Ида ревновала все равно.
Только что она готова была драться с Иваром за титул, который тот хотел отнять у братца.
Но глядя, как Натан собирает подарочный букет для меня, Ида снова ощутила ядовитую злость на сердце.
А он старался так, что сразу было видно — это для любимой женщины.
И Ида почувствовала, как ее снова отодвигают на второй план.
Как ненужную и использованную вещь. На самую дальнюю полку.
И не факт, что с этой полки ее когда-нибудь достанут.
— Ты действительно любишь ее? — тихо спросила она, наблюдая, как Натан сам распределяет цветы в корзине, как устраивает на белоснежной салфетке сладости.
Натан кинул на Иду быстрый, недобрый взгляд.
— Я восхищаюсь ею, — ответил он. — Никогда б не подумал, что в душе этой девушки столько силы и упорства. И столько достоинства. Она не бегала, не умоляла, не цеплялась за меня. Отошла и устроила свою жизнь сама. Не то, что ты.
От обиды у Иды перед глазами стало темно.
Она закусила губу до боли, почти до крови, чтоб не расплакаться.
Ее лоск, ее самоуверенность и гордость, какими она всегда блистала, давно куда-то испарились. И она, рыжая, яркая, теперь казалась посеревшей, как застиранный лоскут.
Как бездомная рыжая драная кошка, промокшая под осенним дождем…
— Это потому, — с обидой ответила она, — что я не вижу жизни без тебя. Ты мой воздух. Ты сам — моя жизнь.
Натан поправил великолепную нежно-розовую розу в букете, перевитом атласными лентами, и насмешливо фыркнул.
— Это всего лишь слова, — грубо ответил он. — Я не помню, чтоб удушье тебя преследовало, когда ты крутила роман с тем хлыщом, помнишь?
Ида вспыхнула румянцем от стыда до корней своих рыжих волос.
Натан никогда не напоминал ей о ее мимолетных романах.
Иде даже казалось, что он горд тем, что она, такая яркая и красивая, за которой волочились все видные кавалеры города, принадлежит ему.
А теперь вдруг…
— Она тебе и слов таких не говорила, — хрипло выговорила Ида, давясь обидой и ревностью.
— Не говорила, — Натан снова глянул на девушку с неприязнью. — Поэтому мне очень хочется, чтоб сказала. И я все для этого сделаю!
Ида не вынесла.
Ей казалось, что от унижения ее мозг сейчас взорвется.
Острые иглы стыда накололи ее лицо так, что оно пылало и болело от этого жара.
— Ты клялся мне в любви! — выкрикнула она. — Ты повторял, что мы будем вместе всегда! Ты говорил, что я самое дорогое в твоей жизни! Что ты желаешь меня больше, чем кого-либо и больше, чем что-либо в этой жизни. И что же?!
— Я ошибался, — равнодушно ответил Натан. — Я долго думал над этим. Мы ведь с тобой пали жертвами семейного проклятья…
— Я не считаю это проклятьем! — отчаянно выкрикнула Ида, перебив его.
Но Натан не слушал ее.
— Наши чувства, наше влечение, — продолжил он, как завороженный, — были лишь наваждением. Страстью, которая вспыхивает внезапно, горячо и сильно, но так же быстро гаснет. Если бы мы были умнее, если бы мы перетерпели и не вступили в эту порочную связь, у нас был бы шанс избавить наш род от проклятья навсегда.
Ида слушала его, молча рыдая. По щекам ее потоком лились слезы.
— Любовь — это дар! — закричала она. — Любовь не проклятье!
— Я не любил тебя, — грубо ответил Натан. И Ида вскрикнула, словно он ударил ее по лицу и разбил ей губы.
— Не любил? — повторила она. — Не любил?!
— Именно ты меня соблазнила, — ответил Натан. — А я малодушно поддался страсти. Но я не любил. Не мечтал о тебе ночами, не добивался тебя. Не ждал с волнением встречи. Потому что ты всегда была рядом, удобная и готовая… погубить меня.
— Погубить? Вот как ты заговорил! — со смехом сквозь слезы прокричала Ида.
Натан продемонстрировал ей свою руку, покрывшуюся чешуей.
— Этой рукой первой я коснулся тебя, — сказал он. — И скверна во мне проросла. И сейчас именно я расплачиваюсь за нашу связь, теряя красоту и человеческое обличье.
— Скверне все равно, на какой руке прорастать! — закричала Ида. — Это не я тебя ею заразила! Весь наш род, вес наши тела ею заражены! Она просто проступила на тебе! Не я в этом виновата!
— Ты! — заорал Натан, теряя самообладание и топая ногами. — У Ивара такая же чешуя, и растет она с самого его детства! Но он с тобой не путается, и ни с кем из нашего семейства! И чешуя не разрастается и не поглощает его! Он греется теплом людей, он полощет руки в их крови, когда дерется на дуэли! И поэтому скверна его не поглощает! Поэтому я тоже хочу исцелиться! Или хотя бы остановить эту болезнь! И для этого мне нужна Никаниэль!
— Так ты уж определись, — захохотала Ида страшно, сверкая злыми глазами, — чего ты хочешь, ее любви или волшебную пилюлю! Любовью тут и не пахнет! О, чем больше я узнаю тебя, тем больше уважаю Ивара! Вот кто настоящий мужчина в вашей семейке! В отличие от тебя, он не стал искать исцеления у женщины под юбкой! Он взял в руки нож и попытался отмыть скверну мужской кровью!
Натан, свирепо взревев, ухватил Иду за горло, и вместо смеха из него вырвался задушенный болезненный хрип и кашель.
