Дорога выдалась неровной и тягучей, как не просохшая глина под весенним солнцем. Колеса телеги то взвизгивали, налетая на корни, то замирали на крутых поворотах, будто сам тракт отговаривал нас от дальнейшего пути. С каждым поворотом деревья становились гуще, тени — плотнее, а воздух — будто натянутее. Лошадь фыркала, дергала ушами, точно чувствовала приближение места, куда не стоит соваться просто так.
Возница, который поначалу болтал о жизни, к середине пути явно притих. Он то и дело косился в чащу, посапывал и шевелил губами, будто спорил сам с собой. А когда показалась старая каменная глыба с наполовину осыпанным рунным знаком, он резко натянул вожжи, и телега остановилась с глухим вздохом колес.
— Дальше — пешком? — с сомнением протянул он, вглядываясь в хмурую тропу, уходящую в сторону ущелья.
— Да. Здесь оставь. Обратно не позже заката.
Мужчина кивнул, но, спрыгивая с облучка, я заметил, как его лицо сжалось. Он, почесав затылок, нерешительно произнёс:
— А забирать-то вас когда? Тут… ждать не очень, если честно.
Я прикинул по времени и прищурился в сторону ущелья.
— Часов в шесть. Не раньше. Подождешь меня до заката.
Мой собеседник кивнул, будто заключил с собой сделку, и уже собирался забраться обратно, как вдруг обернулся, заглянул мне прямо в глаза и неожиданно полез в нагрудный карман. Через мгновение на его ладони лежала тёмная, странной формы монета с потёртым изображением головы животного — вроде бы оленя или быка.
— Возьмите. Это… ну, оберег. Матушка его ещё заговорила, — пробормотал он, протягивая мне ладонь. — Я его всюду с собой таскал, особенно когда в болота ездил. Но вам, как по мне, он нужнее.
Я окинул мужчину удивлённым взглядом. Вряд ли он понимал, куда именно я иду и зачем, но, кажется, интуиция ему подсказывала больше, чем слова.
— Ты уверен?
— Берите, — отрезал он с неожиданной твёрдостью. — Всё равно, если с вами что случится — мне себя потом винить.
Я взял монету, сжал её в кулаке, почувствовав тепло чужой заботы, и коротко кивнул.
— Спасибо.
— Удачи вам, господин, — хрипло сказал возница, вскакивая обратно на телегу. — Возвращайтесь. Я подожду.
С этими словами он развернул повозку, оставив меня стоять у старого камня на границе с тенью. Чертополосское ущелье было где-то там — впереди, в сгущающемся полумраке леса.
Переходя между тонкими, кривоватыми деревцами перелеска, я двигался осторожно, почти неслышно. Мелкий хруст под ногами отдавался в ушах неестественно громко, словно сам воздух здесь стал плотнее, будто предупреждал: дальше — зона другой тишины, тишины, в которой любое движение может быть последним.
Наконец я вышел к открытому участку — вытянутой каменистой полосе, ведущей прямиком к входу в Чертополосское ущелье. Я замер, окинув местность долгим взглядом. Кажется, всё было по-прежнему. Никаких следов недавних стычек, никаких ловушек или заползших враждебных тварей. Скалы, камни, редкая жухлая трава да жутковатое эхо, словно даже ветер боялся здесь задерживаться.
Только вот на этот раз я был один. Один на один с местом, где жизнь ничтожно мала, а смерть может поджидать за каждым валуном.
С одной стороны, легче. Не нужно прикрывать спину, бросаться под зубы ржанников, вытаскивать чужое тело из-под лап хищников или гадать, где спряталась половина команды. Только я и цель. Прямолинейно.
С другой… не хватает. Не хватает взгляда со стороны, замечающего мелкие детали. Не хватает Эйрика с его чутьём следопыта, его молчаливой уверенностью. Да и пара лишних рук сейчас бы не помешала — собирать нужные травы в одиночку, да ещё следя за собственным выживанием, дело не из лёгких.
Но выбирать не приходилось.
Я поравнял сумку на плече, подтянул ремень, чтобы не болтался. Вытащил короткий меч из ножен на спине, на ощупь проверяя остроту. Металл был холоден и надёжно привычен. Затем пробежался взглядом по боковым кармашкам и флягам. Зелья — на месте: противоядие, регенерация, стимулятор реакции. Всё в пределах быстрой досягаемости. При надобности смогу дотянуться не теряя времени.
Сделал глубокий вдох. Камень под ногами — сухой и цепкий. Путь вперёд — пустынен, но не безопасен. Именно таким и должно быть Чертополосское ущелье.
Я ступил на каменистую тропу, двигаясь вперёд медленно, с выверенной осторожностью, ступая по узкой тропе, зажатой между скалами, словно шел по горлу самого мира. Стены каньона поднимались с обеих сторон, нависая, будто наблюдали за каждым моим шагом. Камень был шероховатым, иссечённым трещинами, кое-где в расщелинах цеплялись корнями редкие, сероватые кусты.
