Нефритовая лиса

Глава девятая

Комната была непохожа ни на одну, в которой Ицин доводилось бывать.

Она ожидала чего-то скромного, но вместо этого увидела роскошь, пусть и иного рода, чем в доме её отца.

Неужели тивийцы так богаты, что даже в их гостиницах у них, как в поместье наместника в Сэе?

Стены — выкрашенные в глубокий терракотовый цвет, тёплый и живой. Окна — огромные, прикрытые лёгкими занавесями, которые струились от ветра, словно волны на поверхности реки. Постельное бельё — не однотонное и благородно-скромное, как дома, а пёстрое, с узорами, напоминающими экзотические цветы. Пол — покрытый мягкими, но немного потрёпанными коврами, расшитыми золотыми и синими узорами. Но больше всего Ицин поразили картины на стенах. Они были совсем не такими, какими она привыкла видеть дома.

На них не было туманных гор, не было хрупких цветов с утренней росой, не было воздушных облаков, скрывающих солнце за дымкой тишины. Вместо этого — простая жизнь.

На одной из картин молодые девушки смеялись у реки, их юбки чуть приподняты, словно они только что выбежали из воды. Рядом, распластавшись на нагретых солнцем камнях, лежали юноши — беззаботные, пьяные от лета, ленивые, красивые и довольные. Один из них — с бесстыдной улыбкой — подмигивал девушке, приглашая её присоединиться.

Картина дышала воздухом тёплой ночи, распаляла воображение, передавала ощущение счастья, которое не прятали, а выставляли напоказ.

Ицин впервые увидела подобное искусство.

— Какая пошлость, — раздался за спиной холодный голос наложницы Фань.

Ицин вздрогнула и повернулась к ней. Наложница скользнула презрительным взглядом по картине, а затем хмыкнула:

— Странно, что на ней ещё все одеты. Тивийцы любят выставлять напоказ всё, что у них есть.

Она смотрела на картину и не видела в ней красоты. Только разврат, только грязь, только повод для презрения. Наложница Фань, в целом, не разделяла восторга Ицин от нового места. С первого же шага в комнату она принялась ворчать:

— Какая ужасная постель! Она жестче, чем телега, на которой нас сюда везли!

— Эти окна… Почему тут столько света⁈ Совсем не думают об уюте.

— И пыль! Я её чувствую! Скажи, ты тоже её чувствуешь?

Она металась из угла в угол, дергая несчастную служанку, которая устало, но покорно исполняла её капризы.

— Протри тут!

— Нет, не так, по-другому!

— Как ты держишь эту тряпку, у тебя руки вообще есть⁈

В отличие от Тай Дзяо, наложница Фань была суетливой, громкой и капризной. Она не могла усидеть на месте, постоянно ворчала, комментировала каждое движение служанки и перебирала вещи.

Ицин старалась не обращать внимания на её бормотание — до тех пор, пока в комнату не внесли её собственный сундук с вещами.

Это было как щелчок — она вдруг осознала, насколько всё изменилось. Раньше рядом была Тенин, всегда готовая помочь, разложить, подать, заметить. На корабле мать позже всё же выделила ей служанку — ради приличия. Но сейчас, в гостинице, она осталась одна.

Сначала Ицин решила, что Тай Дзяо, возможно, просто забыла. Такое бывало. Но прошёл час, потом другой — и в дверь так никто и не постучал. Видимо, все служанки были нужны самой Тай Дзяо.

Ицин обвела взглядом комнату, задержавшись на служанке наложницы Фань. Та, видимо, почувствовала её взгляд, но тут же опустила глаза и отвернулась, как будто ничего не заметила.

— Чего сидишь? — раздался резкий, недовольный голос Фань.

Наложница лениво поёрзала на кровати, её раздражённый взгляд скользнул по Ицин.

— Разбирай свои вещи побыстрее! Я устала и хочу прилечь. Не намерена терпеть твой шум.

— Разбирать? — переспросила Ицин, искренне удивлённая. — Самой?

— А у тебя что, слуги есть? — усмехнулась Фань. В её голосе звенела откровенная насмешка, от которой Ицин сжала губы.

Фань перевернулась на бок, устраиваясь поудобнее, и добавила:

— Радуйся, что у тебя ещё есть вещи. А то и их могут забрать.

Ицин смотрела на сундук, на свои вещи, на собственные руки… И вдруг осознала всю полноту перемен. Неужели она больше не госпожа? С этого дня ей придётся делать всё самой? Это наказание или у её семьи действительно стало всё плохо с деньгами?

Разбирая вещи, она потратила больше времени и сил, чем ожидала. Даже несмотря на то, что ей принесли всего один сундук. Остальное шло в приданое.

Впервые ей пришлось делать это самой — складывать шелковые платья так, чтобы они не помялись, аккуратно расставлять шкатулки и украшения, укладывать по местам предметы, которые всегда кто-то до этого размещал за неё.

Она устала. Её пальцы, ноющие от усталости, пробежались по гладкой ткани, и только теперь она поняла — её лицо липкое, руки грязные, а волосы, должно быть, растрёпаны. Она даже ещё не мылась с дороги!

Обычно её утренний уход был чем-то естественным: тёплая вода, ароматные масла, чистое полотенце — всё приносила Тенин. Но теперь никто не позаботился об этом.

