Сюэ Сянь, прежде способный пронзить небо и сотрясти землю, должен был смириться с тем, что его так запросто поднял буддийский монах, только внешностью и примечательный, да ещё сделал это каким-то куском старой меди…
Мох, что поднял монах, почти сразу обернулся двумя небольшими листами бумаги в форме человечков. Монах скользнул безразличным взглядом по бумажным лицам, затем сложил человечков пополам и спрятал в поясной мешочек.
Не успел Сюэ Сянь сплюнуть в лицо Святоше кровь, что бурлила у него внутри, как уже оказался вплотную прижат к его талии — не осталось и намёка на пространство между ними.
Если бы угнетение могло задушить до смерти, Сюэ Сянь, пока его сложили и убрали в мешочек, умер бы раз двести. Он был горделив, мог задирать других, но не терпел, чтобы подобным образом поступали с ним, — дерзкий, крайне своенравный Старейший. В этот раз упрямец напоролся на гвоздь, перевернул собственную лодку.
С чего бы всё ни началось, теперь его со Святошей связала вражда.
Сюэ Сянь был из тех, кто не выносит контроля, его мог бы задобрить пряник, но не сдержал бы кнут. Если бы у него был при себе клинок, он без тени сомнений вонзил бы его монаху в поясничный глаз[16], — жаль, у Сюэ Сяня не было привычки носить меч.
Этот монах походил на ледяной столб — но, несмотря на то, что он совершенно не выражал эмоций, тело его было тёплым. Мягкий жар сочился сквозь тонкую белоснежную холстину, передавался бумажной оболочке.
Совсем скоро бумажный Сюэ Сянь был полностью окутан теплом.
Как раздражающе!
Это в самом деле раздражало — у человека, чьё тело ослабила болезнь, даже крохи тепла могли сломить волю к сопротивлению, особенно у человека, что, как Сюэ Сянь, был полгода полностью парализован.
Его меридианы и вены были заблокированы, ци и кровь не могли циркулировать свободно, а тело, в котором он пребывал сейчас, не способно было удерживать тепло, и почти весь одиннадцатый лунный месяц Сюэ Сянь очень мёрз. Застигнутое врасплох таким контрастом, его тело обмякло и расслабилось раньше, чем успокоился разум, ему показалось вдруг, что он не может и шелохнуться.
Сложенный вдвое, Сюэ Сянь несколько мгновений лежал раздражённый, но наконец сумел преодолеть слабость тела и принялся незаметно изучать рукой содержимое поясного мешочка.
Сюэ Сянь по-прежнему не мог понять, насколько способен этот молодой монах.
Возможно, у него в самом деле были некоторые навыки… Но разве можно назвать навыками то, что он оторвал клочок белой холстины и поднял кусок мха? С этим справился бы и голозадый малыш, писающийся, играя в грязи! К тому же настоящие мастера могли поднять валун щелчком пальцев, разом перевернуть весь двор — что говорить о каком-то мхе. Так зачем утруждать себя поисками старой меди и поднимать их самому?
А если навыков у него всё же не было, как он сумел с одного взгляда рассмотреть их сквозь иллюзию?
Поначалу Сюэ Сянь был очень осторожен, волнуясь, как бы не создать шума, передвигался по мешочку медленно и аккуратно, пользуясь преимуществами бумажного тела, — заметить что-то в самом деле было бы трудно.
Впрочем, это не затянулось надолго — скоро он растерял осторожность и забыл о сдержанности. Он заметил, что Святоше в любом случае будет не до него: сквозь мешочек из двух слоёв белоснежной холстины он слышал неясный шум толпы на улице — видимо, кто-то собрал людей с некой целью.
— С-с-с… Ты зачем меня по лицу ударил? — процедил Цзян Шинин сквозь зубы, понизив голос. Звучало так, точно его терпение к Сюэ Сяню почти дошло до предела.
Сюэ Сянь завозился быстрее и по неосторожности похлопал не там. У него не было ни времени, ни желания вдаваться в объяснения, и он тихо шикнул в ответ, намекая книжному червю вести себя хорошо и сидеть тихо.
Последние полгода он был обездвижен, и чтобы что-то сделать или отправиться куда-то, ему приходилось ловить попутный ветер — полагаться либо на людей, либо на вещи. В этот раз ему посчастливилось встретить Святошу — даже если все его навыки состояли в том, чтобы обманывать, у него, по крайней мере, должны были быть талисманы при себе, чтобы дурачить людей. Сюэ Сянь планировал раздобыть что-нибудь полезное, раз уж оказался в этом мешочке, а после, воспользовавшись суетой, уйти.
