Нефритовая лиса

Глава девятая

День рождения Ицин начинался с первых лучей солнца, которые осторожно касались расписных крыш поместья. С самого утра двор наполнялся звуками хлопот. Слуги бегали туда-сюда, до последнего разглаживая шелковые скатерти, поправляя цветочные гирлянды, развешанные вдоль колонн, и устанавливая фонари, которые вечером должны были зажечь всё пространство мягким золотистым светом.

Ицин успела написать письмо для Шу Чао и передать его брату. Она долго подбирала слова, не желая показаться слишком смелой, но и не желая остаться просто безымянной тенью в его памяти. Она даже решилась на то, чтобы написать нечто большее, чем просто указание смотреть на девушку с повязкой.

«Я не хотела бы стать лишь воспоминанием для господина.»

Эти слова она перечитывала трижды, сомневаясь, не слишком ли они дерзкие.

Но потом, застенчиво, почти робко, добавила:

«Но если же так суждено, то я сделаю всё для того, чтобы это воспоминание было незабываемым.»

Она поставила точку, приложила ладонь к тёплой поверхности бумаги, как будто хотела запечатлеть частицу себя в этом письме. Теперь — только ждать.

В центре зала, залитого мягким светом фонарей, свисающих с потолка, возвышался главный стол, покрытый шелковой скатертью с вышитыми узорами в виде драконов и облаков. На нём расставлялись яства — блюда, которые готовились часами, чтобы быть поданы именно в этот миг. Тут были запечённые утки с хрустящей корочкой, тушёные грибы в ароматных соусах, нежные пирожки с лотосовой пастой, рисовые лепешки и сладкие лакомства в форме цветов. К центру стола поставили огромный поднос с фруктами: гранаты, персики и ароматные груши символизировали счастье и долголетие.

Отец не поскупился на торжество, и Ицин даже засомневалась, что у их семьи действительно есть какие-то финансовые проблемы. Но и сама она тоже не пожелала наряжаться скромно. На ней было платье из тончайшего розового шёлка, расшитого цветами сливы, чьи нежные лепестки словно колыхались при каждом её шаге. Волосы убраны высоко, переплетённые жемчужными нитями и украшенные шпилькой в форме феникса.

Её родители уже сидели за главным столом. Мать — холодная, словно мраморная статуя, едва заметно качала веером, избегая взгляда мужа. Рядом с ней наложница Фань, в своём наряде из тёмно-бордового шёлка, сдержанно улыбалась, но эта улыбка не доходила до глаз. Её тонкие пальцы, лежавшие на коленях, казались напряжёнными, как струны. Чжэнь, обычно оживлённый и говорливый, сидел молча, словно что-то обдумывал, его лицо омрачал едва заметный налёт беспокойства.

Ицин замедлила шаг. Сердце дрогнуло от неясного предчувствия. Что-то снова висело в воздухе, когда ее семья оказалась в сборе. Она не понимала, что же происходит в их доме и отчего отец по-прежнему такой хмурый, даже несмотря на праздник и ее предстоящую свадьбу.

Ицин не позволила своим гостям заметить ее тревогу. Собрав улыбку, она скользнула к родителям, поклонилась и приветствовала их, как и подобает.

К ним в поместье приехали все, кто еще уважал отца и те, кто стремились заполучить его расположение. Праздник начался с выступления музыкантов. В углу зала тихо зазвучали струны гуциня, их мелодии отзывались в сердцах собравшихся. Но Ицин не вслушивалась, украдкой выглядывая среди гостей Шу Чао. Еще не все расселились по своим местам, и она никак не могла его найти, пока наконец ее взгляд не упал в тень нависающего карниза.

Высокий, с горделивой осанкой, одетый в тёмный шёлковый халат с вышивкой в виде журавлей, он стоял около колонн. Он так не был похож на местных сановников, с их громоздкими украшениями и громкими речами. Его лицо, спокойное и уверенное, с тонкими чертами и выразительными глазами, словно говорило о внутренней силе. И когда он поднял взгляд, их глаза встретились. В его взгляде было что-то странное — не просто интерес, но и скрытая тоска или намёк на знание чего-то, что он не мог или не хотел озвучить. Ицин ощутила странный трепет в своей груди. Но, прежде чем она успела подумать об этом, ее внимание привлек разговор родителей.

Отец поднял одну из фарфоровых чаш, поставленных перед ним, и с раздражением отодвинул её в сторону.

