Истинная на сдачу, дракон в комплекте

Глава 24. Возвращение в Нижний Долес

Когда мы подъехали к поместью, я уже не знала, чего ждать. Лишь тихо надеялась, что всё осталось таким, как прежде. Но стоило нам приблизиться — и я чуть не задохнулась от изумления.

Прежде покосившиеся ворота теперь стояли прямо, надёжно укреплённые, с ровными петлями и — о чудо! — открылись без единого скрипа, будто кто-то смазал их с особой тщательностью. Лошади неспешно въехали внутрь, и как только телега покатилась по знакомым плитам двора, я ахнула вслух совершенно искренне, не в силах сдержать свой восторг.

— Какая красота! — вырвалось само собой.

То, что я увидела, было словно из сна. Когда меня уводили, двор уже начали приводить в порядок: кое-где подстригли кусты, убрали часть сорняков. Но сейчас… сейчас всё это было не просто ухожено — оно расцвело прямо как в сказке.

Кусты вдоль дорожек выглядели будто живые, округлые, зелёные, украшенные нежными цветами разнообразных оттенков. Никаких торчащих палок или обломков, никакой пыли или бурьяна. Всё было чисто, аккуратно и выверено с любовью. Перед фасадом выложили небольшой круглый палисадник, откуда тянулись ровные дорожки к крыльцу, к боковому входу и к мастерской. Лепестки свежих цветов мягко шуршали под лёгким ветерком. Даже камни под телегой были вымыты до блеска.

Я сидела, раскрыв рот, и не могла поверить, что всё это — наш дом. Наш Нижний Долес.

Теперь он действительно был моим домом.

Едва мы остановились у крыльца, как дверь дома тут же распахнулась, и в проёме показался Орлин. Старик выглянул наружу, щурясь от вечернего солнца, и как только его взгляд упал на нас, его лицо вспыхнуло таким неподдельным восторгом, что я чуть не прослезилась.

— Александра! — воскликнул он и, совершенно забыв про свою больную спину, про осторожность и почтенные годы, бросился к нам, ловко миновав ступени и колёса телеги. Мужчина действительно побежал — не спеша, не осторожничая, а прямо вот с порывом. А в следующий момент его руки обвили меня в неожиданно крепких объятиях, и я застыла от удивления. Будто любящий дядюшка обнимал свою давно потерянную племянницу.

— Ах, я так рад, что вы вернулись! — приговаривал он, отстраняясь лишь на полшага, чтобы заглянуть в лицо. — Как там с вами обращались? Не обижали? Ели хоть нормально? Не водили по допросам без конца?

Орлин осматривал меня с головы до ног, будто мог по глазам определить степень моральных травм. Я не успела ответить ни на один из вопросов — старик сыпал их с такой скоростью, что, кажется, сам запутался в порядке.

— Вы, наверное, голодны, бедняжка! — вдруг спохватился он. — Ну конечно голодны! Пойдёмте, я вас накормлю, у меня там пирог остывает, и ещё каша есть — настоящая, с мёдом. Быстро! Пока не остыла!

Мужчина потянул меня за руку, вовлекая в дом, словно торопился компенсировать все дни моего отсутствия. При этом Кристиана он почти не заметил — точнее, заметил, но внимания не уделил.

— Ничего. Я в порядке, — с притворной обидой буркнул герцог оставаясь позади, но в его голосе явно звучала улыбка. И когда я на секунду обернулась, чтобы взглянуть на него, то увидела её и на его лице — тёплую и настоящую. Ту, что была только для своих.

Мы привычно направились в сторону кухни — туда, где у Орлина всегда пахло чем-то уютным и съедобным. Дом изменился, но маршрут остался прежним: мимо знакомых дверных проёмов, по скрипучим половицам, в ту самую кухню, где прошли мои первые тихие и почти домашние вечера в этом мире.

Но стоило мне переступить порог, как я ахнула — и тут всё преобразилось. Полки сияли чистотой, травы и сушёные букетики были развешены аккуратными рядами, а стол — накрыт гладко выглаженной и почти нарядной скатертью. Даже горшки у печи были расставлены в чётком порядке, словно участвовали в параде. У старого слуги семейства Виери и раньше был полный порядок в его владениях — за редким исключением вроде той ночи, когда цыплята и гусята устроили хаос, вломившись в дом, словно разбойники. Но сейчас здесь царствовала поистине сказочная аккуратность.

