Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

Глава 57: Нить, протянувшаяся через кости (2)

Примечание к части

С Днём святого Валентина!

Полуоткрытые глаза Сюаньминя почти сливались с сумраком в комнате, отчего нельзя было рассмотреть, куда падает его взгляд: не понять, прикован ли он к таким же потерянным глазам Сюэ Сяня, или к кончику влажного от пота носа, или ещё чуть ниже…

Вокруг двоих словно опустилась толстая невидимая ширма, все шумы извне задерживались за её пределами, далёкие и неясные, и оставалось лишь тяжёлое переплетающееся дыхание: вдох — выдох, вдох — выдох… Оно заполняло всё вокруг, вызывая пугающее обманчивое впечатление, будто комната становится тесной и узкой, отчего нельзя переместиться и невозможно двинуться.

Внезапно запястье Сюаньминя, что держал Сюэ Сянь, пошевелилось — повернув руку ладонью вверх, он схватил пальцы Сюэ Сяня, с силой перевернул его руку и плотно прижал. Не понять, реакция тела ли заставил его потерять контроль над силой, но он сжимал руку Сюэ Сяня чрезвычайно крепко.

Только теперь Сюэ Сянь — растерянный и потерянный — запоздало заметил, что Сюаньминь мокрый от пота: будь то шея, или плечи, или ладони — вымокло всё, и когда он перевернул запястье и согнул суставы, из-за влаги его пальцы скользнули между пальцев Сюэ Сяня, а когда крепко сжал — соприкоснувшиеся пальцы, переплетаясь, неизбежно огладили друг друга… Ложное чувство близости стало ещё сильнее, настолько, что его уже можно было назвать интимным.

Словно лишь наполовину в сознании, Сюаньминь закрыл и снова полуоткрыл глаза. Горячая капелька пота сорвалась не то с его подбородка, не то откуда-то ещё и упала аккурат на кончик подбородка Сюэ Сяня, проскользила по его шее и просочилась под полу одежд на груди.

Дыхание Сюэ Сяня вдруг потяжелело, и разум тотчас прошила дрожь.

Где-то на улице снаружи заднего двора, проснувшись, закричал кот. Его протяжное мяуканье в ночи показалось особенно отчётливым, совсем как если бы он сидел прямо у кровати.

Мяуканье, похоже, окончательно пробудило Сюаньминя. Он внезапно сдержал силу в пальцах и снова сомкнул глаза.

Веки Сюэ Сяня дрогнули, его схваченные пальцы непроизвольно сжались, и всё тело резко выпрямилось. Когда же он собирался отнять руку и увести стул в сторону, Сюаньминь уже сел прямо, его глаза по-прежнему были закрыты, а выражение лица — неподвижно, однако хватка на руке Сюэ Сяня разомкнулась.

Его глаза оставались закрытыми очень долго, и когда он вновь открыл их, то спокойно посмотрел на Сюэ Сяня рядом и сказал:

— Сядь немного дальше.

Тон его был совершенно таким же ровным и мирным, как всегда, но голос тем не менее звучал чуть ниже обычного, кроме того, в нём ощущалась лёгкая хриплость.

Хотя Сюэ Сянь уже отступил в сторону, сдерживаемые прежде сильное сердцебиение и быстрый пульс сейчас как будто вырвались на свободу: словно жизнь его была продлена, они яростно колотились, почти как если бы у самых ушей Сюэ Сяня били в барабаны. Вплоть до того, что пульсирующее «ту-дум, ту-дум» заполнило его слух и он совершенно не разобрал тихих слов Сюаньминя.

— М? — отозвался он.

Переживаниями он еще не высвободился из прежнего обманчивого ощущения близости, и даже этот звук от него был чуть гнусавым, казался кротким и ленивым.

Мгновение Сюаньминь безмолвствовал, но в конце концов всё же сказал безразлично:

— Ничего.

