Нефритовая лиса

Глава восьмая

Всю ночь Ицин металась в постели, мучимая беспокойными снами. Казалось, словно невидимые нити, сотканные из морского тумана, опутывали её тело, затягивая обратно в ту ледяную глубину, из которой она с таким трудом вырвалась. То она падала в бездонное море, и тысячи бледных рук тянулись к ней из темноты, то снова ощущала на своей коже жгучий взгляд янтарных глаз.

Тенин осторожно прикасалась к её лбу, вновь и вновь меняя ткань, смоченную в целебном настое. Лёгкий аромат трав, смешанный с горечью свежего настоя, наполнял покои, но Ицин продолжала метаться, бормоча во сне что-то несвязное.

— Госпожа, успокойтесь… — шептала Тенин, сжимая влажную повязку в руках.

Но Ицин не слышала. Она тонула в своих снах, в образах, которые не понимала, но которые преследовали её с пугающей настойчивостью. Только к утру её дыхание стало ровнее. С первыми лучами солнца, пробившимися сквозь ставни и мягко коснувшимися её лица, кошмары растворились, словно тени, разбежавшиеся перед светом.

Она открыла глаза, тяжело моргнув, чувствуя себя так, словно вовсе не спала.

— Вы проснулись, госпожа? — голос Тенин был тихим, почти робким.

Ицин не сразу ответила. Её тело было налито усталостью, голова гудела, но больше всего её беспокоило другое — она не помнила, что именно снилось. Единственное, что осталось в сознании — ощущение холода. Она медленно села.

— Что-то случилось?

Тенин нерешительно опустила голову.

— Вы плохо спали, госпожа. Несколько раз звали кого-то во сне…

Ицин нахмурилась.

— Кого?

Служанка замялась, будто боялась сказать что-то лишнее.

— Я… не уверена, — наконец произнесла она. — Но… вы звали кого-то… или что-то. Может быть вам лучше выйти в сад? Позавтракать на свежем воздухе. Прохлада поможет прогнать тяжесть и успокоит мысли, госпожа.

Ицин нехотя согласилась. Несмотря на ужасное состояние, сидеть в четырёх стенах после ночных кошмаров было невыносимо.

В саду всё ещё стояла утренняя свежесть. Роса поблёскивала на листьях, прозрачными каплями скатываясь по краям лепестков. В воздухе витал слабый аромат жасмина, смешиваясь с влажной прохладой моря.

Она села за невысокий столик. Тенин уже подала чай — горячий, ароматный, с лёгким оттенком горечи. Первый глоток принёс облегчение. Ицин прикрыла глаза, наслаждаясь моментом. Хотя бы на мгновение можно было забыть о ночи, о матери, о шаманке, о страхе, который всё притаился в её мыслях.

Тенин осторожно наблюдала за ней. Видя, что госпожа молчалива, она решилась заговорить, но с осторожностью, обходя щекотливые темы.

— Как прошла встреча с Шу Чао?

Она не спрашивала о ночной поездке. Видимо, догадывалась, что дурной сон был связан именно с этим.

Ицин вздохнула.

Шу Чао…

Образ его лица всплыл перед ней: благородный, исполненный достоинства.

Ссора с матерью, её твёрдое намерение отослать её в Тивию, жуткая шаманка, ночные кошмары — всё это тяжелым грузом навалилось на одну чашу весов. А на другой было его лицо.

— Он красивый, — медленно проговорила она, вдумчиво крутя чашку в руках. — Он вёл себя именно так, как я и представляла сына благородного человека.

В её голосе скользнула лёгкая мечтательность, но вместе с ней — и горечь.

Какой теперь в этом смысл, если мать уже всё решила за неё? У неё нет времени. Нет времени, чтобы узнать Шу Чао лучше. Нет времени, чтобы гулять с ним под луной, наслаждаться сладостями, слушать музыку, смотреть, как облака меняют форму, исчезая за крышами павильонов. Всё было напрасно. Её мать никогда не передумает и сделает все, чтобы отправить ее в Тивию, как можно скорее.

