На рассвете второго дня после ночных переговоров мы настигли авангард армии Ниоры. Оранжевое солнце на фоне песчаной стены: пожалуй, впервые за всё время в королевствах я видел нечто напоминающее герб. Первый, робкий прообраз геральдики… Лорды королевств любили придумывать себе звучные титулы, соответствующие их землям, каждая королевская семья имела собственные цвета, но традиции иметь что-то помимо королевских флагов не имелось. Тесное и дружное общество феодалов: все и так всех знали, не было большой нужды в отдельных обозначениях. Даже слегка странно было видеть подобные новшества среди дикарей молодого королевства.
Лилия немедленно принялась отдавать приказы, разворачивая армию в боевые порядки. Дети льда чувствовали себя в пустыне крайне неуютно: но на передней линии авангарда не отказались. Фланги заняли гвардейцы Ганатры и Палеотры под командованием Роланда и Фелиса соответственно. Прищурившись, я рассмотрел, как троица пустынников выдвинулась вперёд, на ближайший бархан, и зажгла огонь. Приглашение на новые переговоры перед битвой…
— Кажется, нас приглашают прогуляться, Лилия. — усмехнулся я. — Сходим поболтать со смертниками?
— Ты слишком самоуверен. — покачала головой женщина. — Пустынники могут быть коварны.
— Коварны или нет, ты же знаешь, что против меня не выстоит ни одна армия. — пожал плечами я. — Я сломал даже стены Бастиона, помнишь?
Лилия тяжело вздохнула. Бывшей герцогине довелось видеть меня в бою во время нашего похода к столице Таллистрии, поэтому худо-бедно мои возможности она представляла.
— Это меня и волнует. — призналась рыжеволосая воительница. — Они тоже должны что-то знать, ты же расправился с командой захвата. И всё же, я вижу, как их авангард готовится к битве, вместо того чтобы рассеяться и попытаться медленно пустить нам кровь ночным атаками. У них есть план, и я его не понимаю. А если учесть ваш спор…
— Я разрушу его план, каким бы он ни был. — твёрдо пообещал я. — Мастеру смерти нет равных в разрушении…
— У каждого есть предел сил. — с любопытством посмотрела на меня жена. — Интересно, где пролегает твой?
Я поднял взгляд к рассветным небесам. Оранжевый диск солнца медленно поднимался над барханами, вторя стягу противника.
— Если бы я знал. — прошептал я. — Я сбился со счёта, сколько раз проверял свои пределы, раз за разом пробивая барьер. И если Аттарок найдёт способ довести меня до грани… Поверь, очень многие об этом пожалеют.
Лилия не ответила. Но ответа и не требовалось: она просто кивнула, принимая мои слова на веру, убеждённая, что пока я здесь, мы не проиграем.
Мы захватили с собой Роланда на переговоры. Троица пустынников стояла у длинного факела. Аттарока я узнал сразу, по крупной фигуре, а вот двое других с закрытыми лицами были мне неизвестны.
— Решил сдаться? — изогнул бровь я.
Король Ниоры хмыкнул, снимая повязку с лица.
— Нет. Напротив, я предлагаю сдаться тебе. Не мне, разумеется: я уже понял, что ты высокомерен. Я предлагаю тебе отказаться от своей идеи по завоеванию королевств. Существуют совершенно объективные причины того, почему тебе это не удастся.
Я зевнул.
— Будешь рассказывать мне о численном превосходстве? Скукота.
Но, вопреки моим ожиданиям, чернобородый пустынник лишь отрицательно покачал головой.
— Скажи мне, Горд, ты веришь в верность своих людей?
Я прищурился. Вопрос с подвохом…
— Намекаешь на то, что меня ждёт предательство и заслал шпионов в мои ряды?
Аттарок с улыбкой развёл руки в стороны.
— Раскусил меня. Но речь не только об этом. Я предлагаю тебе ещё одно пари… Как насчёт того, что я предложу твоим солдатам перейти на мою сторону, а ты предложишь моим? Победитель получает перебежчиков на свою сторону. Если ты веришь в верность своих людей, то бояться тебе нечего, верно? А ты, быть может, сможешь получить на свою сторону пару тысяч моих воинов. Даже если трусы будут не слишком полезны в бою, из них всё ещё могут выйти отличные проводники в пустыне, не так ли?
