Нефритовая лиса

Глава вторая

Ицин сидела, прислонившись к холодной каменной стене, и глядела в тусклый свет, льющийся из узкой щели. Камера снова погрузилась в молчание, после визита Чжа всё стало казаться ещё тише.

Она сама не верила в то, что сказала. Шептала с блеском в глазах, будто нашла разгадку. Но теперь всё казалось глупым.

Она никогда не верила в духов, проклятия, заклятия, в странные предостережения, которые с таким рвением твердили её мать и шаманка. С детства слушала эти истории с недоверием, с внутренним протестом. Считала всё это суеверием, остатком старого мира, глупостью для простолюдинов и женщин без образования. Всегда говорила себе: есть только воля, выбор и случай. Всё остальное — для тех, кто ищет оправданий своим бедам.

И всё же…

Что ей сейчас ещё остается?

У неё не было ни связей, ни денег, ни даже точного понимания, сколько дней осталось до приговора. Никто ей не сообщал ничего.

Вероятно, все были заняты поиском документа и допросом всех, кто был с ней связан.

Она представила, как стражники переворачивают вверх дном Павильон Цветущей Ночи, как хозяйка мечется по залам, теряет лицо перед клиентами и чиновниками, а её спокойствие рушится вместе с привычным порядком. Эта картинка доставила Ицин странное, мрачное удовольствие. Хоть какая-то маленькая месть.

Но радость длилась недолго. Она вдруг ощутила укол страха. Если будут допрашивать всех, кто имел с ней дело… то Чжа тоже окажется под подозрением.

Мысли вихрем понеслись в голове. Она ясно представила: Чжа стоит перепуганная, стражники обступают её, задают вопросы, кричат, бьют…

Ицин обхватила голову руками и постаралась прогнать этот страх.

Нет, нет. Никто не подумает на Чжа. Многие знали, что они поссорились в последний день, до того как пропали документы. Это должно было отвести подозрение. Должно…

Но тут же холодная мысль ударила, как нож под рёбра: а что, если наоборот?

Что, если эту ссору примут за уловку? Скажут, что они специально разыграли ненависть, чтобы скрыть сговор?

Что тогда будет с Чжа?

Что тогда будет с ней самой?

Ицин прижала колени к груди, чувствуя, как внутри поднимается тошнотворная слабость. Мысли путались: каждая развилка приводила к тупику, каждая надежда рушилась. Если она скажет правду — её казнят. Если промолчит — сломают кого-то другого. Если она ничего не скажет — ее все равно казнят.

Ей нужна чья-то помочь. Того, кто хотя бы смог бы подсказать, как правильно поступить.

Она снова вернулась мыслями к шаманке. А вдруг действительно именно она поможет?

Даже если шаманка Юй Ши окажется обманщицей, даже если всё ее ремесло лишь хитрое прикрытие для наживы, может, у неё есть какие-то ходы, свои пути? Люди из нужных кругов. Контакты в грязных уголках столицы. Знакомые с преступным прошлым, люди, способные организовать побег?

Она же сэянка, как и я, — подумала Ицин. — Из тех же мест. Может быть, ей окажется не всё равно на мою судьбу? В конце концов, Вую ведь тоже не оттолкнула меня. Предупреждала. Дала вещь на дорогу. А значит, возможно, этой семье шаманов что-то от нее нужно? Даже если всё это бред, и Юй Ши ничем не лучше уличной колдуньи с базара, пусть она будет хотя бы умной обманщицей, циничной, ловкой, знающей, с кем можно говорить, а с кем торговаться. Кто может за деньги приоткрыть эту решётку.

Если потребуется, она будет умолять ее на коленях. Будет просить, упрашивать, хвататься за край одежды, лишь бы та помогла.

Кажется, в Ицин уже не осталось и капли той гордости, что раньше держала её спину прямой, заставляла подбирать слова и бросать надменные взгляды. Сейчас ей было всё равно.

