Все мы — чья-то психологическая травма.
Что Мишанька успел понять, так это то, что ведьмой быть непросто. Нет, может, если бы он ведьмою родился, тогда бы и привык, что к юбкам этим, которых приходилось надевать множество, будто бы одной недостаточно, что к корсету, что к придиркам вечным.
Спину он не так держит.
Корсет не дается шнуровать. А ему в этом корсете дышать нечем! Спина же с непривычки вовсе трещит да похрустывает. И локти он расставляет не со зла, и в юбках путается… кто бы не запутался? А уж этикеты… он всегда-то думал, что получил достойное образование. Но в том, в прежнем, у него не было надобности изучать высокую науку правильно выходить из комнаты.
Или дверь открывать.
Или…
Чушь какая!
Эта чушь злила несказанно, всякий раз напоминая, что сам-то Мишанька для иной жизни создан.
— Вы вновь кривитесь, — с упреком произнесла статная ведьма, которая на Мишаньку глядела с жалостью и слегка — с презрением, будто он виноватый в чем-то. — Во-первых, ваши гримасы могут быть неверно истолкованы вашими собеседниками. Во-вторых, от них появляются морщины.
— И пусть, — Мишанька скрестил руки на груди, за что получил указкой по пальцам.
Больно!
И ведь глядит прямо, улыбается… вот он вчера эту гребаную улыбку весь вечер тренировал, а все одно получался некий оскал престранный, далекий от дружелюбия.
…и надобно послать их куда подальше, но ведь тогда вновь запрут в этом их подвале со стенами из белесого камня, будто и не из камня, но костяными.
Главное, что стены эти силу тянут.
И муторно становится.
Душно.
Мишаньке дважды случилось посидеть, чтобы понять, что… в общем, лучше пока наставниц слушать, а то ведь с них станется вовсе сгноить в этом от подвале.
Папенька…
…явился как-то. Долго смотрел, шевелил бровями и губами тоже шевелил, явно в кои-то веки не зная, что сказать. А потом сказал:
— Дурак.
Мишанька согласился: как есть дурак. Вот нужна ему была эта ведьма? Повелся… престижно ведь, чтобы ведьма в женах… и дети одаренные.
И вовсе…
…надо было послушать матушку и взять девицу из обыкновенных, неодаренных, которая бы сидела в светлице и не смела лишний раз мужа словом попрекнуть, не говоря уже о прочем.
— Эльжбета полагает, что ты, коль сумеешь с силою справиться, то сам назад обернешься.
— Аглая где?
— В Китеже. Домой не возвращалась, пока на постоялом дворе живет.
— С кем?
— При купце каком-то там… помогает.
Вот ведь… купцу она, стало быть, помогает, а родного мужа…
— Мишанька, — в голосе отца теперь слышались раскаты грома. — Может, хоть теперь за ум возьмешься?
— Как?!
— Ну, сколь я понимаю, — отец отказался от чаю, и от угощения, здраво рассудивши, что от ведьм всего-то ожидать можно, — варианта у тебя два. Первый — ты или сам, или с женою замирившись… пока еще с женою, но государь прошение о разводе подпишет, ибо нечего тут непотребство разводить… так вот, ты оборачиваешься обратно.
— Или…
— Или не оборачиваешься, — охотно ответил отец. — И тогда-то… Эльвирка клянется, что подыщет тебе супруга. Я отпишу именьице-другое в приданое. Деньгами не обижу…
От этих слов внутри прямо-таки похолодело.
Приданое?
Он это серьезно? Замуж… Мишанька не желал никакой замуж!
— В Китеже, конечно, вам будет жить не след, не дадут. Но где-нибудь в провинции… там своих слухов хватает, чтоб еще столичные принимать.
Тогда захотелось заорать.
Затопать ногами.
Потребовать, чтобы отец взял и… и все-то исправил, как он делал это всегда! А теперь, стало быть… Мишанька сдержался.
Только кивнул коротко.
— Не спеши, — сказал. — Я… еще вернусь.
И глянул этак, что отец лишь крякнул, осенил себя отворотным знаком и произнес:
— От… ведьма!
…и что ему оставалось? И вправду учиться. Ведь действительно, если он, Мишанька, теперь ведьма, то… нет, о замужестве ему и думать-то тошно, хватит, оказалось, что женское тело на редкость подловато, особенно в некоторых моментах, о которых его почему-то позабыли предупредить. А когда оно случилось, то… сказали, мол, так оно и нужно.
Так оно и будет.
Ибо ведьма ты или нет, а устройство организмы женское. И учебник анатомии сунули, будто он, Мишанька, его прежде не читал. То есть, как раз-то и не читал, прогулявши почти весь курс. После еще пришлось договариваться, чтобы зачет приняли, но ведь…
…в учебнике том много любопытного нашлось, кроме ответа на вопрос: собственно, как ему обратно собою стать?