Она почувствовала раздражение, подошла к двери комнаты, открыла её и замерла. Ицин хотела позвать слуг гостиницы и приказать им принести ей полотенце, воду, а ещё лучше — подготовить ванну. Но как их позвать? Не будет же она кричать на всю гостиницу или сама ходить и искать их?

Ей пришлось ждать какое-то время, прежде чем она заметила девушку-служанку, поднимающуюся по лестнице на второй этаж. Ицин смущённо махнула ей рукой и распорядилась, чтобы принесли всё необходимое.

Но, к её удивлению, прошло долгое время — и никто так и не пришёл.

Губы Ицин сжались. Она уже собиралась выйти из комнаты, чтобы найти слуг и отругать их, но вдруг раздался спокойный, но язвительный голос Фань:

— Я бы на твоём месте не выходила.

Ицин замерла, повернувшись к наложнице.

— Почему?

Фань лениво зевнула, потянулась, а затем перевела на неё лукавый взгляд:

— Ты ведь не знаешь, что ждёт тебя за дверью. Кто знает, что может случиться с такой наивной девочкой, как ты?

Ицин почувствовала, как её сердце сжалось. Она угрожает ей?

Теперешняя Фань была ей хорошо известна — коварная, хитрая, беспощадная. В её власти было поставить Ицин в ловушку: нанять людей, которые опозорят её. Или подстроить так, чтобы её увидели в щекотливой ситуации, чтобы еще больше оболгать её перед всеми.

Ицин сделала шаг назад, захлопнула дверь и, прижавшись спиной к стене, почувствовала, как внутри всё похолодело. Она и забыла, что теперь ей предстоит находиться в одной комнате с человеком, который сделает всё ради своего сына — даже разрушит жизнь Ицин.

— Боги, как же ты меня утомила… — простонала наложница Фань, театрально вздохнув.

Она не глядя махнула рукой служанке, лежа на подушках, словно ленивая кошка

— Принеси ей уже воды, пусть умоется и ложится. Я хочу отдохнуть.

Служанка склонилась в поклоне, затем быстро выскользнула за дверь.

Фань перевернулась на другой бок, медленно потянулась за печеньем, лежащим на подносе.

Ицин внимательно следила за её движениями. Как же она была спокойна. Будто всё уже решено. Будто всё уже предначертано.

Фань отломила кусочек печенья, положила в рот, а затем, не спеша, начала жевать. Звук ломающейся корки эхом разнёсся по комнате. Она медленно пережёвывала кусочек, крошки летели с её губ.

Но хуже всего было не это. Хуже всего был её взгляд.

Ицин казалось, что наложница смотрит на нее, как на обречённую узницу. Как на предстоящее представление, которое она жаждала увидеть. Как на тень, что медленно угасала.

— Ты хочешь мне что-то сказать? — раздался мягкий, почти ласковый голос наложницы Фань. Он прозвучал, как шёлк, прикоснувшийся к коже, но за этой мнимой мягкостью скрывалось что-то колючее, как игла, спрятанная в подушке.

Ицин встретилась с ней взглядом, молча, без страха, но и без уверенности.

— Вижу, что хочешь. Чего молчишь? — продолжила Фань и чуть склонила голову, будто изучала её как редкое насекомое. Она улыбнулась, но эта улыбка не тронула глаз.

— Я тоже устала, — нашлась, что ответить Ицин. — Скажу потом.

Фань рассмеялась. Звонко и нериятно.

— Это если будет это «потом», — медленно проговорила она, словно смакуя каждое слово.

— Думаю, твоя мать готовит тебя к роли второй жены, —усмехнулась Фань. — Знаешь, быть чьей-то тенью — это совсем непросто. Уж мне-то не знать.

Она отряхнула руки, когда в комнату вошла служанка с тазом и полотенцами. Та аккуратно поставила воду, обмакнула полотенце и подошла к наложнице. Фань протянула руки — не глядя, с видом уставшей царицы. Служанка бережно вытерла ей пальцы и ладони.

Фань потянулась к одному из бутыльков, стоявших на низком столике, открыла крышку и начала неспешно втирать в кожу рук масло. Аромат жасмина и лимонника наполнил воздух.

— На самом деле тебе невероятно повезло, — продолжила она. — Богатый торговец. Деньги. Положение. Только дура может упустить такую возможность.

Фань бросила на Ицин короткий взгляд.

— И я надеюсь, что ты не наделаешь глупостей сегодня ночью. Не вздумаешь сбежать… или устроить что-нибудь неприятное. Например, испортить мои вещи. В отличие от твоего целого приданого, мои — и без того сильно пострадали.

Ицин поразилась тому, что Фань всерьёз могла подумать, будто дочь наместника опустится до таких мелких, унизительных поступков.

Она медленно выпрямилась, сдерживая неприязнь.

— Я не похожа на тебя, — сказала Ицин сдержанно, но с достоинством. — Я не опущусь до таких вещей.

Фань медленно подняла бровь. В этом холодном, насмешливом движении Ицин неожиданно увидела черты Чжэня.

Усмехнувшись, Фань повернулась к ней чуть боком, и её лицо частично скрылось в тени.

— Ну… время покажет, — протянула она с ленцой. — До чего ты способна опуститься.