Если потребуется, она станет уличной гадалкой, будет трясти чашей на перекрёстке, гадать по листьям, по шрамам, по грязи на подошвах. Будет выполнять любую грязную работу, лишь бы остаться в живых. Лишь бы не оказаться в одном из тех жутких описаний, которыми Чжа пыталась её вразумить — без рук, без ног, в чане с солёной водой.

Эта картина теперь стояла перед глазами слишком отчётливо. Она посмотрела на свои руки, тонкие, такие знакомые, когда-то уверенные, и чувствовала, как внутри всё сжимается. Она даже не смела представить, что их может не стать. Что их отрежут, как ветви деревьев.

Раньше она не могла вынести одной мысли о том, что станет второй женой торговца. Считала это унижением, катастрофой. А теперь? Теперь ей было всё равно. Пусть хоть третьей, хоть служанкой, хоть никем — лишь бы остаться живой.

День пролетел медленно, размазано, как сырой след на грязной стене. Мысли, страхи, сомнения — всё спуталось. Ицин сидела, обхватив колени, считая шаги, шорохи, стуки вдалеке. Она ждала, что кто-то придёт. Но дверь не издавала скрипучего звука.

Лишь однажды появился стражник, который сообщил, что скоро над ней начнётся суд. Её допросят, а потом казнят.

Звучало это так, словно никакого шанса на спасение не будет. Она виновна в их глазах, и причин найти ей оправдание нет.

Но тогда почему Белый Лотос не боится, что Ицин расскажет, как всё было? Ведь они обе участвовали в этом замысле. Почему она не пришла к ней, чтобы договориться? Почему сидит и пьет чай, наслаждаясь жизнью?

Или же она боится и уже что-то предприняла?

Мысль кольнула её.

Что, если Лотос подкупила охранника, и тот подсыпал яд в еду?

Ицин с отвращением и страхом посмотрела на миску, что принёс стражник. Запах казался обычным, но теперь в каждой тёмной капле бульона чудилось что-то скрытое. Она резко отодвинула еду подальше.

Или, может быть, Лотос готовит другое? На суде приведёт каких-то подставных свидетелей, готовых сказать то, что им велят? Или сделает так, что ей, Ицин, не дадут слова? Словно в пыльном шуме обвинений любой её крик захлебнётся, станет только подтверждением вины.

Она представила это: сидит в цепях, а вокруг голоса, один громче другого. Кто-то говорит, что видел, как она что-то передавала. Кто-то клянётся, что слышал признание. И всё против неё. А она, даже если будет кричать до хрипоты, останется лишь «павшей девицей», чьё слово ничего не стоит.

Она начала думать о самом скверном: что у Чжа ничего не получилось. Что никакой шаманки нет. Может, Юй Ши давно покинула город и вернулась в Сэю? А может, её дело давно развалилось, и она сама теперь где-то гниёт в другой тюрьме, точно такой же.

От этой мысли Ицин громко усмехнулась, почти со звуком. Смешно. Глупо. Абсурд.

Сколько мне осталось? День? Два?

Она представила себя со стороны: бледную, худую, с грязными волосами, и снова усмехнулась.

Может, она сходит с ума?

Она почувствовала, как от неё самой уже неприятно пахнет. Тело пропиталось тюремной сыростью и потом. Она закрыла глаза. Пытаясь научиться ничего не ждать.

Вновь скрипнула дверь. В тишине камеры этот звук прозвучал особенно резко, будто кто-то разрезал ночную тьму ржавым ножом. Ицин приподнялась, напряглась, вслушиваясь. Послышались шаги. Один, два, три… несколько человек.

Она замерла. Может, показалось?

Но шаги становились всё громче. Тяжёлые подошвы стучали по каменному полу. Нет, не показалось. Кто-то шёл и был не один. Ицин быстро развернулась и, опираясь на руки, поползла к решётке, вглядываясь в тёмный коридор. Где-то впереди замаячил огонёк факела. Свет дрожал, плясал на каменных стенах.

Стражник.