Сердцебиение Сюэ Сяня постепенно вернулось к норме, и он облегчённо вздохнул, однако онемевшие суставы пальцев на правой руке тем не менее напоминали ему обо всём, что только что произошло. Расслабляя правую руку, он одновременно молча подкатил двухколёсную повозку к столу и, пока спиной к Сюаньминю поправлял фитиль, подавил неуютное ощущение.

Ламповый фитиль поворошили несколько раз, и горошинка пламени немного удлинилась — вся комната вдруг стала гораздо светлее. Сюэ Сянь развернул стул и в свете огня ясно рассмотрел нынешний облик Сюаньминя…

Тонкие монашеские одежды на нём уже промокли от пота, контуры мышц плеч и спины, предплечий оказались очерчены — наполовину скрытые, наполовину видимые… Сколько бы прочих интересов ни пробудило в нём случившееся только что, но теперь, едва успокоившись, снова увидеть его таким в самом деле не могло привести ни к чему хорошему.

Видя, что он весь вымок от пота, и вспомнив, как температура его тела сейчас отличается от обычной, Сюэ Сянь проявил небывалую заботу о ближнем и спросил:

— Принести тебе воды, чтобы ты ополоснулся?

С нетерпимостью Сюаньминя к любой грязи промокнуть от пота с головы до ног неизбежно было невыносимо. Однако Сюэ Сянь учёл лишь это — и забыл о прочем. Например, о том, что для омовения нужно раздеться, как и о том, что Сюаньминь не один в комнате…

Но едва он задал вопрос, как вспомнил обо всём этом и тотчас захотел проглотить сказанное обратно.

Сюаньминь всё ещё медитировал и, услышав его, какое-то время молчал. Он открыл глаза, смерил Сюэ Сяня взглядом, снова безразлично сомкнул веки и сказал:

— Не нужно. Сядь подальше — этого достаточно.

Сюэ Сянь пришёл в раздражение:

— …Я тебе так опротивел? Ещё дальше — и выеду из комнаты.

Сюаньминь не раскрыл глаз и лишь после того, как Сюэ Сянь вернулся к «стене, подле которой обильна одухотворённая ци», произнёс глухо:

— Нет.

Внезапная фраза без начала и без конца. Призраки разбери, на что он ответил этим «нет».

Сидя за изголовьем кровати, со своего места Сюэ Сянь мог видеть Сюаньминя сбоку, но по большей части того заслонял полог. Однако то, что он был наполовину скрыт, как раз смягчало прежнюю неловкость, позволяя полностью расслабиться.

А неловкостью это названо потому, что… было мгновение, когда Сюэ Сянь ощутил, как его тело отреагировало. Само собой, он вовремя пресёк шевеление, но…

Не понять, был ли Сюаньминь в таком же положении.

Он держал локоть на подлокотнике двухколёсной повозки, что был в самый раз по высоте, небрежно подпирая голову суставами пальцев, и в то же время, лениво и расслабленно отклоняясь в кресло, другой рукой бессознательно перебирал медные монеты в связке, безучастно поглаживая края большим пальцем; взгляд его падал то на чуть подрагивающую масляную лампу, то на Сюаньминя.

С точки зрения здравого смысла, если бы его тело, всё мокрое от пота, действительно откликнулось, это ведь было бы очевиднее; вот только с его до крайности сдержанным и бесстрастным характером было очень трудно связать его с определёнными делами из мирской жизни. Более того, он медитировал, сидя со скрещёнными ногами, а передний подол монашеских одежд был наброшен на колени — не рассмотреть, что там к чему.

Но ладно. Почему вдруг пришло к этому?

Ночь была чрезмерно тиха, и казалось, будто время течёт особенно медленно; не зная, куда себя деть от скуки, Сюэ Сянь размышлял. Внезапно на ум пришла рана в пасти тигра Сюаньминя, которую он дважды лизнул, а также недосказанные слова Цзян Шинина, перебитого Сюаньминем.

