Истинная на сдачу, дракон в комплекте

Глава 8. Защитник

Вот только вышло всё не так, как я рассчитывал. Ночь выдалась тёмной, плотной, словно чернила, и я наконец-то начал проваливаться в сон, когда кто-то настойчиво постучал в дверь. Стук был сдержанный, но уверенный — прибывший по мою душу явно не планировал уйти ни с чем. Я приподнялся, всё ещё сражаясь с остатками сна, и услышал голос Орлина:

— Господин… простите, но вы должны спуститься. У нас… гость. И, боюсь, не с добрыми вестями.

Сон слетел с меня моментально. Я вскочил, наспех оделся, даже толком не застегнув рубашку. На первом этаже было прохладно, как и бывает летними ночами, когда в старом доме гуляют сквозняки. В холле царила полутьма, лишь одинокая свеча на столике отбрасывала зыбкое, дрожащие пятно света. В его неровном сиянии я увидел мужичка — встрёпанного, измученного, будто он проделал путь бегом.

Одет он был в выцветшую, потёртую рубаху, и хоть моя одежда была из более дорогой ткани, выглядел я сейчас ненамного лучше. Мужик вжал в ладони мятую кепку, в которой, похоже, провёл целый день, а может, и не один. Завидев меня, он судорожно кивнул, будто боялся, что я прогоню его обратно в ночь.

— Милорд… простите, — заговорил он срывающимся голосом. — У нас беда… ржанники. Они вернулись.

Я сжал пальцы в кулак, сохраняя внешнее спокойствие.

— Один из наших… Валин… он вёз овощи в город на продажу. Вернее, пытался. Его нашли… телега разбита, лошадь мертва, а сам он — еле жив. Говорит, они вылезли из ущелья, словно тень. Он едва успел добежать до деревни…

Челюсть непроизвольно сжалась. Ржанники. Существа из Чернополосского ущелья, которых многие уже начали считать байкой, страшилкой для детей. Видимо, зря.

— Вы уверены, что это именно они? — нахмурился я, стараясь сдержать скепсис. — Может, волки? — Хотя… и с волками нужно расправляться, если те начинают лезть в поселения.

— Нет, милорд… не волки… — крестьянин нервно сглотнул, уставившись куда-то мне за плечо. — Валин, он сам видел. Собственными глазами. Говорит — черные, будто сажа, высокие… И тени от них — не такие, как у людей… И зубы у них… словно обломки кос.

Мужичок мял в руках свою кепку, будто надеясь стереть с нее остатки страха. Несколько секунд молчал, а потом, наконец-таки решившись, заговорил дальше, уже как-то сдержаннее и виновато:

— Милорд… мы, конечно… мы не платим налоги. И давно. Нас ведь еще тогда, пятнадцать лет назад, освободили… когда вся эта нечисть из ущелья прорвалась. Все тогда горело, рушилось… Герцог Виери — ваш отец, — мой гость торопливо перекрестился, — он же спас всех. Со своими… рыцарями. И не стал требовать ничего после. Мол, молитесь да живите. Вот мы и жили.

Работяга снова сглотнул и, не поднимая взгляда, добавил:

— А вы… ну, вы ведь… молодой. Не приезжали. И мы подумали, что всё, что и не вспомнит никто. Вот так и привыкли.

Мой собеседник замолчал, а затем достал из-за пояса потертый кожаный кошель, тугой, звенящий. Протянул мне двумя руками, с поклоном:

— Но если вы… если бы вы могли заступиться. Прогнать их, пока не поздно… Мы… мы собрали, что смогли. Хоть так… отблагодарить.

Я молча смотрел на кошель. Звенели в нём не только монеты — звенело раскаяние, страх, стыд и, быть может, тонкая нить надежды.

— Дайте мне время на сборы, — коротко сказал, не принимая кошель, и, развернувшись, направился в сторону оружейной.

Я уже давненько туда не заходил. Пожалуй, слишком давно. Словно боялся остаться один на один с тем, что там хранилось… с прошлым, от которого я так упорно отворачивался. С тем, кем я был. С тем, кем, возможно, должен был оставаться.

Скрип двери встретил меня пыльным затишьем. Полумрак, запах масла и металла — всё было на своих местах. Только я изменился.

