Перегрины. Правда за горизонтом

Глава 12. Я твое море

Имя: Гуильда. Место: остров Порто Рикто

– Сестренка! – раскатисто пронеслось от Инхено. Услышав знакомый голос, Гуильда недоуменно обернулась. От берега ручья, где только что пристало каноэ, огромными скачками несся светловолосый гигант с развевающимися косами.

– Альдабад! – радостно завизжала девушка и бросилась навстречу. Родичи сошлись на полпути друг к другу, Гуильда с хохотом повисла на шее брата, который держал ее, словно в ней не было никакого веса. Через несколько вдохов макатиец опустил сестру, и они встали, соединившись лбами, – Гуильда едва могла дотянуться.

– Вот и остались мы с тобой вдвоем, сестренка, – после долгой паузы совсем тихо произнес Альдабад.

– Что?

– На Ниайгуай напали. Макати захватили и разрушили. Многие погибли.

Гуильда зажала рот ладошками.

– Из нашей семьи остались только мы…

– Что случилось? – глаза девушки наполнились слезами.

– Это долгий разговор – в двух словах не расскажешь. Со мной Мелид, брат твоего мужа – он тоже был всему свидетелем. Где твой Валетей? Мы бы вам обоим всё подробно и описали.

– Да ходит где-то по деревне, – хмуро ответила Гуильда, но тут же спохватилась. – Я найду его! Пойдемте к нам домой!

Она отвела гостей в хижину и кинулась искать мужа. Тревога сдавливала грудь, страшные и недосказанные новости от брата не давали покоя. Валетей нашелся на грядах, он с первой фразы жены проникся ее беспокойством, и оба они бегом побежали домой.

– …И Хролейф проиграл бой их предводителю, – покачал головой Адальбад. – Он, конечно, был ранен, но все равно – это было…

Макатиец не мог подобрать слова и в смущении отхлебнул отвар, который уже давно остыл. Чтобы замять неловкую паузу, рассказ продолжил Мелид.

– Их вождя одолел летапикец. Это было неожиданно. Феррот наседал со всех сторон, тот едва мог защищаться. А потом пара стремительных ударов – и «железный» уже повержен! Я к тому же был далеко, видел плохо. Собственно, после этого бой и окончился. Часть ферротов успели бежать на двух своих лодках. Кругом же валялись десятки трупов. Освободившиеся макатийцы сразу стали подбирать оружие и готовить оставшиеся лодки врагов к отплытию. Десятка два летапикцев присоединились к ним. Я тоже отправился с Альдабадом.

Ввечеру мы пристали к Ниайгуаю. Подкрались к Макати и в темноте вырезали всех ферротов, что сторожили пленников. Оказывается, те, кто бежал с поля боя на Папникее, даже не завернули сюда – прямиком поплыли домой, в Пусабану. Возрадуйся, Валетей, наш брат оказался жив! Клавдей был ранен в ногу, она опухла и горела, но сейчас опасность уже миновала. Но не всем повезло: ферротская стража убила немало пленников. Почему-то в основном это были старики.

В хижине снова стало тихо.

– В общем, в Макати никто оставаться не захотел, сестра, – подытожил Альдабад. – Всех, кого смогли, вывезли в Летапику. После Хролейф и вожди «детей» отправились к портойям – за помощью. Мы вместе с ними приплыли на Вададли – Мелиду надо было отвезти Клавдея домой. Послы пошли к главе Принципов и просили его помочь воинами для защиты всех северных земель.

– Прямо к Корвалу? – удивился Валетей.

– Ты же не знаешь, – спохватился Мелид. – Бессмертный умер. Прямо перед нашим прибытием. Как-то ноги сами собой в усадьбу Принципов пошли.

– И что?

– Пообещал помочь, – повеселел Мелид. – На Папаникее сейчас такая гора железа – и ножи, и копья и шлемы – есть чем поделиться с союзниками. Так что сейчас на Вададли готовится отряд для отправки на прекрасный Папаникей. Будем вместе ждать ферротов, если они попытаются отомстить за своих.

Ну а дальше уже всё просто: я повез Клавдея домой на Суалигу. Альдабад, узнав, что дорога на Порто Рикто лежит мимо нашего острова, присоединился ко мне. А потом уговорил направиться сюда. Да я и сам хотел – на Суалиге только про вас и говорят! Про огромные земли, большие походы, огромные каноэ.

