Нефритовая лиса

Глава седьмая

Пока ноги Ицин заживали, Белый Лотос не нагружала её обучением. Она лишь вводила её в самые основы: когда стоит говорить в присутствии гостей, а когда — склонить голову и молчать; как правильно кланяться, как подавать напитки, не встретившись взглядом. Эти уроки были короткими и сдержанными, но требовали полной сосредоточенности. Лотос не повторяла дважды.

Когда Ицин наконец смогла уверенно стоять на ногах, Белый Лотос пришла в её комнату, не говоря ни слова, и жестом поманила за собой.

Сначала Белый Лотос ничего не сказала. Она лишь велела Ицин идти за ней и шагала вперёд, не оборачиваясь. Её лёгкий шёлковый наряд почти не шелестел, но в тусклом коридоре каждый звук шагов казался предательски громким.

— Куда мы идём? — тихо спросила Ицин, стараясь не отставать. Ее ступни еще болели, но зажили настолько, что она могла самостоятельно ходить.

— Покажу тебе, что значит быть товаром, — отозвалась Белый Лотос без тени иронии.

Они прошли по нескольким боковым переходам, скрытым от глаз гостей и даже большинства служанок. Наконец Лотос остановилась у стены, на первый взгляд — совершенно пустой. Она коснулась одного из резных орнаментов — и тот отъехал в сторону, открывая узкий проход.

— Не шуми.

Они проскользнули внутрь. Коридор был тёмным, пахнул пылью и сандалом. В стене впереди обнаружилась узкая вертикальная щель — смотровое окно, искусно замаскированное снаружи.

Белый Лотос кивнула на него:

— Смотри.

Ицин подошла, прижалась глазом к щели — и в тот же миг её охватил жар. В комнате за стеной была мягкая постель, шёлковые занавеси, стол с фруктами и вином. Девушка — одна из тех, которых Ицин уже встречала в доме — сидела на коленях позади мужчины, ласково массируя ему плечи. На её лице не было ни стыда, ни страха. Напротив — она улыбалась, говорила что-то мягкое, почти мурлыкала. Мужчина смеялся, а затем развернулся притянул к себе, и девушка без тени смущения поддалась.

Ицин почувствовала, как холод пронзает позвоночник. От вида прикосновения чужих губ, от движения рук, от стонов за перегородкой — её кожу покрыл мороз. Это было слишком откровенно, слишком живо, слишком близко. Она хотела отстраниться, закрыть глаза, но Белый Лотос мягко, но твёрдо придержала её за подбородок.

— Смотри дальше, — тихо сказала она.

Глаза Ицин сами собой остановились на прорези. За ней — тело девушки, сливающееся в объятиях мужчины. Он целовал её лицо, шею, медленно стягивал с её плеч ханьфу. Ткань мягко соскальзывала, открывая обнажённую грудь. Девушка вздохнула, запрокинула голову, будто вся отдалась этому моменту.

Ицин резко залилась краской. Горло сжалось, в висках стучало. Её ладони вспотели, а плечи напряглись.

— Ей… ей это нравится? — прошептала она, едва выдавив из себя слова.

Белый Лотос усмехнулась.

— Это не имеет значения. — Она убрала руку от её лица. — Хорошая певичка умеет делать вид, что ей всё в радость. Даже когда это не так. Именно в этом и мастерство.

— А если не получится так искусно притвориться? — голос Ицин дрожал.

Лотос нахмурилась. Черты её лица вдруг стали резче, веер в руке остановился.

— Тогда тебе не место здесь. — прозвучало сурово. — Тогда ты либо остаёшься навсегда служанкой. А служанки живут, чтобы убирать грязь за другими. Или тебя продадут в другой дом. Похуже. В такое место, где не учат, а ломают. Там никто не станет объяснять. Там просто возьмут. Насильно.

Ицин сглотнула. Щека прижалась к прохладной деревянной стенке. Стук сердца гремел в ушах.

