Имя: Сервий Клавдион. Место: Остров Вададли
«Когда же я уже сдохну?» – простонал сморщенный старик, лежащий в самой мягкой постели во всех Прекрасных островах. Ни у кого нет таких подушек – сшитых из тончайшей кожи и набитых мягким птичьим пухом. И это была не прихоть. У старика Сервия лет семь назад кожа стала болезненной; она натиралась до крови от ничтожного касания, быстро возникали пролежни. А еще он постоянно мерз, но даже мягкие одеяла царапали его и порождали нестерпимый зуд. Старик знал, что чесать нельзя, но его переживший все положенные сроки мозг уже не был хозяином ослабевшим рукам. Иногда он так сильно сам себя расцарапывал, что родичам приходилось связывать главу. Женщины семьи делали из пальмовых плодов драгоценное масло и смазывали им тело старика – на какое-то время это приносило успокоение.
Но минувшей ночью Сервия больше донимали зубы. Точнее, то, что осталось от них. С десяток сгнивших корней и несколько целых желтых переростков, которые вдвое превышали положенную длину. Зубы разболелись под вечер, он промаялся с ними почти всю ночь, задремав лишь под утро. Но, едва солнце стало вставать, проснулся вновь – теперь уже от холода. Сейчас он нарочито медленно накрывал свою сморщенную плоть меховым одеялом так чтобы не вызвать болевые ощущения. Укрыться, согреться и подремать еще немного. Сейчас только это могло сделать его хоть немного счастливым.
«Когда же я сдохну?» – выдохнул в небеса самый влиятельный человек Севера. Сервий Клавдион – глава самой прославленной, самой богатой и самой многочисленной семьи портойев. Если в среднем на Вададли семья состояла человек из двадцати, не считая зависимых ара, то по усадьбе Сервия бегали, ползали или лениво сидели три с половиной десятка Клавдионов. Начиная с голопопых ползунков и заканчивая им самим – неимоверно древним Сервием. А были еще две родственные семьи: одна на востоке Вададли*, вторую удалось поселить на небольшом, но богатом солью острове Лиамуига.
Конечно, небеса, которым древний Клавдион задавал риторические вопросы, старику заменял потолок его комнаты. Бревенчатый потолок, тщательно замазанный известью. Перекрытие было крепкое, так как сверху находилась комната второго этажа. У сородичей хватило такта никого не селить над головой почтенного главы семьи. В каморе лежали продуктовые запасы, чтобы туда не могли добраться шиншиллы, крысы и прочее пакостное зверье. Люди там тоже редко ходили, так что белая известь почти не сыпалась на седую голову обитателя нижних хором.
Вот говорят, всё мудрое на Прекрасные острова принесли Первые люди. Но Сервий точно помнил, что умение белить стены и потолки пришло не от них. Портойи научились этому сами и не так давно. Старик не помнил, кто и когда додумался дробить каменными молотами известняк в порошок, обжигать его, а потом заливать оный водой, вызывая шипение, кипение и горячие брызги. Полученной массой можно прочно скреплять каменные блоки при строительстве. Можно обмазывать столбы, и те переставали гнить. А потом известью стали белить стены и потолки просто для красоты. Да, Первые люди знали многое. Но кое-что было создано здесь, на Прекрасных островах.
С кем-то недавно Сервий уже говорил на эту тему. Собеседник еще удивленно спросил его: а разве портойи не есть Первые люди? Клавдион тогда промолчал, и спрашивающий наверняка списал всё на старческий маразм. «Ну и пусть их. Пусть так и думают, – усмехнулся дед. – Не нужна им эта правда. Только вот с кем же я говорил-то тогда?».
Эта мысль свербила голову Сервия, пока наконец он не начал дремать. Однако счастью не суждено было прийти сегодня в мягкую постель. Утренней птахой в спальню влетела одна из младших Клавдионов – девчушка, которой вот уже второй год поручали ухаживать за почтенным главой. При всей важности звучания означало это тяжелый и неприятный труд, но выполнять девчонка его обязана – древний Клавдион недовольство в себе не сдерживал.
– Доброго утра, дорогой дедушка! Утро пришло – пора вставать! – с нарочитой сладостью пропела она, помахивая глиняным горшком для отхожих нужд.
– Тибурон* сожри твои потроха! – воскликнул старик. Дедушкой он ей точно не был. 13-летняя девчонка была ему, наверное, праправнучкой, да и то непрямой. – Дай мне поспать, маленькая дрянь! Приди позже, мне надо поспать.