Я высоко вздёрнул подбородок. Можно, конечно, отказаться… Но это значило публично заявить, что я не верю своим людям. Разумеется, я вообще мало кому верил… Но не признаваться же!
— Хорошая идея. — холодно улыбнулся я. — Но если твои люди поведут себя непочтительно, я убью несколько десятков, так и знай.
Взгляд пустынника стал нечитаемым. Он молча дёрнул щекой и шагом направился в сторону моей армии. Мне не оставалось ничего больше, кроме как последовать его примеру. Наше сопровождение осталось стоять у факела…
Стройные ряды пустынников молча смотрели на меня, крепко сжимая оружия. Я прошёл вдоль рядов, чувствуя чужой страх: некоторые вздрагивали, когда я проходил мимо. Определённо, Аттарок провёл неплохую работу.
— Битва, что грядёт, принесёт вам ничего кроме смерти и боли. — со вздохом начал я. — И это наполняет моё сердце печалью. Смерть людей за лживые идеалы может вызвать лишь грусть у любого разумного человека. За что вы будете умирать, воины? За амбиции далёкого Ренегона? Я не претендовал на ваши земли, не пришёл за вашими семьями, чтобы не рассказывали вам церковные лжецы. Я милостив к своим людям и безжалостен к врагам, это правда. Так стоит ли умирать за ложных королей, что посылают вас на верную смерть?
Я сокрушённо покачал головой, изображая на лице скорбь.
— За моей спиной стоят тысячи, что верят в меня. Я не отступлю и не сдамся, даже если придётся сражаться со всем миром. Шесть королевств, одиннадцать, да хоть весь Тиал! Я буду сражаться за верность моих людей, за право выбирать собственную судьбу, за свободу всех и каждого в королевствах! И кто бы ни встал на нашем пути, сама смерть проложит нам дорогу к победе. Я дам вам один шанс сдаться и перейти на мою сторону, воины. Свобода или рабство у ваших старых королей. Подумайте, за что вы сражаетесь… А затем выбирайте.
По рядам пустынников пошла рябь. Определенно, некоторых зацепили слова о свободе. Часть людей начала проталкиваться через толпу…
А затем остальные воины, стоящие неподвижно, внезапно повернулись и вонзили своё оружие в перебежчиков, убивая тех на месте. И, развернувшись ко мне, принялись стучать о доспехи, скандируя:
— Великое Солнце Пустыни! Великое Солнце Пустыни! Великое Солнце…
Я стиснул зубы. Вот же ублюдок… Нет, перебежчиков было совсем немного, считаные десятки, но это уже были МОИ ЛЮДИ! Я ударил каскадом чёрных молний по рядам врагов, заставляя армию замолчать.
Почти две сотни погибли на месте: пустынники стояли плотно. Ещё несколько сотен корчились в муках от разнообразных проклятий, умирая в страшной агонии: лица иссыхали и гнили, оплывали как свечки, чернели и застывали в ужасном предсмертном крике…
— Это судьба, которую вы выбрали. — холодно бросил я. — А теперь, если вы не хотите, чтобы я убил вас всех на месте, дайте тем, кто выбирает мою сторону, уйти.
Скандирование замолкло. Над барханами повисла тишина, прерываемая лишь редкими порывами ветра, приносящими с собой песок. Но больше никто не вышел, чтобы встать на мою сторону.
Я нацепил на лицо непроницаемую маску, и, взмахнув чёрным плащом, развернулся и отправился на точку переговоров.
На обратном пути, вдалеке, можно было увидеть сотни воительниц в кожаных доспехах, что переходили на сторону противника…
Тёмные глаза короля Ниоры смотрели на меня с насмешкой.
— Кажется, твои люди не так уж верны тебе, как ты думал? — усмехнулся бородач. — Поэтому ты проиграешь. Не могу сказать, что я большой знаток чужих душ, и понял, что ты за человека на столь короткий срок… Но одно могу утверждать с уверенностью: чем больше люди будут узнавать о тебе, тем меньше остаётся тех, кто последует за тобой.
