Истинная на сдачу, дракон в комплекте

Глава 28. Наша жизнь. Когда сердца стучат в унисон

Александра

Я захлопнула дверь и тут же прижалась к прохладной стене, будто только она могла хоть немного остудить моё сердце, которое скакало в груди, словно напуганный зверёк. Глубокий вдох — не помогает. Второй — ещё хуже. Всё внутри дрожало. Нет, не от страха. Просто… рядом с Кристианом всего было слишком много: слишком близко, слишком тепло, слишком внимательно.

Его голос до сих пор звучал у меня в голове. Низкий, спокойный. Эти глаза, в которых можно было утонуть — и ведь я почти утонула. Спокойствие, Саша. Он же не делал ничего такого, просто говорил. Просто смотрел. Просто… был рядом. А этого, оказывается, вполне достаточно, чтобы я стояла как девчонка, прячась от собственных чувств.

Отлепившись от стены, я поспешила умыться. Прохладная вода немного привела в чувство, смыла с лица остатки бессонной ночи и лёгкой паники. Волосы пригладила, рукава расправила, даже щёки слегка пощипала — чтоб не такие были румяные. И только тогда, когда, казалось бы, можно было наконец лечь, укрыться пледом и вырубиться до полудня… я застыла на месте.

Спать сейчас? Когда внизу кто-то ходит, дышит, живёт? Когда утро только начинается, и всё ещё может пойти не по плану?

Я осторожно приоткрыла дверь, выглянула в коридор. Тихо. Никто не шастает. Ни Орлина, ни Кристиана, ни птенцов на утреннем марше.

Скользнула в туфли и мягко ступая, как будто кралась к чему-то запретному, двинулась вниз. Каждый скрип ступеней казался оглушительно громким, но я упрямо продолжала путь, будто задумала что-то важное и теперь собиралась дойти до конца.

На кухне пахло остатками вчерашнего ужина и свежей травой. Уютный запах дома. Моего дома?.. Я не знала. Но шагнула внутрь — уверенно, по-хозяйски. Хоть кто-то из нас должен был сегодня начать утро не с головокружений.

Я проникла в помещение словно привидение — осторожно, на цыпочках, с особым почтением к утренней тишине. Раз уж сон больше не шел, а адреналин после ночной беседы всё еще гулял по крови, я решила заняться самым безопасным и полезным — готовкой. Тихо, аккуратно, чтобы не разбудить даже половицы.

Выдвинула ящик с ножами с таким настороженным лицом, будто пыталась разоружить ловушку. Потом аккуратно достала кастрюлю, всем сердцем молясь, чтобы крышка не брякнула — и победно улыбнулась, когда всё прошло гладко. На плите зажгла огонь, нарезала зелень, вытащила остатки хлеба, собиралась было взбить пару яиц…

И тут где-то сзади раздался уверенный голос, в котором привычно смешивались ехидство и забота:

— А это что у нас тут? Побег из спальни? Или диверсия с раннего утра?

Я вздрогнула так, что едва не уронила всё, что было в руках. Обернулась, будто застигнутая на месте преступления, и наткнулась на внимательный взгляд вездесущего Орлина. Старик стоял в проёме кухни, по-хозяйски подпирая косяк плечом, с заспанным, но недоверчиво-удивлённым выражением лица.

— Я... просто решила приготовить что-то на завтрак, — пояснила с виноватой улыбкой, поджимая губы. — Ну, чтобы... не будить вас.

— Ага, — старик покосился на плиту, где уже булькало что-то подозрительно ароматное. — А кастрюли ты, значит, уговаривала молчать телепатически?

Я смущённо хмыкнула и развела руками.

— Почти получилось.

— Почти, — фыркнул он и всё же улыбнулся. — Ладно, раз уж ты всё равно тут, то давай хотя бы чай поставим. А то я без него даже на шутки не способен.

— Это ты ещё на шутки не способен? — удивлённо вскинула я брови.

— Ой, барышня, не провоцируй, — вздохнул Орлин, проходя мимо к шкафчику. — А то ведь как распущусь — дракон смущаться начнёт.