— Садитесь-садитесь, — с важностью пригласил старик, хлопоча возле печи. — Я уж всё приготовил, не подумайте, что встречаю вас с пустыми руками.

Вскоре перед нами оказалась большая миска ароматной каши. В ней было всё — и растопленное масло, и жареные орешки, и чуть-чуть сухофруктов… Но главным ингредиентом оказался мёд. Я не удержалась от восхищённого вздоха: тёплый, янтарный, он стекал с ложки густыми ленивыми каплями.

— А это, — Орлин с гордостью постучал по стоящему в углу бочонку, — крестьяне приволокли. Говорят, мол, за всё, что господин Виери для них делает. Так что теперь у нас меда — на всю зиму хватит, и ещё на подарки останется.

Я зачерпнула ложку каши и откинулась в кресле, позволив себе впервые за многие дни почувствовать себя в безопасности. Горло щипало от тепла — не от пищи, а от чего-то глубже. От той заботы людей, что были рядом.

Во время ужина Орлин, как всегда, держался оживлённо и по-хозяйски. Я слушала, как он, не спеша, рассказывал о переменах, случившихся в округе за то недолгое время, пока меня не было. Оказалось, крестьяне начали обрабатывать земли совсем рядом с поместьем Виери — кто-то по собственной инициативе, кто-то по разрешению герцога. Жизнь начинала возвращаться в этот, казалось бы, забытый уголок.

— Представляете, теперь у нас тут настоящая община собирается, — делился Орлин. — Земля плодородная, воздух чистый, а если порядок держать — и вовсе жить можно! Люди стали смелее. Вижу, как по утрам собираются на поля — молча, с делом, как и раньше. Даже детвора больше не прячется.

Он говорил с неподдельным энтузиазмом, и я невольно улыбалась, слушая. Казалось, у старика уже были планы на каждый клочок земли вокруг дома. Он делился, как будто мы были старыми друзьями, и в тот момент мне действительно казалось, что я его знаю давно. Странное, но приятное чувство.

А ещё, как оказалось, в благодарность за заботу крестьяне притащили немаленький бочонок мёда. Именно он теперь щедро покрывал нашу кашу, делая её вкуснейшим лакомством на свете.

Но сколько бы я ни старалась сохранять бодрость, зевота в конце концов одержала верх. Я прикрыла рот рукой, стараясь сделать вид, будто просто потянулась, но Орлин тут же заметил и, прищурившись, поднял палец:

— Так, барышня, хватит. Вам нужно отдыхать.

— Да я... просто... — пробормотала, пытаясь скрыть очередной зевок.

— Ни «просто», ни «потом». Отдыхайте. С утра до вечера в этих допросных сидеть — дело нешуточное. А вы и так с ног валитесь.

Я хотела было вежливо возразить, но мой собеседник посмотрел на меня так, что всякое сопротивление тут же испарилось. И правда, я едва держалась на ногах.

— Хорошо... — сдалась я, поднимаясь. — Только немного...

— Спать, — твёрдо произнёс он и даже не стал дослушивать. — Завтра новый день, а сегодня — тишина, покой и перина.

Я не спорила. Встав из-за стола и пробормотав слова благодарности, пошла по знакомому коридору, чувствуя, как за спиной всё ещё витает аромат мёда, хлеба и тихого уюта.

Я вернулась в свою комнату, которая встретила меня тишиной и родным полумраком. Здесь ничто не изменилось — те же занавески, те же аккуратно сложенные вещи в углу, даже плетёный коврик у кровати лежал всё так же немного криво. Странно, но от этого уюта к горлу подкатила волна облегчения.

Я едва успела стянуть с себя верхнюю одежду и добрести до умывальника, где Орлин заранее приготовил чистую воду. Она была прохладной, но ласково освежала, стирая с лица последние следы усталости и тревоги. Я умылась, не спеша, словно смывая с себя весь пережитый за последние дни стресс.

А потом — кровать. Ставшая уже родной, мягкая и настоящая. Я не раздумывала ни секунды, лишь шаг — и я рухнула на неё, уткнувшись щекой в подушку. Всё внутри растеклось теплом. Казалось, я снова стала собой, такой, как была до всех этих ведомств, допросов и холодных чиновничьих взглядов.