И ведьмы, к Мишаньке приставленные, лишь руками развели:
— Силу свою слушай. Она знает, чего тебе надобно, — сказала старшая, а прочие закивали.
Вот тогда-то Мишанька и решил учиться. Ну, чтобы понять, как ему с силою-то быть и вообще. Вдруг да действительно поймет и сам вернется? Тогда-то и покажет… найдет подлую изменщицу и… и что-нибудь утворит с нею.
Такое, чтоб надолго запомнила, как над людьми издеваться.
Но это потом.
А пока…
Он положил на голову книгу и сделал пару шагов, стараясь не уронить. Наставница следила, похлопывая по ладони указкою. А ведь учат-то Мишаньку наособицу. Других ведьмочек он видел, но издали. И мелких, и тех, что постарше, и совсем уже взрослых, которым дозволено было сменить простой ученический наряд на платья изысканные… приманивают, твари. Готовятся обмануть, заморочить честного мужика.
…он всем расскажет, что ведьмам верить нельзя.
Стоило подумать, и Мишанька споткнулся, а книга, съехавши с макушки, ударила по ноге.
— Аккуратность и неспешность… — проговорила наставница. — Иди к дверям и попробуй снова.
Наставница ведь что-то да подозревает. И она, и прочие, иначе с чего бы Мишаньку только этим вот глупостям и учат, будто позабывши о том, что у него и сила имеется.
А она была.
Незнакомая. Непривычная. Переменчивая, что сама весна. То теплом в груди отдавалась, то вдруг холодом схватывала, то водой ускользала меж пальцев, стоило её коснуться, то напротив, ластилась, сама требовала внимания.
Мишанька пытался.
С нею.
И вообще… осторожненько, чтобы эти вот не заметили. Но выходило не особо-то. Прежние приемы не работали, и сила эта своенравная никак не желала подчиняться.
Дверь в класс приоткрылась, показалась другая ведьма, от наставницы отличная разве что цветом наряда, и поманила ту в коридор.
Вышли и…
Дверь заперли.
Ничего. Когда это запертая дверь подслушивать мешала?
И сила в кои-то веки согласилась, что иногда нужно помогать своему… хозяину? Хозяйке? Главное, она пришла в движение, а что сделала, так Мишанька и не понял.
Главное, что он, замерев с книгою на голове, стоя у стены, прекрасно слышал каждое слово.
— Государь объявил великий сбор! — воскликнула та, незнакомая Мишаньке, ведьма. И голос её звенел от волнения.
— И что собирать будет? — а вот наставница была настроена скептически.
— Не «что», а «кого»! Невест для наследника. Решил-таки старшенького женить. Наши еще когда поговаривали, но сама понимаешь, желающих в царицы попасть изрядно…
— И что изменилось?
С наследником Мишанька знаком был, конечно, но вот… как-то особой дружбы не случилось, ибо сам царевич Елисей представлялся ему личностью донельзя скучной.
В клуб он лишь однажды заглянул, да и пробыл недолго. Делами отговорился. А ведь у всех дела, но и отдыхать когда-то надо!
— Все… сбор ведь не просто, а по старым правилам… — чувствовалось, что ведьма подпрыгивает от нетерпения. — А в них что?
— Что?
И Мишенька едва не задал тот же вопрос, хотя, казалось бы, его-то сия новость каким боком касалась?
— А то, что ко двору надлежит представить всех девиц происхождения честного…
…кажется, про то, что новость его не касается, он несколько поспешил…
— …ежели оные девицы только не связаны словом и не просватаны.
Интересно, женитьбу можно считать таким вот… словом?
— Что с того?
— …и благословение Ладоры получили.
— Ведьм она никогда-то не благословляла, — произнесла наставница с немалым сомнением.
— Но попытаться-то стоит? Вдруг да случится… в конце концов, чем наши-то хуже? Помнишь, Луциан Первый жену на смотринах выбрал, и была она отнюдь не из благородных.
— Когда это было-то?
— Когда бы ни было… важно попытаться. Если ведьма станет царицей, это ведь… все переменит. А то слышала, что Властимира выдумала? Это же…
— Ей не позволят.
— Сомневаюсь… слишком многие к красивой жизни привыкли. А Эльжбета давно всех раздражает. Некоторые нагадят ей только потому, что случай представился. Нет. Нам этот шанс упускать нельзя. Сколько там у нас вольных в подходящем возрасте? Маруна, Красава, Никоша… — принялась перечислять ведьма.
— Гурцеева…
— Шутишь?
— Девица? Девица. Свидетельство о том имеется. Происхождение благородное. И не просватана.
