Наша свадьба состоялась в конце марта.
Было ужасно холодно, зима не собиралась сдавать свои позиции.
Небо было ослепительно-голубым, и солнце светило ярко.
Но снег лежал нетронутый, словно и не собирался таять.
Поэтому сочетаться браком мы решили в Цветочном Доме.
Для этого его красили лентами, шелковыми цветами, и, конечно, полотнищами с нашими гербами — дома Ла Форс и моим, новеньким гербом графини Рубин.
Кроме свидетелей — пары важных вельмож, приятелей Ивара, — на церемонии бракосочетания присутствовали королевские слуги, все до единого аристократы.
Кажется, их король определил в свиту Герцогу Разрывателю.
И теперь они вынуждены были прислуживать тому, на которого вчера и не посмотрели бы из-за своей гордыни и высокого положения в обществе!
Также в качестве почетных гостей на свадьбы присутствовали и мои родные.
Братья и сестры во главе со Стюартом.
В качестве родственника со стороны жениха был только маленький Морион.
Его на руках держала старая Марта.
Морион, разумеется, спал.
Но несмотря на то, что он был совсем маленьким, его одели как потомственного аристократа. В костюм из фиолетового темного бархата, украшенный золотой тесьмой, с кружевным воротом и манжетами.
Само бракосочетание должно было произойти в холле, под витражами с изображением храбрых воинов и драконов.
Там, около статуй каменных рыцарей, установили алтарь.
И старенький священник ожидал нас там, бормоча под нос молитвы.
В тишине и атмосфере старого родового поместья было что-то очень торжественное, невероятно строгое и важное.
Я поднимала лицо, на него ложились разноцветные блики света, льющегося сквозь витражные стекла.
И я дрожала и волновалась, как будто иду замуж в первый раз.
Я не стала надевать белое платье.
Однажды я уже входила в таком замуж.
Вместо белого наряда я надела вызывающе-алый.
То самое платье, ушитое рубинами, в котором я танцевала когда-то с Иваром.
И все мои украшения, пылающие
Ивар же снова нарядился в черный бархат.
В зловещий черный бархат.
Только белоснежный ворот лежал на его плечах, да светлая золотая цепь сверкала на груди.
Мне он протянул правую руку, украшенную острыми металлическими когтями.
И я безбоязненно вложила в нее свою ладонь.
А потом вдруг поняла — все до единого боятся Ивара.
Его черноты.
Его строгости.
Его спокойной уверенности.
На лицах гостей застыли гримасы, которые должны были изобразить вежливую радость и уважение.
Кто знает, о чем они думали. О его скандальном прошлом или о его нынешнем титуле Герцога Разрывателя.
Да только его вид подавлял гостей. Держу пари, они хотели б удрать побыстрее!
И лишь одна я улыбалась Ивару от чистого сердца.
Я глядела на него во все глаза, и он казался мне самым красивым, самым замечательным человеком на свете.
Я так и тряслась бы всю церемонию, как заячий хвост. Но Ивар был так спокоен и уверен, что эти чувства и мне передались.
И я была совершено спокойна, когда мои расшитые рубинами туфельки ступили на красную ковровую дорожку, ведущую прямо к ожидающему нас священнику.
Ах, какая я была в этот день красивая!
Какая!..
Я шагала, и чувствовала, что гости невольно мной любуются.
Я стала статной, избавившись от девичьей хрупкости. Сама королева, верно, позавидовала бы моей осанке и гордой посадке головы.
Алое рубиновое платье обнимало тонкой тканью мои ноги, обрисовывало каждый мой шаг пылающим алым цветом.
Мои волосы были собраны в причудливо заплетенную роскошную косу, которая спускалась ниже пояса.
Голову мою венчал алый рубиновый венец.
Вся я переливалась драгоценным блеском, каждое мое движение заставляло тысячи граней камешков вспыхивать на моей одежде.
И было что-то зловещее и величественное в соединении наших с Иваром рук.
Я была уже не той глупой девчонкой, какой выходила замуж за Натана.
Теперь, пережив столько, я бы не поверила словам.