Здесь звук распространялся особенно чётко. Каждый мой шаг, каждый вздох — словно удар по натянутой струне. Я прислушивался к каждому шороху, к скрипу камня, к переклику птиц вдалеке, к неясному шелесту трав под ветром. Особенно — к звукам, которым здесь не место. Ржанники. Эти твари умели затаиваться, а потом резко вырывались из укрытий, словно сама земля их выплёвывала.
Я все же надеялся, что они ещё не пришли в себя после последней встречи. Тогда мы нанесли им ощутимый урон. Гнездо разрушено, часть стаи перебита, часть, возможно, ранена. Именно на это я и рассчитывал, собираясь в ущелье как можно раньше, пока они не восстановились. Пока у меня было преимущество.
И всё же напряжение не отпускало. Я чувствовал, как спина покрывается испариной, хоть утро было прохладным. Рука не отпускала рукоять меча. Я шёл, почти не дыша, вслушиваясь в тишину и каждый её сбой.
Скалы стесняли пространство, из-за чего у меня практически не было места для маневров. Если нападут — встречать придется лоб в лоб. Слишком близко, чтобы убежать, и слишком далеко, чтобы не заметить опасность.
Я шагал всё дальше вглубь ущелья, и каждая секунда пребывания здесь казалась натянутой струной.
Я продвигался медленно, почти неслышно, стараясь не тревожить даже камешки под ногами. Каждый шаг — выверенный, осторожный. Здесь не прощали спешки. Тропа слегка поднималась, и я выбрался на открытый участок, где ветер гулял свободно между скал, проникая даже в самые укромные расщелины.
Именно в таких местах должен был расти росник тонколистный — серебристо-зелёная трава с тонкими стебельками и узкими, почти прозрачными листами. Я поднимал взгляд к уступам, тщательно осматривая каменистые выступы, где она могла укорениться. Там, где ветер свободно обдувает поверхность, где солнце появляется пусть ненадолго, но каждый день — вот её среда.
Когда-то эта трава была настоящим символом рода Виери. Смесь на её основе передавалась из поколения в поколение. Из неё варили особый чай — с терпким, чуть медовым вкусом и удивительным послевкусием свежести. К нам в Нижний Долес ради него приезжала почти вся знать Авалии. Заказчики были капризны, но чай — по-настоящему уникален. Успокаивающий, согревающий, лечащий. Секреты сбора и сушки строго хранились в роду. А теперь… всё, что было традицией, осталось лишь в памяти, и я был единственным, кто ещё мог её оживить.
Росник не был самой редкой из трав, но к нему нужен подход. Он капризен в заготовке, и особенно — в сушке. Я знал, что с него стоит начать. Он станет основой, а позже я смогу подобрать остальное.
Скользя взглядом по скалам, я различил светлые блики у одного из уступов. Серебристая рябь на ветру — возможно, это он. Я поравнял сумку, шагнул вперёд и начал подъём, не спуская глаз с тонких стеблей, колышущихся чуть выше. Работа началась.
Я двигался так, словно сам был частью скал — тенью, налетевшей с ветром. Каждый шаг отмерял внимательно, ступая на устойчивые плоские камни, избегая гравия и осыпей. Здесь, в Чертополосском ущелье, громкий звук — почти приговор. Хищники в этих местах умели ждать и слушать, и они не прощали глупости.
Подтянувшись, я наконец-то оказался на небольшом уступе, а где-то чуть выше сидел молоденький кустик росника. Первый. Он укоренился там, где добраться было не так-то просто — под самым краем скального зубца, на открытом солнечном месте. Я замер, оценивая путь, и, убедившись, что камень крепкий, медленно начал подниматься. Пальцы нашли зацеп, нога уверенно встала на выступ. Ещё шаг. И ещё.
Добравшись до травы, я аккуратно присел и достал нож. Осторожно срезал стебли у самого основания, следя за тем, чтобы не повредить корень. Нужно оставить возможность для повторного роста. Листья были прохладными, как будто в них всё ещё жила утренняя роса. Пахли свежестью и чем-то почти хвойным.
Сложил добычу в мягкий отсек сумки, заботливо разровняв, чтобы не помять. Один куст. Немного, но начало уже положено. И если повезёт — скоро будет больше.
Я медленно спустился с уступа, стараясь не соскользнуть, и продолжил путь вдоль каменистой тропы, петляющей между скалами. Теперь я присматривался внимательнее, чтобы не пропустить траву, поскольку ее полупрозрачные серебристые листья было сложно разглядеть среди другой зелени.
И удача, похоже, всё же решила не поворачиваться ко мне спиной. Вскоре я заметил ещё один куст. А чуть дальше — ещё два, крепких, разросшихся у самого обрыва. Пришлось потрудиться, чтобы добраться до них, но каждый аккуратно срезанный стебель, уложенный в сумку, приносил мне странное спокойствие. Медленно, но уверенно сумка наполнялась благоухающей свежестью и памятью рода Виери.
А потом случилось маленькое чудо. В щели между валунами, там, где обычно рос только колючий мох, я заметил горный зильник — растение куда более капризное и редкое. Его ланцетные листья и синеватый налёт на стебле были узнаваемы. Это был настоящий дар. Настойка из зильника применялась в целительстве всего один-два раза в году, но эффект от неё был почти магическим. Его почти не собирали в наших краях — не из-за редкости, а из-за сложных условий произрастания.