Я рассмеялась, снова повернувшись к сковородке, и утро, кажется, стало на удивление хорошим.

Кристиан появился на кухне неожиданно рано — по меркам герцога, разумеется. Он выглядел отдохнувшим, собранным и… улыбающимся. Не просто вежливо или из-за светского настроения, а по-настоящему, с теплом, которое будто бы просачивалось в воздух и наполняло кухню солнечным светом, даже несмотря на то, что окна были на теневую сторону.

— Доброе утро, — поздоровался он, легко касаясь края стола и кивая мне.

— Доброе, — не смогла не ответить в тон, улыбаясь в ответ, даже не стараясь сдержать радость.

Мужчина сел, потянулся за чашкой и, к моему удивлению, оказался невероятно разговорчив. Расспрашивал Орлина о делах во дворе, расхваливал мою стряпню (а я покраснела сильнее, чем яйца в сковородке), даже пошутил — что-то про гусят, которые, кажется, начали командовать нами, а не наоборот.

Старик, не упустив возможности поворчать, что так рано герцог не завтракал с начала прошлой весны, всё же бросал на нас такие взгляды, будто читал между строк то, чего мы и сами ещё толком не понимали. Но, в отличие от своего обычного язвительного репертуара, на этот раз он промолчал. Ни комментариев, ни намёков — просто наблюдал, как будто берег атмосферу.

Когда завтрак уже подходил к концу, Кристиан вдруг отставил чашку и поднялся из-за стола.

— Мне нужно будет ненадолго отлучиться, — произнёс он, проверяя что-то в перчатках, которые достал из внутреннего кармана.

Я как раз помогала Орлину убирать со стола — собирала тарелки в стопку — и, услышав эти слова, резко обернулась. Посуда в руках качнулась, и я едва не выронила всё обратно на скатерть. Быстро моргнув, я опомнилась и, не говоря ни слова, поспешно донесла тарелки до мойки, а потом, не дожидаясь, пока он дойдёт до двери, выскочила в холл.

— Вы снова… возвращаетесь в ущелье? — вырвалось раньше, чем я успела подумать.

Но стоило взглянуть на него внимательнее — стало ясно, что мои догадки промахнулись. На Кристиане был не походный плащ и не привычная куртка — а старенький, но всё ещё опрятный костюм: приглушённого серо-синего цвета, с аккуратно приглаженными лацканами и потёртыми манжетами. В таком не собирают травы. И не идут в бой.

Герцог усмехнулся почти ласково.

— Нет. С походами на земли Чертополосья лучше не частить, если не хочешь попасть на обед к хищнику.

— Тогда… куда?.. — растерянно прошептала я, хотя уже понимала, что вопрос, скорее всего, неуместен.

— У меня дела в городе, — ответил он просто. И, хотя ничего не объяснил, его тон был мягким, почти заботливым. — Я не задержусь надолго. Обещаю.

Мужчина улыбнулся — коротко, но тепло — и шагнул к двери. А я осталась стоять в холле, немного растерянная и немного… тревожная. Почему-то не хотелось, чтобы он уходил. Сегодня — особенно.

Спустя пару минут из кухни неспешно вышел Орлин. Протирая руки полотенцем, он остановился рядом и тихо произнёс, почти вполголоса:

— Сегодня годовщина смерти матушки Его Светлости, — пояснил он, не глядя на меня, будто просто делился фактом, а не эмоцией. — Думаю, он едет в Вилантийский храм. Там она и похоронена.

И вдруг всё встало на свои места — и костюм, и молчаливый взгляд в окно, и почему-то особенно бережная, сдержанная улыбка.

Утро продолжилось вполне по-домашнему. Мы с Орлином вышли во двор, где нас уже встречала наша крылатая, пернатая и хвостатая банда. Кормёжка превратилась в настоящее шоу: цыплята галдели, гуси толкались, один особенно наглый индюшонок снова пытался командовать всеми, а я в очередной раз напомнила ему, кто тут старший. Ну, почти старший — потому что драконёнок всё равно был вне конкуренции.

