Перегрины. Правда за горизонтом

Глава 25. Сто лет тому назад

100 лет назад. Имя: раб Клавдий. Место: новая земля, Терра Нова

Римляне еще только обустраивали лагерь на новой долгожданной земле. С галер выводили коней, рабов и другой скот, чтобы отлежался после многодневной качки. Скакуны сразу валились на землю, так что их даже не спутывали. Рабы-гребцы держались крепче, потому их делили на группы по 20 человек, пропускали цепи сквозь ножные кандалы и соединяли цепь замком. Лагерь еще не был обустроен, когда воины, бывшие в дозоре, нашли к северу ручей. Так что рабов с грузового «Дельфина» заковывать не стали, дали им амфоры и велели идти за водой. Через полхоры первая партия уже вернулась. Амфоры, как кабаньи тушки, были подвязаны к шестам, из них капало, и это свело перегринов с ума. Все кинулись к носильщикам, выбивали крышки из амфор, подставляли иссохшие рты под струи воды. Рабов же ждали новые ряды пустых кувшинов. Трижды пришлось им ходить к ручью, пока все не напились всласть.

Все свободные, конечно. Прикованные гребцы сидели вынужденными кружками по 20 человек и покорно ждали. Клавдий стал одним из тех, кому велели напоить гребцов. Разумеется, первым делом подросток подтащил амфору к своим – с «Тита». Выбил пробку, набрал миску воды и вежливо протянул ее Атаульфу. А как иначе – северянин держал в кулаке всю гребную кодлу на флагмане. И дело было не только в силе – вон чернокожий Скат намного здоровее германца, а слушается того. Клавдий был уверен, что до плена и рабства был Атаульф великим вождем в своих землях. Вторую миску – Скату. Здоровенный негр нетерпеливо выхватил чашку, но пить стал медленно, хотя и понимал, что остальные 18 гребцов мучительно ждут своей очереди.

– Ну ты посмотри, – растянул Скат в улыбке толстые губы. – Наш-то сладенький паренек – великий воин! Вон какой синячище заработал. Опять, похоже, наш славный владыка «Тита» Вегенций мальчика оприходовал...

Концовка речи была скомкана, так как миска с остатками воды резко ударила негра в лицо.

– Заткни свою поганую пасть, если из нее не может выйти ничего путного, – процедил Атаульф. – Этот синяк и есть знак настоящего воина. Потому что, когда ты слабый ребенок и раб, то вступить в бой с тем, кто сильнее, кто облечен властью, может только настоящий воин.

Клавдий всё это время стоял, не шелохнувшись. Лишь белое конопатое лицо его покрылось краской, а плотно сжатые костяшки пальцев побелели. Боль и унижение еще переполняли его и хотелось задушить Ската собственными руками. Утром, едва по кораблю пронеслась весть о земле, командир «Тита» Вегенций вызвал корабельного служку к себе в каюту. И сразу поволок его к тюфяку. Клавдий, как и прежде, стал отбиваться изо всех сил. И, как и прежде, римского офицера это не остановило. Только на этот раз он не просто скрутил его, а жестоко и с особым сладострастием избил. А затем ушел на палубу, руководить маневрами галеры.

Атаульф поднял с земли миску и протянул ее рыжему пареньку.

– Прости моего товарища, если сможешь, Клавдий, – спокойно проговорил он. – У него нет прошлого, с рождения он носит кандалы, а значит, не ведает жизни человека. Скат может быть только зверем. Налей ему в знак прощения еще воды вместо пролитой.

Атаульфу трудно отказать. Сдерживая дрожь от гнева, Клавдий наклонил амфору, долил в миску воды и протянул ее чернокожему рабу, который исподлобья глядел на происходящее. Публичное унижение заставляло зверя в его груди рычать, но Скат терпел. Однако миску не брал. Клавдий протянул ее еще поближе, как вдруг Атаульф перехватил его руку и притянул к себе.

– Скажи мне, мальчик, что ты чувствуешь? – жарким шепотом спросил германец парня, почти прижавшись к самому уху. Клавдий судорожно вырывался, но хватка гребца, часами ворочающего весло, была железной.

– Что ты чувствуешь, мальчик? – снова и снова повторял Атаульф. – Когда сильный мужчина прижимает тебя к себе. Когда стискивает в своих крепких объятьях.

