Нефритовая лиса

Глава двенадцатая

Ицин сидела на коленях в саду, аккуратно сажая цветы в землю. Её пальцы были испачканы землёй, но это её не волновало. Её мысли витали далеко: она вспоминала ночной разговор с господином Шу. Его слова, его голос, его уверенность — всё это наполняло её теплом и надеждой. Её щеки краснели каждый раз, когда в голове звучали его признания.

Она выбрала для посадки цветы, символизирующие свободу — орхидеи, словно хотела запечатлеть в земле своё стремление к ней. Однако её уединение нарушил голос.

— Я думал, увижу тебя плачущей у окна, а ты тут, — усмехнулся Чжэнь, остановившись рядом. — Прямо как старая наложница, которую давно не зовёт к себе император, и от скуки она подалась в садоводство.

Ицин замерла, пальцы всё ещё были в земле, но тепло, согревавшее её сердце от воспоминаний о Шу Чао, моментально улетучилось. Она медленно подняла голову и встретилась с насмешливым взглядом Чжэня.

Скользкая улыбка, лёгкое самодовольство в его позе — он наслаждался моментом.

— Ты уже готовишься к своей участи? — продолжил он, скрестив руки на груди. — Тренируешься сажать виноград на горе, как отец пригрозил?

Его слова зазвенели в её ушах, как пощёчина. Он знал. Он знал о гневе отца, знал, что она в немилости. И не просто знал, а намеренно давил на больное место. В груди вскипело раздражение, переходящее в ярость.

— Какое тебе до этого дело? — её голос был холодным, но в нём дрожало обвинение, спрятанное под внешним спокойствием.

Чжэнь приподнял бровь, а затем прищурил глаза, явно довольный её реакцией.

— Разве брат не должен заботиться о сестренке? — он усмехнулся. — Но, глядя на тебя, я вижу, что и без моей заботы ты нашла, чем себя занять. Какие красивые цветы! Они же символизируют свободу, верно? О, Ицин, как же ты трогательна в своих наивных мечтах.

Его тон сделался особенно ядовитым, и это лишь раззадорило её подозрения. Она сжала кулаки, чувствуя, как гнев разливается по телу.

— Наивна? Лишь в том, что поверила тебе, — с горечью ответила она. — Скажи мне, Чжэнь, разве не ты вместе со своей матерью постарался так, чтобы отец разозлился?

Улыбка на мгновение сползла с его лица, но он тут же взял себя в руки.

— Что ты несёшь? — насмешливо фыркнул он. — Ты уже бредишь от обиды, сестра? С чего вдруг мне загонять тебя в угол?

— С того, что ты сам сказал мне довериться тебе! — гнев вспыхнул в её голосе, и она не сдержалась. — Ты и твоя мать знали, что отец будет в ярости, если узнает, что я осмелилась танцевать. И кто его на это натолкнул? Может, твоя драгоценная мать, наложница Фань? Может, она специально указала ему на меня?

Чжэнь округлил глаза.

— Какой чудесный заговор ты себе придумала, сестра. Жаль, что это не так, а то я мог бы похвастаться друзьям своей смекалкой, что позволила такое провернуть.

— Ты думаешь, я глупая? — Ицин поднялась, её лицо пылало. — Зачем твоя мать пришла в мою комнату вслед за отцом, когда он зачитывал мне свой приговор? Разве не затем, чтобы насладиться этим? Разве не затем, чтобы видеть, как он разрушает мои надежды? Ты думаешь я поверю, что она не приложила к этому своей руки? Наложница Фань ненавидит мою мать. И ты знаешь это. Что может быть для неё слаще, чем увидеть, как я, дочь Тай Дзяо, становлюсь позором семьи⁈

Чжэнь задумался на мгновение, а затем тихо рассмеялся.

— Ну, здесь ты права.

Ицин вспыхнула ещё сильнее.

— Ты признаёшь это⁈

— Конечно. — Он насмешливо склонил голову. — Моя мать действительно получила удовольствие от того, как Тай Дзяо передёрнуло во время отцовской тирады. Она полночи смеялась, вспоминая её выражение лица.