Сюэ Сянь молчал.

Он наконец понял, отчего Цзян Шинин велел ему не использовать слюну дракона как попало. Вот только замечание это действительно припозднилось.

Дважды деланно усмехнувшись про себя, он молча сел прямо и принял серьёзный вид, чтобы не настолько походить на зачинщика. А затем вместо того, чтобы дальше присматриваться к Сюаньминю, которому вырыл яму, и ломать голову без толку, закрыл глаза, мучимый совестью, сжал медные монеты и покладисто принялся восстанавливаться.

Этой ночью взращивание всерьёз отличалось от прежних. Возможно, потому, что он вернул ещё одну драконью кость, а может, оттого, что с двух медных монет Сюаньминя были сняты печати.

Раньше он лишь чувствовал смутные боль и жар там, где мускулов и костей не доставало, ощущал, как в месте переломов кости распухают до крайности, словно вот-вот немного вытянутся. Сейчас же несущееся по сосудам ощущение распирающего жара и драконья кость, вплавившаяся внутрь прежде, вдруг обрели чёткое направление: они собрались в месте перелома, совсем как продолжение повреждённой кости, и, сгустившись, протянулись оттуда нитью.

Эта нить была точно живая: по мере того как Сюэ Сянь всё сильнее сосредотачивал дух и собирал всё больше ци, нить тоже медленно по чуть-чуть удлинялась; только это требовало крайне много усилий и от разума, и от тела — за всю ночь нить из сломанной кости едва вытянулась менее чем наполовину, а Сюэ Сянь, казалось, потратил энергии за полмесяца.

Когда занялся рассвет и члены семьи Фан стали один за другим выходить из комнат, Сюэ Сянь уже поймал не нуждающегося во сне Цзян Шинина, намереваясь пойти найти ресторан и добыть еды.

— А-Нин, м… молодой господин Сюэ, зачем вы уходите? — умывшись и причесавшись, Цзян Шицзин как раз собиралась сделать лекарств троим нищим, покрытым сыпью, а увидев, как эти двое идут к задним воротам, окликнула их.

— Идём в «Дом встреч достойнейших», — Цзян Шинин всё ещё разбирался в прославленных ресторанах уезда Цинпин, так что кое-как мог указать Сюэ Сяню дорогу.

— В «Дом встреч достойнейших»? — удивилась Цзян Шицзин. — Зачем идти в «Дом встреч достойнейших» ранним утром? Тётушка Чэнь уже готовит утренний чай.

Цзян Шинин отмахнулся:

— Этот Старейший очень разборчив в еде. Будь то ранний завтрак или поздний ужин, он ест только мясо, к тому же это должны быть главные застольные блюда.

— В этот час, даже если отправитесь в «Дом встреч достойнейших» заказать мясных блюд, придётся ведь ждать, пока их приготовят. — Если бы не Сюэ Сянь и Сюаньминь, супруги Фан, возможно, всё ещё не выбрались бы из деревни Вэнь, и кто знает, были бы они живы или мертвы. Поэтому сердца каждого в семье Фан были полны благоговейного уважения и признательности Сюэ Сяню и Сюаньминю, даже вот так запросто называть его «молодым господином» казалось неучтивым, так как же они могли позволить Сюэ Сяню ходить голодным?

Когда она говорила, тётушка Чэнь как раз вышла из кухни. Двое посмотрели друг на друга, и тётушка Чэнь всплеснула руками:

— Я, тётушка Чэнь, и сама умею готовить все фирменные блюда «Дома встреч достойнейших». Молодой господин Сюэ, что бы ты ни хотел съесть — смело говори, я достаточно ловка и быстра, ручаюсь — стол вмиг будет готов.

Цзян Шицзин кивнула:

— Немного погодя отправлю Синцзы помочь тётушке Чэнь. Вчера у вас[150] не нашлось времени поесть даже раз, как сейчас не быть голодными.