– Ну, брат, после вашей истории, наши дела кажутся детской возней, – усмехнулся Валетей. – Более-менее отстроились, общаемся с несколькими общинами сибонеев. Затеяли поход в горы против людоедов. А недавно напали на людей моря вместе с Суалигой. Вот и всё.

– Размеры этой земли потрясают, – признался Альдабад. – Невероятные просторы. Скажи, а если придется нам все силы Севера бросить против ферротов, смогут местные дикари участвовать в нашей войне?

– Кори, конечно, не воины, – Валетей почесал затылок. – Но это храбрый народ, и убивать они умеют. С дикарями мы довольно дружны, помогли им против людоедов, но просто так да неведомо куда они, конечно, не захотят плыть. Но местным нравятся многие наши изделия: топоры и пилки, легкие плетенки. А особенно – керамика. Вот за такие подарки, думаю, сможем с окрестных общин собрать… ну, десятка три человек.

На лице макатийца проявилось слишком явное разочарование. Валетея это расстроило, и свое чувство он тоже не смог скрыть.

– Но еще и сами портойи, здесь живущие. А это – еще больше трех десятков. Причем большая часть – обученные Нефримом воины. Да и остальные уже участвовали в схватках.

Гуильда не понимала, с чего у Валетея проснулась такая страсть к хвастовству. Три десятка сибонеев не собрали даже для похода в горы, а уж в той войне местные были заинтересованы. А тут – плыть в неведомые дали на бой с ужасно сильным врагом! Да и про боевой опыт портойев – сильно преувеличено. Уж Гуильда-то знает, что такое настоящие воины! Она выросла среди таких…

Девушка сразу вспомнила, что случилось недавно с ее домом, и потемнела лицом. Валетей же, как будто услышал ее мысли и начал говорить уклончиво:

– Нам только перевезти столько людей не на чем – порториктонские каноэ мы отдали. Сейчас заложили сразу три новых. Но когда еще их сделают! И с подарками у нас тут туго – вещей и инструментов самим еле хватает. Первая печь гончарная уже готова, но она без остановки обжигает кирпичи на вторую печь.

Речь его стала весьма похожей на оправдания, и муж Гуильды это тоже почувствовал. А хотелось-то хвастаться.

– Ничего! Мы постепенно прибираем этих кори к рукам. Они уже чувствуют нужду в нашей защите, охотно работают за подарки. А скоро мы еще одной веревочкой их к себе привяжем. Я сам пример подам.

Гуильда моментально вскочила на ноги.

– Ты что, этим хвастаться собрался? – в сердцах вырвалось у нее. – Да еще и брату моему!

– А что такое? – нахмурился Альдабад.

– Да девку местную он решил в дом привести! Второй женой, – девушка не хотела, вот честное слово, не хотела, однако предательские слезы уже набухли в глазах. Так уж сердце требовало пожаловаться… Кому ж теперь, кроме как брату? Единственному оставшемуся родичу.

Макатиец смутился и закряхтел, не зная, что сказать. Хочется защитить младшую сестру, которую так давно не видел. Но от чего? Да еще и находясь в гостях у ее мужа, разделив с ним еду.

– Малышка, – неуверенно начал Альдабад. – Но ты ведь знала, каковы обычаи у портойев, когда тебя нарекали невестой. А твой муж теперь не абы кто, а большой вождь. К тому же совершивший удивительное – открывший такую великую землю! Сама понимаешь, такому человеку у северян просто нельзя быть с одной женой… Вторая жена – да у тебя ведь гордость должна быть, а не обида.

– Гордость?! – Гуильда задохнулась. – Встать в очередь за любовью – гордость? Слушать, как стонет под твоим мужем другая женщина – гордость? А я вот знаю другое портойское слово для этого – унижение! Слышал, брат? Сколько мешков соли стоило мое унижение?

– Ты язык-то свой укороти! – рявкнул Альдабад. – Обе семьи уже готова грязью выполоскать. Солью меня попрекаешь? Между прочим, Протиты нам теперь почти кровная родня! Я с братом твоего мужа в двух битвах плечом к плечу стоял. Мы вместе кровь проливали! И чужую, и свою.