Но «маленькая дрянь» не уходила. Она уже имела определенный опыт в ухаживании за «дорогим дедушкой». Не раз ей приходилось очищать постель от мочи и кала, и приятного в такой работе мало. Поэтому ее решимость поднять старика оказалась сильнее страха наказания.
– Дедушка! Уже солнце встало. Так что пора вставать, именно так и поступают достойные Первые люди! – она тихонько стала стягивать одеяло со стариковского тела.
– Да что ж вам дались, эти Первые люди! – завопил Сервий. Завопил сипло и негромко, так как у него уже начало заходиться дыхание. Он вяло отмахивался от девчонки, но та подцепила его ноги и начала разворачивать поперек постели. Поняв, что от нее не отделаться, Клавдион протянул руки, она подтянула его и посадила.
– Посмотри на себя, дикарка! – пыхтел «дедушка». – Черные волосы, кожа темна, как у зверя, нос аровский.
– Но ведь у вас всё то же самое, – улыбнулась девчонка, усаживая старика на горшок. – Разве что волосы седые, но раньше наверняка тоже был чернее ночи.
– Ай! – злобно отмахнулся старший Клавдион от неприятно заботливых рук. Он сидел на болезненно давящих стенках горшка, вцепившись в постель, чтобы не упасть и ворчал уже больше себе под нос. – Конечно, то же самое… то же самое… Откуда же во мне взяться крови Первых-то…
Пока старик журчал и пускал громогласные газы, девочка оставила старика в покое, тактично отвернувшись к окну. А у Сервия затуманились глаза. Снова с необычайной яркостью он вспомнил Первых людей. Тех, что дали начало и народу портойев. И к которым он сам не имел не малейшего отношения. Потому что 100 лет тому назад родился в маленьком племени ара на красавце Папаникее. И сам был исключительно ара – мальчиком-дикарем, имя которого напрочь забыл. А вот возраст помнил. И знал точно. Ибо всю жизнь мама говорила ему, что он родился в день, когда на остров прилетели фламинго. Их изумительные розово-красные стаи прилетали на Папаникей и на Вададли ежегодно, так что несложно было вести счёт годам.
Тогда фламинго прилетели в шестой раз. Маленький мальчик пошёл на отмель – собирать моллюсков, рачков и прочую живность, подаренную отливом. А увидел лодки.
Это были Первые люди.
Десятилетия и слабость мозга сильно изменили воспоминания Сервия. Они утратили реализм, но не яркость, ибо мало было более значимых воспоминаний в его жизни. Первые люди даже с далекого расстояния казались удивительными – лохматыми, звероподобными. Уже позже мальчик узнал, что эти люди были беглецами с Примеры*, где их пытались истребить родные братья бьорги – такие же Первые люди. Портойи – настоящие портойи – теснимые родичами-врагами, похватали, что успели, сели в лодки и бежали. В спешке.
Шестилетний мальчик затаился на границе леса и смотрел, как неведомые люди высаживались на каменистый берег. Конечно, они должны были быть изможденными, возможно, ранеными и в запекшейся крови, но этого Сервий не запомнил. Зато, как сейчас, видел эти огромные фигуры в странной одежде. Маленькому ара Первые казались совершенно гигантскими. На их головах развевались рыжие, белесые, каштановые космы, более того, такие же космы покрывали их лица. Попадались и черноволосые, но редко. Первые были громогласны, говорили низкими почти рычащими голосами. Вытянув лодки на берег, они начали складывать на сухие камни тюки с вещами, клетки с курами. А самые крепкие, похватав удивительные длинные ножи из странного камня, начали осматривать окрестности.
С тихим писком маленький мальчик бросился в чащу. Бежал, сбивая дыхание, пока не влетел в их маленькую деревню, в родную хижину, в объятия мамы. Та рассмеялась, обняла его и долго не могла разобрать, чего же он испугался.
А через несколько дней гигантские бородачи сами пришли в село. Они крушили и ломали всё вокруг, ловкие охотники ара поражали их копьями, но Первые закрывались какими-то штуками, которые крепили к руке. У многих из них были смертоносные длинные ножи, топоры и копья. За короткое время они поубивали всех мужчин. Предводитель нападавших – с рыжими лохмами и весь в крови – вошел в их хижину, где мама пыталась прикрыть собой четверых детей. Он молча зарубил старшего сына, а потом схватил за волосы маму и старшую дочь. Та была еще мала для утех, но позже Сервий узнал, что портойи очень ценили женщин. И были готовы кормить и заботиться о маленьких девочках, терпеливо дожидаясь наступления нужной поры. Женщины заголосили, мама даже попыталась ударить чужака, но тот одним пинком лишил ее малейшей способности сопротивляться.