Я бросил холодный взгляд на Лилию. Вообще-то, таллистрийки должны стать её заботой.
Аттарок расхохотался, уловив этот взгляд.
— Ну да, обвини свою суку в собственном провале, пустынный шакал! — усмехнулся пустынник. — Я уж думал тебе некуда падать дальше, но сваливать свою вину на женщину это что-то за гранью моего понимания. Боюсь, тебя ждёт ещё много-много…
Я вскинул руки и выпустил две простые молнии смерти в головы молчаливым спутникам короля Ниоры, убивая тех на месте. Это его заткнуло.
Бородач с какой-то непонимающей растерянностью присел, ощупывая мёртвые тела. А затем тяжело поднялся, посмотрев на меня исподлобья.
— Вот как ты исполняешь условия нашего пари, да? — процедил сквозь зубы Аттарок.
Я едко улыбнулся. Похоже, эти люди были дороги пустыннику.
— Я обещал жизнь тебе, пока мы не решим этот вопрос. — усмехнулся я. — Можешь упражняться в остроумии сколько угодно. Но о твоих людях разговора не было.
Несколько долгих мгновений бородач сверлил меня тяжёлым, угрожающим взглядом. А затем, невероятно, чудовищно быстрым движением, вскинул руки запуская в полёт два веера метательных ножей.
Он почти успел. Но всё же… Я был мастером смерти по праву. Кинжалы обратились в прах прямо в полёте, пройдя через тёмную плёнку покрова смерти. Мне они не угрожали: да вряд ли короля удастся убить короткими кинжалами. Нет, целью была Лилия и Роланд.
— Ты закончил? — приподнял бровь я. — Или попробуешь ещё?
Если бы взглядом можно было убивать, наверно, я бы умер на месте. Но к несчастью для Аттарока, такой способностью из нас двоих обладал только я… Поэтому король Ниоры молча потушил факел, закинул на плечи тела своих соратников, и отправился в сторону своей армии.
Мы остались стоять втроём у погасшего факела.
— Это моя вина. Прости, я должна была… — начала было оправдываться Лилия.
Я поднял руку, прерывая свою королеву.
— Забудь. Я понимаю, что ты ещё не успела набрать авторитет в королевстве, после недавних событий, а многим не понравились мои прошлые решения. Просто… Доведи до сведения остальных, что если такое повториться, я буду очень зол. Можно даже сказать, смертельно.
Амазонка мрачно кивнула. Я повернулся к Роланду.
— Что скажешь о нём?
— Надвигается буря. — вздохнул граф. — Ты не чувствуешь? Порывы ветра становятся все сильнее и сильнее. Думаю, хитрый пустынник подгадал время так, что сражаться придётся во время песчаного шторма.
— Это его не спасёт. — пожал плечами я.
— Вот только сколько наших погибнет от твоих ударов, сделанных вслепую? — внимательно посмотрел на меня Роланд. — Сможешь ли ты определить, где враг, а где собственная армия?
Я замер на месте, в одно мгновение осознав план Аттарока. Воины Вальгарда были связаны со мной клятвой душ, а гвардейцы Ганатры и Палеотры клятвами жизни через королевский меч… Но если пустынники ударят с нескольких сторон, всё запутается, внутри бури армия разобьётся на множество мелких очагов битвы! И это не говоря о том, что таллистрийки привязаны к Лилии и я не смогу их отследить!
Оставалось только грязно выругаться. Роланд переглянулся с Лилией и криво усмехнулся.
— Мы справимся сами. Хватит и того, что ты будешь с нами. — с полной уверенностью заявил гвардеец. — Пустынники хитры, но у нас намного лучше подготовка и доспехи. Огненные панцири всё в латах, потерпят немного песка за пазухой, не разваляться. К тому же, с нами великаны и сотня твоих немёртвых гигантов. Буря или нет… Мы их раздавим.
— Граф прав. — уверенно кивнула Лилия. — Буря им не поможет. Я прикажу всем подготовиться, мы ещё успеем раздать тряпки… У них нет шансов.
Я помедлил, на миг задумавшись. А затем кивнул.
— Полагаюсь на вас. Действуйте.