В чужом доме Сюэ Сянь, разумеется, не мог быть столь бесцеремонным, чтобы заказать целый пир, так что он сказал на редкость расположенно:

— Тогда будьте так добры, сделайте что-нибудь. Пока там есть мясо, всё сгодится. — Траву он всё равно не ест.

Только…

Оглянувшись по сторонам, он обратился к Цзян Шицзин и тётушке Чэнь:

— Можно ли затруднить вас подготовить немного горячей воды? Этот Свя… Сюаньминь от жара весь пропотел ночью, ему нужно помыться.

— Весь пропотел от жара? — едва Цзян Шицзин и Цзян Шинин, старшая сестра и младший брат, услышали это, их укоренившийся в костях лекарский недуг тут же проявил себя, и они спросили почти в один голос: — Есть другие реакции? Головная боль? Тошнота?

Другие реакции…

Сюэ Сянь сказал сухо:

— Нет, с его сложением он вряд ли пострадает от холода или жара. Должно быть, что-то помешало медитации, вот у него и взбесновалась ци так, что он спутал мир грёз с действительностью.

Сестра и брат семьи Цзян растеряли слова. «”Ци взбесновалась так, что он спутал мир грёз с действительностью” звучит куда опаснее, чем головная боль с лёгким жаром, Старейший, а!»

Однако вспомнив, что «у выдающихся людей неизбежно и болезни под стать», старшая сестра и младший брат семьи Цзян почувствовали, что расспрашивать дальше неуместно, так что пока послушали Сюэ Сяня и для начала поручили приготовить горячей воды.

Сюэ Сяню всё ещё становилось несколько не по себе, стоило вспомнить события прошлой ночи, и раз уж он мог оставаться вне комнаты, то не возвращался туда. Таким образом, он послонялся за Цзян Шинином, затем — за тётушкой Чэнь, но в конце концов, любезно выпровоженный ею из кухни, молча вернулся к столу в зале для приёма гостей, где устроился, дожидаясь еды.

Увидев лекарства, Цзян Шинин не захотел оставаться без дела и отправился подготавливать их вместе со старшей сестрой, и в зале для приёма гостей остались только двое — просматривавший приходно-расходную книгу Фан Чэн и Сюэ Сянь.

Поразмыслив ещё немного, Сюэ Сянь всё-таки заговорил, обращаясь к Фан Чэну:

— Позволь задать один вопрос.

Рука Фан Чэна, державшая приходно-расходную книгу, замерла, и он тут же ответил:

— Ох, разве я заслужил такое внимание? Если тебя что-то интересует — спрашивай, расскажу всё, что знаю, ничего не утаив.

— Тебе приходилось слышать о слюне дракона? — Фан Чэн не был Цзян Шинином, он не знал, что истинное тело Сюэ Сяня — драконье, и Сюэ Сяню ни к чему было особенно бояться за достоинство, спрашивая о таком деле. — Как она действует? Если применить её на обычном человеке, навредит ли она как-либо?

На миг растеряв слова, Фан Чэн взглянул на него в недоумении и сказал:

— Слышать я, конечно, слышал, но видеть мне, безусловно, не приходилось. Действие же… о нём всё собрано в слухах.

— И что говорится в слухах?

— Только, что… если девушка коснётся слюны дракона, она забеременеет и родит. — Фан Чэн, пожалуй, был из тех, кто не умеет рассказывать истории, одно сухое предложение — и он уже закончил.

Сюэ Сянь молчал.

Вот веселье.