Мальчика никто не трогал. Тот посидел несколько мгновений, вжавшись в стенку хижины, но, оставшись в одиночестве, мелко засеменил вслед за мамой. Он был в ужасе, губы его дрожали, но мальчик не плакал. Опасаясь гиганта, он не приближался к маме, но бежал следом, не отставая. И лишь негромко поскуливал: «Мама! Мамулечка!». Рыжий здоровяк подтащил женщин к открытой площадке, куда его соплеменники стаскивали остальных пленников. Нет, исключительно пленниц. Он толкнул маму мальчика в общую кучу, показал на неё пальцем и прорычал:
– Моя! – таким было первое слово на Первом языке, которое мальчик услышал членораздельно. И запомнил.
Этот кровожадный рыжеволосый гигант, предавший огню родной дом мальчика, был Клавдием. Досточтимый мудрым и благородным Клавдием, который являлся властителем портойев, приведшим их на Папаникей. Все на Севере знают его как основателя державы портойев, создателя законов, освоителя морей. А для Сервия до сих пор в памяти Клавдий оставался вот таким: яростным огромным огневолосым захватчиком, указывающим пальцем – моя!
Первые люди прошлись огнем и железом еще по нескольким селениям, истребляя мужчин и захватывая женщин. Они таскали их всюду за собой. Днём пленницам связывали общей веревкой и нагружали вещами. А ночью – трахали. Не спрашивая, не жалея. Но полными скотами истинные портойи не были. Они никогда не брали чужих женщин, а только тех, которые им принадлежали. Они кормили их.
Маленький Сервий таился в кустах всё это время и бежал за общим караваном. Лишь ночью, когда усталый Клавдий отваливался на бок и снова связывал свою женщину, малыш подползал к своей всхлипывающей мамочке, и та грела его в своих объятиях и кормила скудной едой, что давали ей захватчики.
Так продолжалось неделями. Ара уже узнали о портойях и стали заблаговременно убегать в глухие горы. Другие пытались дать отпор. Но остановить Первых не мог никто. Много позже, в предгорьях, на берегу чистого ручья, портойи нашли хорошее место для поселения. Здесь ара впервые смогли убедиться в том, что способны портойи не только разрушать, но и создавать. В короткий срок Первые отстроили деревянные хижины, а потом и каменные дома. Так появился Неопорто*.
Женщин разобрали по домам. Со временем их перестали связывать. Большинство смирилось с положением и приняло роль жен своих господ. У Клавдия их было три. Но в короткий срок именно мама шестилетнего мальчика стала любимой женой вождя. Тот даже разрешил мальчишке поселиться у себя дома. И дал ему имя от своего народа – Сервий, которое с годами выжгло, вычистило первое имя. Иногда Сервию очень хотелось вспомнить, как называла его мама. Но он не мог.
Шли годы. Сервий выучил Первый язык, научился делать большие лодки и строить дома. Он жил в семье Клавдия с другими сыновьями. Конечно, урожденного ара не считали за равного, но мамочка не позволяла над ним издеваться даже Клавдию.
А потом Клавдия убили. Потом умерли его соратники. И сыновья вождя умерли. А Сервий всё жил и жил. Постепенно именно этот черноглазый ара в глазах портойев стал ассоциироваться с наследником Клавдия. Всё новые и новые люди рождались от местных женщин. Новые портойи мало походили на своих отцов и дедов – великих и пугающих. Перемены проходили незаметно. Незаметно для них, но не для Сервия, который помнил всё. Портойи постепенно стали считать отличительным признаком Первых не кровь, а владение Первым языком, веру в ЙаЙа и Христа. Иногда полноправными портойями становились урожденные ара, полностью принявшие культуру прищельцев.
Поэтому ничего удивительного не было в том, что Сервий возглавил семью Клавдионов, вошел в Совет. А последние пару десятков лет фактически управлял им. Конечно, половину из этих лет многим болезненный старик казался больше обузой, нежели лидером. Но Сервий не собирался просто так уходить из-за Большого Стола.
– Да я еще их всех поучу! – пробухтел он, заваливаясь на постель.
– Что, дорогой дедушка? – удивилась девчонка, которой не довелось проследить весь ход мыслей замшелого старика.
– Ничего, дура! – Сервий проснулся, и старческая ворчливость вернулась к нему в полной мере. – Неси воду для умывания и масло. День короток!
Клавдион без сил лежал на постели. Впереди ждал день, и одна эта мысль заставляла его страдать. Но сегодня, похоже, он не умрет, так что надо собрать последние силы и прожить этот треклятый день!
