Глава 35. Новое предприятие

Тиберий всё это время ждал чуть поодаль, не вмешиваясь, но, когда разговор с крестьянами подошёл к концу, он подошёл ближе, снял шапку и, почесав затылок, проговорил:

— Ваша Светлость, барышня, — покосился на нас обоих с улыбкой, — я, если хотите, могу к вечеру всё привезти. Поговорю с народом, по хатам пройдусь — что соберут, то и привезу. Пух, перья — у кого чего найдётся.

Кристиан кивнул с одобрением, а я улыбнулась:

— Было бы просто замечательно. Пока свежим всё идёт, проще сортировать.

— А моя жена, Мелина, — добавил возница чуть тише, но с явной гордостью, — как вы и просили, уже на завтра собирается к вам. Она и ещё парочка её подруг с рукодельем на "ты". Раньше рушники вышивали, теперь вот... подушки начнут. Так что ждите с утра.

— Поблагодарите её от нас, — кивнула я, ощущая тепло в груди. Всё складывалось удивительно просто, словно само пространство вокруг подстраивалось под новую жизнь. Новое дело. Новую надежду.

Когда мы наконец добрались до дома, солнце уже начинало клониться к горизонту, окрашивая крыши и траву мягким золотом. И как только телега въехала за ворота, нас встретил целый шквал хлопающих крыльев, топота и радостного писка.

Птенцы и драконёнок явно почувствовали наше приближение задолго до появления у калитки — теперь они в полном составе носились по двору, как будто устраивали парад в честь нашего возвращения. Один из гусят с победным писком промчался мимо, волоча за собой клочок какого-то одеяла. Драконёнок, гордо задрав голову, шагал следом, будто командовал процессией, и только махал крыльями, создавая завихрения воздуха.

— Кажется, нас ждали, — с усмешкой заметил Кристиан, помогая мне выбраться с насиженого места.

Я едва сдерживала смех, наблюдая, как трое птенцов наперегонки выщипывают последние уцелевшие травинки из клумбы у входа. Ещё один карабкался в ящик с высаженной зеленью, и только спасительная изгородь, возведённая вокруг участка, сдерживала полное уничтожение наших посадок.

— Хорошо хоть догадались отгородить им территорию, — вздохнула я, уже мысленно прикидывая, где завтра искать свежую зелень. — А то бы от наших грядок и цветов ничего не осталось. Эти безобразники готовы вытоптать и съесть всё, что только растёт в округе.

Драконёнок, будто услышав, о чём мы говорим, вскинул голову и виновато пискнул, но тут же отвлёкся на лист салата, выглянувший из-за изгороди, и с важным видом потопал к нему, по пути отталкивая одного из цыплят. Мы с Кристианом переглянулись — и оба рассмеялись. Дом встретил нас живым хаосом, и это было чертовски приятно.

Едва мы успели распрощаться с возницей, как из дома вынырнул Орлин, словно всё это время стоял у окна и следил за нашим возвращением. Он подбоченился, глядя на нас с прищуром, и, не дав вставить ни слова, проворчал:

— Ну, наконец-то. Я уж думал, сгрызут вас там с потрохами. Проходите, обед давно готов. Только сначала переоденьтесь и умойтесь, как люди, — буркнул старик, но в голосе звучала явная забота.

Мы с Кристианом переглянулись и, не споря, отправились приводить себя в порядок. После дороги, пыли и солнца это действительно было необходимо. Освежившись, мы вернулись на кухню, где уже дымилась похлёбка и стояли румяные пирожки с незнакомыми мне ягодами. Орлин расставил всё с той особой неторопливой основательностью, которая бывает у людей, давно чувствующих себя в своём доме.

За едой мы поделились с ним всеми новостями — рассказали о встрече с маркизой, о подписанных договорах, о реакции на подушку и перспективах нового дела. Старик слушал внимательно, кивая в нужных местах, а в глазах его отражался интерес и то самое редкое для него одобрение.

— Значит, работёнка будет, — пробормотал он, отставляя миску. — Что ж, тогда надо готовить место.

Так и решили: выделить отдельное помещение под шитьё. Кристиан, даже не задумываясь, предложил одну из самых светлых комнат на первом этаже — ту, где окна выходили сразу на две стороны и где солнечный свет заливал всё пространство с утра до самого вечера. Просторная, сухая, с добротными полами — она подходила идеально.

— Думаю, это будет хорошим началом, — сказал герцог, осматривая помещение вместе с нами. — Уют, порядок и много света. Всё, что нужно для хорошей работы.

А я в этот момент уже мысленно расставляла стол, ящики для ниток и тканей, примеряя, где будет стоять швейная корзина и где сядут мастеровые. Новое дело требовало уюта — и у нас было всё, чтобы его создать.