Я быстро снял с себя домашнюю одежду, переоделся в походный камзол, плотный и удобный, укреплённый кожей в нужных местах. Под ним — доспех, не тяжёлый, но вполне способный выдержать удар клинка или когтя. На плечи лег тёплый плащ — ночи даже летом в здешних краях могли быть злыми.

Рука привычно потянулась к мечу. Сталь была наточена — Орлин, как всегда, всё содержал в порядке, даже если я этим не пользовался. Затем — к поясу, где один за другим закрепил ножи. А ещё ниже — сумка с зельями: зелёный пузырёк для регенерации, фиолетовый для ускорения, синий — для снятия магических блоков. Всё-таки с ржанниками без магии не справиться, особенно если это не одиночка, а целый выводок.

Проблема была в другом: я давно не практиковался. Да, магия — это не сталь, она не ржавеет. Но любое ремесло, будь то бой или заклинание, требует не только памяти, но и тренировки. Руки помнят, но воля… воля могла дрогнуть.

Я глубоко вдохнул, ощутил на языке горечь то ли страха, то ли предвкушения, и наконец повернулся к выходу. Пора.

— Только без фанатизма, Орлин, — бросил я, застёгивая последний ремешок на доспехе. — Холл уже блестит, так что пусть Александра займётся чем-нибудь не таким пыльным. И сам не усердствуй особо. К ужину меня ждите, но без паники, если вдруг не появлюсь. Значит, просто задержался.

— Вы же понимаете, что я всё равно буду переживать, — буркнул старик, но кивнул, принимая приказ.

Я усмехнулся — тихо, про себя — и шагнул за порог. Воздух был прохладным, пах сырым камнем и чем-то ещё… тревожным. Тишина перед грозой. Или перед бедой.

Мы с крестьянином выбрались из поместья через боковую калитку, что вела на узкую, поросшую травой тропу. Местами её почти скрывали кусты и высокий бурьян, но мужичок шёл уверенно, словно не в первый раз.

Через несколько минут мы вышли к дороге. На её обочине стояла телега — простая, чуть перекошенная от долгой службы. Лошадь, распряжённая и привязанная к оглобле, переминалась с ноги на ногу, хлестала хвостом и тихо фыркала. Рядом, свернувшись калачиком прямо на мешках с сеном, дремал мальчишка лет двенадцати — то ли сын, то ли помощник крестьянина.

— Не стал будить, — шепнул мне мужик, кивая на парнишку. — Пусть пока отдохнёт. Многое пережил сегодня.

Я только кивнул. Не время разговаривать. Время — действовать.

Крестьянин ловко запряг лошадь, и животное привычно фыркнуло, переступая копытами. Он поправил упряжь, проверил, чтобы всё держалось крепко, а затем жестом указал мне на задок повозки:

— Тут помягче, господин. Я одеяло постелил. Не герцогское кресло, конечно, но ехать с удобством можно.

Я забрался, устроился на одеяле, которое приятно утепляло деревянные доски, и устроился поудобнее. Мальчишка, свернувшись калачиком на мешках, продолжал крепко спать, даже не шелохнувшись — видно, день выдался тяжёлый. Да и потрясения — не для детской психики.

Повозка тронулась, деревянные колёса заскрипели, заскакали на неровностях. Дорога, хоть и укатанная, была в ямах, кое-где её подмывали дожди. Как и всё в моём герцогстве — кое-как, на честном слове, но держалось.

Однако по мере того как мы продвигались ближе к обжитым землям, пейзаж начинал меняться. Поля были засеяны — видно, не просто заброшенные участки, а ухоженные, выправленные. Тут и там мелькали грядки, фруктовые деревья, какие-никакие изгороди. А дома, хоть и старые, были отремонтированы: стены покрашены, крыши латаны, а во дворах царил порядок.

Невольно я отметил, как люди старались. Жили, может, небогато, но с усердием и заботой. Всё было не новым, но крепким и ухоженным. Жаль только, что эти усилия не могли защитить от того, что пришло с гор.