Ицин почувствовала, как в груди поднимается усталость, тяжёлая и неизбежная, как волна, накатывающая на прибрежные камни. Она молча отодвинула тарелки. Рис, тушёные овощи, сладкие орехи, ломтики спелого персика — всё, что ещё недавно она ела с удовольствием, теперь казалось безвкусным. Она просто больше не хотела есть.

— Госпожа… — осторожно начала Тенин, но Ицин покачала головой.

Её вдруг покинул весь боевой настрой. Сколько у неё есть дней до отплытия?

Совсем скоро будет праздник её совершеннолетия, и после этого — только корабль и Тивия. Ей даже не выслали сваху от лица будущего мужа. Не было ни сложения их имён и дат рождения, ни проверки чистоты тела и мыслей, ни даров семье, ни молитв в храме. Потому что она не будет главной женой. Она лишь младшая, а для таких, как и для наложниц не бывает почестей.

Главная жена должна быть благородного происхождения, образованной, воспитанной в строгих традициях. Для остальных же позволялось многое: быть вдовой, быть разведённой, быть женщиной без прошлого — лишь бы сына родила.

Как же всё это унизительно. Она не невеста. Она товар, который распродают со скидкой, потому что лавка торговца на грани разорения. Приданое упакуют, слуги соберут её вещи, тщательно сложат одежду и украшения, и её просто посадят на корабль. И отправят в море.

Ей стало невыносимо грустно.

Вдруг прозвучал громкий, дерзкий голос.

— Смотрю, ты совсем увядаешь, сестрица!

Ицин вздрогнула. В сад ворвался её брат. Чжэнь, сиял радостью, будто оно — само солнце, что спустилось с небес. Он шагал уверенно, широкими, свободными движениями, словно был хозяином этого мира, словно у него не было ни забот, ни тревог. Хотя чему ему грустить? Пусть их судьбы нелегки, но его, по крайней мере, не высылают прочь из дома.

Ицин молча посмотрела на него, но не успела ничего сказать, как он продолжил с усмешкой:

— Это так на женщин влияют шаманки? Или ты попросила её состарить тебя раньше времени?

Его хорошее настроение вызывало у Ицин только раздражение.

— А может быть, ты всю ночь веселилась? — его улыбка стала шире, в глазах сверкнул насмешливый огонь. — Я многое слышал о том, как развлекаются те, кто яшкаются с тёмной силой. Говорят, что духи могут позабавить женщин не хуже любого мужчины.

Тенин резко нахмурилась. Она не любила Чжэнь. Он был слишком резким, не соблюдал этикета, говорил, что хотел, и смеялся над приличиями. И вот теперь, он позволял себе разговаривать с собственной сестрой, как с девкой из публичного дома.

Тенин шагнула вперёд, уже готовая поставить его на место. Но Ицин остановила её движением руки. Пусть потешается. Ведь в чём-то он прав. Она действительно чувствовала, что проснулась, потеряв десяток лет.

Чжэнь сел напротив сестры, небрежно кивнув Тенин, чтобы та налила ему чай.

После чего вальяжно раскинулся, словно этот сад принадлежал ему.

— Не грусти ты так. — Он изучающе посмотрел на сестру. — Что тебе сказала мать? Неужели ты забыла о нашем плане?

Ицин молча наблюдала, как Тенин осторожно наливает чай в его пиалу.

— Теперь это не важно.

Она произнесла это ровным голосом, но в нём всё ещё звучала усталость.

Брат нахмурился. Взял пиалу и небрежно осушил её одним глотком, будто в ней было терпкое вино, а не чай.

— Она сказала тебе, что уже скоро отбывает твой корабль? — Чжэнь склонил голову набок, словно раздумывая вслух.

Он догадался.

— Что ж, я подозревал, что твоя мать будет спешить с этим.

Он криво усмехнулся и, хмыкнув, чуть прищурился.

— Я сразу сообразил, что после праздника совершеннолетия мою сестру запакуют в подарочную упаковку и перевяжут красной лентой.