Я поняла бы, что он лжет, только заглянув ему в глаза.
А глаза Ивара не лгали.
Он хотел быть со мной.
Он хотел меня видеть каждый день. Хотел знать, что я принадлежу ему. Хотел касаться и чувствовать меня рядом.
В его любви было много жадности и страсти. Жажды обладания.
И я невольно краснела, вспоминая, что сегодня меня ждет первая брачная ночь.
А вместе с ней — и неистовство, жадность и страсть Ивара.
Наверное, отблеск этой жажды священник увидел в глазах жениха.
Потому что он вдруг смутился и закашлялся, когда Ивар взглянул на него исподлобья. Остро и опасно.
— Начинайте церемонию, ваше святейшество, — проговорил Ивар спокойно.
Но от его голоса, казалось, завибрировали клинки в ножнах.
Священник поднял на нас взгляд, снова вздохнул.
— Кончается эра магии крови, — произнес он задумчиво и с долей досады.
— Мы выдумаем другую, — ответил Ивар с легкой улыбкой, многозначительно шевельнув пальцами, украшенными металлическими когтями.
И священник только чуть кивнул головой.
— Если есть кто-то, кто против этого брака, то пусть скажет сейчас, или умолкнет навсегда, — звучным окрепшим голосом произнес он.
И никто не издал ни звука.
Да и кто б мог?
Моя мать?
Она осталась далеко позади.
Доживала одинокую старость в доме, который вырвала у судьбы, как самый лакомый кусок.
Дом, за который, не думая, распродала детей.
Я старалась не думать о ней, о том, будет ли ей трудно, и попросит ли она помощи.
Мне это было не важно.
Я сосредоточилась на словах, что говорил для нас священник, спрашивая о нашей готовности провести рядом друг с другом всю жизнь.
— Да, — негромко, но твердо ответил Ивар.
— Да, — ответила я, мягко, певуче.
Мне очень нравилось ощущать разницу между нами.
Он — жесткий, решительный, целеустремленный, и я — умиротворенная и мягкая.
Но моя мягкость и покой были оттого, что я-то своих целей давно добилась.
Главное — я родила ребенка. Сына. Маленького человечка, который радовал меня каждый день. Каждый миг.
Он нуждался во мне.
Он любил меня.
Был одновременно и невинным младенцем, и невероятно мудрым и сильным существом.
Мой невероятный Златовед…
Пока мы были в доме, весь подвал с винными бочками пророс рубинами
Они сверкали, прорезываясь меж камней, из которых была сложена стена.
Видно, если иссякнут копи на ручье, я все равно буду богата. Мой сын заботился обо мне, как никто. Он ни за что не позволит мне попасть в беду, в чем-то нуждаться, обеднеть. Он защищает меня, хотя сам такой маленький!..
***
Мы с Иваром обменялись кольцами.
Поверх того, помолвочного кольца, что Ивар преподнес мне, делая предложение, на мой палец было надето толстое и тяжелое золотое кольцо.
Старинное.
Верно, им венчались предки Ивара.
И точно такое же кольцо, только с тонкой вязью старинных символов, я надела на его палец.
Кольцо легко скользнуло по острому когтю. Я умудрилась надеть его, не зацепив за металл когтей.
И рассмеялась, увидев, как ловко все вышло.
Теперь мы были скреплены браком навсегда. И принадлежали друг другу.
— Графиня Рубин, — произнес он, — теперь вы герцогиня Ла Форс. Поцелуйте же вашу невесту, Герцог Разрыватель.
Я заметила некую неприязнь в голосе священника.
Верно, ранее он скреплял союзы только чистокровных аристократов.
Смотрел, как зарождается магия крови, родовая магия.
Теперь же было все не так.
Больше всего священнику, как мне показалось, не нравились когти Ивара.
Как будто король, подарив эти когти, вместе с ними выпустил в мир какую-то новую магию.
Но Ивару, казалось, не было дела до неодобрительных взглядов священника.
Став моим мужем, надев на мой палец кольцо, он нетерпеливо сгреб меня в охапку и страстно, горячо поцеловал.
Так, как целуют только влюбленные.