Он сказал это так легко, так непринуждённо, что у Ицин в глазах потемнело от ярости.

— Ты…

Она сжала в кулаке один из саженцев, который только что собиралась посадить.

— Ты мерзавец!

Чжэнь насмешливо приподнял брови.

— О, сестра, неужели это прозрение пришло к тебе только сейчас?

Его глумливая усмешка стала последней каплей. Не раздумывая, Ицин размахнулась и бросила саженец прямо в него. Комок земли и корней полетел в лицо брата. Но Чжэнь оказался проворнее. Он быстро отступил в сторону, и саженец с громким шлепком врезался в дорожку. А затем он разразился хохотом. Громким, развязным, полным искреннего веселья. Он смеялся над ней, над её злостью, над её отчаянием.

— Ну надо же, какая ты оказывается воинственная! — вытирая уголки глаз, он снова посмотрел на неё, сияя от удовольствия.

— Вот это я понимаю — страсть! Если бы ты так же горела на сцене, Шу Чао бросился бы к твоим ногам прямо перед всеми.

Он снова насмехался. Ицин задохнулась от злости, чувствуя, как её руки дрожат.

Она была на грани и знала: ещё одно движение, еще одно слово, и она просто набросится на него с кулаками. Чжэнь сделал шаг назад, всё ещё посмеиваясь.

— Не переживай, сестренка, не всё потеряно. Моя мать, может и перегнула палку, но лишь потому, что была уверена, что тебе ничего не грозит. Наш отец — слабак. Он неспособен на подобное, разве что, когда напьётся. Ты же знаешь, вино придаёт ему уверенности. Тогда он чувствует себя всемогущим, а не тем трусом, которого выслали со двора правителя.

Чжэнь наблюдал за ней внимательно, замечая, как в её глазах бурлит гнев. Он плавно опустил руки, перестав язвить, и теперь говорил мягче, размеренно, словно успокаивая дикого зверя.

— Ну, ну, сестренка, не кипятись так, — он слегка усмехнулся, но теперь в его голосе не было насмешки. — Ты же понимаешь, что ничего страшного не случилось, верно?

Ицин молчала, её дыхание ещё не выровнялось, но она уже не выглядела готовой разорвать его на части.

— Наши матери опять втянули нас в свои разборки. — Чжэнь пожал плечами. — Я не могу повлиять на свою мать так же, как ты не можешь повлиять на свою. Ты же знаешь, какая она. Мы уже говорили об этом, сестренка. Она просто не удержалась от такой возможности, понимая, что за гневом отца, в сущности, ничего не последует. Покричит, напустит важности, кинет парочку угроз и на этом все. И я, и моя мать знаем это. Ты хоть раз слышала, чтобы он кого-то из семьи вышвырнул? Да его самого за слабоволие выперли из дворца. Ты лучше скажи мне, ты действительно думаешь, что я хотел тебе зла?

Он шагнул ближе, его голос стал тише, почти заговорщическим.

— Забыла, как я помогал тебе всё это время?

Ицин не ответила, но её взгляд дрогнул.

— Кто устроил твою встречу с Шу Чао? Кто придумал и помог осуществить твой план с танцем? Кто передал твоё письмо?

Он замер на мгновение, позволив её сознанию уложить всё по местам.

— А теперь взгляни на себя.

Он кивнул в её сторону.

— Ты ведь не ревёшь и не рвёшь волосы на голове. Значит, Шу Чао предпринял какой-то шаг.

Он чуть склонил голову набок, лукаво прищурившись.

— Разве не так?

Ицин почувствовала, как злость медленно утихает. Чжэнь был искусен в словах, он знал, как говорить, как выводить её на эмоции, но… В его словах была истина. Она не проиграла. Шу Чао действительно заметил её. Он не отвернулся. Вместо этого он пришёл к ней ночью и заговорил с ней. Разве это не значит, что всё было не зря? Она тихо выдохнула, позволяя напряжению ослабеть. Чжэнь заметил это и усмехнулся.

— Вот так-то лучше, сестренка.

Он выпрямился, словно довольный тем, что она наконец одумалась.