Но за ним шёл кто-то ещё. Чжа? Сердце пропустило удар, а потом забилось с новой силой. Да, она узнала её силуэт, походку, даже издалека.

И ещё один человек. Женщина?

Ицин не дышала. Внутри вспыхнула искра. Надежда.

Свет факела стал ближе, и из темноты вынырнули трое. Стражник, Чжа и ещё одна женщина. Всё происходило словно во сне.

— Я смогла, — прошептала Чжа, подбегая к решётке. Её пальцы тут же сжали руки Ицин сквозь прутья. — Я смогла. Я привела её к тебе.

Ицин смотрела на неё широко раскрытыми глазами, а потом перевела взгляд на третью фигуру.

В тусклом, но живом свете факела стало видно лицо женщины.

Она была чем-то похожа на Вую, но значительно старше. Тёмные, немного растрёпанные, волосы, собранные в косы, заплетённые с цветными нитями. На её запястьях звенели браслеты, на шее покачивались талисманы, странной формы амулеты, ракушки, перья. От неё веяло сыростью, пряным дымом, солью, словно она пришла прямо с моря.

Женщина молча смотрела на Ицин. Её взгляд был тяжёлым, внимательным, как будто она читала не лицо, а мысли.

— Ты та, о которой говорила Вую? — Голос её был низким, хрипловатым, с едва уловимым акцентом южных провинций. — Посмотрим, можно ли тебе помочь.

Шаманка протянула руку и вложила в ладонь стражника небольшой мешочек. Тугой и тяжёлый от монет. Стражник машинально сжал его, взвесил в руке и посмотрел на женщину с неожиданным уважением.

— Иди отдохни, — сказала она спокойно, но в её голосе было что-то, что не терпело возражений. — Не беспокой нас, пока я тебя не позову.

Тот промямлил что-то невнятное, кивнул и, втянув голову в плечи, удалился, оставив их троих в полутьме камеры.

Шаманка обернулась к Чжа. Её взгляд стал строже.

— Тебе тоже лучше оставить нас наедине, — произнесла она.

Чжа колебалась. Глядела то на Ицин, то на шаманку, словно не зная, стоит ли ей уходить. В глазах её читалась тревога.

Ицин посмотрела на неё и кивнула. Лёгко, уверенно. В этот миг она на мгновение снова обрела ту сдержанную силу, что когда-то помогала ей выстоять в павильоне.

— Всё хорошо, — шепнула она.

Чжа задержала взгляд на подруге, и медленно направилась к выходу, оставляя Ицин наедине с той, кто была её последним шансом.

Шаманка подошла ближе, медленно, не спеша, словно осматривала не камеру, а порог чужого дома. Остановившись у самой решётки, она посмотрела на Ицин. В её глазах не было ни жалости, ни осуждения, только спокойный интерес, как у человека, привыкшего видеть чужие страхи и желания, и больше не удивляющегося им.

Молча она расстегнула сумку, достала из неё сложенный кусок ткани и аккуратно разложила его на полу, прямо перед собой. Затем присела, скрестив ноги, сложив руки на коленях.

Ицин не выдержала. Её чуть дернула улыбка. Что-то в этом движении, в самой позе напомнило женщин на торговой улице. На таких же точно тканях, только с ярким орнаментом, сидели уличные гадалки, разложив карты, ракушки или кости, окликая прохожих и обещая рассказать судьбу за пару монет.

Шаманка приоткрыла глаза и, заметив её усмешку, спросила негромко:

— Тебе весело?

В голосе не было упрёка, только напоминание, где они находятся.

— Я не против человеческого веселья, — добавила она. — Но сейчас тебе стоит собраться. Дай свои руки мне.

Улыбка Ицин тут же исчезла с лица. В ней проснулась тревога. Ей стало не по себе, вдруг эта женщина решит, что она смеётся над ней, обидится и уйдёт? Тогда всё. Конец.