Обняв и прижав меня к своему сердцу.
И я, тая и хмелея от его смелой ласки, в очередной раз изумилась оттого, как круто развернулась судьба.
От него пахнуло тонким ароматом цветущих лип.
Так же, как пахло в саду в тот день, когда я осмелилась убежать от Натана…
— Да, — тихо посмеиваясь, произнес Ивар, — в тот день я хотел остановить тебя. Хотел украсть. Увезти к себе, спрятать ото всех. Это желание было сильнее всех моих желаний. Но я не посмел. Я подумал, что напугаю тебя. Что оттолкну тебя так, что ты и говорить со мной не станешь. И я дал тебе право выбора.
— Спасибо, — шепнула я, положив руки на его плечи. — Это нравится мне в тебе больше всего.
— Что именно? — уточнил Ивар.
— То, что ты умеешь предлагать выбор.
***
В столовой был накрыт роскошный стол для гостей. Даже музыкантов пригласили, чтобы устроить танцы!
И, благодаря щедрому угощению и веселой музыке, гости оживились.
Их лица стали веселыми, они с удовольствием пробовали многочисленные блюда: жареных кур, доброе красное, сверкающее в бокалах, и свадебный белый торт, украшенный сладкими масляными цветами.
Танцы сделали всех еще веселее.
Да что там — даже мы с Иваром танцевали, хоть нам и полагалось сидеть во главе стола.
Я смотрела на него, на своего мужа отныне, и удивлялась, отчего я раньше не видела, как он красив. Но, вероятно, красота в глазах смотрящего? Потому что теперь мне нравились все его черты.
И каждый его жест, каждое движение, каждое танцевальное па вызывало у меня восторг.
А он ловко кружил меня, удерживая за руку своей когтистой рукой, и не ранил, не цеплял и не царапал.
Танец закончился, гости шумно нам аплодировали.
А Ивар снова меня к себе притянул, прижал к себе крепко, взял мою руку и несколько раз нежно поцеловал ее.
— Я люблю тебя, моя прекрасная Вероника, графиня Рубин, — с чувством произнес он, поднимая на меня взгляд. — Моя герцогиня Ла Форс… Ты ведь не только себя сделала герцогиней, но и меня герцогом. Без тебя этого не было бы. Никогда.
— Ох, дорогой герцог, вы меня так смущаете, — кокетливо произнесла я. — Я просто ног под собой не чую. Может, мне лучше сходить отдохнуть?
— Вот как? — вежливо произнес Ивар, понимая, куда я клоню.
— Да и юный граф Морион Рубин нуждается в моем внимании, — продолжила я, высвобождаясь из его объятий. — Так что я оставлю вас. Пируйте!
Насчет Мориона я, конечно, не лукавила.
Свадьба свадьбой, но меня не оставляло беспокойство, как он там, без меня.
Хотелось поскорее взять его на руки, прижать к груди.
— Идите же, моя очаровательная супруга, — произнес Ивар. — Ваш сын ждет вас. Я присоединюсь к вам попозже
Наши руки соприкасались самыми кончиками пальцев, когда я отступила.
И мои пальцы соскользнули с его пальцев легко, как газовый шарф, и маняще.
Ивар проводил меня горящим взглядом, а я со смехом убежала в свою комнату.
Кровь моя так и кипела!
Никто и никогда на меня так не смотрел!
Ничей взгляд меня не пронзал до самого сердца.
Только Ивара.
***
Морион, как я и думала, проснулся и во все горло требовал меня.
Так что мне пришлось накормить его, спешно упав в постель и даже не сняв с себя свадебного платья.
Марта так и всплеснула руками, глядя, как малыш выдувает молочные пузыри и пачкает дорогую ткань, ушитую рубинами.
— Я же говорила, что нужно найти кормилицу! — сказала она. — Испачкали такое дорогое платье!
— Ничего, Марта, — посмеиваясь, ответила я, поглаживая моего «графа» по маленькой спинке. — Морион мне дороже этого платья.
— И дороже свадьбы, я так понимаю? — не унималась она. — Оставить мужа одного! Слыханное ли дело?!
