Нефритовая лиса

Глава шестая

Ицин проснулась раньше обычного и все утро переживала — сможет ли она увидеть молодого господина Шу Чао? А если увидит, как себя вести? Что сказать? Или, может быть, лучше вообще ничего не говорить, чтобы не выглядеть глупо?

Она не знала, как правильно себя подать, как понравиться ему, если такая возможность представится. Её мать всегда говорила, что женщине подобает скромность, но ведь скромность может сделать её незаметной, а незаметность — приговором. Она должна чем-то выделиться, но как?

«А что, если он уже слышал сплетни? Если ему уже рассказали, что я кланялась слуге, приняв его за господина? И что, если он уже решил, что я не достойна его внимания?»

Эта мысль заставила ее замереть. Слухи в поместье распространялись быстрее ветра.

В этот момент в комнату вошла Тенин, неся поднос с утренним чаем.

— Госпожа, вы уже проснулись?

— Как видишь, да, — буркнула Ицин, после чего тут же оживилась. — Ты когда-нибудь встречалась с мужчиной? Ну… чтобы завязать с ним отношения?

Тенин моргнула, явно удивлённая таким вопросом.

— Я? — Она тихонько хмыкнула. — Нет, госпожа.

Ицин нахмурилась.

— Почему?

Тенин пожала плечами.

— Мне некогда думать о мужчинах, госпожа. У меня столько дел здесь. А если я выйду замуж, скорее всего, потеряю свою работу. А у меня мать немощная, да ещё две младшие сестры, которым нужно помогать.

Ицин внимательно посмотрела на неё. Она знала, что Тенин работает в их доме уже давно, но вдруг поняла, что никогда по-настоящему не расспрашивала её о семье. Иногда служанка вскользь упоминала, что пришла работать сюда, чтобы поддержать близких, но сама Ицин никогда не углублялась в этот разговор.

— Ты ведь никогда не рассказывала мне подробно о своей семье, — тихо заметила она.

Тенин пожала плечами, как будто это было не так уж важно.

— Не о чем рассказывать, госпожа. Мы живём, как можем.

Ицин вдруг почувствовала лёгкое чувство вины, но не стала придавать этому значения, её мысли снова вернулись к главному.

— Что мне надеть? — Она указала на разложенные на постели наряды.

— Может быть, это? — предложила Тенин, указывая на нежно-розовое платье с тонкой вышивкой.

— Но вдруг я покажусь слишком мягкой? Он подумает, что у меня нет характера.

Она отбросила платье и вытащила из горы нарядов следующее — тёмно-зелёное с золотыми узорами.

— А это?

Тенин не успела даже ответить, как Ицин отбросила наряд:

— Слишком мрачно.

Она окинула взглядом все выложенные вещи, которые перебирала все утро, и вздохнула. После чего села у окна и тяжело вздохнула.

— Что бы я не выбрала, мне никогда не превзойти столичных девушек.

Тенин осторожно подобрала отброшенное зелёное платье и аккуратно его сложила. Затем повернулась к Ицин:.

— Госпожа, вы слишком всё усложняете.

— Конечно, я усложняю! — вспыхнула Ицин. — Разве это не важно?

— Думаю, что вы забыли о главном.

Ицин недовольно посмотрела на неё.

— И о чём же?

Тенин села рядом, сложив руки на коленях.

— О том, что, если вы появитесь перед господином в слишком нарядном платье, это будет выглядеть так, будто вы специально подготовились. Разве вам не нужно, чтобы встреча выглядела случайной?

Ицин моргнула, поразившись тому, что сама об этом не додумалась.

— Ты права…

Служанка улыбнулась:

— Наденьте что-нибудь такое, в чем ходите каждый день и украсьте образ украшениями.

Ицин прикусила губу, а затем поднялась и снова подошла к постели. Она медленно провела рукой по ткани простых, но элегантных нарядов, которые носила в повседневной жизни. Наконец, её пальцы остановились на нежно-голубом одеянии, которое хоть и было скромным, но подчёркивало её изящество.

— Это… подойдёт? — спросила она, немного неуверенно, поднимая платье.

Тенин кивнула с одобрением.

Когда время подошло к обозначенному часу, Ицин вышла из комнаты. Наложница Фань услужливо прислала свою служанку, уведомить, что господин Шу Чао уже расположился в беседке.

Солнце клонилось к закату, его лучи золотили сад, бросая мягкие, растянутые тени на тропинку, по которой шла Ицин. Каждый шаг казался ей слишком громким, а каждое дуновение ветра слишком настойчивым.