Стараясь не показывать волнения, Ицин подошла ближе и протянула руки сквозь решётку. Всё это казалось ей странным, почти игрой. Сейчас шаманка, вероятно, посмотрит на её ладони, нарисует какой-то знак или скажет таинственные слова. Или, может быть, просто молча посмотрит, покачает головой и скажет: «Ты обречена».

— Шаманка Вую сказала мне вас найти… — начала Ицин, запинаясь. — Она дала мне ту булавку. Я не знаю зачем. Она говорила, что моя мать…

— Помолчи, девочка, — мягко, но твёрдо сказала женщина, не открывая глаз.

Она держала руки Ицин в своих — тёплых, сухих, крепких — и закрыла глаза. Лицо её оставалось спокойным. Тишина в камере сгущалась. Ицин замерла.

Шаманка открыла глаза так же спокойно, как и закрыла, и негромко выдохнула. Лишь теперь Ицин заметила, что всё это время та будто задерживала дыхание, словно действительно погружалась под воду, проходя сквозь какой-то невидимый слой между мирами.

— Так что ты от меня хочешь? — спросила Юй Ши ровным голосом, будто речь шла о самой обыденной просьбе.

Ицин растерялась.

— Вы… ничего не скажете? — прошептала она. — Что я проклята? Что я обречена?

Шаманка посмотрела на неё спокойно, даже немного устало.

— Ты не проклята, девочка, — сказала она. — Всё, что с тобой произошло, это не проклятие. Это последствия. Последствия того, что твоя мать нарушила обещание, данное духам. А духи не забывают. Они берут своё, и берут любым способом. И ведут тебя к тому, чтобы это заполучить.

Она помолчала, а потом добавила:

— То, что с тобой происходит — результат нарушения сделки. Духи либо получат тебя живой, либо мертвой. Когда ты принадлежишь миру духов, у тебя нет свободного выбора. Всё уже предначертано. И ни боги, ни люди не могут разорвать эту клятву.

Ицин сглотнула, чувствуя, как в горле становится сухо.

— Но что мне делать? — прошептала она. — Что угодно, только скажите, как мне выбраться отсюда. Как изменить свою жизнь? Мне нужно принести жертву? Провести обряд?

— Свою жизнь? — переспросила шаманка с лёгкой, горькой усмешкой. — Жизнь, которую тебе дали духи? Которую твоя мать выпросила у них? Ты меня не слушаешь. Эта жизнь не твоя, Ицин. И всё, что ты можешь сделать сейчас это обратиться к духам сама. И отдать им то, что было обещано.

— А что им было обещано? — осторожно спросила Ицин, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Ты, — просто сказала Юй Ши. — Ты и есть обещание. Ты и есть награда. Ты должна стать их наградой.

Ицин нахмурилась. Снова быть чьей-то вещью? Снова жить не по своей воле, выполнять чью-то прихоть? Это её совсем не устраивало.

— А если… — она оживилась, цепляясь за мысль, — если я тоже заключу с ними сделку? Как моя мать? Пообещаю что-то позже? Что-то отдать взамен?

Шаманка посмотрела на неё, и в её взгляде появилась неожиданная мягкость. Она даже улыбнулась, но с оттенком печали.

— Нет, — произнесла она. — Ты и есть плата.

Ицин замолчала. Губы её дрогнули.

— Так что же мне делать⁈ — наконец не выдержала она. — Если я не могу договориться, если я им принадлежу, то что тогда?

Юй Ши посмотрела на неё пристально, серьёзно.

— Тогда тебе остаётся только выбрать, каким образом ты отдашь себя. На коленях или стоя. В страхе или в осознании. Это и будет твоим единственным выбором.

— Что значит — отдать свою жизнь духам? — прошептала Ицин, чувствуя, как подступает холодный страх. — Что со мной будет? Они убьют меня? Сожрут? Что меня ждёт?

Юй Ши не отвечала сразу. Она посмотрела на нее, затем, не отводя взгляда, медленно выдохнула.

