Не то чтобы Сюаньминь никогда не помогал ему прежде, просто, вероятно, из-за не снятых печатей на медных монетах и неполных воспоминаний показанных Сюаньминем умений было совсем не достаточно, чтобы поразить Сюэ Сяня, самое большее — Сюэ Сянь признавал, что среди смертных его можно считать выделяющимся и превосходящим лучших.
Однажды в деревне Вэнь Сюаньминь так же помог ему удержать участок земли, когда он забирал драконью кость, и пусть в тот раз его духовная сила уже была гораздо мощнее, чем прежде, из-за того, что у Сюаньминя на руке разорвалась плоть, Сюэ Сянь был всецело сосредоточен на его ране и раздумьями не озаботился вовсе.
Однако же этот раз отличался. Очевидно, что взять кость на этой горе Ляньцзян было намного сложнее, и когда Сюэ Сянь вынужденно прикладывал силу, потревоженные горы и реки сотрясались много яростнее, но Сюаньминь тем не менее сумел подавить землю и при этом побеспокоиться о том, чтобы прибавить Сюэ Сяню сил в руках.
Если судить по последствиям с раза в деревне Вэнь, то в нынешних условиях у него не то что рана должна была раскрыться — рука оторваться, и это не преувеличение. И всё же Сюаньминь ничуть не пострадал, вплоть до того, что в нём было даже не разглядеть ни малейших признаков, что ему трудно.
Сравнишь пару раз — весьма удивишься.
В этом мире немного людей способны были помочь ему, а тех, что могли помочь в такой мере, тем более было очень мало. К тому же если это действительно имело отношение к печатям на медных монетах, было ещё изумительнее, в конце концов, всего медных монет пять, сейчас разбиты только лишь три печати, а сила его уже стала такой. К тому времени, как окажутся уничтожены все пять, она будет почти неизмеримой.
Впрочем, об этом Сюэ Сянь тоже отнюдь не переживал, просто ему было действительно любопытно, вот он и спросил наобум.
Сюаньминь сказал, хмурясь:
— На самом деле у меня тоже много сомнений на этот счёт, только уже имеющихся воспоминаний недостаточно, чтобы объяснить.
На этих словах он поднял взгляд к Сюэ Сяню, даже, что случалось так редко, всмотрелся в самую глубину его глаз:
— Когда вспомню причину, обязательно расскажу открыто и честно.
Ответ этот был и ожидаемым, и неожиданным разом.
По нескольким их беседам ранее Сюэ Сянь знал: Сюаньминь не из тех, кто нарочно ходит вокруг да около и утаивает; неизвестно, как он вёл себя с другими, но по меньшей мере перед лицом Сюэ Сяня он неизменно рассказывал правдиво с почти безоговорочной откровенностью.
Поэтому когда Сюэ Сянь задавал вопрос, он уже едва ли не предвидел такой ответ. Что стало неожиданным для него, так это взгляд и тон Сюаньминя. Они были иными, чем в прежних разговорах, в этот раз настрой его был особенно серьёзным.
Сюэ Сянь остолбенел от того, как смотрел на него Сюаньминь; не понять почему, на мгновение он даже ощутил, что со своим беспечным нравом не может вынести заключавшего некую невозмутимую торжественность взгляда Сюаньминя, и на некоторое время забыл ответить.
Поэтому он застыл ненадолго и лишь затем почти поспешно отвёл глаза, с видом словно бы небрежным махнул рукой и сказал:
— Ничего, не принимай это столь серьёзно, я лишь полюбопытствовал.
Он даже не успел продумать что-либо, как уже хватнул медные монеты и вспрыгнул на дерево, прислонился к стволу и, полусидя-полуопираясь, принялся усваивать свежезабранную драконью кость.
В медитации прошла вся ночь.