«А вдруг наложница Фань обманула меня? Что, если Шу Чао не появится?»

Но ещё хуже были другие вопросы: что, если он появится и, что, если она ему не понравится?

Она понятия не имела, как привлечь внимание мужчины. Никогда раньше ей не приходилось стараться кому-то понравиться. Она вспоминала книги, которые читала — великие поэмы, старинные трактаты, философские труды. В них говорилось о добродетели, о преданности, о мудрости. Но никто не писал, как завоевать сердце мужчины.

«Что делать? Смотреть прямо на него или опустить взгляд? Заговорить первой или ждать, пока он сам обратит на неё внимание?»

Ицин задумалась.

В её памяти всплыла старая история о девушке, которая так сильно желала понравиться императору, что танцевала перед ним в саду день за днём, пока не изнурила себя до смерти. Мысль о том, что кто-то может так отчаянно стараться привлечь внимание мужчины, казалась ей одновременно безрассудной и пугающей. И сейчас она сама занималась тем же самым.

Но тут же Ицин вспомнила и другую легенду — о призраке убитой жены торговца.

Согласно преданию, этот человек женился не по любви, а ради выгоды. А когда его жена стала для него обузой, он просто избавился от неё, как выбрасывают ненужную вещь.

Говорили, что её дух до сих пор блуждает по земле, скован обидой и несчастьем, не найдя покоя.

Она почувствовала, как по спине пробежал холодок.

«А что, если я тоже стану такой?»

Если она не привлечёт Шу Чао, если не избежит этого брака с торговцем из Тивии, разве не превратится ли она в того же призрака? Всеми забытого и прикованного на веки к проклятому месту.

Её руки невольно сжались в кулаки.

Нет. Она не станет тенью в чужом доме. Она не будет жить жизнью, которую выбрали за неё. Она должна попробовать.

Ицин встала у края пруда, её взгляд был устремлён на нежные лепестки белых лилий, которые колыхались на воде, будто танцевали в такт лёгкому ветерку. Она чувствовала, как внутри её разгорается беспокойство, а мысли путались, словно клубок тонких нитей, который невозможно распутать.

Издалека, в беседке, сидел Шу Чао. Он был погружён в игру в го, его осанка была безупречной, движения — размеренными.

Ицин наблюдала за ним издали, но не решалась подойти.

«Как мне заговорить с ним?»

Она начала судорожно перебирать возможные предлоги:

«Я случайно оказалась здесь, можно ли мне посмотреть, как вы играете?» — слишком наигранно.

«Ах, как чудесно видеть игру в го! Позволите мне понаблюдать?» — звучит притворно, будто она заранее репетировала.

«Прошу прощения, я заблудилась…» — нет, это было бы слишком глупо, поместье она знала, как свои пять пальцев.

Как только она начинала обдумывать варианты, её разум немедленно отбрасывал их.

Она вздохнула и, опустив взгляд, осторожно опустилась на камень у самого края пруда.

«А может, я действительно должна подождать и сделать вид, что просто залюбовалась цветами?»

Лилии медленно покачивались, их белоснежные лепестки выглядели такими хрупкими и невесомыми, что казалось, одно неосторожное прикосновение — и они растворятся в воде.

«Они такие изящные, но их корни скрыты в тёмном иле… Разве моя судьба не похожа на них?»

Она протянула руку, кончиками пальцев касаясь одного из цветов, едва ощутимо, словно боялась разрушить его совершенство. И именно в этот момент позади неё раздался голос.

— Какая редкая красота — природа и тишина, как будто созданные для того, чтобы ими наслаждаться. Я вам не помешаю, госпожа?

Ицин вздрогнула. Её пальцы едва коснулись лепестков лилии, когда голос, полный спокойствия и благородства, вырвал её из потока мыслей. Она резко обернулась и встретилась взглядом с молодым мужчиной.

Шу Чао. Она была уверена, что это он.

Он стоял чуть поодаль, сложив руки за спиной, и смотрел на неё с любопытством. Красивый, молодой и полный достоинства.

Ицин почувствовала, как её сердце гулко ударилось о рёбра. Она только что мучительно раздумывала, как заговорить с ним, а теперь, когда судьба сама предоставила ей этот шанс, она не могла вымолвить ни слова.