В его голосе было самодовольство, даже гордость за собственную проницательность.

Но Ицин не рассмеялась.

— Не переживай, — продолжил Чжэнь, подаваясь вперёд. — Я же говорил, что тебе всего-то и надо — положиться на мою смекалку.

Ицин приподняла бровь, но молчала.

— Я уже все обсудил со своей матерью. — Он нарочито медлил, смакуя эффект. — У нас есть план, как ускорить заинтересованность Шу Чао тобой.

Ицин оживилась. В её глазах промелькнула искренняя благодарность. Кто бы мог подумать, что однажды они, те, кто в детстве не могли провести вместе и часа без ссоры, теперь будут так близки?Но радость тут же сменилась тревогой. Она поспешно огляделась. Кто-нибудь мог их услышать?

— Тенин, закрой двери сада. — Её голос прозвучал твёрдо, почти резко.

Служанка кивнула и бесшумно скользнула к дверям, запирая их изнутри.

В Сэе строгие правила. Братья и сёстры могут оставаться наедине только до десяти лет.

Потом их разделяют, разводя по разным половинам дома. Теперь они были слишком взрослыми, а мужчине и женщине можно было находиться рядом только если она его дочь или жена. Любой, кто увидел бы их сейчас, мог бы донести. Но это был важный разговор. Разговор, от которого зависела её судьба.

Чжэнь хитро улыбнулся, опершись локтем на край стола.

— Мы с матерью решили, что праздник — отличный шанс проявить себя.

Он внимательно наблюдал за сестрой, словно наслаждаясь моментом, когда бросает её в неизвестность.

— Ты же умеешь танцевать?

Ицин замялась. Она почувствовала, как внутри зародилось тревожное предчувствие.

— Ну… да, — ответила она неуверенно.

Чжэнь довольно кивнул.

— Вот и отлично.

Он произнёс это таким тоном, будто уже решил всё за неё.

— Ты хочешь, чтобы я танцевала? — в её голосе прозвучало подозрение.

— Не просто танцевала, а выступила на празднике среди танцовщиц, — с явным удовлетворением сообщил он.

Ицин замерла, не сразу поверив в услышанное.

— Ты смеёшься?

Брат подавил усмешку, поднимая пиалу к губам.

— Разве я похож на того, кто шутит?

— Это позор! — вспыхнула она, резко выпрямившись. — Как я, дочь главы семьи, могу решиться на такое? Это унизительно!

— Что ж, тогда можешь прямо сейчас собирать вещи и готовиться к отплытию.

Чжэнь просто пожал плечами, будто говорил о чём-то незначительном.

— Ты же сама знаешь — мать уже всё решила. Шу Чао — твой единственный шанс.

— Но если он увидит меня среди танцовщиц, он отвернётся! — возразила она, всё ещё не веря, что брат всерьёз предлагает настолько рискованный шаг.

Но Чжэнь только усмехнулся.

— Вот тут ты и ошибаешься.

Он откинулся назад и, сложив руки, посмотрел на неё с выражением человека, который знает этот мир гораздо лучше.

— Ты просто не знаешь столичных мужчин.

— Что ты хочешь этим сказать?

— В столице такое — не редкость, — объяснил он, медленно крутя пиалу в пальцах. — Многие знатные дочери решаются на танец перед своим возлюбленным. Даже их матери — о, как ты удивишься! — сами тайком подталкивают дочерей к этому.

Ицин не верила своим ушам.

— Ты хочешь сказать, что благородные девушки публично танцуют перед мужчинами⁈

— Не перед всеми, а перед теми, кого хотят очаровать. — Чжэнь хитро улыбнулся. — Ты не представляешь, сколько историй я слышал о том, как после такого выступления будущие женихи, наконец, отбрасывали скромность и сомнения, и приступали к решительным действиям. То, что нам надо. Нам необходимо, чтобы вы сблизились как можно скорее. Разве нет?

Ицин молча сжала кулаки.

— Даже если так… мать и отец… они же заметят.

Чжэнь отмахнулся, как будто это не имеет никакого значения.

