Понаехали!

Глава 67 В которой зло побеждается, а еще творятся чудеса

…существо взмахнуло рукой, и заскрипели столетние дубы, закачались. Посыпалась с потолка побелка, а Стася подумала, что этак и весь дворец-то рухнет.

— Прекрати! — царица выступила, но лишь затем, чтобы, охнув, опуститься на пол. И заворчал зверь, бросился, но с визгом полетел прочь.

Тварь же повернулась к Стасе.

Человек?

О нет, ничего-то человеческого в ней не осталось.

— Демон? — робко поинтересовалась Стася, но потом подумала, что ответ ей как бы и не особо нужен, поскольку, если честно, вряд ли что-то да изменит.

Демон там или нет, но… тварь определенно не лучилась дружелюбием.

Цесаревич поднял меч, и засветился. Вот так взял от самой макушки до пят засветился, сам. И меч тоже. Выглядело это… соответствующе моменту.

И вправду, чем еще демона побороть, если не мечом сияющим?

Но тварь оскалилась и зашипела. Она двинулась к царевичу, переваливаясь с ноги на ногу, как-то неловко, будто непривычно ей было двигаться в человеческом-то теле. А тот стоял.

С мечом.

С воздетым над головой мечом. Героически так… и Стася подумала, что нужно что-то сделать, но вот… что?

Она попыталась воззвать к силе, однако та молчала, то ли ушла вся на прикладную ботанику, результат которой несколько переменил интерьеры дворца, то ли просто не желала связываться с этой вот, если подумать, совершенно посторонней Стасе историей.

В общем, волшебства не осталось.

Коты… урчали и расселись этаким кружком, уставившись на демона круглыми глазами. Причем смотрели превнимательно, не скрывая изрядного своего скептицизма.

Только Бес рокотал.

Антошка… тихонько сидел, тоже не спеша демонстрировать излишний героизм. А демон шел. Царевич стоял. И было все как-то…

Странно, что ли.

А потом меч начал движение. Он сорвался и рухнул вниз сияющей полосой, чтобы разбиться о невидимый щит, демона защищающий.

И тот рассмеялся.

Или та.

Смех все-таки остался женским.

— Я… заключила сделку, — сказал демон. Или все-таки «сказала»? — Когда… поняла… что иного пути нет… моя жизнь… ничто… я принесла жертву. И получила право сохранить душу. А еще… ни ты, ни кто иной твоего рода… не причинит мне вреда.

Сказала и растопыренной рукой пихнула царевича в грудь. Она казалась невысокою, хрупкою, не способною причинить хоть сколь бы серьезный вред, но царевич покачнулся.

И рухнул.

А демоница — все-таки Стася решила, что это женщина — повернулась к старшему.

— Чего ты хочешь? — спросил он, глядя в черные глаза.

— Смерти.

— Моей?

— Твоей. Его. Его, — демоница указала и на младшего царевича, что стоял и хмурился, верно, переживая, что ему пламенеющего меча не досталось. — Её…

— Матушка в чем виновата?

— Она жена его… — сказала демоница. — Перед богами. Муж и жена становятся едины… вы все одного рода, одной крови…

Стася нахмурилась.

Что-то в этом определенно было, но вот… не сейчас. Демона следовало остановить. Что бы там в прошлом ни происходило, это же не повод сейчас революцию устраивать! Стасе в этом мире еще, между прочим, жить. Если получится.

А жить лучше в мире.

— Стой! — крикнула она, но демоница не услышала.

— А… если я предложу тебе откуп? — старший царевич смотрел в глаза. — Возьми меня… братьев… мы согласны… но сохрани державу.

— Державу? — демоница, кажется, удивилась.

— Ты… можешь взять тело. Можешь. Займи мое. Или Свята… не важно. Главное, не допусти смуты. Если будет, кому наследовать, бояре успокоятся… не совсем, но ты справишься. Сумеешь навести порядок… это будет справедливо. Ты… твои дети останутся на троне. Да и сама ты… если уж из-за него все. Возьми.

— Я?

Бес заурчал и хвостом дернул.

— Ты. Медведевы, конечно, захотят сами… они ведь думают, что сами бунт затеяли. Заключат союз с кем-то из бояр, если уже… чтобы поддержали. Другие будут против. Начнется война. И соседи не откажутся отхватить себе кусок. А если будешь ты… ты найдешь на них управу. Так что… я согласен. Забирай меня. Душу. Жизнь. Что там еще тебе надо…

…все ж таки сложно с мужиками.

То они жениться желают, от прямо тут, без промедления, то подвиг совершить, то еще какую глупость. Баська подавила тяжкий вздох, на суженого глядя с укоризною. Между прочим, тварюка тоже глядела, однако с удивлением. Тоже, небось, поверить не способная была, что человек в здравом уме будет этакие глупости городить. Душу он отдаст… душа в божией власти находится, и не след ею торговать, особенно со всякими тут… нечисть обманет.

Это и дитяти известно. А цесаревич… даром, что вымахал здоровущий, вона, макушкою до притолоки мало-мало не дорос, а ума под этою макушкою немного.

