Нефритовая лиса

Глава вторая

Ей не дали отдохнуть и прийти в себя. Ицин успела лишь немного успокоиться, привести себя в порядок, сменить испачканное платье и помыться, когда в комнату вошел слуга. Он держался прямо, но в его взгляде было что-то нервное, будто он не знал, как правильно донести весть.

— Госпожа, вас ждут в главном зале. Немедленно.

Ицин подняла на него уставший взгляд. Её мысли ещё не улеглись, тело всё ещё дрожало от напряжения, но она знала, что отказаться у неё нет права. Она слабо кивнула и поднялась. Платье на ней было лёгким, простым, но от этого не менее тягостным — ей казалось, что оно стянуто слишком туго, что каждая нитка давит на кожу, не давая свободно дышать. Тенин, не говоря ни слова, помогла ей накинуть на плечи тонкий плащ, словно пытаясь хоть немного скрыть её хрупкость от окружающего мира.

В коридоре, ведущим до главного зала, стояла тишина. Не такая, что приносит покой, а зловещая, гнетущая, наполненная отголосками недавнего ужаса. Где-то вдалеке раздавались приглушённые голоса — слуги шептались, но замолкали, как только Ицин приближалась. Кто-то торопливо уходил в сторону, будто не желая попасться ей на глаза. Но никто не осмеливался сказать ей ни слова.

Всю дорогу она не поднимала головы. Ей не хотелось видеть того, что осталось после этой ночи. Но её воображение не давало покоя. Казалось, что в каждом тёмном пятне на полу виднелась кровь, в каждой тени ей чудилось чьё-то безжизненное тело. Перед глазами снова вставала сцена: вспыхнувшее в темноте лезвие меча, вскрик Шу Чао, хлещущая кровь, голова, покатившаяся по гравию.

Слишком быстро, слишком неожиданно.

Она не успела осознать, не успела закричать, не успела даже поверить в то, что произошло. А теперь её вели в главный зал, и она понятия не имела, что ее ждёт впереди.

Каждый шаг отзывался тяжестью в груди. Ицин чувствовала, как дрожат её руки, как тяжелеют ноги. В груди нарастал страх — тупой, липкий, сковывающий, будто она шла прямо в пасть неизвестной беды.

Перед дверьми зала стояли два стражника. Они молча отступили в стороны, пропуская её внутрь. Она сделала глубокий вдох и шагнула за порог.

Главный зал был наполнен напряжением, которое можно было потрогать руками. Мать и наложница молча сидели на кушетке, обитой шелком. А отец расхаживал из стороны в сторону, хватаясь за виски. Его бледное лицо казалось болезненно осунувшимся. Ицин никогда не видела его таким. Глаза были полны ужаса, а руки дрожали, как у старика. Он выглядел так, будто не знал, на что опереться, в одночасье вся его уверенность и стать рухнули в бездну.

— Что теперь с нами будет… — пробормотал он себе под нос, но тут же поднял голову и яростно посмотрел на Чжэня. — Как ты мог! Как ты мог совершить такую глупость⁈

Чжэнь стоял перед ним, не опустив головы, с расправленными плечами. Его лицо было напряжённым, а во взгляде читалась воинственная решимость. Он не выглядел запуганным или смущённым, напротив, его глаза горели огнём гнева. Он не жалел о содеянном.

— Я защищал честь семьи! — бросил он резко. — Или ты предпочёл бы, чтобы этот ублюдок завершил начатое? Мне надо было стоять и смотреть, как он трогает мою сестру? Или позволить ему уйти, чтобы он потом посмеивался за винной чашей, рассказывая, как легко получить доступ к дочери нашего рода⁈

— Ты понятия не имеешь, что ты наделал… — отец зажмурился, словно пытался прогнать кошмар, а затем снова посмотрел на Чжэня, на этот раз с явной ненавистью. — Ты хоть понимаешь, что нас теперь ждёт? Министр сбежал! Он решил, что мы намереваемся его убить и сумел проскочить через ворота для слуг. Ты хоть представляешь, что будет, когда он вернётся? Он соберёт армию! Он не оставит от нас даже пепла! Ты думаешь, что спас нашу честь? Ты обрёк нас на гибель! В глазах министра это все выглядит, как попытка убить его и сына, как заговор. Ты это понимаешь?

— Я сделал то, что должен был сделать! — рявкнул Чжэнь, сжимая кулаки. — Если бы я ничего не предпринял, мы бы сейчас были в не менее ужасном положении! Он опозорил Ицин! Еще не известно осталась ли она чистой. И ты считаешь, что после такого я должен был молчать, ждать суда, сгорбившись перед этими людьми⁈

Отец вскинул руки, его голос дрожал от гнева и страха:

— Лучше бы мы выдвинули обвинения! Лучше бы мы стояли в суде, ощущая позор, но были бы живы! Но ты… ты перерезал последнюю нить, что могла нас спасти! Ты отрубил его сын голову!