Роланд не ошибся. Ветер всё усиливался и усиливался, поднимая в воздух стены песка. Люди Лилии едва успели раздать воинам повязки на лицо. А затем последовала битва…
Не могу сказать, что в этом сражении было что-то сложное. Однако, бездна, как же противно это было! Пустынники атаковали с разных сторон малыми группами. Большинство без серьёзных доспехов, хотя встречались различные хитиновые и кожаные изделия из разных материалов. К моему удивлению, враги даже использовали метательное оружие: но не луки, а короткие копья, ножи и пращи.
Долгая, нудная, и противная резня. Я просто слепо бродил в песке с пятёркой гигантов и вырезал малые отряды, отплёвываясь от песка и протирая глаза. Даже взор глазоеда не помогал: противники, похоже, почти не опирались на глаза…
День сменился ночью, но пустынники продолжали атаковать. И лишь к полудню: весьма условному полудню, учитывая, что увидеть что-то сквозь стены песка было тяжело, их группы принялись иссякать.
Я всерьёз опасался, что потери от самой бури могут быть серьёзнее, чем от плохо экипированных дикарей: песок проникал повсюду, портил воду, продукты… Лишь к рассвету третьего дня буря утихла, и настало время подводить итоги битвы. Впрочем, одно можно было сказать однозначно: мы выстояли, а они проиграли.
— Что с потерями, Вальгард? — первым спросил я великана.
Вождь северного ветра загнул какую-то совсем уж страшную матерную фразу на языке детей льда, из которой я понял лишь малую часть. Кажется, там было что-то про протаскивание мороженой рыбы через чужие кишки…
— Так много? — вскинул брови я.
— Мёртвых всего пара десятков. — махнул огромной ладонью гигант. — Но этот проклятый Бладьюром песок портит всё! Парни всерьёз поговаривают о том, чтобы попросить тебя прикончить их: настолько это невыносимо! Мы терпели эту трижды обруганную Бладьюром жару, но это уже переходит все рамки! Если мы пойдём дальше, мои воины просто озвереют и наплюют даже на клятвы, так и знай! Лучше уж погибнуть в битве, чем это терпеть!
Я вздохнул и тряхнул воротником, куда забился песок. Нет, я мог их понять… Но ведь прошла всего неделя в этой пустыне!
— Лилия? — перевёл я взгляд на свою королеву.
— Потерь немного, несколько сотен. Но я недосчиталась ещё пары тысяч, и мы не нашли тел… Подозреваю, часть отрядов решила уйти под покровом бури, взяв часть припасов. — скрепя сердце призналась женщина.
Я помедлил с ответом. А затем решил просто промолчать, не устраивая разборки с женой на глазах других офицеров.
— Роланд? Фелис? — повернулся я к гвардейцам.
— У нас по паре сотен, не больше. А на клинки мы нанизали тысячи. — довольно усмехнулся капитан огненных панцирей, отвечая за двоих. — Пустынники хитры, но в открытом бою стоят немного, и оружие у них дрянное. Но, пожалуй, я соглашусь с Вальгардом насчёт песка: надоел страшно. Здоровяки и правда на стену готовы лезть, это видно.
— Хочешь что-то добавить, Роланд? — посмотрел я на графа.
Аристократ помедлил, тихо смотря в стол с картой. А потом поднял на меня серьёзный, мрачный взгляд:
— Нас обманули.
Радостные выражения от победы на лицах командиров сменились недоумением.
— Поясни. — нахмурился я.
— Моих людей здесь несколько тысяч. — вздохнул Роланд. — Когда атаки пустынников стали иссякать, я начал спрашивать, скольких мы убили. Выходит, что чуть больше, чем нас самих. Иными словами, тысяч пять-семь. Допустим, вдвое больше убили люди Фелиса. Ещё тысяч десять — воины Вальгарда. И, предположим, таллистрийки взяли на себя сколько, тысяч двадцать? По самым максимальным прикидкам выходит, что здесь было тысяч пятьдесят врагов. А на деле может оказаться даже меньше, существенно меньше: трупы первого дня битвы, самого активного, занесло песком, и посчитать их мы не можем. Я принялся опрашивать других командиров и никто не может с уверенностью сказать, что убил больше, чем было нас. Выходит, армия, что атаковала нас, примерно сравнима с нами по численности…
— Так в чём проблема? — поднял бровь Вальгард. — Мы разбили равную по численности армию с минимальными потерями, это успех.
