Истинная на сдачу, дракон в комплекте

Глава 16. Три дня

Мы спустились по лестнице и пересекли холл — не спеша, с той деланной важностью, с какой выходят на сцену перед началом представления. Я чувствовала, как внутри всё сжимается: в ушах гулко стучала кровь, а сердце, кажется, решило устроить марафон. Но снаружи — ни дрожи, ни намёка на панику. Лицо Кристиана и вовсе казалось выточенным из мрамора.

У дверей уже собралось представительное зрелище: трое мужчин в форме с жандармскими эмблемами — вытянутые, как жерди, и двое в дорогой, но потертой одежде. Узнала одного сразу — торговец. Тот самый, прожигающий взглядом, словно прикидывающий, где именно в тебе лучше оставить клеймо. Увидев меня, он чуть изогнул губы — не в улыбке, скорее, в предвкушении.

Герцог не стал тратить время на формальности:

— Господа, — проговорил он ровно, но достаточно громко. — Прежде чем мы продолжим, я хотел бы ознакомиться с документами на девушку. Если вы заявляете право собственности — прошу, предъявите его.

Один из жандармов фыркнул. Второй, более сухопарый, шагнул вперёд:

— Ваша Светлость, вам бы следовало меньше беспокоиться о чужих бумагах и больше — о своих. На вас уже трижды составлялись протоколы за уклонение от налогов.

— Я не уклоняюсь. Я оспариваю суммы, — холодно парировал Кристиан. — К тому же, речь сейчас не обо мне, а о юридической чистоте сделки. Где документы?

— Неужели мы обязаны носить их с собой? — голос торговца был елейным, но с ядовитой начинкой. — Вы же знаете, как хрупка бумага. А вдруг дождь?

— А вдруг ложь? — герцог резко повернулся к нему. — Если у вас нет контракта, нет печати — и префектура не зарегистрировала полномочия, вы не имеете ни малейшего права требовать возвращения человека.

Жандармы напряглись. Один положил руку на рукоять меча — демонстративно, почти лениво, но вполне однозначно. Второй выступил вперёд, словно собирался перекрыть нам путь к двери, даже если бы мы и не собирались уходить.

— Хватит игр, Ваша Светлость, — процедил один из них. — Вы не платите налоги, игнорируете вызовы, прикрываете беглую рабыню. Всё это уже не мелкие разногласия, это — повод для обыска. И ареста.

Я почувствовала, как холод пробежал по коже. Кристиан молчал, но я видела, как сжались его челюсти. Он держался спокойно, но внутри него явно что-то кипело.

— Вы пришли в мой дом без ордера, — наконец сказал он. — Без документа на рабыню. Без уважения к закону, который сами обязаны блюсти. Так кто тут на самом деле нарушитель?

— Вы, Ваша Светлость, — с холодной усмешкой произнёс один из жандармов, — похоже, забыли, что титул не освобождает от уплаты налогов и соблюдения законов.

— А вы, — Кристиан отвечал сдержанно, но взгляд у него был стальной, — похоже, забыли, что явились без ордера, без бумаг и без законных оснований для изъятия человека с моей территории.

— О, основания у нас есть, — вмешался второй жандарм, делая показательный жест рукой к стоящему позади писарю с папкой. — Ваше нежелание сотрудничать, долги перед казной, отсутствие регистрации на владение рабом... Вы же знаете, что такие дела не требуют приглашения на чай.

Я почувствовала, как рядом со мной Кристиан напрягся. Он молчал, но в его молчании нарастал гул, как перед бурей. Я шагнула чуть вперёд — инстинктивно, будто заслоняя его собой.

— Прошу вас, — тихо, но чётко сказала я, глядя только на мужчину рядом со мной. — Не стоит доводить это до конфликта. Вы и так сделали слишком много ради меня.

— Александра, — резко, предостерегающе.

— Если речь обо мне — значит, я и должна решить. — Я повернулась к жандармам. — Я пройду с вами, но только в сопровождении представителей ведомства. Не с ним, — кивнула в сторону торговца, стоящего чуть поодаль с притворно равнодушным видом.