— Не смей говорить обо мне в таком тоне, шлюха! — прорычал он злобно.
— А жена твоя не шлюха? Сам слышал, она спит с казначеем, — упрямо прохрипела Ида.
Она изо всех сил цеплялась руками за руку Натана, обдирая в кровь ладони, кончиками ног пыталась достать пол, чтобы вдохнуть чуточку больше живительного воздуха. Но получалось плохо. И она задыхалась, багровея.
Ее глаза наливались кровью, щеки и губы раздувались, и Натан с отвращением смотрел на ее искажающееся мукой лицо.
— Надо было придавить тебя раньше, — с удивлением произнес он. — Так ты сала похожа на всех остальных людей. И магическое очарование исчезло…
— Я никогда не буду такой же, как все прочие люди! — упрямо выдохнула Ида.
Из рукава ее в ладонь послушно и привычно скользнул тонкий изящный стилет.
Пальцы Иды удобно легли на рукоять.
Девушка, собрав последние силы, с ревом ударила Натана оружием в бок, вынуждая того разжать пальцы и выпустить ее.
Одежда Натана окрасилась кровью.
Ущерб был невелик; всего лишь неглубокий порез.
Но Натан смотрел на собственные окровавленные пальцы с изумлением.
— Это твоя любовь? — произнес он, потрясенный, протянув окровавленную руку к Иде.
Та отпрыгнула, ловко, как кошка, тяжело дыша.
Губы ее изогнулись в злой усмешке.
— Ты отрекся от моей любви раз десять за последние пару минут! — проговорила она. — Так что не тебе меня стыдить. Я только что поняла, что давно потеряла Натана, которого любила. Поэтому тебя не жаль; ты должен умереть, чтобы не порочить память о моем любимом.
— Ты думаешь, что булавкой меня можно убить? — усмехнулся Натан.
— Думаю, любого можно убить, — задумчиво произнесла Ида, глядя на Натана так, как глядят в последний раз, перед долгим расставанием. — Если булавка отравлена.
Услыхав это, Натан переменился в лице. Побледнел.
Его светлые глаза почернели, как зимние пустые озера.
— Противоядие! — взревел он, бросаясь на Иду.
Но его ноги ему изменили.
Они вдруг стали неповоротливыми, тяжелыми.
Заплелись.
Натан зацепил носком за собственную пятку и рухнул во весь рост, растянувшись у ног Иды.
Та наблюдала за ним с интересом и равнодушной холодностью. Но жалости в ее глазах не было.
— Не бойся, Натан, — произнесла она. — Чувствуешь, как яд действует? Он очень быстрый. Тебе не будет больно. Сначала просто нападет бессилье, слабеют руки и ноги.
Натан попытался приподняться и дотянуться рукой до Иды.
Но та брезгливо оттолкнула его дрожащую руку, и Натан упал лицом в пол.
— Потом ты почувствуешь сильный холод. Это смерть будет касаться твоего сердца. А затем ты просто захочешь спать. Так сильно, что сон покажется тебе самым желанным на свете. И ты уснешь. Ты даже будешь счастлив, что засыпаешь, и все твои заботы и тревоги остаются позади. Спи, любовь моя. И прощай.
— Ведьма! — прохрипел Натан заплетающимся языком, снова делая попытку подняться. — Ну, забрать-то тебя с собой у меня сил хватит!..
Ему это удалось.
Он, пошатываясь, встал на ноги, и Ида с криком ужаса отпрянула с стене.
Такого в ее практике отравителя еще не было.
Сила и решимость Натана напугали ее до немоты.
Страх настолько парализовал Иду, что она сползла по стене, словно у нее самой отказали вдруг ноги.
Натан же упрямо сделал несколько неуклюжих шагов, и, склонившись, снова ухватил ее за горло.
Его глаза, уже побелевшие от близкой смерти, с ненавистью смотрели на Иду.
Казалось, что вся сила этого огромного человека, вся жизнь и жар его сердца его сосредоточились в его ненавидящих глазах. Натан смотрел так страшно, что Иде казалось, что ее возвели на костер. И пламя уже облизывает ее ноги.
В ужасе Ида заверещала отчаянно, как заяц, колотя по рукам, сжимающим ее шею.
Ей удалось вырваться, оттолкнуть от себя Натана.
Ида рванула прочь, вон из комнаты.
Но Натан был сильнее, чем она думала. И его сердце, которое по ее подсчетам, уже должно было остыть и сдаться, все еще билось.
Натан не хотел умирать в одиночестве.
Он упрямо переставлял онемевшие ноги, и скоро Ида ощутила его пальцы в своих волосах.
Она завопила, поняв, что на этот раз ей вывернуться не удастся.
Натан снова упрямо развернул ее к себе лицом, чтобы еще раз глянуть в ее перепуганные глаза своими, умирающими.
И ему удалось напугать ее до судорог.
Ида, вопя и рыдая, повалилась на пол, увлекая за собой Натана.
Его глаза, наливающиеся смертельной тьмой, оказались прямо напротив ее глаз.
— Отпусти, отпусти! — молила она, извиваясь и вертясь, как уж на раскаленной сковороде.
— Ты уйдешь со мной, — чуть слышно шепнул Натан.
Потеряв остатки самообладания, Ида, не соображая, что делает, снова пустила в дело свой стилет.
Она колола и резала Натана, вопя и воя.
Она смотрела в его страшные глаза, полные ненависти, и обмирала от страха.
И не сразу поняла, что Натан мертв.
Только когда его рука, сжимающая ее волосы, ослабла, и пальцы разжались.