнодушно:
— Говори.
— Ты ведь любишь рвать подол одежд? Так давай договоримся — ты будешь отрывать не от подола, а от этого потайного мешочка, а? — Сюэ Сянь продолжил — обоснованно, стройно и ясно: — Если ты будешь отрывать от горловины, она станет немного ниже, и я смогу одновременно держать золотую жемчужину и запросто высовывать голову.
Если бы Сюаньминь согласился, было бы в этом что-то не то.
Он ответил холодно:
— Ты переоцениваешь свои силы, бумажная шея непрочная, будешь вытягивать раз за разом — разорвётся. Я не собираю тела мёртвых бумажных человечков.
Суть: сиди себе в сторонке да помалкивай лучше, чем такую чушь городить.
Больше не болтая попусту с Сюэ Сянем, он стремительно пошёл вдоль следов, и Цзян Шинин с Лу Няньци поспешили за ним, догоняя.
Сюэ Сянь ещё некоторое время продолжал злиться в потайном мешочке, затем, не сдаваясь, завозился снова, как оживший труп. Прожив так много лет, это злобное создание, рождённое разбрасываться приказами, до сих пор не знало, что значат такие слова, как «сдержанность» и «смирение». Он взял золотую жемчужину, покатался с ней пару раз взад-вперёд — и наконец свесил свою хрупкую шею с горловины. Вот только рука его всё ещё дотягивалась до золотой жемчужины и не отпускала, и свешивать шею тоже было крайне трудно — всё его тело и голова мучительно болели, вытягиваясь.
Эта его пара трюков была необычайно ловкой — совсем не то, что мог бы проделать простой смертный. Повисев не так уж и долго, он неожиданно подал голос:
— У корневища что-то есть.
Сюаньминь остановился. Он только ощутил, что фэншуй этого острова Фэньтоу совсем не в порядке, но нельзя было точно сказать, что именно не так. Казалось, это результат хитрого вмешательства, однако нигде на поверхности было не найти ни малейшего следа изменений, сделанных человеком. Так что весь путь он, кроме того что краем глаза поглядывал на отпечатки ног, держал внимание сосредоточенным на структуре этого дикого леса и ничуть не присматривался к земле.
Только Сюэ Сянь подал голос, он спросил:
— У которого корневища?
— Впереди слева, у корневища дерева с трещиной на стволе.
Это было старое дерево примерно в трёх чжанах[48] от них, ветви и ствол его раскололись — похоже, от удара молнией, — широко зияла расщелина. Однако в безлюдных горах и диких лесах такие деревья были вовсе не редкостью, скорее, считались обычными. Приблизившись, Сюаньминь некоторое время тщательно осматривал область у корневища, пока наконец в совсем уж неприметном месте не обнаружил короткий шнур, что цветом почти сливался с глинистой почвой. Шнур, видимо, грубо разорвали — на одном конце всё ещё был узел.
— Э? — вопросительно протянул Лу Няньци рядом и поднял шнур. Не беспокоясь о том, что пачкается грязью, он сжал узел, внимательно изучил его за несколько мгновений и, нахмурив брови, сказал: — Кажется, это шнур из связки монет моей семьи.
— Ты уверен? — удивился Цзян Шинин. — Ты можешь узнать его вот так?
— Этот узел завязывал я, другие делают иначе, — Лу Няньци небрежно ткнул в узел, показывая: — Смотрите.
Сюаньминь бросил взгляд на грязь на шнуре и молча отступил немного в сторону.
Какое-то время Лу Няньци держал узел, чтобы они посмотрели, как вдруг отреагировал:
— Разве все наши связки монет не украли! Как шнур мог оказаться здесь?!
Едва он наконец сообразил, что ситуация несколько странная, как нечто ударило его под колени.
Услышав «Бум!», Лу Няньци не успел отреагировать, от удара ноги его вмиг ослабели, и он упал на колени.
Это нежданное коленопреклонение оказалось тяжёлым, и он не знал, в какую ловушку попал. Не пойми откуда раздался скрип пружинного механизма, и под ногами у каждого вдруг разверзлась пустота.
От внезапного ощущения падения, что сопровождалось скрежещущим трением камней, они потерялись настолько, что не смогли бы отличить и запад от востока.
Во время этого стремительного падения в сердце Сюэ Сяня впервые зародилось уважение к Сюаньминю. Потому что этот проклятый Святоша, вопреки ожиданиям, сумел удержать равновесие в воздухе и неизвестно каким образом замедлил скорость и смягчил падение настолько, что, приземлившись, благополучно устоял, а не покатился кубарем.
В итоге в тот самый миг, когда он очутился на земле, Сюэ Сянь, который не успел убрать свисавшую с горловины шею, ощутил, как его собственная голова вдруг падает.
«Плохо, плохо, плохо, Святоша накаркал, действительно, мать её, сейчас оторвётся!»
Сюаньминь выпрямился в темноте и смутно почувствовал, как нечто, похоже, как раз спланировало на землю.
— Ауч…
— С-с-с… Я едва не сломал руку.
— Что это за проклятое место? У меня от падения голова слегка кружится.
— Учитель? Учитель Сюаньминь, ты здесь?
Услышав рядом беспорядочные болезненные оклики Цзян Шинина и Лу Няньци, Сюаньминь ответил коротким «Мгм» и зажёг талисман.
В свете горящей бумаги он бросил взгляд вниз — аккурат чтобы встретиться глазами с парящей в воздухе над землёй бумажной головой.
И это была только голова.
Сюаньминь молчал.