— Разумеется, — с фальшивой вежливостью кивнул жандарм. — Пока ваш статус не установлен, вы останетесь под надзором управления. А герцог... — он снова повернулся к Кристиану, и голос стал чуть более ядовитым, — имеет три дня, чтобы предоставить документы, подтверждающие его право держать у себя беглую рабыню.

— Или, — добавил второй, — вас, Ваша Светлость, обвинят уже не только в укрывательстве, но и в препятствовании правосудию.

Я видела, как у Кристиана напряглись скулы, но он молча кивнул. Владелец особняка прекрасно понимал, что спорить сейчас — значит только усугубить ситуацию. С ними стоит действовать сугубо по закону.

— Три дня, — повторила я. — Этого ведь достаточно, правда? — Получив в ответ кивок, я успокоилась и шагнула вперёд. Сама. Потому что раз уж я попала в этот мир, то играть в беспомощность точно не собиралась.

Меня вели не как беглянку, а как сомнительный свёрток с неподтверждённой этикеткой: аккуратно, но с подчеркнутым безразличием. Один из жандармов шёл чуть впереди, второй — сзади, а торговец плёлся сбоку, чуть поодаль, будто ждал команды, когда можно будет перейти в наступление. И всё-таки я позволила себе слово. Одно. Почти между прочим.

— Герцог всё равно вытащит меня. Как бы вы ни старались. И когда он это сделает… — я ненадолго замолчала, точно подбирая тон, — вы можете оказаться в крайне… неудобной позиции во всей этой истории.

Один из жандармов, тот, что пониже ростом, слегка замедлил шаг. Плечи его едва заметно дёрнулись.

— Он ведь у нас… настойчивый. Даже если не платит налоги, — добавила я уже вполголоса, будто себе под нос. — А ещё, говорят, злопамятный. Очень.

Некоторое время мои провожающие шли молча. Я ловила боковым зрением, как жандарм нервно косится на торговца, будто прикидывает, стоит ли тащиться в эту историю дальше.

— Может, стоит подождать, — наконец буркнул он. — Пару дней. Мы не обязаны отдавать её сразу. Пока что она под нашей защитой.

— Под нашей защитой? — скривился торговец, остановившись. — Ты чего, с ума сошёл? Это моя собственность, и я…

— Пока ничем это не подтвердил, — перебил его жандарм. — У нас не рынок, чтобы ты тыкал пальцем и забирал. Формально она — спорная фигура. И если герцог добьётся правды, то я не хочу, чтобы моё имя потом всплыло в каком-нибудь списке. Считай, это осторожность.

Торговец насупился, глаза сузились.

— Трус, — процедил он.

— А ты — идиот, — спокойно ответил жандарм и пошёл дальше. — Посидим, подождём. Пару дней ничего не решат… если, конечно, ты не хочешь, чтобы потом сильные мира сего решали твою судьбу.

Мы вышли за ворота, и лёгкий утренний ветер шевельнул подол платья, будто нехотя прощался. Земля под ногами была сухой, покрытой тонкой пылью, и в воздухе стоял терпкий запах полевых трав, прогретых первыми лучами солнца. Карета дожидалась нас у обочины — старая, с потёртыми краями, запряжённая парой крепких лошадей.

Я поднялась внутрь, стараясь не оглядываться. Скрипнула дверца, кожа сиденья чуть охладила сквозь тонкую ткань платья. Кучер щёлкнул вожжами, и колёса нехотя закрутились, тронув повозку с места.

По обе стороны дороги тянулись кусты и невысокие деревья. Их листья еле заметно дрожали на ветру, отбрасывая пятнистые тени на узкую колею. Единственная дорога в этих краях — и та не принадлежала герцогу. Как и я, по сути, теперь тоже никому не принадлежала. Или — пока.

Карета увозила меня в неизвестность. Но даже в ней, на задворках чужого мира, я уже знала: всё только начинается.