Как раз когда Сюэ Сянь был очень занят, молодой монах, что поймал его, наконец подошёл к воротам лечебницы Цзянов.
Изначально толстые и массивные, они давно были повреждены, даже медное кольцо уже утратило форму. Когда створки встречались, они не сходились впритык, оставляя широкую щель. Монах остановился перед выходом и поднял взгляд.
Сквозь оскал створок он отчётливо видел, что снаружи ворота окружила тёмная масса людей. Лечебница Цзянов давно была заброшена, и, естественно, на воротах не могло висеть фонарей — а если бы они и были, не нашлось бы кому зажечь их. Но сейчас каждый снаружи держал по бумажному фонарю — белые покачивающиеся шары отбрасывали свет на людей, позволяя рассмотреть надменные мрачные лица. С такими приходят с дурными намерениями.
Весь их вид выражал: если они пришли не за призраком — то за человеком.
Как говорится, если не совершал ничего плохого, можно не бояться, что в дверь постучатся призраки, — но такая вооружённая толпа, к тому же повстречавшаяся внезапно, могла ужаснуть кого угодно. Однако молодой монах бегло осмотрел собравшихся и отвёл взгляд. Он толкнул ворота и, не глядя на людей, просто вышел — так, будто толпы с фонарями не существовало вовсе.
Собравшиеся у ворот лечебницы Цзянов не были, впрочем, обычными зеваками. Они были одеты в уездную серо-синюю форму, а на поясе у них висело по мечу около двух чи[17] длиной. Всего их было порядка десяти человек. Как только они заметили, что монах собирается уйти, взялись за рукояти мечей и окружили его, преграждая путь.
Монах приостановился и, хмурясь, посмотрел на мужчин перед собой, словно не понимая, чего они от него хотят.
— Ты говорил об этом человеке? — раздался вдруг немолодой голос.
Буддийский монах обернулся на звук и увидел невысокого мужчину среднего возраста, что носил шляпу советника и козлиную бородку. Выглядел он худощаво, лишь живот слегка выдавался. Любой местный с одного взгляда узнал бы в нем советника уезда Нинъян Лю Сюя.
Но монах не был местным — да и если бы был, с его характером он не обратил бы внимания, как выглядит советник, даже если бы речь шла о количестве глаз или ртов.
Однако человека, к которому обратился Лю Сюю, монах узнал — то был никто иной, как коротышка-слуга ресторана «Девять вкусов».
У ресторана тот долго размышлял об объявлении, обдумывая разные варианты, и в итоге решил обратиться в уездную управу. Раз награда за монаха была столь высокой, он, очевидно, был по-настоящему опасным преступником. Как знать, возможно, у него и вовсе руки по локоть в крови?
Так что слуга поспешил доложить о молодом монахе, и стражники, ни о чём не спрашивая и не медля ни секунды, отправились арестовать его.
Монах остановил взгляд на слуге, и тот, словно почувствовав себя виноватым, слегка попятился, втянув шею, и забормотал:
— Уважаемый… Учитель, я…
Прежде чем он успел закончить, молодой монах уже отвёл взгляд. Он приподнял палец — и смольно-чёрная вещица, описав дугу, полетела прямиком в руки слуге. Подумав, что это что-то опасное, тот зажмурился в испуге. Расслышав лишь звон меди, он собрался с духом и осторожно открыл глаза.
Кошель!
Точно тот же, что он сам отдал монаху прежде.
Монах словно выкинул то, что следовало выкинуть давно, и тут же лицо его разгладилось, он снова шагнул вперёд. Теперь, будто его раздражала задержка, он холодно бросил преградившей путь страже одно-единственное слово:
— Отойдите.
— Господин, это… — не двигаясь с места, стражники бросали вопросительные взгляды на советника.
— Подождите, — советник достал из-за пазухи тонкий лист бумаги и, расправляя его под светом фонаря, спросил: — Молодой господин, откуда ты? Из какого буддийского храма? У тебя есть монашеское имя?
Молодой монах нахмурился, глядя на него, как если бы не хотел утруждать себя ответом и размышлял о чём-то ещё.
