Нефритовая лиса

Глава четырнадцатая

Как только Ицин скрылась из виду гостей, стражи и других девушек, её шаги участились и перешли в бег. Страх и ликование смешались в груди так сильно, что не осталось места ни для стыда, ни для осторожности. Её лёгкие рвали воздух, сердце грохотало в ушах, а пальцы сжимали под тканью одежды твёрдый свёрток.

Она смогла. Она действительно смогла!

Смех сорвался с её губ, тихий, безумный, почти детский. Словно победа была не в краже и не в риске, а о том, что она, та самая девочка из дома у моря, из крохотной провинции, наконец-то пошла против чужой воли и победила.

Она ворвалась в комнату, захлопнув за собой дверь, почти не дыша, в душе надеясь, что Белый Лотос уже там и сейчас они вместе сбегут.

И она была там.

Лотос нервно расхаживала вдоль стены, как дикая кошка, загнанная в клетку, сжимающая в руке платок. Увидев Ицин, она остановилась, впившись в неё взглядом, острым, тревожным, полным немого вопроса.

— Я смогла! — воскликнула Ицин, не выдержав ни секунды тишины.

Они кинулись друг к другу в объятие. Две девушки, стиснутые страхом, надеждой и опасностью, сплелись в краткий миг облегчения.

— Смогла… всё получилось! — повторяла Ицин, смеясь, едва не плача. — Я думала, что всё пойдёт наперекосяк… а потом…

Она вытащила из-под одежды свёрток, перевязанный грубой нитью, завёрнутый в кожу. Документы.

— Вот! — она почти размахивала свитками. — Я нашла их у него за поясом. Я была уверена, что он вот-вот очнётся, но он уснул. Я…

— Ты молодец! — перебила её Белый Лотос с широкой, искренней улыбкой. — Я знала, что ты справишься. Я говорила тебе! Но подробности обсудим по дороге. Сейчас давай сюда документы, я проверю, пока идём. Вдруг это не то.

Ицин на мгновение застыла, сбитая с толку. А что, если действительно не те? Эта мысль не приходила ей в голову.

— Поспеши! — Лотос уже отворила дверь и подала знак рукой. — Не мешкай, Лиса. Быстро!

Вспомнив о мешочке, Ицин кинулась к постели. Белый Лотос, как всегда, действовала быстро: те немногие вещи, что у неё были, уже были собраны. Ицин судорожно искала булавку с чёрным камешком, ту самую, подаренную шаманкой Вую. Найдя её, спрятала за вырез платья.

— Где твои вещи? — спросила она на бегу, когда они выбежали в полуосвещённый внутренний двор, где листья дрожали в ночном ветерке, а за стенами уже ждала повозка.

— Я уже сложила всё в телегу, — ответила Лотос с лёгкой ухмылкой.

— Наверное, у тебя побольше моего, — пробормотала Ицин с улыбкой.

Они уже почти достигли дверей, ведущих из сада, когда Белый Лотос резко остановилась.

— Забыла! — вдруг выдохнула Лотос. В её глазах отразился ужас. — Я забыла подвеску с изумрудом. Спрятала за постелью. Это подарок, очень важный!

Они замерли.

— Беги к повозке. Я мигом! — бросила Лотос, прежде чем Ицин успела возразить. Она вложила ей в руки сверток с документами. И исчезла в проёме, лёгкая и быстрая, как всегда.

Ицин осталась одна. Сердце её стучало вновь. Она стояла посреди сада, окружённая влажным воздухом и шепотом деревьев.

После короткой остановки, дрожа от напряжения, Ицин снова рванулась вперёд, помчалась к дверям, по которым когда-то входила в Павильон Цветущей Ночи — испуганной, униженной, ещё не понимающей, какой кошмар скрыт за его роскошными портьерами. Теперь она открывала эти двери в последний раз.

Деревянная створка скрипнула, и она едва не зажмурилась от страха, что там, снаружи, может быть он. Тот жуткий стражник с холодными глазами и привычкой смотреть, как на мясо на прилавке. Но там никого не было.

Только ночь.

Ицин замерла на пороге. Перед ней раскинулась улица, залитая лунным светом. По крышам лениво ползла тень, в воздухе стояла тишина, нарушаемая лишь пением сверчков, ровным и почти торжественным, словно сама ночь благословляла её побег.

У стены стояла телега. Невзрачная, словно часть пейзажа, со стёртыми колёсами и тканевым навесом. На облучке сидел мужчина в шляпе с опущенными полями. Завидев её, он чуть поднял голову и молча махнул рукой, указывая, что пора.

Вот и всё.

Она уходит. Навсегда.

Павильон Цветущей Ночи остался за спиной, как страшный сон, в который она больше не вернётся. Ицин на мгновение оглянулась. Дом, который держал её, как клетка, был безмолвен и недвижим, как мёртвый храм.

Она почти не верила. Даже сейчас, когда шаги несли её к повозке, сердце всё ещё отказывалось понимать, что случилось невозможное.

Как только всё уляжется, — думала она, — я свяжусь с Чжа. Расскажу всё. Она поймёт. Она должна понять. Вот уж удивится, когда узнает, кто на самом деле был прав!

Ицин подбежала к повозке, ухватилась за край, вскочила внутрь, пригнувшись под навес. Внутри пахло старым деревом, тряпками, лошадиным потом и свободой.

Сердце её колотилось, как безумное. Словно не могло решиться радоваться или всё-таки бояться.

Она прикрыла глаза.

Дом.

Лотос говорила, что у неё есть небольшое убежище — дом на окраине города, снятый заранее. Они укроются там, пока не уляжется шум. Будут спать, сколько захотят, есть горячую еду, дышать свободным воздухом.