Отец замолчал, будто выжидая, что его слова наконец достигнут разума сына. Но Чжэнь поднял подбородок и отвернулся.

— Ты хоть представляешь, что теперь будет⁈ — Голос отца сорвался, переходя в яростный крик. — Ты не мог ранить Шу Чао? Ты не мог оставить его живым? Почему ты сразу убил его⁈

— Потому что это была месть! — выкрикнул Чжэнь, лицо его исказилось от злости. — Потому что я знал, что, если его оставить в живых, он всё равно сделает что угодно, чтобы нас уничтожить! Или ты думаешь, что он простил бы? Думаешь, что Шу Чао пришёл сюда по-доброму? Я видел его лицо, отец. Он не просто хотел заполучить Ицин — он хотел нашей крови. Он пришёл, чтобы унизить нас, растоптать. Но я не дал ему этого!

— Ты не дал ему нас растоптать⁈ — Отец шагнул ближе, глаза его метали молнии. — Да ты обрёк нас на смерть! Министр уже отправился за подмогой и теперь он вправе даже без суда перерезать всю нашу семью. Ты обрёк свою сестру, свою мать, весь наш род! Как я смогу посмотреть в глаза предкам⁈

— И все это сделал я? — Чжэнь вдруг горько рассмеялся. — Ну, нет… Я защищал то, что разрушила моя сестра! Не я пошёл в ту подсобку, не я жался к этому Шу Чао и строил ему глазки! Твоя дражайшая Ицин ничем не лучше городских девушек, таких же, какой была сестра этого Шу Чао. Они обе позабыли о правилах приличия, приставали к мужчинам и вот, что из этого вышло!

В этот момент в зале повисла мёртвая тишина. Все повернулись к Ицин, которая застыла у порога, не смея дышать. В их глазах было что-то жуткое — смесь осуждения, гнева и презрения. Она почувствовала, как дрожат её пальцы, как её тело словно сковало льдом. Взгляд отца был полон негодования, мать смотрела на неё так, словно она была пятном на её репутации. Наложница Фань прижала ладонь к губам, но в её глазах читалось лишь холодное равнодушие.

— Так ты думаешь, что это я виновата? — прошептала Ицин, не веря своим ушам. Её голос был слабым, но в нём звучала боль.

Чжэнь вздохнул и отвёл взгляд.

— Если бы ты вела себя, как положено воспитанной девушке, этого бы не случилось.

Ицин понимала, что брат прав, и именно поэтому его слова ранили её ещё сильнее. Они пронзили её, как лезвие, разрывая изнутри. Хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, стереть всё произошедшее, будто его никогда не было. Если бы можно было вернуть время назад, сделать что-то иначе, избежать всего этого… Но теперь слишком поздно.

Но разве только её вина в том, что произошло? Разве Чжэнь не тот, кто сделал первый стежок в этой страшной истории? Разве не из-за него Шу Чао и его отец приехали сюда? Разве отец не знает всей правды? Или всё, что сейчас происходит, свалится только на её плечи?

Она шагнула вперёд, вытирая выступившие на глазах слёзы. Ноги подгибались, но она заставила себя говорить.

— Отец… Послушай меня, молю. Возможно ты не знаешь всего, но если ты позволишь мне рассказать, как все было, то поймешь, что я это не полностью моя вина. Чжэнь…

Но не успела она закончить, как в зале прозвучал крик.

— Не твоя вина⁈ — пронзительный голос наложницы Фань пронзил воздух, заглушая её.

Фань вскочила с места, её лицо исказилось от гнева, в глазах полыхал злорадный огонь. Её тонкие пальцы сжались в кулаки, а губы дрожали от возмущения.

— А чья же это вина? — продолжала она, не давая Ицин и шанса заговорить. — Кто пошёл в ту подсобку? Кто выставил себя на посмешище, танцуя у всех на виду⁈ Кто вёл себя так, будто будто умолял Шу Чао обратить на себя внимание⁈ — Она с силой ударила ладонью по столу, её голос звенел, как раскалённое лезвие. — Ты⁈ Или мой сын?

— Я, но… — начала Ицин, пытаясь перекричать её.