– Отпусти! – сипел полупридушенный Клавдий. – Отпусти, тварь!

– А то что? – ухмыльнулся германец.

– А то убью! – сорвав голос, заверещал Клавдий. – Клянусь богом, убью!

И отлетел в сторону, потому что руки гребца внезапно разжались.

– Да ты воин, – без тени улыбки сказал Атаульф. – Иди же и убей его.

Встающией на ноги Клавдий застыл.

– Кого?

– Вегенция. Ты не должен терпеть. Убей его.

– Но как? Атаульф, что ты говоришь! Как я смогу убить его? Он силен, у него меч, его слушаются воины.

– Если враг многократно сильнее, воин наносит удар, когда находится в самом выгодном положении, Клавдий. Дождись ночи. Возьми любой из этих камней. И разбей ему голову.

Клавдий оторопело сел. Остальные рабы в связке, слышавшие эти слова, тоже испуганно вертели головами – не услышал ли кто – и невольно старались отсесть подальше, насколько позволяла общая цепь. Зато Скат оживился.

– Камень не оружие, – зашептал он оживленно. – С ним тебя и не поймают. Только найди какую-нибудь тряпку. Вложи в нее камень, в самую середину и возьмись за концы – получится кистень. Таким кистенем удар в разы сильнее получится! Разнесешь ему башку вдребезги!

– А что потом? – побледнев, спросил Клавдий. – Меня же казнят!

– Ради победы над врагом можно и умереть, – неспешно ответил Атаульф. – Но на этот раз тебе не нужно умирать, Клавдий. У Вегенция есть ключи. Среди них и тот, что отпирает наши цепи.

Германец наклонился к Клавдию и посмотрел ему прямо в глаза.

– Убей Вегенция и принеси ключ нам. И уж мы тебя не выдадим. Мы вместе сбежим в эти леса. Там мы станем свободными. И там тебя никто не тронет. Потому что все будут знать, что ты – воин. И что ты делаешь с теми, кто к тебе пристает.

Холод пробежал по спине Клавдия. На какой-то миг всё показалось таким простым и ясным, что рука сама потянулась к лежавшему поблизости окатышу. Но потом отдернулась. В страхе Клавдий подскочил и, оставив амфору рабам, пустился прочь, к общей суете в центре лагеря.

Чуть позже, отдышавшись и успокоившись, он пошел к Геммию. Мудрый и рассудительный дед должен был успокоить его. Старик хоть и был рабом, но пользовался заслуженным уважением на «Тите», где исполнял работу плотника и кузнеца. Геммий уже много лет не носил кандалов, а потому порядок мира виделся ему правильным: служи лучше других – и к тебе будут относиться милосердно. А окажешься строптивцем – так получай заслуженные цепи и исполосованную кнутом спину. Клавдий шел к Геммию, чтобы прикоснуться к его покою, почувствовать, что такая жизнь нормальна.

Но всё пошло насмарку после первого же вопроса о синяке. Придушенный огонь вспыхнул с прежней силой, стыд и боль стали жечь сердце калеными прутами. И среди всего этого гудел тихий спокойный голос германца: «Иди и убей его».

Чтобы хоть как-то приглушить боль, Клавдий до позднего вечера брался за самую разную работу. Но, когда, наконец, все улеглись, ядовитый огонь вновь вернулся. Как и слова Атаульфа. Паренек смотрел на черные силуэты галер. А потом рука его сама нащупала еще теплый от солнца ноздреватый камень.

Клавдий почти не помнил, как прошел через весь лагерь, потом мимо старика Геммия. Как забрался на борт «Тита», миновал двух храпящих стражей и тихонько проник в каюту. Вегенций лежал голым, из-за жары он скинул с себя покрывало. В темноте каюты почти ничего нельзя было разглядеть, но парня всё равно передернуло от отвращения. Зная, где господин снимает одежду, Клавдий нашел шейный платок и замотал в него камень. Длина самодельного кистеня получилась не больше двух ладоней. Раб крутанул его и почувствовал силу летящего камня. Он вернулся к тюфяку и замер.

До этого мига пареньку казалось самым трудным решиться. В ударе же он не видел ничего сложного. Но тут заробел. У него есть всего одна попытка. А если не удастся? Если он попадет не точно или удар будет недостаточной силы? Или в тесноте каюты камень зацепится за что-то? А еще было невыносимо смотреть на лицо старшего офицера и представлять на его месте кровавое месиво. Вегенций вдруг предстал таким хрупким! Хотелось закрыть глаза, но, не глядя, точно нельзя бить – можно упустить единственный шанс.