— Я…

Она быстро встала и в смятении сделала шаг назад, поскользнувшись. Пруд казался пугающе близким, когда вдруг его рука мягко, но уверенно перехватила её запястье, удержав Ицин от падения. Это касание длилось лишь мгновение, но оно было наполненно большим смыслом, чем все слова, которые они могли бы друг другу сказать.

Осознав неловкость момента, Шу Чао отпустил Ицин, удостоверившись, что она прочно стоит и, опустив взгляд, склонился в извинительном поклоне:

— Прошу прощения, госпожа. Я лишь хотел вам помочь, — мягко произнёс он, стараясь не смотреть на неё, чтобы не смущать ещё больше.

Ей стало неловко, и, покраснев, она тихо произнесла:

— Благодарю вас, господин. Я задумалась.

— И о чём же думает девушка, сидя у пруда?

Она замешкалась.

«О том, как привлечь ваше внимание? О призраке несчастной жены? О том, что если я не завоюю вас, меня отдадут замуж за старого торговца?»

Конечно, она не могла сказать ничего из этого.

— О лилиях, — нашелся ответ, — они так изящны, но растут в воде, среди ила. Прекрасное может родиться в самых неожиданных местах.

Шу Чао слегка склонил голову, словно обдумывая её слова.

— Вы правы, госпожа. Часто мы смотрим только на поверхность, не замечая корней.

Они замолчали.

Ицин нервно сжала в руках складки юбки. Она же хотела завоевать его внимание, но сейчас ей казалось, что её мысли куда-то улетучились. Что теперь? О чём говорить?

Вдруг Шу Чао сам нарушил тишину:

— Я видел вас ранее, — сказал он, внимательно глядя на неё.

Она широко раскрыла глаза.

— Вы… видели меня?

— Да. В тот день, когда я приехал, во дворе был небольшой переполох. Кажется, он был связан с кем-то, кто перепутал…

Он не договорил, но Ицин мгновенно поняла, о чём речь.

«О, нет. Он знает!»

Горячая волна стыда захлестнула её, но она собрала все силы, чтобы сохранить лицо.

— Я не люблю слухи, — твёрдо сказала она, поднимая подбородок, — предпочитаю тишину. Природа успокаивает.

Шу Чао немного растерялся от того, что она так резко прервала его. Но затем улыбнулся.

— Значит, вы любите созерцать красоту вокруг, — ответил он, с теплотой в голосе, — как и я. Не часто встретишь человека, который сможет оценить такой момент тишины. В столице, к сожалению, не найти такого спокойствия. Там всё наполнено шумом и суетой, и даже в садах не услышишь тишины. Вот почему каждый миг здесь кажется мне бесценным.

Он подошел ближе и Ицин замерла, её сердце стучало слишком громко, слишком быстро. Она не ожидала, что Шу Чао окажется так близко. Осторожно и нерешительно, она подняла глаза, позволив себе вглядеться в его лицо.

Он был красив. Настоящая картина, вышедшая из-под кисти талантливого художника.

Чёткий, безупречный овал лица, тёмные глаза, чёрные брови, придававшие его выражению лёгкую надменность, но при этом вовсе не делавшие его жестоким. Напротив, в его взгляде было что-то спокойное и уверенное, что заставило Ицин им залюбоваться. Он не отводил взгляда, и в этот момент ей показалось, что весь мир вокруг них исчез. Где-то на воде покачивались лилии, лёгкий ветер шевелил листья деревьев, но она не замечала ничего, кроме него.

И тогда Шу Чао слегка склонил голову и произнёс с мягкой, ненавязчивой улыбкой:

— Впрочем, думаю, даже такое прекрасное место становится ещё краше от вашего присутствия, госпожа. Как лотос украшает пруд, так и вы придаёте этому саду новый смысл.

Его голос был низким и ровным, в нём не было ложной лести, но в нём звучало нечто такое, чего Ицин не слышала прежде в мужских голосах. Тёплая волна прокатилась по ее телу.

«Что он только что сказал?..»

Лёгкий румянец начал подниматься к её щекам.

Его слова были не просто вежливостью, как иногда говорили гости её отца, они были наполнены искренностью и вниманием.

Она тихо ответила, стараясь сохранить самообладание:

— Вы слишком любезны, господин.

— Если позволите, то я добавлю, что красота вашего присутствия здесь напоминает мне о чём-то далёком и дорогом сердцу. Это чувство, которое я редко испытывал в шумной столице.