— Ах, ты⁈ — Фань усмехнулась, и в ее усмешке было больше яда, чем в в змеиных клыках. — Ну конечно! Теперь ты будешь жаловаться, строить из себя несчастную? Теперь ты невинная жертва? Где же была эта невинность, когда ты строила глазки сыну министра⁈ Где была твоя скромность, когда ты, как зазывала на рынке, трясла бёдрами перед всеми? Ты хотела, чтобы Шу Чао сорвал твой цветок и был вынужден на тебе жениться!

— Это ложь! — вскрикнула Ицин, её сердце бешено заколотилось.

— Ложь⁈ — Фань шагнула ближе, её глаза сузились. — Ты же сама пошла к нему, сама! Или мне напомнить, как ты смеялась, как смотрела на него, как бросала эти взгляды? Я видела, как ты вела себя! Видели все! Или теперь мы все слепые?

— Ты лжёшь! — голос Ицин дрожал. — Я не…Все было совсем не так…

— Не лгу! — оборвала её Фань, возвысив голос. — Перестань играть в жертву, девочка! Ты сама накликала на себя беду. Женщина, которая позволяет мужчине вести себя с ней так, как ты,должна принять и последствия. Ты сама виновата!

Ицин почувствовала, как мир рушится вокруг неё. Каждое слово наложницы било, как пощёчина, каждый звук её голоса заставлял дрожать от унижения. Она бросила взгляд на мать. Тай Дзяо сидела молча. Её лицо было непроницаемым, словно высеченным из камня. Она не произнесла ни слова.

— Мама… — голос Ицин сорвался.

Никакого ответа. Тай Дзяо даже не посмотрела в её сторону. Ицин бросила взгляд на отца, но тот резко отвернулся от нее.

— Видишь? — Фань издевательски склонила голову. — Даже твоя мать молчит. Потому что знает, что я права. Потому что ей стыдно за тебя.

— Это… неправда… — Ицин почувствовала, как подгибаются ноги.

— Правда, девочка, правда, — холодно сказала Фань. — Теперь ты запомнишь это навсегда. Теперь ты знаешь, какую цену платят те, кто идут против воли семьи.

Наложница украдкой взглянула на главу семьи, будто желая удостовериться, что ее слова достигли цели. И тогда Ицин бросилась на колени перед отцом, её руки сжались в дрожащие кулаки, а слёзы застилали глаза.

— Отец, выслушай меня! Дай мне сказать! — её голос дрожал, срываясь от отчаяния. — Да, я позволяла себе слишком многое… Но ты не знаешь всей правды!

Она видела, как наложница Фань напряглась, губы её сжались, словно готовясь вновь заговорить. Ицин поняла, что у неё осталось лишь мгновение, чтобы успеть сказать то, что давно рвалось наружу.

— Всё, чего я хотела, это шанс! Шанс на другую судьбу! Но я бы никогда не решилась на такое, если бы Чжэнь…

— Ну давай, приплетай сюда моего сына! — прошипела Фань, наклонившись вперёд, её глаза вспыхнули гневом.

— Пусть скажет, что хочет, — внезапно раздался холодный, отрезвляющий голос Тай Дзяо.

Ицин повернула голову, поражённая. Мать сидела с каменным лицом, но в её глазах появилось странное выражение. Казалось, она начала понимать, что во всём этом может быть замешан Чжэнь. Возможно, Тай Дзяо уже не верила в будущее своей дочери, но если появлялся шанс вплести во всё это наложницу Фань — она бы точно не упустила его.

— Что она может сказать? — голос Фань вновь зазвенел, в нём слышался яд. — Она как те грязные девки, что придумывают любую ложь, лишь бы оправдать, почему они торгуют своими телами!

— Отец! — воскликнула Ицин, пытаясь перекрыть резкий голос наложницы. — Чжэнь…

Всё это время отец стоял молча. Сначала он был бледным, растерянным, испуганным, словно человек, осознавший, что его дом вот-вот рухнет. Но по мере того, как их крики наполняли зал, его лицо становилось всё жёстче. На нём появилась тень злости, следом губы исказились в отвращении, когда он посмотрел на дочь, а затем не выдержал.

— Замолчите все! — его голос прогремел, как удар грома.

Он окинул всех ледяным взглядом, сжав кулаки так, что костяшки побелели. Его дыхание было тяжёлым, гнев копился внутри, готовый вот-вот разорвать его изнутри.

— Вы думаете, мне есть сейчас хоть какое-то дело до ваших оправданий⁈ — проревел он, его голос эхом отозвался в зале. — Вы совсем отупели, сидя по своим комнатам и проедая мои деньги⁈ Вы не понимаете, что случилось⁈ Министр сбежал! Вы меня слышите⁈

Он резко развернулся, бросая взгляд на Ицин, всё ещё сидящую на коленях.