Бренные оболочки Каменного Чжана и Лу Няньци, простых смертных, конечно, не могли сравниться с необыкновенным сложением Сюэ Сяня и Сюаньминя. Пролетав всю ночь по округе да к тому же потрясшись и пораскачивавшись раньше, они устали и как раз воспользовались временем, когда Сюэ Сянь перерабатывал драконью кость, чтобы немного вздремнуть.
Забрав на этот раз три осколка одним духом, Сюэ Сянь ощутил лишь, что место со сломанной костью вытянулось на хороший отрезок, а нить в кости соответственно несколько укоротилась, однако стала ещё более упругой, по сравнению с тем, как было прежде, она, пожалуй, могла продержаться немного дольше.
Когда он вынырнул из медитации, то сначала услышал птичий щебет глубоко в горах; далёкая и чарующая, песнь была звонкой, бодрила и проясняла разум. Только не стихла ещё последняя нота щебетания, как зазвучали другие, хорошо знакомые вздохи.
Сюэ Сянь поднял брови и открыл глаза — и увидел, что воспитанная Сюаньминем чёрная птица как раз летает вокруг него меж кроны старого дерева да ещё держит в клюве узелок.
Неизвестно, как эта птица была взращена, нрав она имела очень дикий. Прежде она проследовала за ними весь путь от впадины горы Боцзи до деревни у её солнечного склона, и Сюэ Сянь поначалу решил, что она собирается совсем прилипнуть к Сюаньминю, кто же знал, что прежде чем они войдут во двор семьи Фан, она снова взмахнёт крыльями и сбежит. Видимо, ей вовсе не нравилось быть запертой в том крохотном жилище.
Когда отправлялись в дорогу, Сюэ Сянь даже оглядел весь дом Фан и, всё равно не увидев даже её тени, подумал ещё, что она потерялась. Откуда было знать, что она догонит сейчас, да так, что ни духи не ведали, ни демоны не почуяли.
— Ты, однако, знаешь дорогу, — шепнул Сюэ Сянь, цапнул её и забрал из клюва узел. Развязывая, он взглянул под дерево — Сюаньминь как раз сидел со скрещёнными ногами, медитируя, а услышав движение наверху, поднял голову и бросил взгляд.
В слабом утреннем свете Сюэ Сянь склонил голову к Сюаньминю и улыбнулся, сказал, приподняв подбородок:
— Твоя домашняя призрачная птица, обратившаяся духом, отправлялась разбойничать, стащила тебе немного хрустящих пирожков[231], лови!..
На этих словах он аккуратно завязал свёрток, что раскрыл заглянуть, и ловко выпустил из рук. Сюаньминь чуть отклонил голову и поймал точным движением.
— Спускайся, — просто сказал Сюаньминь, хмурясь и разбирая узел.
Сюэ Сянь невольно уже собрался спрыгнуть с дерева, но в итоге увидел, как эта чёрная птица с выражением, точно потерпела несправедливость, спустилась прежде него и послушно встала перед Сюаньминем, во всём виде её — покорность и готовность выслушать наставления.
Сюэ Сянь молчал.
Он неловко убрал ноги обратно и, закатив глаза, снова оперся о дерево. Одну он согнул в колене, а другую свесил, покачивая ею от безделья.
Дальше низких горных пиков на востоке он мог видеть, как в месте, где Небеса соприкасаются с землёй, наполовину показалось восходящее солнце.
Он опустил глаза, посмотрев вниз — на медитирующего Сюаньминя и смирную чёрную птицу, и мысли его вдруг потекли в направлении «Было бы славно жить вот так». Не слишком шумно и не чрезмерно тихо, все пустующие места заполнены в самый раз.
Если бы каждый день рассвет наступал подобно тому, как сейчас, должно быть, он не пресытился бы и за сотню лет.
Возможно, от того, что свежий утренний воздух наполнял грудь особенно легко, у Сюэ Сяня даже почти возникло ленивое чувство довольства.
— Вовсе не украдено, — раздался под деревом голос Сюаньминя, он сказал ровно: — В доме Фан, должно быть, заметили оставленное письмо, эти хрустящие пирожки — сухие припасы, что они подготовили.