Видя, что тот совершенно не понимает, к чему всё идёт, советник заговорил строже:
— Молодой господин, некто сообщил, что ты похож на опасного преступника, которого Императорский Дом сейчас разыскивает во всех четырёх морях. Если ты продолжишь отмалчиваться, нам не останется ничего, кроме как арестовать тебя для дальнейшего расследования!
Молодой монах скользнул по нему холодным взглядом, а мгновением позже заговорил спокойно:
— Монашеское имя — Сюаньминь, странствующий монах без семьи и без храма.
Порядочный монах никогда не дошёл бы до подобного. Если у него не было семьи и он не принадлежал к храму, то с вероятностью восемь, даже девять из десяти он выживал на подаяния. Другими словами — был шарлатаном.
Советник окинул Сюаньминя с головы до ног насмешливым взглядом и, подав знак, чтобы фонарь поднесли ближе, с чрезвычайно серьёзным видом принялся сравнивать портрет на объявлении с Сюаньминем.
Сюэ Сянь, копошась в поясном мешочке, прекрасно расслышал весь разговор и тут же позлорадствовал: «И кто сказал тебе, Святоша, что можно просто заявиться в чужое логово? Теперь явились и за тобой! Так-то!»
В мешочке он не нашёл совершенно ничего, что могло бы пригодиться, — кроме персиковой ветви и пары кусочков кремня, здесь был лишь свёрток ткани. Старательно ощупав его со всех сторон, Сюэ Сянь обнаружил, что внутри, судя по всему, несколько игл разной длины. Словом, совсем не то, на что он надеялся. Сюэ Сянь сразу же решил, что нечего больше ждать, и собрался улизнуть из мешочка, как только монах отвлечётся.
В успехе он был более-менее уверен. Если бы только он сам того не захотел, обычный человек никак не смог бы заметить его движений. Улучив момент, когда советник заговорил снова, Сюэ Сянь сжался в максимально тонкий лист и стал медленно пробираться вверх.
Но едва он высунул голову, перед глазами у него потемнело…
Этот треклятый Святоша поднял руку как раз вовремя и одним-единственным пальцем запихнул его голову обратно!
Сюэ Сянь не находил слов.
От рождения непокорный Старейший вышел из себя и раздражённо катался кругами по мешочку, а затем вдруг вытащил из свёртка иглу и вонзил её этому Святоше прямиком в поясничный глаз.
В ответ не раздалось ни звука.
Как раз когда Сюэ Сяню хотелось обрушить небо на землю, советник закончил сравнивать Сюаньминя с портретом и, нахмурив брови, покачал головой:
— Хм, что-то не так…
— Не так? — несколько стражников за ним тут же заглянули в объявление.
— Возраст не тот, слишком большая разница, — сказал советник. — Да и выглядит не так чтобы очень похоже… Издали в самом деле угадывается сходство, но если смотреть вблизи при свете фонаря, видно, что слишком молод. К тому же, говорят, тот, кого мы ищем, — выдающийся монах, а этот господин…
Советник невольно опустил взгляд на пояс Сюаньминя и оглядел связку изношенных затёртых медных монет, и хотя он промолчал, выражение лица говорило за него — перед ним совсем ещё неопытный юнец, на монетах и намёка на масляное сияние нет… Выдающийся монах? Вот так шутка!
Никто не стал бы уважать шарлатана, которого можно распознать с одного взгляда.
Когда советник закончил рассматривать связку монет, в его выражении появилось ясно различимое презрение. Взмахнув Сюаньминю рукой, он сказал:
— Ладно, молодой господин, всё с тобой в порядке, иди.
Сюаньминь спокойно шагнул вперёд, как если бы всё, что только что случилось, значило не больше, чем упавший на плечо сухой лист, который он смахнул единственным лёгким движением, и вовсе его не касалось.
Однако, сделав всего два шага, он снова равнодушно взглянул на советника и сказал:
— Тебе не прожить долго.
Сюэ Сянь в мешочке как раз обдумывал новый план и, пытаясь сдвинуться с места, едва не разорвал себя. Прекрасно, он даже не успел ничего сделать, как этот Святоша сам поспешил навстречу смерти!
Но тут он скользнул вниз и неосторожно ударился о Сюаньминя в области рядом с последним поясничным позвонком, и, неизвестно как, в голове вдруг раздался звон, точно кто-то прямо в его черепе ударил в гонг.