Перегрины. Правда за горизонтом

Глава 4. Три воина

Имя: Катагуа Кайман. Место: Остров Вададли

В день шестой месяца Гладкой Воды 96 года от Прихода Гемия, да пребудет он на небесах вечно, посольское судно владыки ферротов прибыло в гавань деревни портойев. Корабль пришвартовался к деревянному причалу, и через высокий борт легко перепрыгнули трое. Все трое разные – насколько только могут быть разными люди.

Первым по мосткам шел светлокожий гигант – бьорг Каменный Хак. Его густые каштановые волосы были заплетены в две толстенные косы. Могучую грудь и спину скрывала кожаная накидка с нашитыми на них костяными пластинами. Такие же пластины покрывали плетеную юбку до колен. И всюду торчали здоровенные когти и клыки, ими было унизано ожерелье на шее. Звери с таким грозным «оружием» обитают только на Теранове.

Второй вызвал у местных улыбки, ибо многие узнали своего земляка – Нефрима Мехено. Этот портой ростом почти не уступал бьоргу, что выдавало в нем кровь Первых, да только был почти черным. Кожа его была темнее, чем даже у ферротов и ара, черные волосы вились. Нефрим их постоянно обрезал, но непокорная растительность росла во все стороны. Словно выточенное из камня лицо северянина покрывали шрамы, по крайней мере, там, где их не скрывала короткая, но густая борода.

Оба воина были вооружены. У Хака на плече лежала здоровенная булава с каменными шипами, а у Мехено за поясом висел деревянный меч, утыканный акульими зубами. Но в руках у обоих было по копью. С настоящими ферротскими железными наконечниками. Держали они их крепко и гордо. Еще бы – ведь за эти копья они и поехали воевать в далекий Теранов. И даже получили их до окончания срока службы.

Но Катагуа не сомневался, что внимательнее всего люди на берегу изучают его. Не очень высокий, особенно на фоне двух громил-варваров за его спиной. Ничего необычного: смуглый, черноволосый, горбоносый – такие у Первых не в особом почете. Мнят себя особыми, а сами смотрят на него – посла владыки – как дикари, едва рты не разинув. Голову прикрывала кожаная шапка с железными пластинами. Жарко нестерпимо, но пусть полюбуются. На теле – плотная куртка из шкуры каймана, которую не каждый нож пробьет. На предплечьях бряцали широкие железные браслеты, левую руку оттягивал вытянутый щит, обтянутый кожей тапира, – зверя с Терановы, которого на островах никто не видел. На поясе висел большой железный нож в локоть длиной. Ну, и копье, конечно. Только с наконечником длиннее и шире, чем у его спутников. Таким не только колоть, но рубить и резать можно. В общем, на нем было столько железа, сколько эти дикари никогда зараз не видели.

А еще он феррот. Железный. Группы запыхавшихся местных воинов выстраивались на берегу и тревожно смотрели на судно.

– Это сыны Клавдионов, господин. А рядом – трое Принципов. Вот Луксусы подошли, – шептал ему названия семей сопровождавший посла темнокожий портой.

Но Кайман только отмахнулся – эти детали его не интересовали. Но Мехено отправили с посольством не зря. Варвары видели своего среди приехавших и нервничали поменьше. Значит, и на переговорах будет полегче. Хак свою роль в Орте уже выполнил: успокаивал своим видом бьоргов – народ еще более нервный, чем эти северяне.

Наконец из толпы вперед выступил мужчина в разноцветной плетеной юбке и накидке через плечо. Что сказать, в плетении северяне добились больших успехов. В руке у него было копье с железным жалом – явный признак того, что это глава семьи. Первые люди трясутся над железом, как над величайшей ценностью, – сами-то обрабатывать его не умеют.

– Приветствую тебя, гость! – торжественно произнёс северянин. – Я Корвал Принцип. Скажи, как зовут тебя, с какой целью ты приехал в Рефигию Ультиму, и могу ли я тебе помочь?

– Пусть Гемий хранит тебя и твое потомство! – учтиво поклонился феррот. – Меня зовут Катагуа, прозванный Кайманом. Владыка Пусабаны Аюкотанче направил меня сюда, дабы передать его послание Совету державы портойев. Если ты, Корвал, можешь отвести меня в Совет, а также дать кров и пищу моим людям, то ты мне поможешь.

– Это в моих силах, – кивнул северянин. – Совет глав семей собирается завтра – там с радостью выслушают послание владыки Пусабаны.

Каймана, двух его спутников и ещё 24 феррота разместили в Башне. Посол взял с собой две смены гребцов, чтобы лодка могла плыть, не останавливаясь. И чтобы весла всегда могли взять свежие люди, если придется убегать от кого-нибудь. Или догонять. Все гребцы были обученными стражами. У каждого имелось копье, щит и каймановый нагрудник. Он защищал похуже, чем куртка Катагуа, но зато в нем было не так жарко.