Он, как всегда, держался особняком — на расстоянии, с видом осторожного наблюдателя, который вроде как с нами, но на всякий случай готов улизнуть. И всё же сегодня что-то изменилось. Пока Орлин насыпал корм и напевал себе под нос что-то совсем без слов, драконёнок приблизился. Медленно, настороженно, будто проверяя воздух.

— А ну, смотри-ка ты, — тихо проговорил мой напарник, вытянув руку ладонью вверх.

И к моему изумлению — малыш не убежал. Наоборот, он подошёл ближе и даже позволил старику коснуться головы. Поглаживание длилось всего несколько секунд, но было полным доверия. А потом дракончик, будто поняв, что это не так уж и страшно, фыркнул и даже ткнулся Орлину в локоть носом. Прогресс был на лицо — или, скорее, на мордочку.

После всей этой утренней суеты мы с Орлином направились к нашему новому огородику. Грядки стояли гордые, политые, ожидающие роста и внимания. Но, как оказалось, внимание к ним проявили не только мы — проворные гусята уже облюбовали один из рядов и пытались устроить там коллективный спа-процедур с грязевыми ваннами.

— Вот что будет, когда посевы взойдут, — проворчал Орлин, отгоняя пернатых. — Устроят карнавал с поеданием урожая и топтанием на косточках надежд.

— Ну уж нет, — засучила я рукава. — Пора ставить изгородь. До первых всходов ещё неделя, но я их знаю — как только появится хоть что-то зелёное, сожрут быстрее, чем мы глазом моргнём.

Так и начался наш великий строительный проект. Мы колотили колья, натягивали верёвки, подтыкали дощечки и даже использовали старый заборный прут — всё, что попадалось под руку. Работа увлекла, как ни странно, даже больше, чем ожидалось. Было весело, шумно, и, кажется, я впервые с детства получала удовольствие от копания в земле. Пока не раздались шаги.

— Кто-то к нам, — пробормотал Орлин, выпрямляясь, и как раз в этот момент в воротах появился Кристиан.

Он шёл неторопливо, чуть прищурившись от солнца, и сразу стало понятно: вернулся целый и невредимый. И теперь мы снова в полном составе.

— Ой! — выдохнула я. — А мы ведь обед забыли приготовить!

— Ничего страшного, — улыбнулся он. — Я вам помогу.

Я застыла, не веря своим ушам. Герцог — помогать на кухне? Ну, день сегодня точно удивительный.

— Иду переоденусь, — добавил он и ушёл в дом, а мы с Орлином кинулись быстро наводить порядок: собрали инструменты, сложили остатки досок, помыли руки в кадке у хлева, и, умывшись холодной водой, поспешили на кухню.

— Если и дальше так пойдёт, — сказала я, вытирая ладони о фартук, — то и до настоящей усадьбы с уставом доживём.

— Главное, чтобы и дракон не потребовал личного повара, — буркнул мой напарник, и мы оба рассмеялись, открывая дверь в наш уютный, ароматный и живой дом.

Кристиан Виери

После сытного завтрака я не стал задерживаться. Утро выдалось ясным: солнце уже поднялось над горизонтом, золотя верхушки деревьев и бросая длинные тени на мощёный двор. Я накинул лёгкий плащ, попрощался с Орлином и Александрой и, неспешно миновав ворота, вышел на главный тракт.

Дорога, несмотря на утреннюю суету, казалась почти безлюдной. Я шёл пешком, наслаждаясь тишиной и редкими звуками просыпающегося мира — где-то скрипели телеги, перекликались птицы, трещали кузнечики в траве у обочины.

Вскоре сзади послышался стук копыт, и меня догнала подвода с крестьянами. Они направлялись в город с товаром, и, узнав меня, радушно предложили подвезти. Я принял приглашение — не столько ради комфорта, сколько ради возможности услышать, чем сейчас живёт округ.

Сидя на жёстких досках повозки, я внимательно слушал разговоры. Мужики негромко обсуждали цены на зерно, жаловались на очередное повышение налогов в столице и делились новостями. Больше всего меня заинтересовала тема строительства дамбы, которую затеяла моя соседка — маркиза Луарийская.