С комнатой мы провозились почти до самого ужина. И пусть работа была не самой лёгкой — пришлось перетаскивать мебель, вытирать пыль, приводить в порядок полки, открывать заклинившие ставни, но в итоге всё получилось именно так, как я себе представляла.

Теперь это было место, где хотелось творить. Старинный, немного потертый стол у окна стал главным рабочим местом. Рядом стояла широкая лавка с подушками, ящик для тканей и аккуратно сложенные рулоны старых отрезов. На полочке у стены я уже расставила коробочки с нитками, булавками и прочими мелочами. Даже старая, слегка поскрипывающая этажерка нашла своё место, став отличным хранилищем для лекал и заготовок.

Потертые обои с соцветиями уже не казались унылыми — напротив, они добавляли уюта. Всё в этой комнате дышало теплом, заботой и будущей работой. Когда я отошла к двери и окинула взглядом помещение, сердце затрепетало от тихой радости. Комната моей мечты. Простая, светлая и настоящая.

Ужин только-только заканчивался, когда снаружи послышался стук копыт и скрип телеги. Мы с Кристианом вышли во двор и увидели знакомую повозку, а рядом — Тиберия, который ловко спрыгнул на землю, придерживая вожжи.

— Привёз, как и обещал, — весело сообщил он, кивая на мешки с пухом и перьями, аккуратно укрытые брезентом. — И помощниц привёл. Моя Ганна, а это — Анета и Маричка, — представил он, показывая на женщин, которые уже спешились.

Женщина постарше — Маричка — была спокойной и рассудительной на вид, с натруженными руками и уверенным взглядом. Молоденькая Анета — её невестка, как мы узнали позже, — немного стеснялась, но в глазах девушки горел неподдельный интерес. А Ганна, жена Тиберия, с той же деловитой основательностью, с какой когда-то помогала убирать дом, уже осматривала ворота и выглядела так, будто готова была приступить к делу прямо с порога.

— Мы готовы хоть сейчас, если скажете, — проговорила она, скрестив руки на груди. — Мешки тяжёлые, но мы управимся.

— Сегодня уже поздно, — вмешался Кристиан, выходя из дома и прищурившись на закатное солнце. — Пусть расселятся, отдохнут, а с утра и начнём.

— Можем им комнату в людской выделить, — кивнул Орлин. — Там просторно и сухо.

Так мы все вместе внесли мешки с пухом в помещение, заранее подготовленное для работы. Женщины с интересом огляделись, переглянулись и одобрительно закивали. Комната понравилась.

— Вот это место, — проговорила Маричка. — Здесь можно горы свернуть.

Я не сдержала улыбки. Всё только начиналось, но уже чувствовалось: у нас получится.

Сегодняшний день мы посвятили организации будущей работы. Нужно было всё продумать, разложить по полочкам, подготовить рабочие места и определить, кто чем будет заниматься. Наш женский квартет оказался вполне разносторонним: каждая из мастериц рассказала о своих умениях, упомянула о том, в чём чувствует себя уверенно, и сразу стало понятно, как именно распределить обязанности.

Маричка ловко работала с раскроем — у неё глаз алмаз, и ткань она резала будто по линейке, без всяких шаблонов. Анета оказалась аккуратной и кропотливой, идеально подходила на роль той, кто будет собирать основу и сшивать детали. Ганна вызвалась вести учёт и сортировку готовых изделий, а заодно обучать, если кто-то из крестьянок решит присоединиться. А моя задача — подготовить лекало, показать как правильно набирать пух, сколько и куда класть, как формировать подушку, как утрамбовывать и распределять наполнитель. Мелочей в этом деле было много, но всё они складывались в стройную систему.

Главное — первый шаг был сделан. Мы не просто мечтали, не говорили «потом», мы уже начали. Завтра — старт. Завтра мы действительно двинемся вперёд. И это... окрыляло. Хотелось кружиться посреди комнаты, прижимая к груди первый образец, строить планы и верить в успех.

Но всё это немного блекло на фоне одной-единственной фразы, произнесённой Кристианом под вечер:

— Я с утра снова схожу в ущелье. Нужно закончить сбор и проверить одно место. — И даже добавленное почти сразу: — Я обещаю быть осторожным, — не смогло снять тревогу.

Я кивнула, стараясь не показать, как внутри сжалось сердце. Да, он сильный, опытный и не первый раз идёт туда. Но мне не хотелось отпускать мужчину. Не хотелось его... терять.