Посол ферротов видел, что весь вечер и ночь у Башни дежурили молодые вооруженные северные дикари, и не осуждал их за это. Отряд в 25 железных теоретически мог бы разгромить эту деревню, которую северяне гордо именуют своей столицей. Рефигия раскинулась, конечно, широко по заливу, но жидко. Их низенькие «ульи», в которых портойи жили большими семьями, находились на значительном расстоянии друг от друга, отделенные огородами и чуть ли не рощами деревьев.

Единственное сооружение, которое внушило Катагуа некоторое уважение, это Башня. Три этажа, плюс выход на крышу с навесом. Нижняя часть сложена из массивных блоков известняка, которые уменьшались по мере приближения к крыше. Внутри было прохладно в полуденную жару. Ферротов разместили с комфортом – каждому дали мягкие тюфяки, а на ужин принесли фрукты, мясо и лепешки. После заключения Великого Мира ферроты тоже начали пытаться выращивать ячмень северян, но пока особого успеха в этом не добились. А лепешки были вкусные. Недовольным остался только Каменный Хак. Он требовал себе женщину, но Катагуа даже не стал передавать эту просьбу портойям.

Дикари слабы. Всё, что феррот знал про их прошлое – это одно сплошное бегство. Северяне отступали и отступали перед разными врагами. Но за своих женщин (да и за чужих тоже) они готовы были биться, идти на любые жертвы. Портойи помешаны на женщинах и не собирались ни с кем ими делиться. Лучший способ спровоцировать северян на драку – потребовать себе женщину в их доме.

Совет собрался на следующий день около полудня. Заседал он не в Башне, а в пристройке с дощатой конусной крышей. Нефрим Мехено объяснил, что Башню строили как раз под размер стола Совета. Но с тех пор число советников выросло, они перестали помещаться внутри. Перестраивать ее сложно, вот и сделали красивую пристройку с большим круглым столом из разных пород камня и креслами, вырезанными из цельных стволов красного и черного мангрового дерева.

Когда Катагуа вошел в пристройку, советники уже расселись по местам. Быстро окинув зал взглядом, он сосчитал их – 16 человек. Мест было больше, по меньшей мере семь кресел пустовали. У северных варваров в высший орган власти попадали просто главы семейств. Каких именно и почему, этого Кайман не знал, но семей у портойев, конечно, было гораздо больше. Его это и не интересовало особо. А вот сами люди интересовали. Разные главы собрались в зале. Кто-то был моложе него, а один сморщенный старик, полулежавший в носилках вместо кресла, казалось, пережил свое время и не на один раз. Катагуа раньше его не видел, но, конечно, это мог быть только Древний Клавдион.

Страннее всего было видеть среди глав женщину. Не только потому, что какая-то семья, где наверняка есть немало мужчин, доверила власть женщине. Эта слегка перезрелая северянка, сидевшая в красном кресле, своим гордым видом бросала вызов вековым законам. Особенно резали глаза ее длинные, почти желтые волосы, как лишнее доказательство того, что эти пресловутые Первые люди – не сказка и не выдумка.

«Они действительно когда-то пришли на наши Прекрасные острова, – мрачно подумал Кайман. – И по каким-то неясным причинам считают себя особыми людьми».

На Пусабане светловолосых не было вообще. У портойев они тоже считались редкостью. Лишь у бьоргов и макатийцев разнообразие цвета волос – явление частое. Ферроты заняли немалые просторы Теранова, но и там не находили светловолосых людей.

– Совет державы портойев приветствует тебя, Катагуа Кайман! Расскажи же нам, с каким словом тебя прислал владыка Пусабаны Аюкотанче, – слово взял крупноголовый кряжистый мужчина с тяжелым взглядом. Феррот уже знал, что это Кабалус Мехено. Об этом ему успел шепнуть Нефрим, приходившийся тому родным племянником. Кабалус со всей своей огромной семьёй жил вдали от моря, в глуби острова, где Мехено возвели многочисленные гряды под ячмень. Только сегодня утром Кабалус прибыл в Рефигию Ультиму и узнал, что заседание Совета будет совсем не рядовым. Именно он первым и заговорил с посланником ферротов.

Кайман ответил на приглашающий жест советника и прошёл на возвышение в середине зала, вокруг которого и располагался круглый стол. Было неуютно: как ни вставай, всё равно кто-то будет смотреть тебе в спину. Что ж, пусть пялятся на его зад.

– Я счастлив видеть вас всех в добром здравии, советники! – начал Катагуа. Слова его были полны фруктовой сладости, но говорил он принципиально на родном языке. Расположившийся рядом Нефрим Мехено старательно переводил на язык северян фразу за фразой.