И Маланька хмурится.

Своего щупает и хмурится.

Недобро так.

Вона, меч подобрала, в руках покрутила и оставила. И верно. Он и с виду тяжеленный, а вот поясок узорчатый — самое оно.

— Хорошо, — сказала тварь, широко так усмехнувшись, радостно. — Я согласна.

Он тут-то Баська и поняла: не видать ей личного счастья.

Сейчас тварь возьмет и сожрет, сперва царевича, — он-то, конечно, сам виноватый, если дурак, однако же у Баськи планы! — а потом и за прочих примется, кого только сумеет.

Баська поглядела на Маланьку.

А та…

Баська присела тихонько и рукой пошарила. Дубы-то проросли здоровущие и пол каменный изрядно поломали, а стало быть, найдется камушек… камушком-то против нелюди воевать сложно, но не воевать…

…да чтоб дочь купеческая честная взяла и тихо померла?!

Не бывать такому!

…камень…

…не камень, а лучше если… кочерга какая… или сковородка, чтоб такая, тяжеленная, из свиного железа деланая, которой давече Антошка хвалился. Баська её тоже взяла поглядеть, так едва удержала. Еще сказала, что такою сковородою только нежить воевать, а не блины печь.

Она пискнула, когда пальцы нащупали знакомую рукоять, деревом узорчатым убранную.

Нащупали.

Стиснули.

И… когда тварюка склонилась к царевичу, будто поцеловать его желая, на самую макушку ей и опустили. Может, оно и дух неупокоенный, местью объятый, но нечего при честной девке жениха ейного целовать!

Демон только охнул и…

…рухнул.

А цесаревич зашатался так, будто разом в коленях ослабши. И тоже рухнул, прямо на эту вот…

— Зашибла, — с упреком произнесла Маланька, на обоих глядючи.

— Не зашибла, — возразила Баська, сковородку баюкая. И вовсе она не тяжеленная, самое оно по рученьке девичьей. — Я его не тронула… он… может, это… как его… впечатлительный дюже.

— Ага, — со смешком произнесла ведьма. — Не привык, что демонов сковородкой побивают.

— Ну… — Баська сковородку погладила. — Чего нашла, тем и побиваю…

Тварь лежала тихо-тихо, даже не дышала, что, впрочем, Баську не особо обмануло, потому как с нелюди оно станется, притвориться неживою, а потом вскочить и…

— Надобно её мечом, — сказала Маланька, верно, о том же подумавши. И меч попыталась поднять. Даже вышло. Немного.

— Не надо, — сказала ведьма, опустившись подле лежащих. — Она… больше не одержима.

И погладила волосы женщины.

— Это… ненаучно, — тихо произнес третий из царевичей, забирая меч из Маланькиных рук. И поди ж ты, сам он махонький, тоненький, что девица, а эту огромадину одною рукой держит. — В конце-то концов…

— Бывает, — отозвалась Лика и шею вытянула. — А… что с ними?

— Зачаровало, наверное, — ведьма сказала это не слишком-то уверенно.

— Сильно?

— Куда уж сильнее, — она вдруг усмехнулась. — Только поцелуй невинной девы и способен спасти…

От тут-то Баська и поняла, что деваться ей некуда, тем паче, что с пола поднималась царица, тяжко, но все ж поднималась, а Антошка поспешил руку ей подать, и плечо подставить.

Ишь-ты… и ведь так тихо-тихо сидел.

С другое стороны, это ж Антошка, какой с него спрос-то…

— Так… — Баська зарумянилась, потому как одно дело в мечтах лобызаться, чтоб в уста сахараные да с непременною женитьбой после лобызания, и совсем другое наяву.

В мечтах-то все краше.

А тут…

— Иль тебе мой сын не люб? — тихо спросила царица, Антошкину руку сжимая.

— Я… я не знаю! — честно призналась Баська. — Он… он хороший. И красивый. И… и я его второй раз в жизни вижу-то! Может, маменька отца вовсе не знала, но… так же ж нельзя! А вдруг… вдруг мы…

— Целуй уже, — устала произнесла ведьма. — А потом разберемся, сколько вам еще друг на друга смотреть и вообще…

Она рукой махнула.

Огляделась.

И сказала:

— С этим вот тоже что-то да решать надобно… с лесом…

…целовать?

Вот так взять и…

…Баська, конечно, хотела расчаровать царевича, но не все же желания исполнять надобно? А главное, лежит тихонечко, пряменько, не шевелится. Дыхает ли вовсе? А может, вовсе эта вон тварюка в него скокнула? И выходит, что…

Баська вздохнула.

Наклонилась.

Коснулась губами губ и, ойкнув от этакой смелости невиданной, отпрянула. Царевич остался недвижим. Царица покачала головой. А Стася хмыкнула. Стало быть, не так целовать надобно?

А как?

Баська, она же ж не ученая! Можно подумать, что ей прежде много царевичей целовать доводилось и…

…под руку скользнул кот и, взобравшись на царевича, уселся на груди его. Наклонился. Понюхал губы и заурчал так, довольно.