Кристиан Виери

Я стоял в дверях, почти не дыша, наблюдая за тем, как Александра, сосредоточенная и по-настоящему вдохновлённая, разъясняла собравшимся женщинам, что именно им предстоит делать, как лучше организовать работу и на что обратить внимание. В каждом её слове звучала не просто уверенность, а какая-то внутренняя решимость, спокойная и одновременно заразительная, — та самая, что могла бы сдвинуть с места даже гору, если бы та вдруг встала на пути.

Девушка ловко раскладывала отрезы, показывала, как обращаться с пухом, давала советы, смеялась, шутливо подбадривала, и в этот момент казалась мне самой живой частью всего этого поместья. Я смотрел на неё, и в душе моей медленно, но уверенно распускалось что-то давно забытое, тёплое и странное по ощущениям — будто кто-то осторожно распахивал ставни, впуская внутрь свет после долгой и тоскливой зимы.

Я не думал, что Александра, оказавшаяся в моём доме почти случайно, способна так сильно повлиять на мою жизнь, но всё, что было со мной до её появления, теперь казалось каким-то тусклым, выцветшим и слишком далеким, чтобы иметь значение. С её приходом всё изменилось. Да я и сам изменился. Стал чаще улыбаться, начал снова думать о будущем — не как о тяжёлой необходимости, а как о чём-то, что можно и нужно выстраивать своими руками.

И да, я обязательно скажу ей. Расскажу обо всём, как только приведу в порядок свои дела, разберусь с долгами и избавлюсь от этого постоянного давления. Половина срока, отведённого мне Градским, уже прошла, а я пока лишь начал расплачиваться — едва покрыл аванс от маркизы, и этого, конечно, было катастрофически мало. Мне нужно ускориться, сделать всё возможное, чтобы успеть. Только после этого я смогу позволить себе то, что хочу — быть рядом с этой девушкой, не чувствуя вины и неуверенности.

Сейчас же я просто стоял и смотрел на неё, пытаясь сохранить это мгновение, в котором было так много жизни, простого уюта и той самой тёплой надежды, ради которой действительно стоит бороться. Александра подняла глаза, и, встретившись со мной взглядом, улыбнулась. А я вдруг понял: больше всего на свете я хочу, чтобы она осталась здесь. Со мной. Навсегда.

Тем временем новая хозяйка Нижнего Долеса вместе с Орлином проводили наших новых помощниц в старую людскую — ту самую, где когда-то жили наёмные слуги, нанятые ещё моим отцом. Это было давно, в те времена, когда у нашей семьи хватало средств и влияния, когда род Виери звучал гордо и уверенно, а не прятался в полузаброшенном поместье, полном ветра, теней и напоминаний о былой славе. Большинство долгов старого герцога мне удалось покрыть благодаря удачным военным кампаниям, проведённым по поручению короны — войны всегда приносили золото тем, кто рисковал жизнью и не задавал лишних вопросов. Но теперь... теперь я был всего лишь отставным генералом, неинтересным никому, кроме, разве что, банкиров, которым предстояло вернуть свои проценты. И новые долги — уже мои — не исчезнут сами собой. Придётся платить. Но я больше не хотел сражаться только за прошлое.

Я хотел будущего. Настоящего, тёплого и... семейного. Мысли о том, что мне по-настоящему хочется создать свою семью, уже не казались такими далекими и невозможными. Я усмехнулся про себя, удивляясь, насколько незаметно и глубоко во мне укоренилось это желание.

Отправившись к себе, я начал неспешно собираться к завтрашнему походу. Перебрал свои зелья, аккуратно уложил флаконы, отбраковал несколько слишком старых, заметив, как опасно поредел запас. Его бы неплохо пополнить, особенно учитывая возможные риски в ущелье, но для этого, как и всегда, нужны деньги. Деньги, которых у меня сейчас почти не было. Коробы для сбора трав были тщательно очищены, проверены и тоже отправились в дорожную сумку. Всё шло по привычному порядку, пока в тишине не раздался лёгкий, почти робкий стук в дверь.

Я открыл и замер. На пороге стояла Александра — и на ней было то самое изумрудное платье, которое я когда-то вручил ей в качестве подарка. Она выглядела... нет, она была великолепна. И дело было не в платье — это была она сама: уверенная, мягкая, немного смущённая и в то же время удивительно красивая. Чуть подрумянившиеся щёки, аккуратно уложенные волосы, взгляд, полный чего-то непонятного и очень личного.

— Я могу войти? — спросила она неуверенно, но голос прозвучал ясно. Кажется, я слишком увлёкся разглядыванием своей гостьи, заставив девушку так и остаться на пороге.

— Да-да, конечно, — поспешно отступил в сторону, невольно сглотнув, потому что сейчас в груди что-то слишком ярко, слишком громко напоминало о себе.