Три дня в стенах, чуждых уюта, — и всё это время я оставалась напряжённой, словно внутри меня была закручена невидимая пружина. Но теперь… теперь я могла наконец-то выдохнуть. Закрыла глаза, и сон, мягкий и спокойный, обнял меня мгновенно.

Сознание, уже ускользающее в дрему, успело подбросить мне напоследок образ чешуйчатого малыша и пернатых проказников. Я пообещала себе: с утра обязательно навещу их всех, проверю, как там они… И с этой мыслью провалилась в глубокий и спокойный сон.

Резкий толчок — я дернулась и села в постели. За окном всё ещё царила кромешная темнота, даже звезды казались чуть потускневшими. Но странным образом я ощущала себя выспавшейся. Не просто отдохнувшей, а по-настоящему полной сил, как будто проспала не пару часов, а весь утомительный месяц.

И тут желудок громко и недвусмысленно напомнил о себе. Голод. Неожиданный, но настойчивый. Странно — обычно я в такие часы не ем, но сейчас… сейчас мне хотелось чего-то простого и тёплого. Я приподняла голову, вдруг уловив какой-то странный звук — лёгкий скрип, будто половица предательски выдала чьи-то шаги. Затаила дыхание, прислушалась. Тишина. Наверное, показалось.

Я поднялась, подошла к стулу, где лежали мои вещи. Бежевое платье, что было на мне все последние три дня, выглядело уставшим не меньше меня. Бордовое показалось слишком торжественным для ночной прогулки по дому. Оставалось изумрудное — одно из тех, что подарил мне Кристиан. Оно было великолепным: мягкий перелив ткани, тонкие швы, рукава-фонарики. Немного жалко было надевать его без повода… но иного выхода не оставалось.

Переоделась, провела рукой по складкам, затем посмотрела на себя в мутное зеркало на туалетном столике. Покружилась, касаясь пальцами подола. Столько нежности и заботы — в одном простом платье. Обула мягкие тапочки и, крадучись, выскользнула из комнаты. Дом спал. Или… должен был спать.

Я почти добралась до лестницы, когда снизу донёсся приглушённые голоса.

— Господин, вы снова рискуете! Так нельзя. Александра едва успела вернуться, а вы снова убегаете, — это был Орлин. Он стоял у входной двери, преградив путь герцогу. Я затаилась за перилами, стараясь не дышать. Что это значит — снова?

— Я должен, — тихо, но твёрдо ответил Кристиан. — Чтобы получить нужную сумму, я обязан достать травы для маркизы Луарийской.

— Это очень опасно! — возразил Орлин, покачав головой. — Мы постараемся найти другой выход…

Я прижалась спиной к стене. Их разговор будто впивался в меня. И в этот момент мне показалось, что взгляд Кристиана скользнул вверх, к перилам… Но он ничего не сказал.

— Я не могу пустить всё на самотёк, — продолжил герцог, понизив голос. — Я занял деньги. Много. И должен вернуть их в течение месяца.

И тогда всё внутри сжалось. Кристиан рисковал единственным, что осталось ему от семьи ради меня?

— Господин, прошу вас, хотя бы подождите до рассвета… — голос Орлина стал тише, но от того не менее настойчивым. — Я могу собрать людей, мы попробуем найти средства другим путём. Или хотя бы сопроводим вас.

Кристиан уже натягивал плащ и поправлял сумку через плечо. Он даже не смотрел на старика — только бросил на ходу:

— Я должен идти. Сейчас. Чем раньше выйду — тем раньше вернусь. Так что не волнуйся, я скоро буду дома.

— Но…

— Всё, прошу, не сейчас, — коротко отмахнулся герцог и потянул на себя засов на двери.

Я стояла на верхней площадке, вцепившись в перила до побелевших костяшек пальцев. Сколько бы я ни уговаривала себя не вмешиваться — всё внутри меня кричало: выйди, скажи хоть слово! останови его!

Но я не могла, потому что банально не знала, что сказать. Не была уверена, что мои слова хоть что-то изменят. А вдруг я сделаю только хуже? Он упрям — особенно когда считает, что поступает правильно.

Чертополосское ущелье… Тонкая, скользкая ниточка воспоминаний обожгла мое сознание. Не так давно герцог уже возвращался оттуда: с ранами, усталый, измождённый, но живой. А что если в этот раз судьба не будет к нему столь благосклонна? Вдруг одна ошибка, один неудачный шаг..?