Но вот я, кажется, начал понимать, куда клонит Роланд…
— Проблема в том, что Ниора может выставить намного больше. — стиснул зубы граф. — Не двадцать пять тысяч, и даже не пятьдесят. Сотню, полторы, может даже двести тысяч. Да, это будут оборванцы по нашим меркам. Пустынники бедны и не имеют хорошего снаряжения, и мы, думаю, могли бы разогнать и двести тысяч: куда им до дерейской стали… Потеряли бы половину, может, две трети армии, но вырезали бы всех. И потому у меня встаёт вопрос: где остальные? Тело Аттарока не нашли, я не слышал, чтобы его вообще видели в битве. Знатных и богато одетых воинов всего пара тысяч, и даже если предположить, что часть занесло песком и мы их ещё не нашли… Их всё равно должно быть намного больше!
— Ты не преувеличиваешь? — нахмурился я. — Здесь было примерно столько, сколько мы собирали в поход на Септентрион. Солидная армия, соответствует королевской.
— Будь мы в Ганатре, всё было бы так. — отрывисто кивнул Роланд. — Но Аттарок не зря зовётся великим солнцем пустыни. Здесь он обладает абсолютной властью. А потому он мог просто приказать своим визирям собрать всех солдат, что есть, большую часть боеспособных мужчин. И тогда числа будут сравнимы с тем, что могут выставить все лорды среднего королевства, вроде Ганатры. Не только то, что выставляют королевские земли. А это перевалит за сотню тысяч, никаких сомнений.
Над картой повисло молчание.
— Значит, ты думаешь, что он увёл часть армии, заставив нас глотать песок. — констатировал я.
— Да. — кивнул Роланд. — Мы двигаемся по пустыне медленней. Нагнать их будет непросто. А затем он может соединиться с лиссейцами… И расклады изменятся.
Я размышлял недолго. Не доверять суждению графа поводов не было.
— Вышлите разведчиков. Если они действительно ушли, буря не могла замести все следы. Мы должны путь. — приказал я.
Ожидания Роланда оправдались. Всего в полудне пути от места битвы нашлись обширные следы телег обоза, и таллистрийки мгновенно определили, что речь идёт об армии, по меньшей мере, сравнимой с той, что мы разбили…
Буря замела следы вокруг места битвы, но она не была настолько обширной, чтобы замести их в отдалении. Я недолго взирал на следы телег на песке, что уходили в сторону лиссейской границы.
— В погоню. — приказал я.
Возможно, мне следовало бы отправиться одному. Но проклятые пустынники петляли, путали следы, заметали их… Без помощи следопытов в армии я, вероятно, просто заблудился бы в однообразной пустыне. Поэтому оставалось лишь скрипеть песком на зубах и двигаться вместе армий. Утешало только то, что мы не должны слишком сильно отставать: несколько дней, может, неделя. Дайте мне только выйти на след, и в Лиссее я уже догоню ублюдка…
Но, к нашему общему удивлению след привёл нас отнюдь не Лиссею. Армия Ниоры направилась отнюдь не на соединение с лиссейскими силами: следы отчётливо вели к спорным землям, а оттуда — в Таллистрию!
Я задумчиво стоял на небольшой лесной опушке, на окраине огромного массива. Следы были различимы невооружённым взглядом: примятая трава, следы колёс… Здесь брали начало сразу полдюжины лесных дорог, ведущих в самые разные уголки Таллистрии. Граница со спорными землями, самый оживлённый торговый маршрут с Ниорой. Но вот куда отправился Аттарок?
Со стороны это выглядело почти безумно. Таллистрия, которая принадлежит мне? Попытка провести не готовую армию через леса? На что он вообще рассчитывает.
Ко мне подошла Лилия, которая выслушивала отчёты от своих охотниц. И выражение лица амазонки мне крайне не понравилось: моя королева выглядела мрачнее тучи.
— Они так далеко ушли? — приподнял бровь я. — Ты же знаешь, мои гончие могут двигаться быстро. Просто укажи мне направление…
На лице Лилии пролегла мрачная тень.