– Мой владыка Аюкотанче направил меня на Вададли, дабы я стал его голосом перед вами. Он восхищается мудростью и величием народа портойев и негодует на несправедливую судьбу, которая отправила вас на малые острова. Именно поэтому мой владыка предлагает вам помощь в возвращении Папаникея*. Если вы готовы взяться за оружие против мятежников из Летапики, то ферроты дадут корабли и воинов для того, чтобы мы вместе выбили наших врагов с вашего родного острова.

Речь, начавшаяся в полной тишине, завершилась под аккомпанемент громоподобного шушуканья. Потрясенные советники перешептывались, до уха южанина долетали обрывки фраз: «он войны хочет?», «ферроты приведут свои войска?», «а если летапикцы узнают об этом и нападут первыми?». Со своего кресла встал толстый пожилой портой.

– Досточтимый Катагуа! Семь лет назад, после едва не случившейся войны, которая могла погубить все Прекрасные острова, все народы собрались в Орте* и заключили Великий Мир. Вы – железные – даже записали его, дабы не был он забыт. Напомню, что этот договор утвердил все границы и места обитания народов. И все мы признали это правильным. Верно ли я понимаю, что твой владыка предлагает нам нарушить Великий Мир и сам готов его попрать?

Посол дослушал перевод и улыбнулся. В Гемиполе* его подготовили к таким вопросам.

– Советники! Есть договор, и все мы помним, как и в каких обстоятельствах он был заключен. Нужно было спасти наш мир от истребительной войны. И, конечно, договор – это закон. Но что такое закон? Не уверен, что на севере мыслят так же, как и у нас… Но ферроты воспринимают закон, как воплощение справедливости. И именно поэтому у нас чтут законы. Давайте же рассмотрим предложение моего владыки через эту самую справедливость. Некогда ваш народ жил на Папаникее. Его горы и леса, его реки были вашими. И тамошние ара считали вас господами, – здесь Катагуа сознательно слукавил. Дикарей на восточной половине Папаникея портойи так и не смогли подчинить. Но зачем напоминать об этом вечно битым северянам. Лучше уж польстить.

– Трудно оспорить ваше право на эти земли. Но с юга приплыли мятежники, заняли ваши земли, потребовали освободить ара. А в конце даже вынудили покинуть остров и поселиться здесь. Вададли – замечательная земля, но разве он может сравниться с красавцем Папаникеем? – это был удар по больному месту и тоже осознанный. Почти 20 лет прошло, но варвары помнят, с какого богатого острова их выгнали, и тоскуют по нему. – Великий Мир закрепил вашу власть над северными островами и власть мятежников-летапикцев над Папаникеем. Но является это справедливым?

Поговорим теперь о нас. Мятежники – «дети», как их называют у вас – жили на Пусабане среди ферротов. Жили как ферроты. Однако вместо того, чтобы чтить великомудрого Гемия, да пребудет он на небесах вечно, и следовать указаниям владыки, они восстали. Пролили кровь железных, захватили чужих рабов, чужие суда и сбежали на север. Теперь эти мятежники живут на ваших землях, и договор между народами считает это справедливым. Но считаете ли так вы?

Советники призадумались. Катагуа много разговаривал с Нефримом и другими северянами и понимал, что последние годы портойи сильно сблизились со своими бывшими врагами. Дружбой это не назовешь, но у летапикцев и портойев появилось слишком много общих интересов. Слишком много для владыки Аюкотанче и всей державы ферротов. Эти дикари должны быть врагами. В Гемиполе* не видели иного способа заставить взяться за оружие трусливых северян, кроме как посулив им такой жирный кусок, как Папаникей. Но владыка согласился пойти на жертву, которая ему ничего не стоит. Земли у ферротов в избытке – Теранов – это огромнейшая земля, пределов которой никто не мог даже осмыслить. Отряды железных и наемников с севера ходили далеко, приводили рабов, добывали диковинных зверей. Владыке Аюкотанче жизненно необходимо разобщить острова Севера, чтобы перестать думать о нем и всей силой устремиться на дальние земли. А еще заманчивее было бы подчинить Прекрасные острова, чтобы использовать тех людей для покорения Теранова. Варвары все-таки весьма сильны. Если приучить их к порядку и дать хорошее оружие – это будет могучее войско.

Кабалус Мехено вернул посла из его мира грез своим низким хриплым голосом.

– В твоих словах много мудрости, посол, – не спеша начал он, пытливо всматриваясь не в резное лицо феррота, а в глаза племяннику, стоявшему за переводчика. Словно ждал от него какого-нибудь знака, намека. – Но портойи – мирный народ. Нам не так просто принять решение о войне. Прошу высказаться, советники!