— Тут уж как повезёт, — сказала она спокойно, словно речь шла о чём-то обыденном. — Бывает по-разному. Иногда духи берут душу и всё. Иногда — тело. Иногда — судьбу. Всё зависит от того, что именно они считают подходящей платой. И от того, насколько они злы и голодны.

Ицин побледнела.

— Злы и голодны? Но… ведь это не я нарушала обещание, — выдохнула она. — Это моя мать. Это её сделка. Её ошибка.

— Духам всё равно, — отрезала Юй Ши. — Им не важно, кто подписал договор, если в плату была назначена ты. Они не спрашивают, хочешь ты этого или нет. Ты — их долг.

— Значит они настолько рассержены, что, скорее всего, меня ждёт смерть? — медленно, с горечью в голосе, произнесла Ицин, делая для себя вывод.

Юй Ши качнула головой.

— Не обязательно, — сказала она. — Обещанный человек это долг. Но у него есть право выбора, кому этот долг будет отдан.

Ицин приподняла голову, внимательно слушая.

— В мире духов множество существ. Мудрых, свирепых, коварных, голодных. Если человек по собственному желанию входит в их мир, то сможет выбрать одного из них. Не всем существам нужна жизнь или смерть.

— То есть… — оживилась Ицин, — если я правильно выберу, то… могу остаться живой? Смогу выбраться отсюда? И договориться с ним?

Шаманка слегка нахмурилась. В её голосе появилась задержка, что-то тонкое, но заметное.

— Наверное, — произнесла она неуверенно.

— Наверное? — переспросила Ицин, сразу насторожившись. — Почему «наверное»?

Юй Ши медленно подняла глаза, и на её лице появилось выражение, которое трудно было расшифровать — смесь тревоги и сомнения.

— Потому что, мне кажется… — произнесла она тихо, — кто-то уже выбрал тебя сам.

Ицин нахмурилась.

— Так у меня есть выбор или нет? — спросила она, и в голосе прозвучало раздражение. — Я просто хочу выйти отсюда, найти тех, кто поступил со мной так, и поквитаться с каждым. Всё. Я больше ничего не прошу. Вы можете мне помочь или нет? Можете говорить более ясно? У меня не так много времени, чтобы разгадывать ваши загадки.

Юй Ши спокойно выпрямилась, ни на миг не отводя взгляда.

— Я могу провести ритуал, — сказала она. — Отправить тебя в мир духов. А что будет дальше, я не знаю. Там всё зависит не от меня.

Ицин опустила глаза, тяжело выдохнула и вдруг сказала тихо, почти упрямо:

— Хорошо. — Твердым голосом согласилась Ицин. — Я согласна на это… колдовство. Но скажу прямо: я во всё это не верю.

Шаманка хмыкнула, и в уголке её губ мелькнула тень усмешки.

— Веришь ты или нет, не имеет значения, — ответила она. — Мир духов от этого не исчезнет. Он не нуждается в твоей вере, как небо не нуждается в том, чтобы ты смотрела на него.

Она раскрыла свою сумку и начала аккуратно выкладывать вещи на расстеленную ткань: маленькие чаши, бутылочки с мутными жидкостями, высушенные корешки, кости животных, нечто похожее на птичий череп. Всё это ложилось на ткань с точной, выверенной последовательностью, как будто давно известный порядок был ей ближе, чем слова.

— Если готова, то слушай внимательно, — произнесла шаманка, не поднимая головы. Её голос стал ровным, медленным, как шаг за шагом выверенный ритм. — У тебя будет только один шанс. Один. Без повторов, без пути назад. Всё, что ты увидишь — настоящее. Не сон, не видение. Всё, что почувствуешь — тоже. Это будет не отражение, не игра воображения. Это будет мир духов, таким, каким он примет тебя.

Она аккуратно коснулась пальцами одной из чаш, как будто проверяя, не сбился ли порядок.