— Какая разница?

— Как это «какая разница»⁈

Брат подался вперёд, заговорив тише, но настойчивее:

— Что ты теряешь, а? А что ты можешь приобрести?

Ицин напряглась.

— Если ты покоришь Шу Чао, он непременно перейдёт к активным действиям.

Он сделал паузу, чтобы слова осели в её сознании.

— И тогда ни отец, ни мать не смогут ничего с тобой сделать.

— Но…

— Но что? — перебил её Чжэнь, поднимая бровь. — Ты же понимаешь, что формально ты уже не принадлежишь себе. Они решили отдать тебя торговцу, значит, ты уже его собственность. А знаешь, что это значит?

— Что? — настороженно спросила она.

— То, что теперь только он вправе решать, что с тобой будет.

— Ты… — Ицин вдруг замерла, осознавая, к чему он ведёт.

Чжэнь усмехнулся.

— Ты правда думаешь, что наши родители расскажут будущему зятю о твоём танце? Или что они отменят брак? Или позволят слухам разнестись по округе? Тебе совсем нечего терять! Не получится — отправишься в Тивию, а получится — Шу Чао встанет на твою защиту.

Ицин ахнула.

— Ты, в какой-то степени, свободна, сестрица.

Свободна…

Ицин плотно сжала губы. Её сердце громко стучало. Все равно ей было сложно решиться на такой танец. Ее воспитание кричало о том, что это непростительно для девушки ее статуса.

Чжэнь ухмыльнулся, лениво потягиваясь.

— Моя мать уже подготовила тебе наряд.

Он произнёс это так, будто сообщал что-то совершенно незначительное, но в его глазах блеснула довольная искра.

— Мы тут, знаешь ли, тоже сложа руки не сидели, пока ты постигала общение с духами.

Эти слова резанули Ицин. Они напомнили ей о вчерашнем происшествии, о словах шаманки, о том, что она всё равно попадёт в Тивию. И внутри снова вспыхнуло чувство несправедливости. Неужели всё действительно предрешено? Неужели ей суждено быть просто разменной монетой? Желание бороться поднялось в ней новой волной.

Но она всё ещё сомневалась.

— Не переживай, — продолжил Чжэнь, перехватывая её выражение лица. — Твоё лицо будет закрыто лёгкой тканью. Ты будешь одета точь-в-точь как остальные танцовщицы.

— Но… — Ицин покачала головой. — Как тогда Шу Чао поймёт, что это я?

Брат только ухмыльнулся.

— Ну, ты уж постарайся.

Он подался вперёд.

— Поищи в своих книгах или в своём женском сердце способ, как дать ему знать, что это ты — через танец.

— Это невозможно.

Ицин нахмурилась, перебирая в голове все варианты. Сцена будет не очень далеко от сидящих, но если её лицо будет прикрыто, Шу Чао никогда не догадается.

Чжэнь закатил глаза.

— Да не переживай ты так. У тебя самый лучший помощник на свете.

Он откинулся назад, наслаждаясь моментом, как будто только он один мог всё решить.

— Я сделаю так, чтобы он смотрел только на тебя.

— Как ты это сделаешь?

Ицин почувствовала тревогу.

— Ты же не задумал ещё чего-то безрассудного?

Брат рассмеялся.

— Всё проще простого.

Он подмигнул, наклоняясь ближе.

— Одна из служанок передаст ему письмо от тебя. В нём ты напишешь, что ему следует обратить внимание на девушку, танцующую с повязкой на левой руке.

Ицин замерла.

— Повязка?

— Да, повяжешь себе на руку. И упомяни в письме что-то значимое для вас. Чтобы он точно был уверен, что это ты прислала. Вы же уже о чём-то говорили?

Она кивнула, вспоминая их встречу. Да, было то, что запомнилось только им двоим.

Ицин вдруг почувствовала, как на её лице появляется улыбка.

— Вот так-то лучше, сестрёнка.

Чжэнь довольно кивнул и хлопнул по столу.

— А теперь завтракай. И напиши мне это письмо.