Клавдий моментально взмок. Его начало подташнивать. Панический голосок внутри уговаривал положить платок на место и тихонько уйти. Еще не поздно! Никто не заметит. И всё пойдет по-старому.

По-старому? Злые крепкие пальцы будут вжимать его в тюфяк, мерзкое потное тело – наваливаться сверху… Камень чуть ли не сам собой резко крутанулся по короткой дуге и вошел прямо в ухо римлянину. Хрястнула кость, тело резко дернулось, но что-то подсказало Клавдию, что это уже только тело. Ибо трудно оставаться живым после таких перемен в форме черепа. Труп заелозил по тюфяку, раб отпрянул к стенке, наполненный мистическим ужасом. «Сейчас встанет и покарает меня за убийство», – в ужасе думал он. Но тело затихло, и на каюту навалилась по-настоящему мертвая тишина. Рвотные позывы утихли, и, стараясь находиться как можно дальше от тела, Клавдий принялся искать ключи. Открыл крышку сундука и вскоре нашел большую связку. Обмотал ее кровавым платком, чтобы не звенела. Потом еще оглядел каюту и решил взять меч Вегенция и кинжал. «Меч я отдам Атаульфу, а кинжал оставлю себе, – решил паренек. – И больше никто меня не тронет. Потому что я воин».

Обратный путь также прошел без проблем. Рабы валялись бесформенной кучей и храпели во все свои глотки. Но, как только Клавдий приблизился, из темноты раздался тихий шелестящий голос:

– Я не сомневался, что ты придешь.

Клавдий вздрогнул. Вглядевшись, рассмотрел пару сверкающих глаз, затем стали проявляться очертания головы, тела. А вот еще пара гораздо более ярких белков на уже совершенно неразличимом в ночи лице.

– Надо же, парень! Пришел! – воскликнул Скат и тут же добавил хмуро. – А ключи?

Клавдий вместо ответа метнул в него замотанную связку. Застать черного гребца врасплох не удалось – возникшая из ниоткуда рука выхватила летящий предмет и замерла. Широкие ноздри шумно втянули воздух.

– Да ладно… Кровь? – Скат приблизил связку к лицу. – Клянусь всеми сиськами подлунного мира – ты прибил эту римскую свинью!

Атаульф цыкнул на своего подручного.

– Ищи нужный ключ, брат, – добавил германец. – Ты молодец, Клавдий.

Рыжий парень смутился и протянул ему руку с деревянными ножнами обтянутыми красной кожей, в которых покоилась офицерская спата.

– Возьми, Атаульф, это тебе.

Он, скорее, почувствовал, как вспыхнули глаза раба. Германец положил руку на деревянную рукоять и перестал дышать.

– Нашел! – оборвал тишину Скат. Замок звякнул, и цепь с шуршанием стала проходить сквозь петли кандалов. Рабы, конечно, уже проснулись. С удивлением они смотрели на свободные ноги, с ужасом – на блеск клинка в руках Атаульфа.

– Всем цыц! – прошипел германец. – Хотите – можете бежать с нами, не хотите – сидите здесь, дожидаясь хозяев. Но, пока мы не освободим остальных, сидеть тихо и даже не пердеть! Скат, отпирай там и там, я помню, где усадили ребят с нашего ряда.

Скат работал очень быстро, замок за замком отпирались стремительно, смелые рабы потихоньку сползались к Атаульфу. Казалось, ничто не помешает побегу. И все-таки в очередной двадцатке какой-то раб истерично закричал. То ли испугался, что его прирежут вместе с бунтовщиками, то ли выслужиться хотел. Долго кричать не дали – свои же соседи тут же придушили предателя. Но от ближайшего притухшего костра к копошащейся массе направился страж, кажется, из галлов. Парень был молодой, но он сразу понял, в чем дело.

– Валите его! – уже не скрываясь, резко крикнул Атаульф. Десяток теней кинулись к легионеру. Одного солдат успел лихо насадить на фрамею, но затем ему даже не дали выхватить за меч. И все же галл успел громкими криками поднять переполох. Вокруг стали вскакивать воины, цеплявшие на руки тяжелые щиты.