— А ведь не магов она для того взяла, — сказал один, почесывая бороду. — А плотников. Да-да, обыкновенных, только, говорят, ими какой-то архитектор заведует. Странный тип, вроде и не местный…

Я сделал вид, что лениво разглядываю пейзаж, но на самом деле всё внимательно фиксировал. Это было непривычно. Обычно подобные проекты требовали участия гильдии магов, их чертежей, заклинаний укрепления и десятков лицензий. Но маркиза пошла по другому пути… возможно, более дешёвому. Или более рискованному.

Информация стоила многого — и я знал, что ни одно такое наблюдение не должно пройти мимо. Всё, что касается соседей, особенно таких деятельных, как Луарийская, рано или поздно может сыграть решающую роль.

Я молчал, наблюдал, думал. День только начинался — а мне предстояло ещё многое выяснить.

В Вилантию мы въехали ближе к полудню. Я попрощался с попутчиками, оставив пару медных монет за дорогу, и направился в сторону центрального храма. Тот, хоть и не блистал роскошью, всё же хранил в себе нечто величественное: высокие колонны, витражи, прохлада старинных каменных плит. За храмом, как и прежде, раскинулось кладбище — старое, аккуратное, но с каждым годом всё тише. Памятники здесь стояли в ряд, словно солдаты, выцветшие от времени, покрытые зелёным налётом мха и осевшей пылью. В большинстве случаев о покоящихся здесь уже давно никто не вспоминал. И всё же я пришёл.

Я шагал по узкой тропинке, которая вела в самую дальнюю часть кладбища. Деревья нависали, будто пряча от чужих глаз. Сквозь листву уже проглядывали очертания мемориала, выбивавшегося из общей картины. Он был чище, светлее, словно время обходило его стороной.

Да, я тогда добился разрешения — с трудом, но добился — похоронить матушку здесь, рядом с её роднёй, хоть титулами и положениями её жизнь закончилась далеко от них. Я остановился у могилы и немного выждал — просто стоял, глядя на выгравированное имя. Удивительное молчание легло между нами, ведь я впервые не знал, с чего начать.

Я стоял у могилы долго. Слишком долго, по меркам обычных людей, но едва ли достаточно по меркам сына, не появлявшегося здесь около пяти лет.

Камень был холодным. Отполированный, гладкий, словно бы живой. Я провёл ладонью по выбитым буквам: "Леди Элианна Виери. Светлая. Сильная. Любимая." Три слова, за которыми стояло целое море боли и памяти.

На узком выступе у подножия я осторожно поставил небольшой глиняный горшочек, перевязанный верёвкой. Внутри были орехи в мёду — мамино любимое лакомство. Орлин настоял, чтобы я взял их с собой: «Она ведь всё равно с нами, Кристиан. Ей будет приятно».

Я ничего не ответил тогда, просто взял. А теперь — поставил. И на сердце стало чуть тише.

— Привет, мам, — выдохнул я наконец.

Никто мне не ответил конечно же.

— Знаю, давно не приходил, но не потому что забыл… Просто боялся. Мне было стыдно, и я закрылся в своём маленьком мирке, словно медведь в берлоге. Будто если не вылезать — всё само пройдёт. Но не прошло.

Я опустился на колени рядом с камнем. Ветер чуть качнул ветви дерева над головой, и на мгновение показалось, будто кто-то коснулся плеча.

— Всё это время я притворялся, что справляюсь. Что держу дом, землю, фамилию. Что всё под контролем. Но внутри поселилась пустота. Тишина, в которой живёт только долг и тень.

Я замолчал, просто глядя на надпись. Потом продолжил уже тише:

— А теперь появилась она. Странная. Упрямая. С этим своим «можно просто Саша». Всё делает по-своему, говорит так, как будто не боится ничего… А в глазах — целый мир. Я сначала считал её обманщицей. Потом — кем-то из чужого круга. А теперь… я не знаю. Но мне с ней спокойно.