Мы въехали в поселение как раз на заре — небо только начинало светлеть, а на востоке уже разливалась розовато-золотая полоска. Как только телега докатилась до первой улицы, с обеих сторон начали выбираться жители. Кто в ночных рубахах, кто уже с рассвета за делами. Они с опаской смотрели на меня, будто пытались убедиться, что это действительно герцог, а не какой-то бродяга в пыльных доспехах.

Когда мой провожатый натянул вожжи и остановил телегу, среди людей поднялся ропот. Шепотки разносились в утреннем воздухе:

— Это он… Один пришёл? Против целого выводка… Ржанники… Опять они…

— Сегодня тоже не спокойно… на пастуха напали ночью. Утащили двух коров. Парень еле убежал, теперь заикается, бедный…

Я сидел молча, слушая, как в голосах звучит не столько страх, сколько отчаяние. Люди устали бояться, устали надеяться. И всё же вышли — встретить того, кто мог бы стать хоть какой-то защитой. Хоть на время.

Крепыши из деревни, едва солнце начало пробиваться сквозь утреннюю дымку, уже вовсю сновали по дворам. Кто с топором, кто с вилами, а кто и с ржавым мечом наперевес. Видно было, что в драку они не стремились, но и сидеть сложа руки никто не собирался — в каждом из них бурлило то самое упрямство выживания, за которое я всегда уважал своих подданных.

Я нашёл глазами старосту — тот самый мужик, что привёз меня сюда. Он стоял у повозки, перекладывая что-то в мешке, и выглядел так, будто не спал уже пару суток.

— Покажите мне, где было первое нападение, — попросил я, застёгивая сумку на поясе.

Он кивнул и повёл меня в сторону от деревни. Дорога вскоре закончилась, уступив место узкой тропке, что змеилась вдоль заросшего оврага. Кустарник по бокам был густой, цеплялся за одежду и царапал кожу. Пару раз мне пришлось отмахиваться от особо назойливых веток. Староста шагал чуть впереди, приминая траву и отодвигая хворост, а потом вдруг остановился и, махнув рукой, показал:

— Вот тут…

Мы сошли с тропинки и пробрались между низкими деревцами, пока не вышли к большому валуну. У его подножия земля была тёмной, пропитанной засохшей кровью. Пахло тяжело, тухловато. С одной стороны в траве я заметил следы — будто что-то тащили. Возможно, тушу. Судя по глубине, лошадь не просто убили — её утянули в сторону, вдаль от дороги.

Я присел на корточки, открыл сумку и достал один из небольших пузырьков с душицей — простое, но проверенное средство для выявления магического следа. Капнул пару капель прямо на пятно. Прошло пару секунд — и жидкость вспенилась, подняв вверх сизо-чёрные пузыри, которые тут же с треском лопнули, источая резкий, почти гнилостный запах.

— Ржанники, — хмыкнул я, поднимаясь. — Ваши люди не ошиблись.

Староста только молча кивнул, сжал пальцы на топорище, будто крепче вцепился в уверенность, что теперь с ними кто-то есть. Кто знает, сможет ли защитить, но хотя бы попытается.

Мы вернулись в поселение уже под лучами утреннего солнца, и деревня заметно оживилась. У дома старосты собралась дюжина крепких мужиков — кто в кожаных жилетах, кто с обмотками на руках, кто в старых кольчужных накидках, давно утративших блеск. У каждого было какое-никакое оружие: вилы, топоры, охотничьи ножи. Они о чём-то тихо спорили, переглядывались и переминались с ноги на ногу.

Но как только мы с моим проводником появились на улице, разговоры стихли. Мужчины разом обернулись, уставившись на меня. Один из них шагнул вперёд — плечистый, с копной тёмных волос, собранной в короткий хвост. В руках — остро заточенный топор с выбитым на лезвии клеймом. Кузнечная работа, добротная.

— Ваша Милость, — начал он с лёгким кивком, — меня зовут Аврон. Я местный кузнец, все меня здесь знают.

За его спиной тут же закивали соседи, кто-то даже вслух подтвердил:

— Верно говорит! Аврон — человек надёжный!

— Если вы не против, — продолжил тот, — я хотел бы пойти с вами. Не могу просто сидеть, сложа руки, когда эти твари снова крадутся к нашим домам.