— Думаю, он ненадолго останется один, — посмеиваясь, ответила я.
Я покормила Мориона, освободила его от одежды и переодела в тонкую легкую хлопковую рубашечку.
Он закряхтел, довольный. И почти тотчас уснул у меня на руках, завернутый в мягкое одеяльце.
В этом одеяльце я и уложила его в колыбель.
— Я вижу, что подоспел как раз вовремя?
— Ох! — я так и подпрыгнула.
В дверях стоял Ивар.
Он с нежностью наблюдал, как я вожусь с ребенком. Наверное, и то, как я укачивала Мориона, он тоже видел. Но не потревожил нас, наблюдая эту умиротворенную картину.
— Однако, как бесшумно вы подкрадываетесь, господин герцог! — отойдя от испуга, произнесла я.
— Не думаю, чтобы графу Рубин понравилось бы, если б я щелкал на весь дом каблуками, — заметил Ивар.
Он зашел в комнату и бесшумно запер за собой двери.
Он подошел к постели, на которую я опустилась, и некоторое время рассматривал меня, робеющую и мучительно краснеющую.
— Неужели ты моя? — произнес он, покачивая головой.
И вдруг одним порывистым движением оказался рядом, а я — в его объятьях, и в его обжигающей, безумной страсти.
Я лишь простонала, чувствуя его обжигающие поцелуи и его ласковые ладони на своем лице.
Так можно было целоваться бесконечно, хмелея от сладости поцелуев, от сбывшейся любви, от невероятного счастья.
Ивар покрывал все мое тело теплыми прикосновениями своих губ.
Я млела, подставляя под его ласки свои плечи, с которых Ива спустил платье.
Моя спина извивалась под его руками, я готова была умолять, чтобы он не выпускал меня из своих объятий.
Свою одежду он небрежно швырнул в угол и снова приник ко мне, обнаженный, целуя так, что свет белыми звездами вспыхивал под моими прикрытыми веками.
Обычно порывистый и резкий, сегодня он был неторопливым и лаковым. Нежным до трепета.
И любовь наша была мягкой, сладкой.
Это было бесконечное любование друг другом.
Много-много ласки и касаний.
Руками, губами мы исследовали тела друг друга, познавая.
Глядели глаза в глаза, чтоб рассмотреть момент, когда ласки вспыхивают сумасшедшим наслаждением.
Я металась под Иваром, закусывая губы и глуша стоны в груди.
И тогда он был настойчив и силен.
Я, дрожа всем телом, покорялась ему.
И волны счастья и удовольствия уносили и укачивали нас…
Когда рассвет забрезжил серым жемчужным светом за окном, мы угомонились, и затихли, обнявшись и переплетя любовно пальцы.
— Как это странно, — пробормотала я. — Если б мне год назад сказали, что я полюблю тебя, я бы назвала этих пророков сумасшедшими.
— Если мне сказали год назад, что ты станешь моей, я б тоже не поверил, — ответил мне Ивар, поглаживая мое плечо. — Но король открыл мне мою судьбу. Мы обязательно должны были встретиться. Но из-за моего упрямства это произошло чуть позже.
Он поцеловал мои волосы, пригладил их ладонью.
— Но зато у нас есть Морион, — продолжил он. — Частица Натана. Не сердись на меня за то, что я часто его вспоминаю. Но мне он был дорог.
— Я знаю, — ответила я. — И поэтому не сержусь.
— Но ты ведь родишь сына мне? — спросил Ивар. В голосе его слышалась тревога. — Король сказал, что мы можем нарожать детей сколько угодно. Наше родовое проклятье им не передастся. Так могу ли я рассчитывать…
Он не договорил, смутившись.
А я, задыхаясь от счастья, обняла его за шею, спрятала лицо на его груди.
— Ивар! Мы родим столько детей, сколько захотим! — ответила я. — И, надеюсь, там будут и сыновья. Но после Мориона мне хотелось бы маленькую дочку!
Ивар крепче прижал меня к себе, счастливо вздохнув.
— Да будет так! — сказал он торжественно. — Да будет так!
Конец.