Я усмехнулся, склонив голову:

— Смешно, да? Мне спокойно в этом чёртовом полуразваленном доме. Мы даже хозяйство завели… У нас теперь гуси, цыплята. А ещё — дракон. Не знаю, как так вышло, и вообще не понимаю, как с ним быть. Но он рядом. Как и она.

Пальцы тряслись. Я сжал их, чтобы унять дрожь.

— Я снова чувствую, как дышит мир, как пахнет трава после дождя, как звучит тишина, когда кто-то просто рядом. Не ради выгоды, не по обязанности, а… просто рядом.

Я поднял глаза к небу. Оно было чистым и открытым, как в детстве.

— И вот я стою здесь и думаю: а имею ли я право на всё это? На чувства. На жизнь. На то, чтобы быть не только Виери со всеми нашими долгами, проклятой магией и чужими ожиданиями… а просто человеком, который тоже хочет, чтобы рядом был кто-то живой. Чтобы поддержал и чтобы... остался.

Я выдохнул. Тишина больше не давила — просто была рядом. Как память. Как мама. Я выпрямился, смахнул пыль с камня и сделал шаг назад, потом другой. Я уже почти ушёл, но вдруг остановился и обернулся.

— У нас теперь дракон, мам. Маленький еще и, возможно, слишком умный. Думаю, тебе бы он понравился. — слабо улыбнулся. — Береги нас… пожалуйста.

Я вышел с кладбища не спеша. Солнце к тому моменту уже поднялось выше, и улицы Вилантии ожили — с ярмарочными голосами, запахом свежеиспечённого хлеба, звоном лавочных колокольчиков.

Я свернул в сторону старого рынка, чтобы срезать путь, и оказался среди торговых рядов, где вперемешку продавали ткани, травы, амулеты, рыбу, пуговицы и какую-то кипящую в огромных котлах стряпню, от запаха которой у любого просыпался голод, даже если он уже завтракал.

Я шёл, особо не глядя по сторонам, пока взгляд не зацепился за вывеску. Яркую, свежевыкрашенную, с выведенными золотом буквами: "Твой любимый шоколад".

Я замер. Раньше я на такие лавки не обращал внимания. Шоколад — десерт, странный, терпкий, с привкусом чего-то… не мужского. По крайней мере, так всегда говорили в армии и в Совете: "Это для дам". Сам я его ни разу не пробовал, но слышал.

Слышал, как женщины теряли голову от всего, что связано с этим новшеством: шоколадные лепестки, сливочные конфеты, какао с пряностями. Слышал, как однажды из-за партии шоколада устроили дуэль между двумя магами. И слышал, как одна знакомая баронесса когда-то сказала: "Шоколад — это любовь, которую можно съесть."

И вот теперь, стоя посреди людной улицы среди прилавков с колбасами и сапогами, я вдруг подумал — а вдруг…

А вдруг ей понравится?

Просто — подарок. Не по долгу, не ради выгоды, не как компенсация илик благодарность за спасённую честь. А просто — потому что хочется. Незаметно для себя я вдруг подошёл ближе. Потянул скрипнувшую дверь, и та нехотя поддалась, впуская меня внутрь. Колокольчик над входом звякнул, и я оказался в настоящем царстве горьковато-сладкого аромата.

Воздух здесь был насыщен до предела: тонкие, будто нарисованные в воздухе, ноты какао, тёплого молока, чуть уловимой корицы и чего-то ещё — может быть, ванили, а, может, перца. Запах был настолько густым, что казалось, его можно зачерпнуть ложкой.

На полках вдоль стен аккуратно выстроились коробочки, баночки, развесистые букеты из завёрнутых в золотистую бумагу лепестков. Я понятия не имел, что из этого вообще едят, а что — дарят. Или, возможно, закапывают в землю и при луне читают над ним стихи — с этим шоколадом, по рассказам, женщины готовы были на всё.

— Добрый день, — раздалось от прилавка, и я поднял взгляд.

Молодая девушка с веснушками и явно хорошим настроением стояла за стойкой, широко мне улыбаясь. Взгляд у неё был такой, будто она уже знала, зачем я пришёл. И, возможно, даже — кому именно я собирался это подарить.

— Впервые у нас? — уточнила она, не теряя улыбки.