Я осторожно опустился на колени, достал нож и с максимальной аккуратностью срезал тонкий стебель. Даже дышал через раз — не хотелось ошибиться. Сложил растение в отдельную, жёсткую коробку внутри сумки, чтобы не повредить ни лепестка.
Я смотрел на находку с той же радостью, с какой встречают старого друга. Пусть день только начинался, но я уже чувствовал: он будет плодотворным.
К сожалению, мое везение на этом закончилось. Редкие травы больше не встречались, а кустики росника в основном выглядели жалко — местами они повяли от чрезмерного солнечного света, а кое-где и вовсе не успели еще прорости. Несмотря на это, я сумел набрать целую сумку свежих растений и уже собирался возвращаться, ведь солнце давно перевалило за полдень, а дневная жара становилась ощутимой.
Однако что-то внутри не давало мне покоя. В тот момент, когда я двигался по склону ущелья, мне показалось, что вверху, на одном из выступов, мелькнул синий цвет. Это мог быть обычный мох или синеватая ветка сосновника, но надежда, что передо мной — еще одна местная редкость, заставила остановиться.
Я несколько раз обошёл эту часть ущелья, стараясь осмотреть находку с разных сторон. Но мое зрение не могло в точности передать картинку: слишком высоко было, и угол обзора оставлял желать лучшего. Между тем из глубины каньона донеслись тихие звуки — словно шуршание гравия. Неужели где-то рядом притаились хищники?
Я напряг слух, но звуки затихли так же внезапно, как и появились. И тогда передо мной встала дилемма: стоит ли возвращаться, не испытывая судьбу, или рискнуть и попытаться залезть туда, чтобы наконец разглядеть, что же так привлекло мое внимание. Подумав немного и взвесив все "за" и "против", я все же решил рискнуть.
Осторожно начав взбираться выше, я цеплялся за корни и выступы скалы. Под ногами сыпался мелкий гравий, и каждое движение требовало предельной концентрации. Несколько раз я едва не сорвался — пальцы соскальзывали, а сердце билось так громко, будто вот-вот вырвется из груди. Но что-то удерживало меня — неутолимая жажда узнать, что скрывается на вершине.
Постепенно я пролез всё выше, пока не оказался почти на самой вершине выступа. Тут я уселся, чтобы отдышаться, глядя вниз на каньон и свое добытое сокровище — сумку с травами. Тишина вокруг была почти осязаемой.
Вдруг, словно из недр земли, раздалось глубокое, утробное рычанье. Звук пробежал холодной волной по моему позвоночнику. Сердце сжалось от страха, а взгляд устремился вниз, туда, откуда слышался этот пугающий шум.
Это был ржанник. Он вышел на дно каньона, тихо ступая на мягкий песок лапами размером с мои ладони. Мускулистое, гибкое тело, пятнистая шерсть, блестящая на солнце, и изогнутый хвост, покачивающийся в такт его движениям. Он принюхивался, будто знал, что кто-то был здесь совсем недавно.
Я замер, вжавшись в камень, стараясь не то что не двигаться — не дышать. Даже биение сердца пытался заглушить. Любой звук, любое движение — и мне конец.
Ржанник пошёл по моим следам, петляя туда, где я срезал путь к выходу из ущелья. Я затаил дыхание: если он пойдёт дальше — и перекроет дорогу, мне не выбраться. Сердце сжалось, но спустя несколько мучительно долгих минут хищник вернулся обратно. Видимо, сбитый с толку, он ещё раз всё обнюхал, ткнулся мордой в землю, затем неожиданно поднял голову и уставился вверх.
Мгновенье — и мне показалось, что он смотрит прямо в мои глаза. Но я вовремя втянулся под каменный козырёк, почти сливаясь с камнем и тенью. Он не заметил. Или сделал вид.
Ржанник посидел немного, потом фыркнул, коротко и недовольно, и, не найдя ничего подозрительного, медленно ушёл. Шаги его стихли где-то в глубине ущелья.
Спустя долгих пять минут я позволил себе шумно выдохнуть. Спина была мокрая, пальцы онемели, а мышцы горели от напряжения. Но я всё ещё был жив. Жив — и на вершине, осталось только не свалиться теперь обратно.
Я резко подхватился на ноги, чувствуя, как кровь вновь забегала по венам после долгого затаивания дыхания. Осмотрелся вокруг, прислушался к тишине — вокруг не было ни звука, кроме редкого шороха ветра в кустах. Ничего странного, ничего угрожающего.
Собравшись, я преодолел последний крутой выступ, и вот — я на самой вершине. Лучи заходящего солнца окрасили небо в тёплые оттенки, а передо мной колыхались синие бутоны бельтры, нежно покачиваясь на ветру, словно приветствуя меня.
Я улыбнулся, ощущая прилив радости и облегчения. Удача явно сегодня была на моей стороне: я не только не ошибся с местом и собрал редкую и столь необходимую траву, но и избежал опасной встречи с ржанником. Теперь можно было спокойно возвращаться.