Ицин не смогла подглядывать дальше за мужчиной и женщиной через щель. Стыд пересилил: щеки вспыхнули, руки задрожали, и она резко отпрянула, будто обожглась.

— Не переживай, — спокойно сказала Белый Лотос, поправляя прядь волос за ухо. — До этого ещё дойдёт не скоро. Сначала тебе надо научиться быть той, кого захотят. Пойдём в главный зал. Посмотришь, как девушки преподносят себя.

Они шли по боковому коридору, вдоль закрытых дверей. Пахло пудрой и сладкими духами. Сквозь перегородки доносился мягкий смех, хихиканье, плеск вина в чашах.

Когда они добрались до входа в главный зал, Ицин остановилась как вкопанная. Её сердце сжалось.

— Что такое? — Белый Лотос посмотрела на неё.

— Я… — Ицин запнулась. Она не могла признаться вслух. Слова застряли в горле.

— Я должна знать всё, чтобы тебе помочь, — Лотос говорила спокойно, с терпением наставницы. — Иначе мои усилия будут напрасны. Рассказывай.

Ицин опустила глаза:

— Есть один человек, который сюда ходит. Я бы не хотела с ним столкнуться.

— Родственник или возлюбленный? — всё так же спокойно спросила Лотос, хотя веер в её руке на миг замер.

— Родственник.

Лотос нахмурилась и обмахнулась веером.

— Да, такое случается… — пробормотала она. — Не лучшая ситуация. Ладно. Давай заглянем аккуратно. Если он там, ты мне укажешь на него, и мы сразу уйдём. Хорошо?

Белый Лотос чуть сжала запястье Ицин, будто передавала ей уверенность через прикосновение.

— Пойдём, — сказала она. — Мы поднимемся на второй этаж и будем наблюдать оттуда. Редко кто поднимает глаза наверх — слишком много вина и девушек отвлекают внизу. Там тебе будет спокойнее.

Ицин согласно кивнула, всё ещё напряжённая, как тетива. В груди тревожно билось сердце, а в горле пересохло, будто она проглотила пригоршню пепла.

Они пошли по боковой лестнице — узкой, почти служебной, с резными перилами и гладкими, истёртыми ступенями. Зал внизу гудел: звучала тихая музыка, пахло благовониями и жареным мясом, свет фонарей отражался в чашах с вином. Здесь, наверху, всё казалось иначе — как сцена, увиденная из-за кулис. Видна была вся картина: гости, девушки, служанки, но сами они, спрятанные за полупрозрачными занавесями, были словно призраки.

— Сюда, — Белый Лотос осторожно откинула край плотной шёлковой шторы и жестом пригласила Ицин.

Они устроились в тени, за ажурной перегородкой. Отсюда зал просматривался как на ладони. Ицин смотрела вниз, ощущая, как напряжение пробегает по спине, будто кто-то дышит ей в затылок.

— Видишь? — Белый Лотос наклонилась ближе, её голос был почти неслышным. — Вон та — Южный ветер. Её взяли сюда три года назад. Сначала все думали, что она долго не продержится — слишком бледная, слишком застенчивая. Но она научилась. Сейчас одни только перстни, что ей дарят, стоят больше, чем приданое для старшей дочери.

Ицин молча наблюдала. Девушка, о которой говорила Лотос, смеялась звонко, чуть наклоняя голову и показывая изящную шею. В её жестах была лёгкость, в словах — будто игра, в взгляде — обещание, неуловимое, как отражение луны в воде.

— А та, что играет на флейте, — продолжила Лотос, — её зовут Утренняя роса. Ей двадцать три. Через два года она уйдёт. Но она уже заработала себе выкуп. Ей осталось чуть-чуть.

— А теперь смотри и учись, — сказала Белый Лотос, тихо, почти вкрадчиво. Она вела Ицин по второму этажу, где сквозь резные перегородки можно было наблюдать за главным залом. — Тебе придётся выучить не менее двадцати песен. Разных. Для разных случаев и разных гостей.