— А вы тут плачете и стенаете о своей судьбе, ищете оправдания своей никчёмности, своей бесполезности, своей порочности! Что нам теперь делать⁈ Об этом никто не хочет подумать⁈

Он шагнул ближе, нависая над дочерью.

— Я не хочу слышать тебя, — процедил он, голос его звучал холодно, как металл. — Что бы тебе ни сказал Чжэнь, что бы ни наплёл Шу Чао, ты сама согласилась на всё это. Как только ты решила оспорить моё решение выйти замуж за тивийского торговца, ты перестала быть моей дочерью. Что ты хочешь от меня? Прощения? Ты не слишком много на себя берёшь?

Он отошел от Ицин, отдернув подол своего халата, будто боясь, что замарает его о нее.

— О твоей судьбе я подумаю тогда, когда мы решим, что делать дальше. Если повезет, то у меня получится выдать тебя замуж за того торговца. В твоем положении это будет невероятное везение.

— Вы правы, господин. Вы, как всегда, рассудительны и добры даже к такой непутевой дочери, — раздался тихий, льстивый голос.

Наложница Фань грациозно склонила голову, её голос сочился сладкой покорностью.

— Вы умны, вы мужчина, и только на вас мы можем рассчитывать.

Чжэнь, который всё это время сохранял хладнокровие, лениво скрестил руки на груди и слегка наклонил голову.

— Ты хочешь направить за министром отряд, чтобы его остановить? — Он обратился к отцу.

Тот взглянул на него с раздражением, но тут же покачал головой.

— Нет. Это бесполезно. Когда всё улеглось, и мы поняли, что он пропал, было упущено слишком много времени. Возможно, он уже достиг другого города и отправил послание во дворец и в свой дом. Возможно, к нам уже собирают отряд. Нам всем конец. Пусть нас не убьют в стенах поместья и отправят на суд, но оттуда — на казнь. Шу Чао был сыном министра, человека, занимающего должность при дворе. Мы — никто перед такой властью.

Кажется, только теперь все в комнате начали осознавать, о чём говорил отец. Они обречены. На лицах наложницы Фань и Тай Дзяо застыл ужас, их губы побелели, а взгляды заметались, словно в поисках спасения там, где его не могло быть.

У Ицин же не было сил переживать. Всё внутри неё словно опустело. Она больше не чувствовала страха, её сердце не билось в бешеном ритме, а в голове не звучали тревожные мысли. Смерть больше не казалась ей чем-то ужасным. Всё, что случилось, уже сделало её прежнюю жизнь невозможной, и теперь ей оставалось лишь принять судьбу.

Внезапно в комнату вбежал слуга. Он тяжело дышал, его лицо было бледным, а одежда помята, словно он пробирался через толпу.

— Господин! — выдохнул он, пытаясь отдышаться. — Многие слуги и воины… Они перепуганы!

Отец раздражённо отмахнулся, даже не повернувшись.

— И без их страха хватает проблем. Нам есть о чём беспокоиться поважнее.

— Господин, они настолько напуганы, что бегут из поместья! — голос слуги дрожал, но он продолжал. — Немногие остались верны, но они бессильны перед тем, что творят остальные. Все понимают, что случилось нечто ужасное… Настолько страшное, что лучше не оставаться здесь.

— Вот тебе и благодарность! — взревел отец. — Я дал им работу, кормил, уберегал от болезней и холода, а они бегут, как крысы с тонущего корабля!

— Возможно, и нам стоит… — вдруг прошептала наложница Фань, её голос был едва слышен, но в полной тишине комнаты он прозвучал слишком отчётливо.

Отец резко замер и уставился на неё. В его глазах все еще был гнев, но он не спешил ответить. Фань сглотнула и отвела взгляд.

— Господин, — вновь вмешался слуга, его голос был настойчивым. — Если ничего не предпринять, поместье разграбят.

— Они ещё и воруют⁈ — его гнев, казалось, заполнил всё пространство. — Немедленно все отправляйтесь по своим покоям. Собирайте вещи! — он повернулся к слуге, его глаза полыхали яростью. — Приставь к ним верных людей. Собери всех, у кого еще остались честь и чувства долга перед нашей семьей. Пусть охраняют их и помогут упаковать пожитки. Берите всё ценное, всё, что можно унести. Мы отплываем на корабле в Тивию к концу дня.

Никто не посмел возразить. Комната наполнилась хаотичным движением — женщины поднимались, переглядываясь друг с другом, Чжэнь молча встал и посмотрел на Ицин. На его лице скользнула улыбка, будто он был единственный кого не пугало их отплытие в чужую провинцию.