— Угомони её, — коротко бросил он холодный взгляд на наложницу Фань, которая наполняла едой блюдо своего сына. — Его аппетит становится непомерным. Его тарелка всегда полна, как у крестьянина на свадьбе. Может, он забыл, что это не соответствует его положению?

Чжэнь, услышав это, замер, его лицо слегка побледнело. Он опустил глаза и, чтобы избежать внимания, сделал вид, что рассматривает бокал в своей руке. Наложница молча склонила голову в поклоне, её руки сжались в кулаки под столом, но она ничего не сказала. Зато на лице Тай Дзяо проскользнула улыбка, отчего Ицин стало неприятно.

— Вся эта еда, — продолжил отец, обращаясь к наложнице, — предназначена для того, чтобы улучшить настроение министра Чао, а не набить живот твоему сыну.

За словами отца скрывался какой-то намёк, который Ицин пока не могла разгадать. Что он пытался сказать наложнице и брату? И почему отец не рад приезду Чжэня? Что случилось с настроением министра, неужели их семьи успели повздорить? Ицин почувствовала, что волнуется прежде всего из-за того, что это может помешать ей и Шу Чао вступить в отношения. Она мельком вновь посмотрела на сына министра, его спокойствие выделялось среди общей суеты. Её взгляд снова встретился с его, и на этот раз она улыбнулась ему, чуть дольше, чем позволяла учтивость.

Наконец, к их столу подошёл министр Чао. Мужчина средних лет, с хитрыми, чуть прищуренными глазами, которыми он без стеснения оглядел всех женщин в семье.

Его взгляд скользил медленно, оценивающе. Когда он поклонился и приветствовал её отца, то на мгновение задержал его на Ицин.

— Это моя дочь, Ицин, о которой я вам уже рассказывал, господин Чао, — произнёс отец, жестом указывая на неё.

Министр кивнул, ухмыляясь, и его голос прозвучал слишком маслянисто, неприятно, как будто он пытался скрыть истинные мысли за вежливыми словами.

— Прекрасно, прекрасно, — пробормотал он.

Его улыбка не достигла глаз.

— У меня ведь тоже есть дочь, как вы сами знаете. — Его тон изменился. Он перевёл взгляд на Чжэня. — Уж вашему-то сыну она точно известна.

Затянулась пауза. Ицин заметила, как челюсть её брата слегка напряглась. Чжэнь не поднял глаз, но его пальцы сильнее сжали чашу, а наложница Фань прокашлялась, явно стараясь разрядить тишину. Отец же не дрогнул, его взгляд стал жёстче.

— Но как бы ни были хороши дочери, сыновья — важнее, — наконец сказал он, размеренно, почти насмешливо.

Министр коротко кивнул, но его губы сжались.

— Присаживайтесь, господин Чао.

Отец чуть склонил голову, но в его голосе не было истинного гостеприимства.

— Мы сделаем всё, чтобы ваши заботы сегодня вас не беспокоили.

Ицин почувствовала, как напряжение в воздухе стало ещё гуще. Никто за их столом не произнёс ни слова, пока господин Чао не сел среди других гостей, и разговор за его столом не перетёк в более лёгкие темы.

Ицин хотела спросить брата о том, что происходит между отцом и этим господином, но тот избегал её взгляда, а наложница Фань взялась за свой веер, будто пряталась за ним. Что-то здесь было не так. Что-то, чего она ещё не понимала. Она посмотрела в сторону Шу Чао, расположившегося рядом с министром. К нему подошёл слуга с вином, но его взгляд на мгновение задержался на ней. Что бы тут не творилось, это не должно помешать ее намерениям. Она почувствовала лёгкую волну тревоги и предвкушения. Скоро. Её танец. Её шанс.

Под вечер в саду, освещённом сотнями красных фонарей, началось главное действо — театр теней. Огромный экран из тончайшей бумаги ожил: фигурки, управляемые искусными мастерами, разыграли легенду о бессмертной любви и победе добра над злом. Гости затаив дыхание наблюдали, а Ицин вручили символический подарок — фарфоровую куклу, одетую в миниатюрное платье, отражающее её собственный наряд.

Следом должно было начаться выступление танцовщиц. Взгляд Ицин блуждал по залу в поисках Тенин, и как только служанка появилась у края колонны, она легко кивнула, подавая знак. Тенин немедленно подошла и, слегка поклонившись, протянула руку.

— Госпожа, вам нужно немного отдохнуть, — она сказала это нарочно громко.