Ицин остановилась у узкого проёма, прикрытого тонкой деревянной решёткой. Внизу, в зале, девушка в нарядном ханьфу стояла на сцене, освещённой мягкими фонариками, и пела, изящно перебирая струны на цине. Её голос был лёгок, как дыхание весеннего ветра.

— Нужно знать народные песни о любви, — продолжала Лотос, — и театральные баллады. О встречах и вспыхнувшей страсти — чтобы разжечь желание. О разлуке и тоске — чтобы усмирить разбушевавшегося. О войне, конечно же. Сюда приходят бывшие воины, солдаты, чиновники, мечтатели. Им важно почувствовать свою силу. А песни об охоте? — Белый Лотос усмехнулась. — Они пробуждают в мужчинах образ хищника. Мужчина должен чувствовать себя победителем, добытчиком, властелином. Понимаешь?

Ицин кивнула, не отрывая взгляда от сцены. Девушка внизу двигалась с грацией, будто не касалась земли. Лицо её излучало то мечтательную задумчивость, то застенчивую игривость — и каждый мужчина в зале, казалось, смотрел только на неё.

— Сейчас она поёт о любви, — пояснила Белый Лотос. — Потому что ищет себе молодого, романтичного спутника. Хотя, бывает, и старики на такое клюют. Тут как повезёт. Но ты должна помнить: даже здесь, даже в таком положении, у нас есть крохи контроля. Маленький выбор, но он есть.

Ицин слушала, затаив дыхание.

— А о том, что делать, если к тебе привязался не тот, — продолжила Белый Лотос уже на ходу, увлекая Ицин в сторону, — расскажу потом. А сейчас пошли. Посмотришь, как ведут себя девушки у столиков. Это не менее важно, чем сцена.

Они шли медленно вдоль стены, стараясь держаться в тени, чтобы остаться незамеченными. Ицин старательно делала вид, что просто следует за Белым Лотосом, но глаза её постоянно метались — с одной девушки на другую, с одного гостя на другого. Всё было новым, пугающим и завораживающим одновременно.

Белый Лотос чуть заметно кивнула в сторону столика у резного окна с решётчатой вставкой. Там сидели трое мужчин — все в дорогих одеждах с широкими рукавами, явно чиновники. Их лица были гладко выбриты, ногти отполированы — мужчины из хороших домов, привыкшие к уважению. А рядом с ними, на мягкой подушке, сидела девушка в пышном, но не кричащем ханьфу из зелёного шёлка, с золотистыми узорами. На её губах играла мягкая, почти застенчивая улыбка, но в глазах — тёплый огонь. Она не перебивала, не смеялась громко, только чуть склоняла голову, как бы прислушиваясь к каждому слову, кивая в нужных местах и время от времени слегка касаясь руки сидящего ближе к ней.

— У неё уже есть покровитель, — прошептала Белый Лотос, — но это вовсе не означает, что она может позволить себе лениться. Покровитель кормит, да. Но бордель живёт и от вечернего сбора. А ещё… никогда не знаешь, не захочет ли покровитель променять тебя на другую. Так что искусство быть желанной — всегда при тебе.

Ицин молча наблюдала. Та девушка не делала ничего особенного — не пела, не плясала, не играла на цитре. Просто сидела. Просто слушала. Просто касалась — как будто невзначай. Но мужчины были словно загипнотизированы. Они смеялись, смотрели на неё с вожделением и удовольствием, спорили между собой — за её внимание.

— Смотри, как она держит голову, — продолжила Лотос. — Подбородок чуть опущен, взгляд снизу вверх — покорность. Улыбка — не раскрытая, не глупая, но мягкая, будто приглашение. Она всем своим телом говорит: «Я слушаю только тебя. Я думаю только о тебе».

— А если не хочется слушать? — прошептала Ицин, не отрывая глаз от сцены.

— Тогда изображаешь. — Белый Лотос усмехнулась. — Мужчины — как дети. Они верят в то, что хотят услышать. Ты не обязана любить. Ты обязана сделать вид. Главное — помнить: какими бы они ни были, сюда они приходят не за правдой. Они приходят за сказкой. За иллюзией. За вниманием, которого им не хватает. За тем, чего не дают им их жёны. А их жёны — поверь мне — не умеют вести себя в постели. Никто их этому не учит.