Мишанька оперся на стену и книгу, вновь с макушки соскользнувшую, поймал. Нет, они это не всерьез…. Конечно, не всерьез…
— Она ведь… он ведь! — только и сумела сказать ведьма.
— Э нет, теперь уже она. И бумаги подписаны. И более того, я тебе скажу, что поскольку тело было создано наново, то наша Гурцеева вполне себе невинна…
Этого только ему не хватало!
…слушайте и не говорите, что не слышали! — голос государева человека разносился далеко по-над рыночной площадью. И поворачивались торговцы, и покупатели, и люди случайные, забредшие на рынок погулять да поглазеть. — За сим мудростью государя…
Человек говорил ясно, без запинки и почти в бумагу не подглядывая. Сказывался немалый, видать, опыт в делах подобных.
А потому и слушали его превнимательно.
— …по суду Божьему и благословению, а потому всем девицам, кои взыскать желают милости высочайшей и дозволение получить, надлежно явиться к храму и там, молитвою воззвавши…
У Баськи, как услышала про девиц, прямо в грудях заломило. Не бывает такого! То есть, в сказках бывает, а чтобы в жизни, так нет. Это вот… целый царевич!
Всамделишний!
— И не думай, — покачала головой Маланька, ссыпавши шелуху семечек в мешочек. — Не про нашу душу…
— Отчего?
— Ну… папенька говорил, что коль высоко летать, то крылы обломятся.
— Авось не обломятся.
Верно, об том не одна Баська подумала, потому как площадь загудела, заволновался люд, на ней собравшийся, удивительную новость обсуждая. А Баська, схвативши подруженьку за руку, к дому потянула, разом позабыв, что из этого самого дому тишком и выбралась.
— Надобно поспешать, — Баська и подол подхватила, чтоб в ногах не путался. — А то же ж к завтрему у храмов не протолкнуться буде… небось, кажный захочет, чтоб дочка да в царицы. Только мне ведьма обещала!
Она остановилась, пораженная до глубины души этою мыслей, которая самой Маланьке казалась пресомнительной. Ведьма-то, конечно, обещала, но вот и Маланьке тоже. И что, выходит, ей надобно во дворец? А там? Царевич-то один жениться изволит. И стало быть, жена ему тоже одна надобна.
— Не, — Баська мотнула головой, верно, до того же додумавшись. — Не получается.
— Не получается, — согласилась Маланька с немалым облегчением.
Положа руку на сердце, замуж ей перехотелось.
Зачем? И без замужа жить интересно стала. У Стаси-то, небось, всяких занятиев хватает, это не в папенькином тереме сидеть средь нянек с мамками, причитания слухая.
— Но… может… смотрины-то будут для старшенького. А там еще другие царевичи есть.
Вот Баська категорически не желала отступаться.
И на Маланьку уставилась.
— Стало быть что?
— Что? — послушно спросила Маланька, подумавши, что их-то с Баською и обычный мужик не всякий замуж взять рискнет, что уж про царевичей говорить.
— Надобно, чтоб ты на смотрины попала со мною. Вот один посмотрит, а там и другой… и высмотрит!
План окончательно созрел, а потому спорить с Баською было бессмысленно.
И Маланька лишь кивнула, во глубине души понадеявшись, что ведьма их этакое приключение не одобрит, а то и вовсе запретит.
Она же ж может!
Только ведьма даже ругаться не стала, что из дому ушли, хотя Баська, вспомнивши про наказ, не ведьмин, а мажиков — вот он-то глядел и хмурился, бровями шевелил для пущего устрашения — поспешно сказала:
— Мы за лучком ходили! Антошке спонадобился. А лучка-то и нету. Уже нехороший пошел, желтый и с червяками во внутрях. Чесноку от взяли.
И корзинку показала, что, мол, так и есть, по исключительнейшей надобности дом покинули. В приличном доме без луку никудашечки.
— А там такое…
И про царевича, стало быть, рассказала. И про смотрины, которых уж сотню лет не проводили, а потому нынче все небось захотят поучаствовать.
— Всех дворец не вместит, — сказала ведьма, и кот её кивнул, соглашаясь, что, сколь бы велик ни был царский терем, а все же невест всяко больше сыщется, чем места.
— Не все так просто, — изволил появиться дух, которого Баська несколько побаивалась, не из-за прозрачности его или неживости — он-то, небось, поживее иных будет — но потому как походил он на батюшку и на Баську глядел от точно так же, строго. — В мое время, помнится, смотрины проводили… более того, полагалось, что только так и можно отыскать подходящую партию.
И руки за спину заложил.
На Баську уставился, и аккурат, что ведьмак, бровями пошевелил. Только Баська не испугалась. Тут, может, судьба скоро решится. Куда ей бровей чьих-то бояться?
А вот послухать она послухает.
Не дура.
Понимает, что царевич — это серьезно…