Кристиан Виери

Я стоял на крыльце, наблюдая, как жандармы уводят Александру — и всё внутри сжималось от той тревожной, вязкой беспомощности, которую я терпеть не мог.

Девушка шла спокойно, слишком спокойно, будто не её только что отдали в руки людям, способным продать, сломать, уничтожить. Ни крика, ни попытки вырваться. Только прямая спина и взгляд вперёд. Но я знал — это не смирение. Это доверие. Ко мне.

Александра верила, что я не оставлю всё как есть. Что не позволю этим трусливым псам притащить её обратно к тому, кто считает людей товаром. Она поставила на меня, как на последнюю карту, и я, чёрт подери, не собирался проигрывать.

Я не знал ещё, как именно всё оберну. Закон был не на моей стороне, влияние — зыбкое, деньги — ограничены. Но я знал одно: за тех, кто смотрит на тебя с доверием в самый уязвимый момент, стоит бороться до последнего.

Я вытащу её. Обязательно. И это будет не милость герцога — а расплата за её веру.

Как только спины жандармов и Александры скрылись за аккуратно подстриженными кустами, я развернулся, сдерживая внутри всё, что рвалось наружу, и посмотрел на Орлина. Он стоял чуть поодаль, словно чего-то ждал. Я медленно выдохнул и коротко бросил:

— Пора вернуть старые долги. Начнём с Рауди.

Я поднялся в свою комнату. Ветер слабо колыхал занавеску, впуская утреннюю прохладу и запах пыли. Повязка на плече потемнела от подсохшей крови и липла к коже. Я остановился перед зеркалом, приподнял край ткани и поморщился. Вид был не лучший, но перевязываться сейчас — пустая трата времени. Не умер — и ладно.

Скинул мятую рубашку, надел свежую, поверх — жилет и простой плащ. Выходя в холл, услышал знакомые голоса: Орлин что-то спокойно обсуждал с крестьянами, которые успели заглянуть в особняк ни свет ни заря. Они замолчали, завидев меня.

— Ваша Светлость, — один из новоприбывших уважительно склонил голову.

Я кивнул и уже практически прошёл мимо, когда вдруг остановился, поворачиваясь к собеседнику Орлина:

— У вас есть лошадь?

— Телега, милорд, — ответил другой, почесав затылок. — С кобылой. Не быстрая, но тащит исправно.

Я кивнул. Ни капли сомнений.

— Сгодится. Запрягите. Поеду с вами.

Орлин приподнял бровь, но не сказал ни слова. Он понимал — сейчас не до гордости и не до приличий. Время — мой главный враг, и если до Рауди я быстрее доберусь на телеге, пусть будет телега. Плевать, как это выглядит со стороны.

Главное — начать.

Дорога петляла среди полей, пересохших от летнего зноя. Колёса телеги жалобно поскрипывали, подпрыгивая на каждом ухабе, а я вцепился в край деревянного борта, чтобы не слететь с узкой лавки. Орлин сидел рядом, молчаливый и хмурый, а крестьянин сосредоточенно правил, то и дело поглядывая на нас украдкой — не привык возить аристократов в своей телеге, да ещё и тех, что, по слухам, уже успели навлечь на себя интерес жандармов.

Когда мы подъехали к небольшому поселению у самого въезда на земли Рауди, несколько женщин у колодца обернулись и замерли с ведрами в руках. Один парень, опершись на вилы, провожал нас взглядом, в котором читалась не то настороженность, не то откровенное любопытство. Я встретился с ним взглядом, но он тут же опустил глаза.

Мы были чужаками. И всем здесь это было прекрасно видно.

Сколько времени прошло с моего последнего визита сюда? Два года? Меньше? Но с тех пор многое изменилось. Тогда барон Рауди, в своих добродушных приливах великодушия (или его все же совесть немного мучила?), снизошёл до того, чтобы подвезти меня на собственной, пусть и слегка потрёпанной, но всё же гербовой карете. Мы беседовали о виноградниках, о налогах, о неблагодарности слуг. Теперь я ехал к нему как крестьянин. В открытой телеге, по тряской дороге, с кровью на повязке под рубашкой и гневом, закипающим под рёбрами.