Фан Чэн заговорил снова:

— Сейчас тоже ходят слухи, сплошь о том, что в некоем месте некоему человеку посчастливилось получить немного, и он продал её по заоблачной цене, а может, ввёл в состав лекарства. Как говорят, кроме того, что она чудесным образом исцеляет раны и излечивает болезни, может обезвредить сотню ядов[151], у неё есть и другое применение. Скорее всего, она усиливает инь и укрепляет ян, возбуждает радость, поднимает настроение и тому подобное; говорят, так продолжается немало дней. Но это всего лишь слухи. Если в самом деле существует удивительное лекарство, что чудесным образом исцеляет раны, излечивает болезни и может обезвредить сотню ядов, и однажды в жизни удастся увидеть его, пожалуй, и умереть можно без сожалений.

Привыкнув иметь дело с разнообразными целебными средствами, он говорил о таком действии с серьёзным видом, так что не могло возникнуть никакого неподобающего интереса, однако…

Хотя Сюэ Сянь прошлой ночью в общих чертах и догадался, слышать это сейчас от другого человека ощущалось иначе.

Настолько, что он, не сказав и двух слов, отправился во двор и схватил Цзян Шинина:

— Давай договоримся. Сегодня ночью я поменяюсь с тобой комнатами, ну?

Цзян Шинин:

— …Нет, останусь с учителем в одной комнате — и единственной ночи хватит, чтобы я немедленно отбыл к Жёлтому источнику. Мы ведь условились, что я задержусь ещё на два дня, чтобы провести со старшей сестрой её день рождения?

Сюэ Сянь заговорил снова:

— Ладно тогда, не меняешься — значит, не меняешься. Примите меня, так или иначе, я не займу спальное место.

Цзян Шинин деланно засмеялся:

— Каменный Чжан может так испугаться тебя, что обмочит постель. А Няньци? Думаешь, он не сойдёт с ума?

Сюэ Сянь не находил слов.

— Ты снова разозлил учителя? — Цзян Шинин чувствовал, что, даже не получая за это ни копейки, тревожится обо всех, точно старая служанка; такое всерьёз сокращало жизнь. О, неверно, у него ведь уже нет жизни, которую можно было бы сократить.

Сюэ Сянь без всякого выражения поднял руку и большим и указательным пальцами показал:

— Создал ему крохотное затруднение.

Цзян Шинин подумал про себя: «Да уж, это, несомненно, щекотливое и трудноразрешимое затруднение, никак не всего лишь крохотное».

Как раз пока они говорили, ворота на заднем дворе распахнули, и внутрь вошли два одетых как аптекари молодых человека, что несли за спинами плетёные бамбуковые корзины для лекарств. Заметив Цзян Шинина, они остолбенели на миг, затем поприветствовали тётушку Чэнь, вынесшую из кухни миску кушаний:

— Тётушка Чэнь, доброе утро! Что ты такое ароматное приготовила? Мы двое умираем с голоду. Где молодой господин и молодая госпожа?

— Молодой господин и молодая госпожа заняты. Идите поставьте корзины для лекарств, вымойте руки и умойтесь, чуть позже подам на стол, — ответила тётушка Чэнь.

— Ай… Изначально мы могли вернуться вчера под вечер, но в итоге на пути столкнулись с конным отрядом, дорогу очистили, потому мы и припозднились на ночь, — эти двое были работниками, помогавшими семье Фан, ставя корзины для лекарств, они одновременно говорили с тётушкой Чэнь.

— Конный отряд? Что за конный отряд?

— Конный отряд властей, — стоило аптекарю заговорить об этом происшествии, как тон его тотчас стал загадочным: — Разве не докладывали о поветрии в нашем уезде? Императорский двор направил конный отряд чиновников, чтобы провести ритуал и изгнать демона поветрий, полагаю, сегодня утром они должны войти в город. Подумай-ка, кто их послал?

— Провести ритуал? — остолбенела тётушка Чэнь. — Неужели…

Аптекарь ударил рукой:

— Говорят, все они подчиняются непосредственно гоши. Официальных имён слишком много, назвать не смогу, но так или иначе, говорят, обычно все они следуют за гоши, вероятно, эти люди одни из немногих, кому приходилось видеть его наружность.