— Ты не найдёшь их. — просто сказал мне таллистрийска.
— Это же твои земли. — с нажимом сказал я. — Твоё герцогство. Ты должна знать дороги! Все лесные тропы.
Лилия тяжело вздохнула.
— Да, я знаю. Есть две проблемы: моё герцогство изрядно заросло за последние годы эмбарго, но это меньшая из бед. — женщина на мгновение прервалась, и глубоко вздохнула. — Это предательство. Они бросили обоз здесь, недалеко, и ушли в леса, рассеявшись малыми группами. На маршрутах стоят ловушки, а следы запутаны таким образом, что определить, куда и сколько людей ушло просто невозможно. Мы умеем читать следы, но мы же и умеем заметать их. Здесь было множество отрядов опытнейших егерей и следопытов: наших, таллистрийских. Думаю, кто-то из северных герцогств, некоторые из моих девочек пару раз заметили характерный почерк… Аттарок, похоже, договорился с кем-то из недовольных твоим правлением и они проведут его армию через леса, разбив на малые группы. Мы, конечно, найдём все, кто помогал ему, накажем… Но у него больше недели форы: догнать и убить всех не выйдет никак. Пока ты будешь носиться по лесу вслепую, большая часть армии выйдет к Ренегону. Максимум, на что можно рассчитывать, это уничтожить часть армии, охотясь на разрозненные отряды. И это при условии, что ты будешь месяца полтора бегать по лесам туда-сюда со своими гончими.
Я немного помолчал, осознавая слова жены. Предательство… Снова и снова. Вероятно, и припасы подготовили. Говорят, нельзя провести армию через леса Таллистрии, и я на собственной шкуре ощутил каково это — пробиваться через сплошной массив зелени, населённых тысячами хищников. Аттарок пошёл иным путём: разбил армию на сотни, может, тысячи групп, нашёл для каждой следопытов, договорился о припасах…
Вероятно, я могу найти несколько десятков таких, двигаясь вслепую: повода не доверять словам Лилии у меня не было. Но даже так, в лучшем случае, большая часть армии Ниоры присоединится к Ренегону.
И это можно было бы проигнорировать: даже если пустынник взял с собой лучших из лучших, на фоне Ренегонской его армия стоит не так-то много.
Но это значило, что он победил. Проклятый дикарь переиграл меня, исполнив свой план, увёл свою армию на соединение с другими силами альянса, и вдобавок обязал оставить своё королевство в покое… Или прослыть клятвопреступником.
В голове всплыли мои собственные слова, сказанные не так давно собственной женщине…
Я разрушу его план, каким бы он ни был.
Но что если планов тысяча? И ты просто не успеваешь ударить по всем…
Мастеру смерти нет равных в разрушении…
В спину ударил порыв ветра, тряхнув ближайшие деревья, и сверху посыпалась листва. Я медленно стянул с руки кожаную перчатку, позволив упасть на ладонь паре листьев, и неторопливо сжал их рукой.
— Оставь меня, Лилия. — просто сказал женщине я. — Мне надо подумать.
Я запрокинул голову вверх, глядя в небеса, покрытые перистыми облаками. В голове было пусто. Мне редко приходилось жаловаться на недостаток идей, или неумение принимать решения в критической ситуации: но со всей вершины прожитых лет и накопленного опыта я понимал, что здесь нет решения. Дикарь нашёл свой путь к победе… Как бы я ни хотел убить их всех, телепортироваться я не умел.
Вяло шевельнулась мысль о том, что стоило бы попытаться создать летающую тварь, способную адекватно носить на себе меня. Но в отличии от просто летающей нежити это была крайне тяжёлая задача: подобным навыкам демон меня не учил, а самостоятельный расчёт аэродинамического голема, способного при этом адекватно управлять собственным полётом, неся на себе груз… Скажем так, задача на месяцы, если не на годы. У меня всегда находились задачи поважнее. Если бы только у меня было ещё лет десять до этой войны, или хотя бы пять! Я бы подготовил всё, стёр бы Ренегон с конца земли.