Я сделала шаг назад, в глубину коридора, и прислонилась к стене, позволяя темноте укрыть меня. Сердце болезненно сжалось: герцог снова покидал дом в одиночку. И ничто не могло его удержать.

Кристиан Виери

Я тихо захлопнул за собой дверь и, ступив на крыльцо, задержался на пару мгновений. Воздух предрассветного Долеса был холодным и звенящим — словно даже природа затаила дыхание. Осторожно спустившись по ступеням, я пересёк двор, останавливаясь у калитки.

Поднял глаза. Там, на втором этаже, за мутным стеклом тёмного окна находилась её комната. Александра скорее всего ещё спит, укрытая тёплым пледом и, наконец, в безопасности. Мы вытащили её. Я смог выполнить данное моей подопечной обещание.

Тепло разлилось внутри, едва уловимое, но упорно цепляющееся за мысли. Эта девушка была... особенной. Мы знакомы совсем недолго, но я уже не мог представить, что её может не быть рядом. И дело было не только в том, что я чувствовал за неё ответственность. Нет. Это было что-то большее. Словно её появление заставило меня увидеть дом по-новому — не как руины прошлого, а как место, в котором может быть будущее.

Вместе с ней...

Я почти усмехнулся и тут же мотнул головой, отгоняя мысли, которые не имели права зарождаться сейчас. Я должен сконцентрироваться и завершить дело. Вернуть долг Градскому, закрыть эту страницу — и наконец заняться тем, что действительно важно: восстановлением поместья Виери. Возродить свой край и подарить новую жизнь этому дому.

Калитка едва скрипнула — достаточно, чтобы спящий на телеге возница от этого дернулся. Мужчина вскинул голову, торопливо стирая сон с лица и наполовину соскочил с облучки.

— Д-доброго рассвета, Ваша Светлость, — пробормотал он, смущённо поправляя потерянную шляпу. — Подумал, вдруг и сегодня понадоблюсь. Поэтому… присутствую, так сказать.

Улыбка сама скользнула на губы: преданность, пусть и продиктованная надеждой на дополнительную плату, нынче редко встречается.

— Как раз понадобитесь, — кивнул я, укладывая за пазуху поредевший кошель. — Везите в сторону вашего поселения, а оттуда — к развилке на Чертополосское ущелье.

Сонливость в глазах моего собеседника мигом сменилась на тревогу. Он даже покосился за калитку, точно надеялся, что ослышался.

— Ущелье ? То самое… с ржанниками ? Созданиями, от которых даже у наших смельчаков мурашки идут по коже и руки трясутся ? — Он выдавил нервный смешок. — Ваше Высокородие, я, конечно, не трусливый человек, но нвсе же не готов так рисковать.

— Да не собираюсь я вас волочь туда, — успокоил его. — Высадите у старого каменного ориентира, а дальше я пойду один.

Возница колебался: между любопытством, страхом и мыслями о непредвиденном заработке.

— Дорога-то ухабистая… и наши рассказывали, как в прошлый раз еле ноги унесли…

— Слухи преувеличивают, — отмахнулся я. Хотя сам себе не поверил. — За труд плачу втрое.

Я вытянул три медяка и положил ему на ладонь. Монеты звякнули убедительно. Мужчина сжал их, будто проверяя, не исчезнут ли, и наконец кивнул — просто, без лишних слов.

— Ладно. До камня довезу. А дальше уж… — он махнул рукой в сторону нарастающего розового неба, где вырисовывались тёмные зубцы гор.

— Дальше моё дело, — заверил я и забрался на облучок рядом, ухватившись за край телеги. Лошадь фыркнула, будто и ей предстоявший маршрут казался сомнительной идеей.

Возница щёлкнул вожжами, и мы покатили по ещё прохладной, утренней дороге. Пока колёса лениво шуршали по утрамбованной пыли, я один раз оглянулся на особняк. В окнах кое-где еще мелькали редкие занавески, намекая на мою бедность. Где-то там за толстым камнем и мутными стеклами спала Александра. А во дворе за стенами дровника дремали драконенок и его поинственные пернатые собратья.

— Продержитесь без меня один день. Я обязательно вернусь.

С этой мыслью я повернулся лицом к узкой ленте дороги — туда, где за заросшими склонами меня уже дожидалось Чертополосское ущелье.