Его слова звучали настолько просто, без притворства, что она вдруг ощутила, как между ними возникает невидимая, но прочная связь. В нём не было холодного равнодушия, которое она часто видела в других молодых людях при дворе, не было и нарочитой любезности — лишь тепло и уважение.

— Вы приехали навестить моего отца, господин? — решилась она, наконец, сменить тему, чтобы унять своё волнение.

— Да, — ответил он, — но теперь я думаю, что судьба подарила мне нечто большее. Не только встречу с вашим отцом, но и с вами, госпожа.

Она снова посмотрела на него и, наконец, осмелилась улыбнуться. Он отступил на шаг, с уважением кивнув.

— Простите мою дерзость, госпожа. Позвольте мне представить себя — я Шу Чао, скромный гость вашего дома. Быть может, вы позволите мне проводить вас по саду? Здесь так красиво, но прогулка станет ещё приятнее в вашем обществе.

Она смущённо потупила взгляд, ощущая одновременно радость и тревогу. Её мать наверняка не одобрила бы такую встречу, и эта мысль заставила её поколебаться.

— Простите, господин Шу, — тихо ответила она, — но мне придётся отказаться. Я боюсь, что моя мать осудит, если увидит меня в обществе мужчины, даже столь благородного, как вы.

А она не сомневалась, что кто-нибудь обязательно сумеет за ними подсмотреть, даже несмотря на то, что она попросила Тенин стоять на входе в сад.

Его взгляд смягчился, и в нём не было ни тени упрёка.

— Я понимаю и не смею настаивать. И всё же… этот миг, проведённый рядом с вами, уже стал для меня воспоминанием, к которому я буду всегда возвращаться.

Её сердце дрогнуло от его слов. Она вновь посмотрела на него и вдруг почувствовала, как в её душе, доселе тихой и спокойной, зарождается чувство, которое она никогда прежде не испытывала. Его внимание, его тёплые слова, его искренний интерес к ней были так неожиданны и приятны, что, казалось, проникли в самые уголки её души. В этот миг она поняла, что влюбилась.

— Надеюсь, нам еще доведется встретиться. Я буду ждать этой встречи.

Солнце зашло, пока она беседовала с Шу Чао. Теплая ночь опустилась на сад, окутывая его густым, почти невесомым покрывалом, полным аромата цветущих магнолий. Воздух был тягучим, наполненным сладким благоуханием, которое, казалось, затуманивало голову и убаюкивало чувства.

Ицин осторожно ступала по тропинке, крадучись вдоль тёмных колонн, ведущих к её покоям. В темноте её небесно-голубое платье казалось почти белым, как призрачный силуэт, растворяющийся среди теней.

Тенин, всё это время стоявшая у входа в сад, чтобы никто не помешал её встрече с господином, теперь следовала за ней чуть поодаль, бесшумной тенью, как верный страж.

Ицин не знала, что чувствует. Её сердце всё ещё билось слишком быстро после разговора с Шу Чао.

«Я действительно встретилась с ним. Разговаривала с ним.»

Мысли кружились в голове, воспоминания о его взгляде, его голосе, его словах, наполняли её странным ощущением… чего? Предвкушения? Надежды?

Но прежде, чем она успела разобраться в себе, она услышала голос матери.

Где-то впереди, за тонкими стеной дома, звучал знакомый, строгий голос, от которого у Ицин всегда холодело в груди. Звук доносился из покоев наложницы Фань.

Ицин резко замерла, её ноги будто приросли к земле.

Голос матери был ровным, но в нём читалась напряжённость. Слов было ещё не разобрать, но интонация…

Любопытство тут же вспыхнуло внутри неё, затмевая все мысли о Шу Чао.

Она осторожно шагнула ближе, жестом приказав Тенин не шуметь. Ицин затаила дыхание и подкралась ближе, почти вплотную к окну, сердце гулко стучало в груди. Мерцающий свет фонарей внутри комнаты выхватывал силуэты.

Она прислушалась.

— Это единственный выход для нас, госпожа, — с жаром убеждала наложница. — К тому, же, если Ицин окажется во дворце, она сможет устроиться при дворе, будет полезной и защищенной. А здесь, в провинции, ей не найти такой судьбы. Позволь ей уехать в столицу, пусть она там служит своей семье.

Ицин ощутила, как сердце ее заколотилось быстрее. Неужели наложница Фань пытается убедить ее мать в том, чтобы она не мешала им с Шу Чао попробовать выстроить отношения? Неужели мать узнала про ее с братом план? Может быть, Тай Дзяо приставила кого-то следить за ней?