Она прищурилась и добавила, почти с нежностью:

— На мой взгляд, это великое упущение… но, с другой стороны, благодаря этому у нас всегда будут клиенты.

— Я научу тебя, как держаться. Как привлечь или, наоборот, оттолкнуть. — Голос Белого Лотоса был мягким, но за этой мягкостью чувствовалась внутренняя сталь. — Время у нас есть до твоего первого выхода.

Ицин вздрогнула.

— Не волнуйся. Пройдёт по крайней мере не меньше трёх месяцев. К тому моменту ты должна будешь уметь достаточно, чтобы показать себя. Первый выход — это смотрины. Ты выйдешь в зал, представишься, покажешь, что умеешь: стих, песня, танец, что угодно. Всё, чтобы зажечь интерес. Чтобы каждый мужчина в зале запомнил тебя. После этого начнутся ставки. На первую ночь с тобой.

Ицин почувствовала, как в груди что-то оборвалось. Она не дышала. Белый Лотос продолжала:

— Помнишь, я говорила хозяйке, что на первой ночи можно заработать прилично? Если всё сложится, ты сможешь выручить до десяти лянов.

— Всего десять лянов? — вырвалось у Ицин слишком резко.

Белый Лотос приподняла брови. Её взгляд вспыхнул, но вместо гнева в нём промелькнуло ироничное удивление.

— Всего? — она прищурилась и усмехнулась. — Девочка моя, ты, похоже, высоко себя ценишь. Десять лянов — это огромная сумма за девственность. Или ты думала, тебе тут выложат сотню, как за статую богини с небес? — Она тихо засмеялась. — Невинность дорого стоит, да. Но уж точно не настолько.

— А если не получится? — голос Ицин дрогнул.

— Тогда будут ставки пониже. В среднем девочки получают от трёх до семи лянов. Иногда даже меньше, если не повезло с внешностью или умением держаться.

— А потом? — с трудом выговорила Ицин. — Сколько после этого?

— Как повезёт, — пожала плечами Белый Лотос. — Не каждая ночь приносит доход. Если попался щедрый клиент, может оставить половину ляна. Если скупой — и медяка не даст. А бывает, что ты обслуживаешь бесплатно, если гость влиятельный, и хозяйка решила сделать ему приятное. В среднем, при хорошей игре и удаче, можно заработать лян в месяц. Иногда полтора.

Ицин сжала руки. В голове крутились цифры. Пятьдесят лянов долга. Если за месяц — один. То значит…

— Про процент не забудь, — как бы невзначай бросила Лотос, обмахнувшись веером. — За еду, кров, одежду, косметику, мази и уроки. Обычно за полгода капает ещё пара лянов. Иногда больше.

Ицин замолчала. Сердце стучало глухо, как барабан в храме. Она чувствовала, как тонет в цифрах и страхе.

— Но если ты станешь хорошей, — сказала Лотос тише, — если станешь настоящей жемчужиной, у тебя может появиться покровитель. Один богатый господин может за вечер покрыть половину твоего долга. А может — и выкупить тебя.

— А потом?

— Потом всё зависит от тебя. — Взгляд Белого Лотоса стал вдруг серьёзным. — Ты можешь стать наложницей. Или женой. Или снова вернуться в бордель. Или открыть свой. Или исчезнуть с чужими деньгами. Мир у ног у той, кто знает, как улыбнуться мужчинам.

— А теперь, — Белый Лотос легко коснулась плеча Ицин, — пойдём в комнату. Нам ещё многое предстоит с тобой освоить.

Они покинули галерею, где смеялись мужчины и звучала музыка, и вновь прошли сквозь скрытые коридоры, вдоль стен, что видели слишком многое.