Она прошла внутрь, но не направилась ни к креслу, ни к дивану у стены, а просто остановилась рядом со мной совсем близко и взглянула прямо в глаза. Без слов, без лишних движений. Только взгляд. И в нём было всё.

После этого моя гостья медленно подняла руки и начала расплетать косу. Ни слова, ни суеты — только плавные, неспешные движения пальцев, будто она делала это не в чьём-то присутствии, а одна, в тишине своей комнаты, среди привычных теней и теплоты вечернего света. Я смотрел, не моргая, завороженный тем, как пряди одна за другой соскальзывают с её пальцев, струятся по плечам и спине мягким золотистым шелком, скрывая и одновременно подчёркивая белизну кожи. Мне казалось, будто каждый локон несёт в себе её запах, её дыхание, её нежность.

Потом Александра скользнула рукой к завязкам на платье, потянула за них, и я услышал, как негромко шелестит ткань, расшнуровываясь под её лёгкими движениями. Пальцы двигались уверенно, но не спеша, и всё это вместе — волосы, кожа, трепетная ткань, сползающая с её плеч, — лишало меня способности думать или даже дышать. Я не отрывал взгляда, будто и не имел на это права, и всё же не мог поступить иначе.

Когда зелёное платье соскользнуло с одного плеча, обнажив тонкую линию ключицы и изящный изгиб лопатки, я словно застыл, не в силах даже пошевелиться. Сердце колотилось так сильно, что я боялся — она услышит его. Я стоял, словно прирос к полу, и только хрипловатый девичий голос вывел меня из ступора:

— Вы мне поможете?

Она не обернулась и не посмотрела, а просто произнесла эти слова, и я вдруг понял, что это не игра и не проверка. Она действительно просила... меня. Я едва заметно кивнул, не зная, увидела ли девушка этот жест, но всё равно сделал шаг вперёд, медленно поднимая руки. Пальцы дрожали, когда я коснулся завязок на её спине — дрожали так, как не дрожали ни в одной битве, ни в одном из самых опасных походов. Я аккуратно распутывал шнуровку, чувствуя, как с каждым узелком становится жарче, будто с тела девушки спадала не только одежда, но и что-то большее — граница между нами, невидимая и неосознанная.

Когда платье, наконец, осело к её ногам, раскрывая взору тонкую спину и аккуратное бельё, купленное в том самом магазинчике Вилантии, я остался стоять за её спиной, боясь даже выдохнуть слишком резко. Моя гостья не обернулась, просто стояла, словно зная, что я смотрю. И я смотрел. Не с вожделением или нетерпением, а с таким затаённым трепетом, словно передо мной было сокровище, которое доверили только на мгновение — и я не хотел его ни оскорбить взглядом, ни разрушить неловкостью.

Тем временем девушка развернулась ко мне, и в её взгляде больше не было колебаний. Только тихая уверенность и затаённое волнение, такое трепетное и упрямо-смелое. Она подняла руку и осторожно коснулась моего воротника, затем — первой пуговицы, пальцы её были тёплыми и невесомыми, как прикосновение лепестков. Казалось, Александра прикасалась не к ткани, а к самому сердцу, и то отозвалось сбивчивым, нетерпеливым стуком где-то под рёбрами.

Что-то во мне оборвалось в то мгновение. Я больше не мог смотреть на неё отстранённо, не мог быть сторонним наблюдателем в этом странном, почти волшебном танце, в котором каждый её жест звал меня ближе. Я подхватил девушку на руки, и она, мягко выдохнув, прижалась ко мне, будто так и должно было быть всегда. Несколько шагов — и я бережно уложил её на кровать, стараясь не спугнуть эту хрупкую, невысказанную нежность между нами.

Склоняясь над Сашей, я задержал дыхание. Её волосы раскинулись по подушке золотистой волной, а кожа светилась в полумраке комнаты — такая живая, теплая и настоящая. Я мог бы смотреть на неё бесконечно. В ней было всё: и мой дом, и спасение, и обещание будущего, в которое я впервые поверил.

— Пожалуйста, быстрее... — голос девушки прозвучал неуверенно, но искренне, будто зов прямо в душу. Она дотронулась до ремня на моих брюках, и в этом простом движении было столько доверия, что у меня перехватило дыхание.

Я не ответил словами. Просто склонился к Саше, поймав её губы в поцелуе — голодном, требовательном и дрожащем от сдерживаемых эмоций. Поцелуе, в котором было всё: и моё "да", и её "ты мне нужен", и то, как мы оба больше не могли и не хотели притворяться чужими.

Загрузка...