— Да у меня непростой характер, могу случайно обидеть словом. Но меня воспитывала наложница Фань, а чему она и может научить, так это разбрасываться ядом. Но я не намеривался подставлять тебя. Я всё ещё твой лучший союзник, сестренка, помни об этом.

Ицин вздохнула. Как бы дети не хотели, но они действительно в чем-то похожи на своих родителей. Чжэнь, как и его мать, просто не упустил возможности, когда пришел в сад, чтобы едко пошутить над ней. Не слова говорят о людях, а поступки, а для нее он действительно много сделал.

— Но что мне теперь делать?

Брат присел рядом, сорвав травинку, которую начал крутить в пальцах.

— На таких, как отец, всегда работают мольбы и слёзы, — спокойно ответил он. — Упади к его ногам, начни хвалить его, рыдай так, чтобы соседи слышали. Он и сам понимает, что сказал глупость. Если он отправит тебя на гору, то свадьбы не будет. А без свадьбы у него не будет средств, чтобы пополнять свою коллекцию картин и рукописей.

— Это всё, что его волнует? — горько усмехнулась Ицин.

— Конечно, — кивнул брат. — Он живёт своими иллюзиями. Думает, что, если покажет себя хорошим правителем региона, его вернут ко двору. Хотя все там давно о нём забыли.

Ицин задумалась, глядя на свои цветы, но её мысли вновь вернулись к господину Шу.

— А ты? — внезапно спросила она, подняв на брата взгляд. — Какие у тебя планы на жизнь?

Брат поднял брови, изобразив удивление.

— Почему ты спрашиваешь? — насмешливо ответил он. — Думаешь, если сбежишь с господином Шу, это как-то повлияет на меня?

Ицин замерла, а он, увидев её реакцию, продолжил с притворным беспокойством:

— Не переживай обо мне, сестрёнка. Я не пропаду.

Её руки задрожали, она испугалась, что кто-то может услышать их разговор. Она оглянулась, словно проверяя, нет ли поблизости посторонних.

— Брат… — начала она, но её голос дрогнул.

Он нахмурился, его взгляд стал серьёзным.

— Рассказывай, — настойчиво продолжил он, прищурившись. — Что ты задумала, сестрёнка?

Её взгляд метнулся к земле, затем снова к нему. Она понимала, что скрывать больше бессмысленно. Но как рассказать ему обо всём? Как попросить о помощи, не выдав слишком многого?

— Это… сложно, — пробормотала она.

— Тогда начни с простого, — мягко, но твёрдо ответил он. — Я помогу, но только если ты расскажешь в чем дело.

Ицин выпрямилась, чувствуя, как её сердце сжимается от напряжения. Она посмотрела на брата, пытаясь понять, сможет ли он быть на её стороне.

— Значит, ты собираешься встретиться с господином Шу, — протянул он, догадавшись. — И он хочет обдумать, как вам быть. Это хорошо. Но ты уверена, что он влюблён?

Ицин кивнула, её лицо покраснело, и она отвернулась, будто её цветы вдруг потребовали её пристального внимания.

— А ты, сестрёнка, — продолжил брат, его голос стал чуть мягче, но в нём всё ещё звучала ирония, — ты правда влюблена в него?

Она замерла. Её взгляд метнулся к брату, но она тут же опустила глаза, не решаясь что-либо сказать.

— Можешь не отвечать, — усмехнулся он, перекрестив руки на груди. — Я достаточно жил при дворе, чтобы понимать всё без слов.

Он присел на каменную скамью неподалёку, его глаза лукаво блеснули.

— И как же твой господин Шу намерен решить проблему с твоим замужеством? — спросил он, склонив голову набок. — Он сказал, что готов предложить себя в качестве твоего мужа?

Ицин продолжала молчать, её щеки ещё сильнее покраснели.

— Значит, не предложил, — заключил брат с усмешкой. — Хорош же он. Любовь любовью, а брак по расчёту.

— Нет! — резко возразила Ицин, повернувшись к нему. Она хотела защитить господина Шу, но слова застряли в её горле. — Мы… он не такой человек.

Брат поднял бровь, подбадривая её продолжать.

— Он признался мне в чувствах, — сказала она, чуть тише, её голос дрогнул. — Я уверена, что он готов предложить свадьбу. Но я не знаю, поможет ли это.