Но история не имеет сослагательного наклонения, и мне предстояло иметь дело с тем, что есть. Я смотрел в небеса и чувствовал, как тёмный, тяжёлый удушающий гнев медленно набирает силу, наполняя меня изнутри. Больше всего на свете я ненавидел предательство… И ненамного меньше я ненавидел проигрывать. Был ли в этом какой-то кармический закон? Слепая случайность или нелепая шутка вселенной? Умереть из-за предательства, и вновь проигрывать из-за него же снова и снова? Как долго это будет продолжаться?
Сила смерти бушевала в душе неумолимым вихрем, словно зверь, готовый уничтожить любого врага. Но врагов рядом не было. Чего стоит оружие, если цель, по которой ты хочешь его применить, постоянно ускользает от тебя?
Один из первых уроков, что преподал мне мой неведомый тёмный наставник, звучал просто: контролируй себя. Будь повелителем собственной силы, не позволяя ей повелевать тобой. И я любил это правило всем сердцем: властолюбец, вроде меня, всегда предпочтёт подчинять себе, чем быть подчинённым кем-то или чем-то. За годы жизни в королевствах я читал множество трактатов, посвящённых мастерству магии местных жителей. И все они сходились в этом же: контролируй себя… Иначе последствия будут непредсказуемым. Именно поэтому по деревням ходили мастера, отбирая одарённых детей, подавляя и контролируя их силы собственной волей, до тех пор, пока ребёнок не научится хотя бы держать силу в себе…
А гнев всё усиливался и усиливался, и я почувствовал, как темнеет у меня в глазах, кулаки сами собой непроизвольно сжались, пока глаза неотрывно смотрели в столь далёкие бело-синие небеса… В иное время, возможно, это показалось бы мне красивым: но сейчас я видел там лишь цвета Ренегона, белый и синий. Столь далёкие и столь ненавистные, вызывающие лютую злобу своей победой.
Мастер любого мистического искусства, с ранних лет обучения привыкает к тому, чтобы держать свою силу под контролем. Иногда она прорывается, если он достаточно могущественен: но лишь чуть-чуть, вызывая незначительные подобные эффекты. В случае мастерства смерти такого не бывает: обречённые на постоянный поиск силы, адепты великого искусства смерти должны отличаться поистине адамантовым контролем. Во сне, без сознания, неважно: это становиться частью тебя. Силы всегда мало, а выпущенная наружу, она просто убьёт неопытного адепта, повредит ему, что я когда-то испытал на себе, едва не погибнув на песке пляжа Дереи…
Но я уже сломал это правило, не нуждаясь в силе. Я уже сам не знал, сколько во мне силы… Сколько я собрал, пока пробивался через эти леса? Пока гибли сотни тысяч жителей Виталии? Пока убивал солдат бастиона и вражеской армии? Когда убивал себя вновь и вновь в собственных экспериментах?
Что-то на самом дне души шевельнулось, словно малый всплеск пузыря в глубинах бездонного океана. И впервые в жизни мне захотелось выпустить всю эту силу наружу… Отпустить контроль, пусть всего на мгновение, разрушить те несокрушимые тиски собственной воли, в которые закована эта сила. Это было сродни тяжёлому, тягучему грузу, которые, кажется, впервые стал ощутим, пусть и всего на мгновение. Значило ли это, что я всё же приблизился к собственному пределу силы, что способен запасти в своей душе? Или предела и вовсе нет? Я не знал ответа.
Но одно я знал наверняка. Нет никакого смысла сражаться за власть, если ты вечно будешь ограничивать себя в собственных желаниях. Власть без её реализации бессмысленна. Я мог бы подавить это мимолётное желание, сомкнуть тиски собственной воли вновь, беря себя под контроль, избавиться от обуревающей меня ярости и гнева, задавив их своим самоконтролем, взять себя в руки… Но я не хотел.
Поэтому я просто отпустил бушующий в душе вихрь силы смерти наружу, отдавая его гневу и ярости до самого конца, вкладывая всю свою силу, гнев и ярость без остатка в простые и понятные любого человеку желания. Пусть они все умрут: любой ценой, и гори весь этот мир чёрным пламенем...Взор заволокло непроглядной чёрной пеленой, и в последний миг я почувствовал, как холодный вихрь смерти медленно начинает сдирать мою плоть с костей. А затем мир вокруг перестал быть.