Ицин изящно поднялась, поправляя складки своего платья, и, держа голову высоко, направилась к выходу. Однако сразу почувствовала тяжёлый взгляд своей матери, и предчувствие подтвердилось, когда мать кивнула своей служанке.

Сохраняя хладнокровие, Ицин слегка наклонилась к Тенин, когда они пересекали зал.

— Моя мать послала слежку, — шепнула она. — Нужно, что-то придумать.

Они сделали круг по главному залу, надеясь затеряться в толпе. Но даже, когда спустя время, когда свернули за угол, Тенин бросила быстрый взгляд через плечо и тихо выдохнула:

— Она всё ещё за нами.

Ицин ожидала этого, но в груди всё равно заклокотало раздражение.

— Нужно избавиться от неё, иначе ничего не получится.

Тенин на мгновение задумалась, а затем её губы изогнулись в хитрой улыбке.

— Доверьтесь мне, госпожа.

Как только они свернули в коридор, Тенин внезапно пошатнулась, едва не упав.

— Ох… госпожа… — её голос прозвучал слабым, будто она вот-вот потеряет сознание.

Ицин рефлекторно схватила её за плечо, удерживая от падения.

— Тенин! Что с тобой?

Служанка матери, которая уже приближалась, замерла, наблюдая за происходящим.

— Мне… Мне вдруг стало нехорошо… — простонала Тенин, схватившись за живот и согнувшись вдвое.

Она задышала прерывисто, словно сдерживая боль, а затем опустилась на колени, опираясь на стену.

— Госпожа… мне кажется, я сейчас… упаду…

Ицин поняла её замысел мгновенно. Она резко выпрямилась, словно встревоженная, и метнула по сторонам взгляд, словно случайно заметив служанку матери.

— Ты! — голос её был строгим и властным.

Служанка растерянно замерла.

— Беги за врачом! — приказала Ицин, делая вид, что полностью сосредоточена на страдании Тенин.

— Но…

— Скорее, я приказываю! — резко перебила её Ицин, делая шаг вперёд. — Если что-то случится с ней, это будет на твоей совести. Или ты хочешь объясняться перед моей матерью, почему ты стояла на месте, когда ее дочь отдала приказ?

Служанка побледнела.

— Я… конечно…

Она не смела ослушаться. Развернувшись, она кинулась обратно в главный зал, исчезая за поворотом. Как только её шаги стихли, Тенин резко распрямилась, вытирая лоб, словно действительно измученная.

— Ну и спектакль, госпожа, — с лёгкой усмешкой прошептала она.

— Ты переигрывала, — хмыкнула Ицин, но в её глазах засветилась благодарность.

Они переглянулись, а затем, не теряя ни секунды, устремились в сторону сада.

Тенин заранее спрятала наряд для своей госпожи в небольшом домике для гостей.

Они вошли внутрь, закрыв за собой дверь, и тишина тут же окутала их, отрезая от шума праздника. Здесь было темно и прохладно, пахло деревом и высушенными цветами, которые когда-то использовали для украшения покоев.

Тенин быстро подошла к сундуку, стоявшему у стены, и, опустившись на колени, откинула крышку.Из глубины сундука она достала платье — из тонкого, почти невесомого шёлка, с вышивкой в виде птиц феникса, чьи золотистые нити вспыхнули в свете одинокой свечи. Ленты, прикреплённые к рукавам, были длинными, плавными — при движении они должны были кружиться, словно крылья.

Тенин развернула наряд и положила его перед госпожой.

— Пора, госпожа, — сказала она мягко.

Ицин смотрела на платье, её пальцы дрогнули, когда она коснулась ткани. Мягкий шелк пробудил в ней страх и предвкушение. Она делает это. Она действительно собирается танцевать перед всеми.

Тенин помогла ей снять верхнее платье, осторожно, бережно, как делала это столько раз раньше. После быстро подала новый наряд. Платье облегло тело лёгкой дымкой, повторяя изгибы её фигуры, но не обнажая слишком многого. Полупрозрачный шёлк не был вульгарным, но он таил в себе намёк, обещание, загадку. Когда Тенин завязывала пояс, подчёркивая талию, Ицин не могла отвести взгляда от бронзового зеркала.

Это была не она — не дочь главы дома, не та, кого собираются отправить в Тивию, не та, кто привыкла повиноваться матери. Перед ней стояла женщина, готовая взять судьбу в свои руки.

Тенин, поправляя последние складки платья, заговорила:

— Вы боитесь, госпожа?