Голос матери прозвучал в ответ твердо, словно удар колокола.

— Нет, — отрезала она. — Ее место здесь, с семьей. Ее судьба — стать женой богатого торговца, укрепить наш род и сохранить наши земли.

— Я понимаю твое беспокойство, — вздохнула наложница, — но взгляни на это иначе. Мой сын тоже должен смириться с переменами, с тем, что уготовано ему богами…

— Это не боги, а блудливое семя решило так! — с едва сдерживаемым гневом прервала ее Тай Дзяо. — Ты хочешь, чтобы моя дочь прошла путь, что не предназначен ей.

Эти слова пронзили Ицин, пробудив в ней жар отчаяния и гнева. Она чувствовала, как в груди разгорается злость. Её душа металась между почтительностью к родителям и чувством несправедливости. И с каждым словом матери она всё больше ощущала себя пленницей чужой воли.

— Наш муж уже готовит корабль для отплытия Ицин, — упрямо продолжила мать. — Только там она обретет свой истинный путь.

Голос наложницы звучал убеждающее, страстно, как будто она старалась разъяснить то, что было так ясно для неё самой:

— Госпожа, Тай, — прошептала она с мольбой, — Ицин сможет найти свой путь и среди дворцовых стен столицы, её жизнь там будет наделена большим смыслом. Она станет достойной своей семьи и обретёт покровителей. Разве не это её долг?

— Это не ее долг. — Голос матери прозвучал твердо, отрезая все мечты Ицин одним словом. — Её долг — принести пользу семье. И сделать она это сможет, только уехав в другую провинцию и став женой богатого торговца — вот что она обязана сделать. Это единственный путь, который позволит нам не распрощаться с достойной жизнью.

Слова обожгли Ицин словно раскалённый клинок. Почему ее мать отказывается понять, что её жизнь не обязательно должна быть связана с каким-то старым торговцем? Есть же и другие пути, которые позволят ей помочь семье.

— Госпожа, — продолжила наложница, — мне кажется, вы забыли, что в сложившихся обстоятельствах, отправиться во дворец — это тоже её долг перед семьёй. Зачем вы упрямитесь? Дочь никогда не будет ценнее сына. Неужели вы думаете, что наш муж считает иначе? Я пришла сюда только ради того, чтобы проявить к вам уважение и обсудить все детали. А вы…

— Ни я, ни моя дочь не забываем нашего долга, — прервала её мать жёстким голосом, — но тебе, кажется, следует вспомнить о своём. Пусть ты и родила сына, но ты лишь наложница, и не вправе участвовать в решении судьбы моей дочери. Лучше бы занималась воспитанием своего сына!

Ицин услышала, как дверь внутри комнаты громко захлопнулась, и вздрогнула, отпрянув от окна. В груди всё сжалось. Гнев, обида, боль — всё смешалось в один жгучий ком, который давил на сердце, сдавливал дыхание, рвался наружу.

«Почему? Почему её собственная мать так решительно отказывает ей в лучшем пути?»

Ицин глубоко вдохнула, стараясь взять себя в руки, но воздух показался ей тяжёлым, удушающим.

Неужели ей действительно всё равно? Неужели она хочет для меня такой судьбы?

Жизнь в провинции. Старый муж-торговец. Статус младшей жены, которой всю жизнь придётся подчиняться первой супруге и терпеть унижения. Она не сможет сбежать. Она не сможет разорвать эти узы. Она окажется в ловушке.

Эта мысль ударила по ней, словно пощёчина.

«Разве мать не понимает, что отправляет меня в ссылку, в добровольное рабство? Разве она не видит, что это не жизнь, а медленная смерть?»

Или…

Ицин почувствовала, как внутри вспыхивает ещё более горькая мысль.

«Может ли быть… что она ненавидит меня? Что она злится на меня за то, что я не родилась сыном? Что я — позор, неудача, ошибка, от которой она мечтает избавиться?»

От этих мыслей по её спине пробежал холод. Сердце колотилось, в ушах шумело.

Где-то вдалеке ветер зашевелил ветви магнолий, ночь наполнилась шёпотом листвы, но Ицин больше не слышала ничего. Она стиснула зубы.

Нет. Она не позволит матери отнять у нее такой шанс. Особенно теперь, когда она увиделась с Шу Чао. Разве можно променять даже всего одну их встречу на старого торговца и чужую провинцию?