Бивак рабов расположили у берега, почти в ровном полукруге костров, где разместились свободные. Теперь там один за другим разгорались факелы.

– Бежим! – Крикнул Скат. – Если рванем вдоль моря – успеем!

– Нет! – яростно заорал Атаульф. – Мы еще не всех наших освободили.

– Нас убьют!

– Не убьют! – германец схватил негра за ухо и притянул к себе. – Мы будем свободными! Расковывай братьев, Скат, а я пока задержу римлян.

Он выхватил спату, отшвырнул дорогие ножны и заорал.

– За мной! Все, кто уже свободны! Хватайте палки, камни и бейте римлян!

К нему почти сразу присоединились десятка три гребцов. Не меньшее число освобожденных трусов метнулось крысами в спасительную темноту. Но большая часть, всё еще не понимающая, что происходит, продолжала сидеть на гальке. Клавдий вытащил кинжал из-за пояса и побежал за своим вождем. «Я не трус, я воин!». Споткнулся о какую-то палку, машинально подхватил ее свободной рукой и встал в неровный строй новых товарищей.

Некоторое время ничего не происходило. Вооружившихся римлян было слишком мало, они закрылись щитами и внимательно следили за взбунтовавшимися рабами. Когда их собралось больше десятка, раздалась отрывистая команда, и маленький строй двинулся на гребцов. Тут же воины стали появляться с других сторон: ландоуды и галлы. Взметнулись копья и мечи, полилась первая кровь.

Клавдий яростно лупил палкой по огромному щиту, не давая тому даже мига на контратаку. Он что-то громко орал наполовину от ярости, наполовину от страха. Вдруг кто-то схватил его сзади за пояс и резко выдернул из дерущегося строя. Стремительно обернувшись, парень увидел перед собой кривенького плотника Геммия и остановил замах.

– Клавдий! Мальчик! – испуганно ощупывал он плечи паренька, словно проверяя ребенка: не ушибся ли. – Пойдем, бежим отсюда!

Старик пытался ухватить Клавдия за руку и утащить во тьму.

– Никуда я не пойду! – яростно вырвал тот руку. – Это я всё затеял, Геммий! Слышишь? Я убил эту тварь – Вегенция – и освободил гребцов!

– Я знаю, мальчик, – опустил глаза Геммий. – Знаю. Но, пожалуйста, пойдем со мной. Тут опасно, тебя могут убить.

Губы старика дрожали, он мучительно подбирал слова, но каждый раз выходило только: «Пойдем, пойдем отсюда». Тут на говорящих навалилась новая толпа рабов. К дерущейся линии пробирался Скат. Костры вокруг разгорелись, и было видно, что за негром идут уже более сотни раскованных гребцов.

– Атаульф! – прорычал он. – Нас окружают. Надо бежать прямо сейчас, если не поздно.

Германец пнул в щит врага, разъяренно обернулся на Ската, но, бегло окинув картину боя, сдержался. Римляне и их друзья уже сплачивали ряды повсюду, даже от кораблей тянулась стража.

– Хотя бы с «Тита» ты всех успел расковать? – тихо спросил он подручного.

– Всех-всех, – поспешно заверил вождя Скат. – И многих других.

Подняв оброненный факел, Атаульф прошел в гущу толпы.

– Идем на прорыв! – крикнул он. – Бежим туда, куда полетит этот факел. Сначала сминаем врага, а потом изо всех сил бежим в лес! Тех, кто будут последними, добьют римляне. И не разбегаться – только вместе мы сможем отстоять свою свободу!

Выдержав паузу, осмотрев всех, германец размахнулся и метнул факел далеко за спину римлян.

– Вперед! – и аморфная толпа хлынула на редкий строй щитоносцев. Тьма помогла – мало кто видел мечи и копья и смело пёр вперед. Задние еще более смело толкали передних, надеясь прорваться по их трупам. Так и случилось: десятка два рабов уложили на месте, но основная масса опрокинула шеренгу воинов и рванула в лес.

Клавдий устремился за всеми сразу, услышав команду Атаульфа. Геммий, что-то причитая, уцепился за его руку, но подросток гневно вырвал руку. Старик неуверенно остановился. Он испуганно озирался на орущих рабов, на приближающихся римлян. Непутевый мальчишка уже практически исчез среди бегущих спин. И, застонав, Геммий припустил вслед за всеми.