Ицин представляла, как просыпается на заре в доме, где никто не кричит на неё, не указывает, как улыбаться, когда молчать, как склоняться перед мужчинами. В этом доме не будет хозяйки, не будет долгов, не будет того взгляда, от которого хочется исчезнуть. Только она, Лотос и свобода.

А потом — деньги.

О, да. Деньги. За эти бумаги, украденные у Ту Чжи. Она совсем забыла спросить, сколько именно им за них заплатят. Наверное, много. Очень много.

Ицин прикусила губу, и в её голове начали стремительно складываться новые планы.

А что если этих денег хватит, чтобы перекупить долю в любом деле, куда вложился Чжэнь?

Образ брата всплыл перед ней чётко, почти зловеще, его самодовольное лицо, надменная улыбка, руки, не знающие труда, и глаза, полные презрения. Он считал, что может делать с ней всё, что захочет.

Но теперь всё будет иначе.

Она представила, как раз за разом срывает сделки Чжэня, выкупает участки земли, контракты, людей, через которых он ведёт свои дела. Как он злится, не понимая, кто рушит его жизнь. Как становится всё беднее, теряя влияние, друзей, положение.

А потом — она вернётся. Богатая. Сильная. Не в наряде наложницы, а в дорогом одеянии, под шелковым зонтом, с охраной и титулом. Слишком влиятельная, чтобы её прогнать. Слишком гордая, чтобы склонить голову.

И она будет стоять на пороге дома отца, а он выйдет к ней — постаревший, измученный, с глазами, в которых останется лишь тень той власти, которую он когда-то имел. Рядом будет мать, сжавшая руки в тревоге, и наложница, прячущая взгляд. И Чжэнь, бледный, разорённый, с дрожащей челюстью.

Вот, смотрите, какой стала ваша дочь!

Но где же Лотос? — внезапно проскочила тревожная мысль.

Мечты вдруг начали таять, как дым.

Сначала Ицин подумала, что просто потеряла счёт времени. Может, прошло всего несколько минут? Но сердце уже чувствовало: что-то не так. Страх, спрятанный где-то под слоем ликования, вдруг приподнял голову.

Она высунулась из повозки, глядя в сторону тёмного прохода, ведущего к служебному двору.

Пусто. Тихо.

Ицин снова села, но теперь её дыхание стало коротким, наполненным тревогой.

Почему она не приходит?

Она же сказала: я мигом.

Что могло её задержать?

Вдруг те стражники всё поняли?

Вдруг один из них заглянул в покои, увидел опьяненного Ту Чжи…

Вдруг она не успела. Вдруг её схватили. Вдруг…

Мир, только что такой светлый и обнадёживающий, стал мгновенно тесным, тёмным, как мешок на голове.

Ицин сжала кулаки. Невыносимо было сидеть и ждать. Тишина давила. Ветер, сверчки, ночное небо, всё казалось издевательски спокойным. Она посмотрела на вещи Лотос в повозке, а затем снова вслушалась в тишину.

И вдруг послышались быстрые шаги.

Звук лёгких, торопливых подошв на камне. Она выпрямилась, лицо озарилось радостью — вот она, Лотос, конечно, это она! Вернулась, как и обещала. Жива. Всё хорошо.

Полог повозки с шумом распахнулся, впуская в ночную тишину резкий свет фонаря.

И тут Ицин окаменела. Перед ней была не Лотос.

Перед ней стояла хозяйка Павильона Цветущей Ночи, с лицом искажённым от ярости. Её губы скривились, глаза горели, как у бешеной тигрицы. Грубые складки роскошного халата казались змеями, сползающими с плеч.

— Вот она, мерзавка! — завизжала хозяйка. — Схватить немедленно!

Из-за её спины вышли трое стражников, закованных в бронзу, с тёмными лицами, без тени сомнений. В их глазах уже не было ни вопроса, ни удивления, только приказ и исполнение.

— Вы арестованы, — прозвучал ровный, холодный голос одного из них, — и отправитесь в тюрьму до начала судебного заседания.

— Нет! — Ицин резко оттолкнувшись от сиденья. — Позвольте мне объяснить!

Она метнулась к краю повозки, срываясь вниз, юбки спутались, ткань зацепилась за гвоздь. Она вырвалась, побежала, но её движения были как в дурном сне, медленные, будто ноги вязли в грязи.

Один из стражей схватил её за плечо, она ударила его локтем в лицо, но тут же другой сжал её запястья так, что хрустнули кости. Её дёрнули назад, и она упала на колени, ладонями в пыль. Поднявшись, она снова рванулась в сторону и получила удар кулаком в бок. Воздух вырвался из груди.

— Пожалуйста! Госпожа, выслушайте меня! — прохрипела она, кровь выступила на губах.

— Молчи, девка, — прошипела хозяйка, подступая ближе, — воровка. Лживая крыса. Думала, украсть бумаги у такого ценного гостя и сбежать? Опозорить мой дом?

Тем временем воины переворачивали вещи в телеге, безжалостно, как разбойники в чужом доме. Шёлковые пояса, нижние юбки, тонкие расшитые лифы падали в пыль. Один из них достал платье — нежно-голубое, какое она не видела у Белого Лотоса.

— Она еще и наших девочек обчистила.

— Тварь. — процедила хозяйка и, приблизившись, выплюнула прямо в лицо Ицин.

Ицин зажмурилась, но не заплакала. Только глухо застонала, когда её повалили на землю и заломили руки за спину. Грубые пальцы сжали её запястья, и железный браслет с глухим щелчком сомкнулся на коже. Она вскрикнула от боли, но голос её уже тонул в суете.

— Пусть теперь сгниёт в клетке, бесполезное животное, — бросила хозяйка.