Я прищурился, разглядывая хмурое, немного усталое лицо. Сомнение внутри дёрнулось — то ли привычка к одиночным вылазкам, то ли ответственность. Всё же…

— Поход в Чертополосское ущелье — это не увеселительная прогулка, — честно предупредил я, качнув головой. — Это может быть опасно. А так как у меня нет личной охраны, то и безопасности вам я гарантировать не могу.

Слова повисли в воздухе, давая кузнецу шанс передумать. Но Аврон даже не дрогнул. Его пальцы лишь крепче сжали топорище, а в глазах мелькнуло то самое деревенское упрямство — мол, попробуй отговори.

— Я не прошу защиты, милорд. Просто хочу быть полезным. У нас тут не каждый день герцоги приходят на помощь. Так что если вы не против — буду рядом. — Я молча кивнул. Пожалуй, в таком спутнике была своя польза. И, может быть, немного — человеческого тепла.

Едва Аврон закончил говорить, как из-за его спины выступил следующий — низенький, коренастый мужик с седыми висками и цепкими, опытными глазами.

— Лоренц, плотник. — Он кивнул мне с почтением, хотя в голосе звучала уверенность. — Я с этими землями всю жизнь бок о бок. Дом мой, семья — всё здесь. Так что если и умирать, то не в подполе, а с топором в руках.

За ним шагнул ещё один — долговязый, с широкими плечами, в старом жилете, залатанном на плече.

— Эйрик, охотник. Тропы знаю, кусты слушаются. Если понадобится, выведу обратно, хоть с закрытыми глазами.

— Петрин, пасечник! — буркнул четвертый, чуть помоложе, — может, и не воин, но руки крепкие, мед таскать привык. Если будет нужно — ударю. По крайней мере попробую.

Так один за другим из толпы выходили мужчины, представлялись, и почти каждый, пусть и своими словами, повторял ту же мысль: «Земля наша. Если не мы — то кто?» Не все, конечно, решились. Кто-то остался стоять, нахмурившись, кто-то отвёл взгляд. И я не винил — страх в таких делах не слабость, а здравый смысл.

Но в итоге, вместе с Авроном оказалось шесть человек. Шестеро — не армия, но куда больше, чем я ожидал. Да и больше и не нужно было. Я всё равно не смогу прикрыть всех, если дойдёт до настоящей схватки.

Я обвёл взглядом добровольцев, коротко кивнув.

— Хорошо. Тогда отправляемся.

Мы двинулись пешком, не торопясь, по утоптанной дороге, что вела от поселения в сторону гор. Утреннее солнце уже успело подняться достаточно высоко, и его тёплые лучи мягко скользили по плечам, разгоняя остатки ночного холода. Воздух был свежий, с примесью луговых трав и сырой земли — запах, что я давно не чувствовал, но в который сразу же вернул меня к временам, когда я куда чаще бывал в полях, чем в кабинетах.

Дорога становилась всё уже, переходя из протоптанной колеи в заросшую тропу, вдоль которой густо разрослись кусты шиповника и низкие сосны. Кое-где встречались камни, вылезшие на поверхность, а под ногами всё чаще похрустывали сухие ветки и пожухлая на солнце трава. Мужики шли молча, каждый сжимая своё оружие — у кого топор, у кого охотничье копьё или даже тяжелая мотыга. Аврон шагал впереди, след в след за мной, не отставая ни на шаг.

Мы не разговаривали. Лишь изредка кто-то покашливал, или натужно выдыхал, перехватывая пот со лба. Каждый понимал — чем ближе к цели, тем выше вероятность того, что за следующим поворотом уже притаилась опасность.

А когда за очередным холмом перед нами открылся изломанный каменными стенами вход в ущелье, я поднял руку, подавая знак остановиться. Мы были в нескольких десятках метров от его начала — достаточно близко, чтобы ощутить, как меняется воздух. Становится тяжелее, влажнее, и будто бы тише. Даже птицы замолкли, и только редкий порыв ветра перебирал ветви деревьев, создавая ощущение, что кто-то крадётся по кустам.

— Здесь подождём, — негромко произнёс я, останавливаясь у одинокой сосны, ветви которой напоминали растрёпанные пальцы. — Отсюда начнём разведку. Дальше — осторожно.