— Почему? — спросил брат, его тон стал чуть серьёзнее.

— Я не знаю, — вздохнула она, опуская руки на колени. — Но мне кажется, что мать словно хочет избавиться от меня. Она даже не дала мне шанса выбрать мужа самостоятельно. Она даже не захотела рассмотреть другого человека, как будто спешит убрать меня куда подальше с глаз.

Брат внимательно посмотрел на неё, а затем чуть насмешливо прищурился.

— Может быть, она беспокоится о том, что твоя репутация в нашей провинции слишком дурная?

Ицин подняла голову, её глаза вспыхнули возмущением.

— Не моя репутация, — холодно ответила она, — а её репутация.

Брат усмехнулся, видя её гнев.

— Это из-за неё ходят такие слухи обо мне, — продолжила она, её голос звучал твёрдо. — Она словно крестьянка, верит во всякую чушь о духах. Как вообще благородная госпожа могла подцепить такую дурную веру? Кто её воспитывал? Разве ей не полагается поклоняться богу моря?

Брат рассмеялся, но в его смехе была нотка чего-то тёмного.

— А кто сказал, что она благородная?

Ицин замерла, её глаза расширились.

— Что ты хочешь сказать?

— О, сестрёнка, — с насмешкой продолжил он, — так ты не знаешь эту замечательную историю?

Она смотрела на него, не веря своим ушам.

— Дело не только в её вере в шаманизм, — начал он, делая паузу, чтобы усилить эффект. — Её происхождение… Она не благородная девица, а дочь местного старосты из деревни неподалёку от нашего поместья.

Ицин замерла, её лицо побледнело.

— Ты лжёшь, — прошептала она, её голос был полон потрясения.

Брат покачал головой, улыбаясь, но на этот раз его улыбка была мягче.

— Нет, сестрёнка, это правда. Все знают.

Она почувствовала, как земля под её ногами качнулась. Если её мать не благородного происхождения, значит, и её кровь нечиста? Она потрясённо смотрела на брата, но тот только пожал плечами.

— Давай-ка я расскажу тебе, как было на самом деле. Точнее, то, что слышал я. — Он улыбнулся. — Наш отец всегда был мечтателем, он любит поэзию, песни, танцы и любование природой. Однажды он пребывал в угнетенном настроении и отправился гулять вдоль моря, где впервые увидел Тай. Был отлив, и вода отступила, обнажая заостренные края кораллов. Многие девушки выходили в такой час, чтобы собрать крабов, улиток и моллюсков. Наш отец в тот день находился в состоянии особой душевной ранимости, свойственной многим юношам. Поэтому вид, бредущей вдоль берега девушки, ее растрепанных на ветру волос, обнаженных до бедер ног и звучание ее голоса, произвели на него неизгладимое впечатление. После этого он раз за разом приходил к морю, чтобы увидеть Тай. А вскоре и вовсе проникся к ней любовной тоской.

— И что было дальше? — прервала его паузу Ицин. — Он признался ей в любви и пошел к ее отцу просить отдать за него?

— Тут версии расходились, — усмехнулся Чжэнь. — Кто-то утверждал, что Тай заворожила его с помощью шаманских ритуалов, и он в безумном пылу ринулся к собственному отцу, который не был рад такому союзу. В итоге он был вынужден убить собственного отца, чтобы заполучить Тай в жены. Но я в это не верю, потому что наш дед помер от хвори и это зафиксировано в семейных книгах. А вот по другой версии, их двоих застукал отец твоей матери. Он устроил такой скандал за порчу своей дочери, что его крики долетели до соседних деревень и люди пришли к наместнику с плачем и ругательствами. Если он одну дочку попортил, то и других может. Сама понимаешь, озлобившийся народ — опасная сила, пусть сейчас он с ним сможет совладать, но затаенная злоба людей будет ждать, когда появится шанс загубить его семью, и непременно им воспользуется. Поэтому наш дед согласился на брак, но планировал найти сыну на роль главной жены другую женщину, а Тай сделать наложницей, только вот не успел. Болезнь забрала его на тот свет, поэтому Тай и оказалась первой женой.