Следом и второй забрался.

И…

И рука сама собою разжалась, выпуская сковородку. А та о пол бухнулась да и рассыпалась на кусочки. Баська и охнуть-то не успела, только подумала, что Антошка в расстройство придет. У него блины на этой от сковородке выходили дюже тонкими, прозрачными, почитай. У Баськи такие никогда не получались.

Царевич лежал.

И не понятно, живой ли, мертвый… тихо всхлипнула царица, совсем по-простому слезу ладонью смахнувши. Маланька опустилась подле своего названного…

Склонилась.

Шепчет чего-то… а он тоже лежит. И светиться перестал, что, конечно, к лучшему, потому как где это видано, чтоб человек живой да светился-то?

Вот то-то же…

Баська тихонько взяла царевича за руку. Погладила, осторожненько этак. Сказала тихо:

— Ты… глаза открой-то.

А он лежит.

Закрыл и…

— Матушка вон, извелась вся… и вовсе… и негоже это, чтоб цельный царевич на полу валялся… водицы вот сыщут. Водицей всяко легче…

Тихо так.

Даже слышно, как шелестят листья дубовые. Да только толку-то… и не дышит. Сам бел. А не дышит. Сердце в грудях не бьется. Баська склонилась, чтобы послушать, а оно… вот никак. И слезы на глазах закипели от обиды. Не то, чтоб она в царицы желала… толку-то царицей быть… небось, с ведьмой оно интереснее, нежели в тереме век вековать. Но это же ж… он же ж хороший.

Славный.

И глядишь, что-то да получилось бы… а коли нет, то и пускай… пускай бы отыскал другую невесту, более годную чтоб в царицы пойти. Или лучше ту, что по сердцу… чтобы жить счастливо.

Деток наживать.

А он… лежит тут.

Слезы сами из глаз потекли, горючие, на лицо капают, а он… в сказках бы давно ожил, только тут не сказка. И Баська знать не знает, ведать не ведает, как быть…

— На от, — ей сунули в руку что-то. Баська моргнула и… взяла.

Теплый флакон. Навроде тех, в которых батюшка масла возил драгоценные. Он и Баське поднес, с розовым, которое пахло… хорошо.

Правда, в нынешнем было не масло — вода.

Обыкновенная или…

— Как захочешь, так и будет, — сказала Лилечка, улыбаясь ласково-ласково. И от улыбки её сделалось Баське не по себе.

Она слезы отерла.

Стыдно-то коровою реветь да на людях. И спросила:

— Что с ним?

А Лилечка, которая не гляделась больше маленькой, даже ребенком, ответила:

— Душу он потерял. По собственному согласию. Одна из тела ушла, другая не успела занять. Вот и лежит пустое.

— И…

— И если душу приманишь, тогда очнется. Может, и так, конечно, но лучше с душой. Бездушники много творят… неладного.

Баська огляделась и…

…не то, чтобы все взяло да переменилось. Нет… никуда-то не подевались дубы вековые, только покои царицыны больше прежнего расперли. Окошки открыты, ветер сквозь них пробирается, несет запах то ли гари, то ли цвета…

Ведьма стоит.

Смотрит.

Коты… лежат. Антошка подле царицы, которая тут же, присела на корешок и ждет, только мнет платочек пальцами белыми. И платочек этот, измятый, того и гляди в клочья разлетится.

Маланька сидит. И еёный царевич очунял, стало быть, если тоже сидит, вон, даже приобнял одною рукою.

Третий с Ликою в стороночке держится.

А вот Лилечка рядышком. За нею еще кто-то, да глаза вновь слезами заволокло.

— Решай сама, — Лилечка погладила руку, и до того холодным прикосновение её было, что Баська вздрогнула. — Он может уйти, и тогда душа его обретет покой. А коль оживет… я не ведаю, вернется ли она. Или не она вернется.

— Я ведаю, — решительно сказала Баська и, взболтавши склянку, вылила царевичу на самую макушку. А потом наклонилась, зажмурилась и поцеловала, что было силы.

В конце концов, не могут сказки во всем врать!

Так что…

…будет она женою, не будет…

А вот от Баськи еще не один царевич не уходил и…

…заурчали коты.

И ветер теплый полетел-понесся по-над полом, сметая и пыль, и смрад. Запахло летом, тем, которое медвяное, духмяное, с пчелиным рокотом, с гулом грозы ближней.

Она вон идет.

Пускай себе… пусть идет, пусть омоет земли, пусть…

Ухнуло там, в груди, сердце, и застучало. И… руки чьи-то обняли Баську, стиснули крепко, так, что прямо ребра захрустели, а после и спросили, не руки, само собою, но царевич:

— Все ж таки пойдешь за меня! Теперь-то тебе деваться некуда…

— Ты… — Баська носом шмыгнула и все-таки разревелась. — Ты… сперва докажи, что ты — царевич, а не… не…

Доказал.

Ну вот навряд ли бабы, даже сотни лет прожившие, этак целоваться способные…

Совсем стыд потерял!

Окаянный.