Он уже встал, пока говорил, и его монашеские одежды остались по-прежнему не запятнанными ни единой каплей грязи.
Зажав между пальцев раскрытое письмо, что было спрятано в узел, он подал Сюэ Сяню знак, а после приподнял хрустящие пирожки и спросил:
— Не голоден?
Сюэ Сянь качнул ногой и ответил лениво и расслабленно:
— Советую тебе не будить мой аппетит, а то и тебя вместе с пирожками не хватит, чтоб я набил живот.
Растеряв слова, Сюаньминь окинул взглядом его небрежно устроенные длинные ноги и, как будто в бессилии перед такой его позой, смог лишь развернуться и положить узел с хрустящими пирожками перед как раз только проснувшимися Каменным Чжаном и Лу Няньци:
— Они проявили доброту, нельзя, чтобы пропало.
Договорив, он вернулся под дерево, не легко и не сильно хлопнул Сюэ Сяня по болтающейся голени и спросил просто:
— Что бы ты хотел съесть? Чуть погодя купим в уездном городе впереди.
Сюэ Сянь опустил на него взгляд: лучи восходящего солнца высветлили чернильно-чёрные глаза Сюаньминя, и они казались чуть прозрачнее, в них невыразимо проступало чистое, пронизывающее тепло — словно иней со снегом собираются таять.
Он вдруг ощутил, что то прежнее ленивое чувство довольства стало ещё сильней, вплоть до того, что он был близок к порыву выразить его, хотел спросить Сюаньминя полусерьёзно, но непритворно: «Когда ты восстановишь воспоминания, если не будет никаких важных дел, почему бы тебе не путешествовать со мной?»
Но только он, понуждаемый порывом, открыл рот и не издал ещё ни звука, как его оборвал донёсшийся откуда-то лёгкий шорох.
Щёлк…
Звук совсем такой, как если бы кто-то случайно наступил на ветку, переломив её.
Мгновение — и Сюэ Сянь, изначально лениво восседавший на ветке, уже исчез без следа. В несколько ловких взлётов и приземлений он проследовал за звуком на немало ли. Затем столь же легко, как стрекоза касается водной глади, опустился неслышно с крон горного леса — и схватил.
Ещё мгновение — и он снова очутился перед Сюаньминем. Разжал пальцы — и меж них свесилась деревянная поясная подвеска:
— Знакомо?
Меж бровей Сюаньминя пролегла складка, он нырнул рукой за пазуху, вынул другую деревянную поясную подвеску и сравнил разок:
— Один в один.
Поясную подвеску, что держал Сюаньминь, они сняли в подземной каменной комнате бамбукового дома с тела человека, устроившего чертёж «Сотня мужей направляет поток». Согласно словам этого человека, то была подвеска из персикового дерева, что дал ему даос с монашеским именем Сунъюнь, она считалась ученическим знаком.
Сюэ Сянь с холодным выражением приподнял подбородок в сторону глубин горного леса:
— Только что я услышал звук и погнался следом — фигура как раз исчезла, полагаю, расставил построение Земного бегства[232]. Я схватил издалека, но только поймал эту безделицу.
Но и этого хватит. Одно лишь это служит достаточным доказательством происхождения того человека.
Изначально он просто полагал, что кто-то на заре пришёл в горы собрать дров или лекарственных растений, однако теперь видно, что явились, пожалуй, не с добрыми намерениями.
Владелец этой поясной подвески, должно быть, человек даоса Сунъюня, и его прибытие сюда наверняка неразрывно связано с драконьими костями. Сюэ Сянь подозревал, что подобные паутине штуковины насторожили их прошлой ночью и он намеренно прибыл разведать.
Взяв заодно и поясную подвеску из рук Сюаньминя, Сюэ Сянь подошёл к Лу Няньци и присел:
— Сделай одолжение, взгляни, где сейчас человек, что касался этих поясных подвесок.