Советники тут же загалдели, но в итоге слово досталось какому-то почти лысому толстяку. Говорил тот быстро, Нефрим пытался перевести его речь, но выходило обрывисто, так что Катагуа отмахнулся скупым жестом и стал слушать советника сам.

– Война?! Какая война? – верещал толстяк, нервно оглаживая левой рукой свою плешь. – Я приехал с Патериума за горшками, а вы мне тут такое! Какая война? – зациклило его. – Это же не набег на деревню ара! Это настоящая опасная война! Мы уже столько не воевали. Мы, наконец, раскиданы по островам, кто здесь, кто там. Нет у нас войска! А это ведь не дикари – это «дети»! Какая война?!

– Мы поняли тебя, Гуаней! – молодой советник с разорванным ухом – глава Принципов – скрывая улыбку, мягко заставил оратора угомониться. – Между прочим, почтенный советник верно заметил – летапикцы, это не дикари. У них есть железное оружие! Воевать с ними опасно. Может ли владыка Аюкотанче дать нам железное оружие, чтобы мы могли уравнять шансы?

Кайман старательно дождался перевода, после чего ответил:

– Я не могу сказать за владыку моего. Но знаю лишь, что ферроты готовы вам оказать гораздо более значимую помощь – дать воинов с железным оружием. Они будут драться с вами бок о бок, как братья. До полной победы. И после нее весь Папаникей ваш! В полном согласии с понятием справедливости.

Снова шушукание среди советников, молодой Принцип хотел было что-то ответить, но тут над столом раздалось мерзкое карканье. Заговорил отвратительный полумертвый старикашка, и все вокруг сразу затихли. Даже Нефрим забыл, что надо переводить. Голова Старого Клавдиона мелко тряслась, редкий белый пух облепил вспотевшую голову. Старик был весь в струпьях. Голос его был слабым и надтреснутым. Но каким-то чудом в навалившейся тишине его слышали в каждом уголке зала. Этот полуживой вяло шевелящий конечностями человечек уже долгие годы держит в руках почти всю власть над портойями. И, несмотря на запредельный возраст и разрушенное здоровье, не выпускает ее из своих птичьих лапок.

– Корвал, – выдохнул он имя молодого советника. – Между нами пропасть лет… Но даже нас объединяет то, что мы… родились на Папаникее. Это наш дом, родной дом… почти всех портойев, кроме самых юных... И разве не долг любого из нас – сильных и взрослых, и даже совершенно тщедушных – приложить все силы… для того... чтобы наши дети… снова могли увидеть искрящиеся водопады… и зеленые леса красавца Папаникея?

На каждой паузе старик делал судорожный вдох в свои жалкие легкие. Он морщился от боли, постоянно почесывался и, мягко говоря, заставлял себя ждать. Но все советники почтительно ждали окончания его речи. И – о чудо! – стало заметно, как менялись их лица.

– Папаникей должен быть нашим! – храбро выкрикнул какой-то мелкий северянин. И ему кивали!

Катагуа вглядывался в лица варваров и видел не меньше трети поддакивающих лиц. Конечно, нервно кусал губу молодой Принцип, недовольно хмурилась блондинка, испуганно потел толстяк Гуаней. Но остальные либо нейтрально молчали, либо согласно кивали – могуч Клавдион! Неужели заглотили наживку? Катагуа не очень верил в успех своего предприятия, готовился встретить неудовольствие в глазах своего владыки. А тут дело оборачивалось наградой!

– Досточтимый Катагуа! – у старшего Мехено, видимо, было чутье на те моменты, когда послом начинали овладевать грезы. – Совет портойев выслушал предложение Аюкотанче. Как видишь, решение непростое, нам нужно всё хорошенько обдумать.

– Но что я могу сказать моему владыке? – нахмурился Кайман.

– Если позволит ЙаЙа – владыка Океана и Багуа, – снова влез в разговор старческий скрежет. – То через две луны… к вам, в Гемиполь, прибудет наш посол. Это будет один из советников, полностью полномочный заключать соглашение. Он скажет о том, какие условия выдвигает Портойя, и будет готов обсудить ваши условия.

– А пока мы просим нас извинить! – снова взял слово старший Мехено. – На Совете мы обсуждаем много вопросов, и они носят внутренний характер. Уважаемый посол, ты и твои люди могут в полной мере вкусить гостеприимство Рефигии Ультимы. Отдыхайте! Гуляйте! Общайтесь! Завтра, если вы намерены возвращаться, мы снабдим вас продуктами и водой. А также дарами для владыки Аюкотанче. Но мы ни в коем случае не торопим вас – ты и твоя команда могут оставаться сколь угодно долго, – с вежливой улыбкой советник указал послу на дверь.