— Ты окажешься на тропе. Она будет выглядеть иначе, чем этот пол под ногами. И ты сразу её узнаешь. Что бы ни случилось, не сходи с неё. Ни на шаг. Кто бы ни звал, что бы ни обещал — не верь. Не поворачивайся, не отвлекайся, не смотри по сторонам. А если глянула — не издавай ни звука и постарайся вернуться обратно, как можно скорее. Не дай себя заметить.

Шаманка на мгновение замолчала, будто подбирая слова.

— Для каждого человека финальный путь выглядит по-своему. Он отражает его род, его корни, страхи, желания. Но ты — сэянка. А значит, скорее всего, ты увидишь свет костров, услышишь бой барабанов, почувствуешь запах дымных трав и увидишь пляски шаманов в ритуальных масках. К нам шаманизм пришел с пустошей и сэянцы веками входили в мир духов через обряды, через музыку, через огонь.

Она прищурилась, посмотрела вскользь на Ицин:

— Говорят, люди других кровей, когда попадают туда, видят иное. Ледяные реки, змеящиеся туннели, зеркала… мне это неведомо. Я знаю только то, что видела сама и что видели те сэянцы, кто приходил ко мне.

Пальцы её замерли над чашами.

— Твоя тропа будет только твоей. Но помни: идти надо вперёд и не мешкай. И лишь когда дойдешь, остановись. И смотри. Не торопись. Не говори, если не просят. И главное не соглашайся ни на что сразу. Сначала слушай. Смотри. Они окружат тебя.

— Духи? — перебила её Ицин, нахмурившись.

— Существа. Духи. Создания. Демоны. Все, кто живут по ту сторону, — спокойно пояснила Юй Ши. — Их может оказаться немало. Они почувствуют, что в их мир вошёл человек, и начнут сближаться. Не все сразу. Кто-то осторожен, кто-то проявится раньше других. Но они придут.

Она сделала паузу, смахивая пыль с одной из чаш.

— Постарайся не обезумить от страха, — продолжила шаманка, не отводя взгляда от чаши с костями. — Многие из них будут выглядеть жутко. Кто-то, как тень с длинными руками, будто вытянутыми в бесконечность. Кто-то, как зверь, покрытый глазами, которые двигаются и моргают независимо друг от друга. Кто-то, как человек, но с лицом, будто вырезанным и наложенным заново. А кто-то и вовсе только как огоньки, плывущие в воздухе, без формы, без звука.

Она посмотрела на Ицин чуть мягче.

— Главное — жди, когда с тобой заговорят. Не зови никого первой. Не прикасайся. Не отвечай сразу. Прислушивайся.

Ицин молча кивнула, всё ещё пытаясь осознать сказанное.

— Ты говорила… — медленно, с замиранием сердца проговорила она, — что кто-то уже выбрал меня?

Юй Ши кивнула.

— Да. Я это чувствую. Что-то давно идёт за тобой. Тихо. Настойчиво. Оно не торопится. Оно выжидает. Я не могу сказать, что именно, я не так сильна, как моя сестра. Она всегда видела глубже. Но если она дала тебе ту булавку, значит, скорее всего, она знала, кто это. Может быть… даже надеялась, что именно он тебя и найдёт.

Ицин уже не пыталась вникнуть в очередные загадки шаманки. Но старалась ничего не упустить, ни слов, ни пауз.

— Обычно, — продолжала Юй Ши, — если человек не испугается, если никто из духов не попытается силой его подчинить, у него остаётся право выбора. Он может сам решить, с кем заключить связь.

— А как выбирать? — спросила Ицин, стараясь говорить ровно несмотря на то, что у неё похолодели ладони.

Юй Ши посмотрела на неё пристально, чуть прищурившись.

— Это всегда по-разному. — Она говорила спокойно, не спеша. — Кто-то чувствует сердцем. Кто-то тянется к голосу. Кто-то доверяет виду. А кто-то… ошибается. Поддаётся на лесть, на иллюзию, на страх. Выбор — это и есть твоё испытание. Ты должна быть внимательной. И очень честной с собой. Потому что они тебя увидят настоящую. И твои стремления, желания и потребности — большой соблазн для них.