Мыть старика девочка вернулась с сорокалетней толстухой Маурикой – вот она как раз была внучкой Сервия. Не так давно Маурика уже сама стала бабушкой – у ее старшего сына родился первенец. Правда, девочка, но жены еще нарожают ему мальчиков. Женщины начали аккуратно обмывать тело старика, тот поминутно костерил их самыми грязными словами. Потом пришёл черед масла. Оно слегка уняло зуд кожи и боль в ссадинах. Сервий успокоился и задышал глубоко и ровно.
– Давайте одежды.
Старика закутали в накидки самого тонкого плетения. «Похоже, моя болезная задница становится стимулом для развития плетения на Вададли, – усмехнулся сам себе Сервий. – Когда я был моложе, ничего похожего не делали. За такие тонкие накидки даже железо можно выменивать». Внучка и «внучка» взяли старика под руки и осторожно вывели во двор. Там его уже ждали носилки – еще одно изобретение для немощного старика, которое вполне может войти в обиход. Сервий увалился в кресло с мягкими подушками, принял полусидячее положение. Голова утонула в подголовнике из птичьего пуха. Стало почти хорошо.
– Поехали! – скомандовал он двум крепким ара, работа которых последние годы заключалась именно в том, чтобы носить влиятельного старика.
Слуги присели, накинули ремни на плечи, взялись за поручни и легко подняли носилки.
– На холм! – сухо приказал советник, и ара, покинув двор, двинулись привычной тропой наверх. Усадьба Клавдионов находилась в особом месте. Рефигия Ультима раскинулась широко вдоль берега, и квадрат каменных стен, в которых разместилась самая многочисленная семья державы, был расположен на самом юго-востоке. Это был холмистый полуостров с узким низинным основанием. С запада его омывали воды Кагуама* – большого залива, на берегах которого грели свое брюхо каноэ большинства портойских семей. А с востока – небольшой залив Астрик. Здесь держать лодки на приколе могли лишь Клавдионы. Поначалу так водилось по традиции, но Сервий смог заставить Совет сделать это законом. Целый залив – маленький, но с громким именем Звездный – стал собственностью одной семьи. Больше таких прав не было ни у кого. Ни у Кальвитов, одиноко живших на севере острова и ни с кем не деливших длинное побережье, ни у Мехено, заселивших со своими ара долину единственной реки острова. Да, они захватили значительные просторы, но теоретически любая семья могла прийти и поселиться рядом. Благодаря закону Сервия весь не такой уж и маленький полуостров стал владением семьи Клавдионов. Тут у них были свои грядки, свой небольшой лесок и камень для строительства. Правда питьевая вода появлялась только в сезон дождей, но Клавдионы за десятилетия окружили усадьбу несколькими выдолбленными в камне водохранилищами.
Холмы полуострова были покаты, подняться на них даже с таким драгоценным грузом, как Сервий было несложно. Ара несли портойя аккуратно, но он всё равно пару раз огрел палкой впереди идущего, когда ему показалось, что носилки сильно накренились. Наконец, они добрались до того места, куда старик велел носить его каждое утро. Носилки надежно установили на каменном выступе. Здесь всё было как на ладони. Кагуама* и мелкие домишки, раскиданные по его краям. Чуть правее выделялась Башня. Там же – причалы. Справа из-за холмов вылезло солнце, и Сервий, зажмурившись, подставил ему своё сморщенное иссушенное лицо.
Ему было хорошо! Накидка защищала от прохладного ветерка, солнышко грело, зубы не болели, а масло еще спасало кожу от зуда. Хорошо было настолько, что даже проснулся аппетит – редкий гость Сервия в последние годы.
– Эй! – окликнул он своих ара. – Бабы мои ведь дали вам еды в дорогу?
Пища постоянно сопровождала старшего Клавдиона, ибо безболезненно есть он мог всё реже и реже и в самые непредсказуемые моменты. Так что один из слуг молча достал тыковку-долбленку, вылил из нее молотую ячменную кашу, замешенную на воде и яйцах. Кашка остыла, конечно, но Сервий с удовольствием сделал три смачных глотка.
И поперхнулся. С юго-запада в Кагуаму входила лодка. Даже с такого расстояния легко было разглядеть, что она раза в два больше самого крупного каноэ портойев. Такие есть только у летапикцев – и их у «детей» ровно четыре, если за последнее время ни одно не потонуло. А еще – у ферротов, и Сервий готов был дать голову на отсечение, что к причалам Рефигии Ультимы плывёт именно лодка железных.
– Быстро несите меня в дом! – завопил старик, охаживая палкой обоих ара. – Бегом-бегом, дуралеи!