Брат метал молнии из-под бровей, и Гуильда сникла. Ох, ну зачем она про эту соль ляпнула! Ведь он один здесь мог поддержать ее. Заступиться. Хотя бы пожалеть. А теперь и он вызверился. Хорошо, небось, муженьку сейчас – все на его стороне (в Мелиде, который выкупил ее для своего брата, она и на миг не сомневалась).

Но муженьку что-то не было хорошо. Он как-то растерянно смотрел в пустую чашку из скорлупы ореха и бормотал тихонько: «Унижение… Унижение…». Словно пробовал слово на вкус. И, судя по его лицу, оказалось оно не очень вкусным.

– Гуильда! Лиани... – слегка неуверенно заговорил Валетей. – Я не думал раньше так об этом. Послушай меня, я не хочу тебя обижать. Могу пообещать, что сделаю всё для того, чтобы ты не видела и не слышала, как я предаюсь утехам с другой женой.

Макатийка вскочила. Смуглое лицо ее залилось краской. Вот это пожалел! Снизошел, муж любимый! Бери, Гуильда, и храни, как великое благо! Твой суженый любить тебя не будет, не будет мечтать о тебе и страдать без тебя… Но зато он тебя пожалеет!

Девушка задыхалась от гнева и невозможности найти слова для описания того, как ей больно. Он же ничего не понимает! Вон как решил ее избавить от унижения.

– Обезьяна блудливая! – только и вырвалось у нее. Дальше разговаривать было не о чем. Разгоряченная гневом и обидой Гуильда откинула полог входа и выбежала прочь из дома.

Попав во тьму и воду, ночь еще не наступила, но за несколько хор беседы и ссоры в хижине, всё небо незаметно обложили густые тучи, так что свет вечернего солнца не пробивался к земле. А с туч лил тихий спокойный, но очень густой дождик. Гуильда моментально намокла, но даже не дернулась шагнуть назад – сейчас ей дома делать нечего.

Она припустила бегом вниз по тропе. Заботливые пряди дождя старательно смывали со щек слезы, чтобы никто не уличил жену вождя в том, что она ревет, как маленькая девчонка.

Но куда же податься? Забежать в другую хижину? А что она там скажет? Почему чужая мужняя жена в непогоду не у себя дома сидит, а по чужим шастает? Соскучилась так сильно?

Гуильда бежала, не понимая куда, а дождь всё лил. Вдруг девушка увидела в сгущающихся сумерках каноэ, развалившиеся на берегу Инхено. А два из них стояли вверх дном на чурбаках – портойи хотели почистить дно, да, видимо, из-за дождя так и оставили. Вот где можно дождь пересидеть! Гуильда ускорилась, метнулась в спасительную темноту под каноэ.

И испуганно вздрогнула.

– Вот так здравствуй, – тихо удивилась темнота. – Даже не буду тебя спрашивать, почему ты в дождь оказалась здесь. Но так интересно узнать, почему ты из двух каноэ залезла именно под это?

Гуильда сначала разглядела только два ярких белых глаза, затем, рассмотрела почти не различимый в темноте силуэт. Но зато сразу узнала голос. Вместе с ней под каноэ оказался Нефрим. Точнее, это она оказалась вместе с ним, так как Мехено явно оказался здесь раньше. Не задумываясь, она хотела было рвануться назад, но остановила себя. Этот испуг будет выглядеть еще более странно. Девушка окончательно забралась под каноэ и села в самый дальний от Черноголового угол.

– Наверное, это вышло случайно, – бесцветным голосом ответила она на вопрос Нефрима. Взгляд ее был устремлен вниз, руки крепко обхватили поджатые колени. Гуильда остро застеснялась своего тела. Она-то ангустиклавия почти не видела, но чувствовала, что его яркие в темноте глаза оглядывают ее всю.

– Может быть, и случайно, – кивнул чернявый гигант. – Всё может быть. Уходишь в горы от моря – а попадаешь в море…

Гуильда не поняла сказанного, но переспрашивать совершенно не хотела. Она была уверена, что объяснение ее… Напугает? Обрадует? Гуильда не хотела этого знать. А потому надо что-то говорить.

– А как ты оказался тут?

– А я уснул на берегу ручья, – ответил Нефрим, и черноту лица рассекла улыбка, вывалив пригоршню белых зубов. – Так старательно эти горы искал, что утомился и уснул. И попал под дождь. Вот и спрятался. А тут – ты.