Ицин нахмурилась, задумчиво проведя пальцами по холодному пруту решетки.

— Я плохо всё это представляю, — призналась она. — И ещё меньше понимаю. Ну хорошо, допустим, мне кто-то… приглянётся. Я решу его выбрать. А что дальше?

Шаманка сдвинула одну из чаш к центру ткани, не торопясь отвечать.

— Так как ты не шаманка, — сказала она, — всё, скорее всего, пройдёт спокойнее.

— Спокойнее? — переспросила Ицин, насторожившись.

— Да, — кивнула Юй Ши. — Понимаешь, когда дух выбирает в спутники шамана, это может вызвать недовольство у других духов. Иногда они нападают, соревнуются, мешают. Но ты — не шаманка. Ты — дар. Тебя отдают, как плату. И потому, как только ты сделаешь выбор, всё закончится.

Ицин ощутила, как внутри сжалось что-то тяжёлое.

— Закончится… как? — спросила она тише.

— Это уже зависит от того, кого ты выберешь, — спокойно ответила Юй Ши. — Дух просто получит то, за чем пришёл. Если это будет голодный дух, он может пожрать тебя — буквально. Если ты выберешь того, кто жаждет земной жизни, он может вселиться в тебя. Занять тело. Прожить твою жизнь вместо тебя.

— А есть… — Ицин сглотнула, — есть другие варианты?

Шаманка чуть улыбнулась.

— Можно найти компаньона. Существо, которому не интересна ни твоя плоть, ни душа. Лишь присутствие в этом мире. Связь. Иногда такие духи становятся чем-то вроде тени, совета, силы рядом. Хозяином.

Ицин долго молчала. Слово «хозяин» ей не понравилось, но это показалось ей лучшим вариантом из предложенного. Она негромко, почти неуверенно сказала:

— Мне бы подошёл такой.

— А у тебя есть что ему предложить? Вдруг он откажется? — спросила шаманка с лёгкой, почти лукавой улыбкой, не глядя на Ицин, будто между делом, пока перекладывала кости в чашу.

Ицин моргнула, чуть нахмурившись. Вопрос шаманки застал её врасплох. Как все было сложно.

— А что можно предложить? — спросила она.

Юй Ши подняла взгляд. Он был внимательным, немного насмешливым, но без злобы.

— Всё зависит от того, кто он и что ему нужно. Одни ищут воспоминаний, которых у них нет. Другим важны эмоции, запахи, ощущения — то, что они утратили или никогда не знали. Кто-то охотится за телом, кто-то за сном, кто-то за голосом, чтобы снова говорить. Есть такие, кто торгуется за имена, иные же — за земные удовольствия, которые ты дашь им.

Она помолчала и добавила чуть тише:

— А бывают и такие, кто просит совсем немного. Лишь место рядом. И возможность наблюдать.

— Зачем кому-то такое? А впрочем, не важно, — Ицин побоялась, что шаманка снова начнет говорить непонятные вещи, — Что будет, если я соглашусь? Если предложу то, что у меня есть — память, чувства, голос или что он там захочет. Он оставит меня в живых? То есть, я буду прежней? Я буду сама собой?

Шаманка кивнула.

— Если ты дашь ему то, что он ищет, — да. Но будь осторожна. Иногда дух не знает, чего хочет, пока не попробует. И тогда он захочет большего.

Она провела пальцем по краю чаши, и та издал глухой, протяжный звук.

— Поэтому я и говорю — выбирай с умом. Слушай свое сердце.

Шаманка закончила раскладывать предметы на ткани. Последним она аккуратно положила в центр тонкую палочку, обмотанную красной нитью, и поправила её, будто от того, как она ляжет, зависело что-то важное.

Затем выпрямилась, сцепила руки на коленях и посмотрела прямо на Ицин.

— Ты готова? — спросила она спокойно, без нажима, но с той внутренней твёрдостью, которая не оставляла места для колебаний.