Она не могла поверить в услышанное. Она всегда считала себя дочерью благородного рода, воспитанной по всем правилам, по строгим традициям. А теперь…

Это знание неприятно отзывалось в её груди. Значит, её мать — ничем не лучше любой служанки? Безродная. Простая деревенская девушка, которой повезло?

Это было унижением. А ведь мать ещё требовала от нее следовать всем правилам для благородных! Убеждала, что только безродные могут себе сами мужей выбирать! Да как она смела так лицемерить? Как осмеливалась делать это, когда сама была никем? Как она смела возмущаться танцу, если когда-то сама бегала босиком по песку?

Ицин чувствовала, как гнев медленно растекается по телу, но одновременно с ним было другое чувство — тревога. Если всё, что говорит Чжэнь, правда…

— Ты лжёшь. — Её голос звучал тише, чем хотелось бы, но твёрдо.

Чжэнь весело усмехнулся, но в его взгляде не было жестокости.

— Почему ты так уверена?

— Потому что, если бы это было правдой, я бы знала.

— О, сестрёнка. — Чжэнь покачал головой, словно разговаривал с упрямым ребёнком. — Ты слишком наивна. В семье полно тайн, и многие из них никогда не всплывут наружу. Ты просто не спрашивала, а мать не собиралась тебе рассказывать.

— Вот почему она так боится за свою судьбу в этом доме. — Неожиданно для самой себя сказала Ицин. — Она знает, что никогда не была достойна этого места и может легко его лишиться.

Чжэнь улыбнулся, но его взгляд стал острее.

— Не только поэтому.

Ицин напряглась, в груди что-то болезненно сжалось.

— Что ты имеешь в виду?

Чжэнь сделал паузу, словно смакуя мгновение, а затем заговорил тихо, почти лениво:

— Несмотря на всю любовь, что когда-то была между Тай и нашим отцом, у них никак не получалось зачать ребёнка. Для любого мужчины это огромное горе, особенно для такого, как наш отец. Ведь нужен наследник. Сыновья — будущее, опора и сила. Только они имеют значение. Вариант рождения девочки даже не рассматривался.

Ицин вдруг почувствовала себя ненужной. Чжэнь заметил её реакцию, но продолжил свою историю.

— Поэтому, спустя два года безуспешных попыток, отец обзавёлся наложницей.

Он сказал это так легко, будто речь шла о покупке нового халата.

— И что же?

— Для Тай бездетность и вторая женщина в семье — прямая угроза.

Это было правдой. Если главная жена не способна родить сына, она рискует быть заменённой. Если наложница рождает мальчика первой, её влияние растёт, а законная жена теряет свою силу. И мать это понимала.

Чжэнь склонился ближе, в его голосе прозвучала насмешливая нотка:

— По слухам служанок, Тай тогда обратилась к шаманке. И вскоре понесла.

Чжэнь наблюдал за ней, оценивая её реакцию.

— Фэнь родила сына.

Он указал в свою сторону, как бы напоминая о себе.

— А Тай дала жизнь тебе.

Эти слова повисли в воздухе. Постепенно наполняя Ицин ужасом. Что если мать действительно прибегла к помощи шаманки, чтобы зачать ребёнка… Она вспомнила ту ночную поездку, ужасные сны, слова той женщины.

Чжэнь довольно ухмыльнулся, видя, как её мысли крутятся в голове.

— Не переживай, — сказал он спокойно. — В этом нет ничего страшного. Просто теперь ты знаешь, почему она так отчаянно хочет выдать тебя за того торговца из Тивии. Там ни о дурных слухах о шаманизме, ни о твоем происхождении никто никогда не узнает. К тому же, выгодный брак укрепит позицию Тай в доме. Понимаешь?

— Теперь я понимаю кое-что другое, — серьезно ответила Ицин, чувствуя, как ее наполняет раздражение и даже отвращение ко всем этим интригам. — Я очень хочу покинуть это поместье и выйти только за того, кого выберу сама. Ты мне поможешь, брат?

— Всегда к твоим услугам, сестренка, — Чжэнь шутливо поклонился Ицин.