Когда поселение осталось позади, за перелеском показались первые строения поместья Рауди. Дом выглядел почти так же, как я его помнил — камень, оштукатуренные башенки, облезлые балюстрады, и всё это с каким-то нарочитым оттенком занятости — словно барон хотел казаться богаче, чем был на самом деле. У ворот уже мелькали фигуры — нас заметили.

Я выпрямился. В сложившейся ситуации мне было далеко до герцогского достоинства, но я всё ещё был Виери. И приехал сюда не просить.

Телега затормозила у ворот с натужным скрипом, и пыль, поднятая дорогой, медленно оседала на высохшую траву. Один из стражников — плотный, с заросшей щетиной и в выцветшей куртке с эмблемой здешних земель — лениво подошёл ближе, изучая нас с подозрением. Он явно не ждал, что в телеге окажется кто-то, кто вызовет у него хоть каплю уважения.

— Мне нужен барон Рауди, — сказал я спокойно, но твердо, поднимаясь с телеги. Прямая осанка, руки за спиной, холодный взгляд — я вышел к нему, как к равному, хоть и был намного выше по происхождению.

Стражник на мгновение замешкался, а затем, скрестив руки, хмыкнул с нескрываемым скепсисом:

— Его Милость сейчас занят. Что ему передать?

Незнакомец оглядел меня с ног до головы, и я видел, как его взгляд чуть дольше задержался на моей повязке, будто это подтверждало для него: перед ним не господин, а какой-то оборванец.

— Передайте ему, что герцог Виери требует аудиенции. Срочно, — произнёс я, выпрямляясь ещё выше. Лицо — камень. Брови — грозовая туча. Я смотрел на него так, как смотрел бы на того, кто смеет преградить мне путь в собственный дом.

Мужчина замер. Его самодовольство испарилось за одно сердцебиение.

— Г-герцог?.. — переспросил он, растерянно. — Ваша Светлость… прошу меня простить… Я… не признал…

— Ну так исправь это, — отчеканил я. — И живо.

Он быстро поклонился и почти бегом скрылся за воротами. Я остался стоять на месте, не двигаясь, как и положено тому, кто не привык ждать, но умеет, если это нужно. Спустя всего пару минут тот же стражник вернулся — уже куда более учтивый, чем прежде. Он отвёл глаза, поклонился и произнёс с преувеличенным почтением:

— Его Милость барон Рауди готов вас принять, Ваша Светлость. Прошу следовать за мной.

Я шагнул вперёд, оставив телегу и Орлина за спиной. Пыль дороги осталась на сапогах, но голову я держал высоко. Не хватало ещё, чтобы какой-то барон решил, что я пришёл просить милости. Нет. Я пришёл напомнить.

Мы миновали калитку и вышли на внутренний двор. Затем ступили на идеально отполированную лестницу — каждая ступень сияла так, будто их натирали с утра до ночи. Следом — прохладный мраморный коридор с новеньким, дорогим ковром, ещё не успевшим потерять ворс. На стенах — свежие гобелены, в оконных нишах — хрустальные вазы. Похоже, дела у моего «дорогого друга» шли неплохо. И это радовало. Ведь если есть чем жить, значит, найдётся и чем платить.

Мы остановились у массивной двери с резным гербом Рауди. Стражник распахнул её, с почтением кивнув мне на вход:

— Прошу, Ваша Светлость.

Я вошёл.

Кабинет встретил меня теплом и ароматом специй. Барон Рауди, как всегда, сидел за своим массивным столом из красного дерева. Он поднялся — пухлый, румяный, в расшитом жилете, с неизменной добродушной улыбкой, за которой скрывался человек, привыкший торговаться даже за воздух.

— Кристиан! — воскликнул он, разводя руки. — Рад тебя видеть. Что привело тебя в мои края?