Белый Лотос шла легко, шагами уверенной женщины, знавшей, кем была, кем стала и к чему идёт. Ицин плелась за ней молча, но каждое её движение, каждый вдох теперь был шагом к единственной цели. Возможности найти способ выкупить себя и поквитаться с Чжэнем.

День за днём Ицин училась быть тем, кем от неё требовал дом Цветущей Ночи. Она заучивала баллады и легенды, чтобы развлекать гостей: то были древние истории любви, сказания о героях, байки о звёздных встречах под сакурой и скорбные песни разлук. Белый Лотос с усмешкой говорила, что нет ничего более действенного, чем правильная песня — она могла растрогать, соблазнить, даже всколыхнуть воспоминания и желания в мужчине, который думал, что уже всё позабыл.

Но самым сложным было не это. Ицин училась ходить, говорить, двигаться, даже дышать — иначе. Скромно опускать взгляд, если этого ждут. Звонко хохотать, если требует момент. Быть нежной и мягкой — или дерзкой, если клиент предпочитает острое. Каждый день она примеряла на себя новые маски и роли, как будто бы её душа рассыпалась на множество личин.

А ещё — книги. Белый Лотос приносила их в комнату с шёлковыми закладками и тяжёлым запахом благовоний. На первых страницах — стихи и любовные новеллы, а потом — жуткие, постыдные иллюстрации. Белый Лотос листала их с непринуждённой улыбкой.

— Ты должна понимать, чего хотят мужчины, прежде чем начнёшь с ними говорить, — говорила она. — Иначе попадёшь впросак и потеряешь клиента.

Ицин приходилось запоминать не только ласковые слова, но и грубые. Вульгарные, плотские, унизительные. Слова, от которых она когда-то бы покраснела до корней волос, теперь стали частью её обучения.

— Не все клиенты — утончённые поэты и вельможи, — объясняла Белый Лотос, — найдутся и такие, кто считает, что ночь с певчей — не дороже трёх медяков. Скряги, хамы, надутые петухи. Они думают, что ты должна быть счастлива от их внимания, будто их стручок — великая награда. Таких нужно ставить на место. Быстро, жёстко и с улыбкой. Иначе останешься ни с чем.

Ицин слушала, зубря слова, но внутри всё в ней сопротивлялось. Словно грязная вода постепенно затапливала её, и она не успевала черпать её наружу. Она теряла то, кем была, и ещё не знала, кем станет.

— Есть ещё прыгунки, — сказала Белый Лотос, осторожно поправляя складки на своём ханьфу, — мы так зовём тех, кто приходит с одной целью — перепробовать как можно больше девушек за раз. Они скачут от одной к другой, словно кузнечики на летнем поле. Да, они щедрые. Иногда оставляют по два-три ляна за вечер. Но не позволяй себе забыться. Ты здесь не только для того, чтобы ублажать мужчин. Ты должна найти покровителя.

Она обернулась, заглянув в лицо Ицин. Её голос стал тише, но твёрже:

— Настоящая удача — это не прыгунок, который забудет твоё имя на следующее утро. А тот, кто будет возвращаться. Кто будет дарить. Кто будет защищать. Кто будет считать тебя своей.

— И как такого найти? — спросила Ицин.

— Лучше всего, если это будет старик, — улыбнулась Лотос. — С ними можно часами сидеть в полумраке, пить чай, вздыхать о прожитых годах, говорить о потерянных друзьях и угасающей славе. Главное — не ввести его в слишком сильную тоску. А то он задумается о бренности жизни, и решит, что бордель — не место для достойной старости. Вот и потеряешь клиента.

Ицин слушала, нахмурившись. Сколько тонкостей. Сколько ловушек. Сколько лжи.

— Пусть лучше почувствует себя молодым, — продолжала Лотос. — Словно он опять двадцатилетний влюблённый мальчишка. Но и тут не переборщи. Иначе потратишься на его лекарства. О, я совсем забыла тебе сказать…

Она наклонилась чуть ближе, и голос её стал почти шепотом:

— Всё, что касается снадобий — на тебе. Не хочешь забеременеть — покупай сама. Хочешь, чтобы у клиента всё сработало как надо — опять же, покупай. Ты же не думаешь, что мужчины полны сил до самой смерти? Иногда и в двадцать с трудом справляются. А ты должна уметь сделать так, чтобы это не стало катастрофой. Если повредишь его гордость — он уйдёт. Или, что хуже, начнёт мстить.