Хотя разговаривал Лу Няньци не холодно и не тепло, в ответственные моменты он, однако, был надлежаще прям. Он молча отложил хрустящий пирожок, вынул ветки и прочертил ими на том же месте. Чуть погодя он указал на запад:
— Если всё время идти прямо, будет гора, шапка её похожа на лошадиную голову, с одной стороны можно увидеть пять островерхих каменных пиков, что собрались вместе, с другой — шестиэтажную храмовую пагоду.
— Понял. Держите пирожки хорошенько, если съели слишком много, будьте осторожны, чтоб не стошнило, — договорив, Сюэ Сянь подал знак Сюаньминю, тут же взял Каменного Чжана и Лу Няньци, обратился на месте длинным драконом и, пользуясь тем, что раскрашенные зарёй облака застилали всё небо, устремился прямо на запад.
Хотя Лу Няньци не смог гаданием выяснить название местности, но его описание уже было достаточно полным, так что Сюэ Сянь в два счёта отыскал на полпути «гору Лошадиная голова».
Кутаясь в облака, он выбрал пустынное место и приземлился. Лу Няньци без лишних слов прочертил снова и сказал решительно и твёрдо:
— Всё ещё в горах, пока не ушёл, как раз на середине склона этой горы… С-с, странно.
— Что?
— Исчез вдруг, — недоумённо сказал Лу Няньци.
— Исчез? — Сюэ Сянь нахмурился. — Снова улизнул Бегством?
— Не в том дело, — Лу Няньци покачал головой. — Под «исчез» я подразумеваю вовсе не то, что он пропал со склона, отправившись куда-то ещё, а то… что он исчез с картины фуцзи[233].
Говоря об этом, он и сам, похоже, испытал неверие, сразу же вытер всё и попробовал заново, но, как прежде, качнул головой, хмурясь:
— Всё то же, гадание не достигает его.
Услышав это, Сюэ Сянь, запрокинув голову, посмотрел на середину склона и вдруг холодно усмехнулся:
— Ладно, тогда не нужно больше гадать, я самолично его разыщу.
У него было чувство, что в своей странности дело это довольно опасно, поэтому он попросту разрезал кончик пальца и нанёс Каменному Чжану и Лу Няньци по капле крови на тыльную сторону руки. Чтобы избежать промахов, он нарочно выбрал места, где кожа была безупречной, без ран.
Мазнув, он указал подбородком на горную дорогу вдали:
— Повернёте на пути через горы, там есть чайная лавка на подступах к уездному городу, можете подождать либо там, либо уже непосредственно в городе, под защитой крови дракона попасть в неприятности должно быть непросто. Немного погодя я поищу вас. Мы со Святошей поднимемся на гору осмотреться.
Каменный Чжан и Лу Няньци знали, чего стоят, и, конечно, не вызвались стать бременем. Выслушав, они тоже не разглагольствовали, кивнув, сказали: «Будьте осторожны», следом быстро взошли на горную дорогу и направились прямиком в сторону городских ворот.
Сюэ Сянь и Сюаньминь посмотрели друг на друга — и тут же в несколько прыжков поднялись на середину горы.
Двое огляделись и среди ветвей рощи на середине склона в глубине увидели относительно ровное место, где были едва различимые каменные ступени. На вершине ступеней располагалось строение с открытой большой дверью, оно не походило ни на заброшенный храм, ни на беседку для отдыха в пути и наслаждения видом.
Сюэ Сянь вдохнул горный ветер, пришедший оттуда по его велению, и, хмуря брови, произнёс с отвращением:
— Трупный запах.
Не медля больше, двое быстро поднялись по каменным ступеням и встали перед зданием с раскрытым настежь входом.
— Этот аромат прямо-таки благоухает на десять ли… — только Сюэ Сянь остановился, как от ударившего в лицо и забившего нос запаха из помещения едва не растянулся во весь рост. — Что это, чтоб его, за место?