И такое это было «ты», что Гуильда задохнулась.

Под каноэ нависла тишина. Девушка, кстати, уже придумала, о чем говорить дальше. Можно рассказать, что к ним в гости приехал ее брат. Что на Прекрасных островах бушует война. Но не стала говорить ничего. Тишина, оказывается, уже перестала быть неловкой. Напротив, это было приятно – сидеть к темном углу и… видеть, как смотрит на нее Нефрим. Плотные струи дождя, дробь капель по дну каноэ, словно закрыли девушку от всего остального и мира, от всех его «можно», «нельзя», «полагается». Словно лианы, которыми она была плотно обмотана, спали – и Гуильда поняла, что всегда хотела этого! Она не знала, сколько реального времени входит в это «всегда» – это было просто всё время, которое имело значение. Она хотела, чтобы эти глаза смотрели на нее именно так! Она хотела глядеть в них и понимать, что она – единственная женщина на земле! Независимо от того, сколько еще женщин по этой земле бродит. Не первая жена, не вторая, не любимая жена. А единственная. К этому слову даже добавлять ничего не надо, ни «жену», ни «женщину», ни что-либо еще. В одном слове есть всё, что ей нужно. А в глазах Нефрима оно явно читалось.

И от этого было так хорошо!

«Какая же я дура! Зачем я столько времени запрещала себе чувствовать это? Зачем гнала от себя это счастье? Чувствовать этот взгляд и не бежать, не отворачиваться – это же счастье».

А ее лишили этого счастья. Семья, продавшая девушку на север, муж, которого она так старалась любить, но не получала ответа. Весь этот мир, утверждающий, что любовь чужого мужчины – зло.

Разве может быть любовь злом?

– Ты не избегаешь моего взгляда, Гуильда, – заметил Нефрим. Воин сидел там же, где и раньше, опираясь на чурбак, поддерживающий каноэ. Их разделало не меньше двух локтей. Но он был так близко! Она чувствовала его тепло, которое мягко отогревало замерзшее от воды тело.

– Ты утреннее солнце, – едва слышно прошептала она.

Солнце может быть очень жестоким. Особенно в полдень в каноэ, в открытом море. Но утром, когда тело замерзло, первые лучи солнца – это настоящее счастье.

В шуме дождя Мехено, конечно, не мог ее услышать, но заметил шевеление губ.

– Что ты сказала? – спросил он.

– Ничего, – улыбнулась Гуильда. – Я не хочу больше избегать твоего взгляда. Взгляда, который осудят все: и портойи, и мои родичи. Я женщина. И я создана духами для того, чтобы на меня так смотрели.

Нефрим замер. Гуильда почувствовала, как затяжелело его дыхание.

– У меня не получается иначе, – глухо ответил он. – С того дня, как увидел тебя на Суалиге.

Он быстро оборвал сам себя.

– Я понимаю, как это звучит. Увидел красавицу и вожделею ее. Ты красивая, Гуильда, но дело совсем не в этом. Я был потрясен другим. Твоей отчаянной решимостью. Твоей смелостью, – Нефрим замолчал, испугавшись своих слов. – Ты так непохожа на других.

И снова тишина, приправленная шумом дождя. Гуильда чувствовала, как предательская влага наполняет ее глаза. На Суалиге она рискнула ради мужа, а оценил это другой.

– Я запрещал себе думать о тебе, – продолжал Нефрим. – Но ты – мое море. В какие бы горы я ни уходил, какими бы делами ни заполнял свою жизнь, как бы ни прятался – море всегда со мной. Ты шумишь в моей груди и лишаешь покоя. Плеск твоих волн наполняет меня сладостной болью.

Темнокожий гигант запустил руки в курчавые волосы и выдохнул с невероятным облегчением.

– И я не верю, что, выбирая из двух каноэ, ты случайно попала именно сюда. Ко мне.

Щеки Гуильды пылали. Так страшно и прекрасно было слышать признания Нефрима. Как она мечтала быть любимой – и вот оно здесь! Словно стоишь перед огромной пропастью – и дух перехватывает. Нет сил шагнуть. Но там впереди – солнце.

– Ты мое солнце, – уже громче сказала девушка. – А я – твое море.