Ицин не ответила. Она чувствовала страх, но это был особенный страх — тот, что приходит перед важными моментами, перед неизбежным. Она глубоко вздохнула.

Тенин, закончив закреплять украшения в волосах, остановилась, чуть склонив голову, и посмотрела на госпожу. На её лице появилась лёгкая, уверенная улыбка. Она шагнула ближе, мягко поправляя прядь, что выбилась из причёски.

— Его сердце не устоит, — сказала она с полной уверенностью. — Держите себя уверенно, госпожа. И не забудьте повязку на руку.

Ицин улыбнулась и на мгновение её глаза сверкнули.

Ицин появилась в дальнем углу зала, слившись с танцовщицами, которые уже готовились к своему выступлению. Её движения были грациозными, а её новый облик настолько отличался, что даже самые внимательные глаза не смогли бы узнать в ней госпожу.

Она готовилась к своему главному появлению, зная, что этот танец будет её шансом завоевать внимание того, кто заставил её сердце биться быстрее, чем когда-либо.

Когда она вышла на сцену, то искусно скрылась среди других артисток. Её лёгкое платье струилось вокруг неё, как вода, а тонкая вуаль прикрывала лицо, оставляя видимыми только яркие, сверкающие глаза.

Музыка заиграла мягко, словно ветер коснулся струн. Ицин начала двигаться вместе с остальными. Её шаги были изящны, руки — плавны, словно волны, накатывающие на берег. Она кружилась, останавливалась на мгновение в грациозной позе, а затем вновь вступала в танец, её движения становились всё более раскованными. Её длинные рукава, как крылья, создавали иллюзию полёта, а лёгкие шаги казались невесомыми.

Она вложила в свой танец всё: изящество, скрытую силу и тайное послание. Каждый жест говорил: «Смотри на меня. Заметь меня». Её взгляд раз за разом находил господина Шу Чао. Он сидел спокойно, но его глаза неотрывно следили за ней. Она видела это. И её решимость только крепла.

Но не все были столь очарованы. В дальнем конце мать Ицин внезапно застыла. Её веер замер, когда она вгляделась в танцовщицу. Сначала это было недоумение, затем гнев, а следом — паника. Кажется, она узнала свою дочь.

— Это не может быть… — прочитала по ее губам Ицин.

Рядом с ней наложница Фань, сдержанно улыбаясь, также следила за танцем. Её улыбка вдруг стала чуть шире, но в её глазах мелькнула опасная искра. Она склонилась ближе к матери.

— Какое необычное представление, — громко произнесла Фань, словно невзначай. Близость сцены позволяла расслышать все сказанное. — Не кажется ли вам, что эта танцовщица… немного похожа на кого-то?

Мать резко обернулась к ней, её лицо было напряжено.

— Замолчи! — Тай Дзяо сжала веер так, что пальцы побелели.

— О, я и не думала ничего говорить, — с лёгкой усмешкой ответила наложница. — Но если господин или наш сын узнают… Это будет довольно любопытно.

Ицин растерялась, не понимая зачем наложница так поступила, но постаралась отбросить волнующие мысли, боясь ошибиться в движениях. Она закружилась, её платье развевалось, словно лепестки под порывом ветра. Сделала высокий прыжок, легко опустившись на землю, и замерла на мгновение, вытянув руки, как будто предлагала гостям невидимый подарок. Ицин придумала это движение только для того, чтобы повязка на ее запястье не осталась незамеченной. И это действительно сработало. Её глаза снова встретились с глазами господина Шу Чао. В его взгляде мелькнуло восхищение. Она заметила, как он чуть наклонился вперёд, как будто хотел лучше разглядеть её. Её сердце забилось быстрее.

— Прекрасно! Но думаю, этого достаточно на сегодня, — громко произнесла Тай Дзяо, стараясь прекратить этот танец. — Не хотелось бы чтобы гости утомились прежде, чем настанет момент распаковки подарков.

Послышался веселый и одобрительный смех. Демонстрация подарков это всегда хороший повод блеснуть перед окружающими своей состоятельностью и благосклонностью к главе дома. Среди гостей были те, кто не прочь заполучить расположение наместника, поэтому такое предложение было принято с одобрением.

Подбежали слуги, поторопив танцовщиц покинуть сцену, и надежда Ицин получить от Шу Ча хоть какой-то знак растворилась. В то время, как во взгляде Тай Дзяо читалось опасение, что если кто-то, кроме неё, узнает, что это её дочь… Это станет позором, который нельзя будет смыть.