— Вообще, все эти… их нефритовые стержни, — фыркнула Белый Лотос, прикрывая рот веером, — сплошная головная боль. Мало того что самих мужчин надо нахваливать, так ещё нужно не забыть расписать, какое у них там счастье в штанах — неповторимое, редкое, единственное в мире.

Ицин покачала головой, сначала в молчаливом смущении, но вдруг почувствовала, как уголки губ предательски поднимаются. Она даже не заметила, в какой момент начала смеяться над грубоватыми шутками Лотос. Или, когда перестала краснеть при словах, описывающих соитие. Даже изображения в книгах, на которых раньше она не могла смотреть без отвращения, постепенно стали казаться ей чем-то… повседневным. Таким же обыденным, как редька, которую она по утрам резала на кухне.

Белый Лотос уловила её улыбку и прищурилась:

— Только, прошу тебя, никогда, никогда не смейся при мужчине над его… — она сделала паузу, — баклажанчиком. Иначе потом проблем не оберёшься. Одного такого разукрашенного «героя» пришлось утешать три ночи подряд. И всё потому, что девчонка дернулась от смеха в самый неловкий момент.

Ицин не выдержала. Она захохотала, повалившись на кровать и прикрыв лицо книгой с разворотом, на котором было изображено явно слишком анатомически амбициозное «развратное слияние».

— Меня тоже всегда веселят эти глупые названия, — хихикнула Лотос, — от сверкающего стержня бессмертного до врат нектарного сияния. А как тебе вот эти: пестик страстей? Или огненный корень тигра?

Ицин захохотала ещё громче, держась за бока, а Белый Лотос вдруг вскочила, вытянулась в позу томной наложницы, театрально закатила глаза и голосом жеманной девицы пропела:

— О, господин, — простонала она, — как велик ваш дракон… ваш укротитель ветренных цветов! Моя пещера сладкого тумана жаждет встречи с ним…

Они обе расхохотались не в силах успокоиться. Смех стал лучшей отдушиной в стенах этого дома.

— Слушай, — переменила тему Белый Лотос, — а хочешь развеяться? Отвлечься от мира мужских грёз, от всей этой духоты, мазей и бессмертных стержней?

Ицин недоверчиво посмотрела на неё, чуть приподняв бровь.

— А что ты предлагаешь?

— Как насчёт прогулки по торговой улице? — Белый Лотос хитро улыбнулась и легким движением поправила складку на рукаве. — Выйдем из борделя, подышим пылью рынка, посмотрим на простых людей… Я всё равно собиралась купить новые заколки и благовония.

— Выйти из борделя? — Ицин встала, потрясённая. — Это вообще разрешено?

— Да, если ты заслужила доверие. Мы же не узницы в башне, — Белый Лотос слегка пожала плечами. — Девушки, которым хозяйка доверяет, могут выходить. Конечно, не все и не всегда. Но у меня есть это право. И если я веду с собой ученицу, это не вызывает вопросов. Главное, чтобы ты не вздумала сбежать.

— Нет! — Ицин вскочила и прижала руку к груди. — Обещаю! Я не сбегу. Да и куда мне сейчас бежать? Я ведь уже твёрдо решила постичь всё мастерство… укротителя морковок Павильона Наслаждений.

Белый Лотос прыснула со смеху, прикрывая рот ладонью.

— Ох, укротительница морковок… Вот теперь ты по-настоящему одна из нас, — подмигнула она.

Они обе засмеялись. Смех был лёгким, как крылья весенней бабочки. И в этот момент что-то в груди Ицин стало чуть теплее.

— Ну, тогда идём, — сказала Лотос, — девушкам тоже необходимо развлекаться!