Жена-беглянка. Ребенок для попаданки

Глава 74

Морозным февральским утром, промучившись всю ночь, против немало слез, я родила мальчика.

Мата помогала мне.

Не отходила всю ночь от моей постели, готовила напитки, успокаивающие и унимающие боль.

И воду с мягкими травами, чтобы обмыть младенца, она тоже приготовила в самый нужный момент.

— Ну, что там? — не слыша своего голоса, дрожа всем телом, спрашивала я.

Мне казалось, что время течет медленно.

Казалось, что Марта возится с ребенком слишком долго.

Казалось, что он не кричит.

Только в ушах у меня звенит, тревожно и страшно.

Но обернувшаяся ко мне раскрасневшаяся Марта благостно улыбалась.

А сверток на ее руках кряхтит и несмело ворочается.

— Мальчик! — передавая мне на руки ребенка, радостно произнесла она. — Хорошенький, чистенький, крепкий, как грибочек! Ну, загляденье, а не ребенок!

— Мальчик, — рассмеялась я сквозь слезы, прижимая ребенка к себе и рассматривая его красную мордашку с крепко зажмуренными глазами.

Он кряхтел и хныкал, и я приложила его к груди. В первый раз.

И снова ощутила волну счастья, такого небывалого и сильного, что еле смогла дышать.

— Все хорошо, — ворковала Марта, укутывая мне ноги одеялом. — Все славно прошло. Младенец здоров, ты здорова. Похоже, небеса к тебе благоволят!

А я смотрела на сопящего и кряхтящего на моих руках ребенка, как на невероятное чудо, и улыбка не сходила с моего лица.

Наконец-то я дождалась!

Наконец-то моя самая заветная мечта сбылась, и я держу на руках частичку себя, но совсем-совсем другую, отдельную от меня.

Я разглядывала его крохотные пальчики, обнимала его маленькое, но крепкое тельце, и смеялась, смеялась от счастья, забывая перенесенные муки и боль.

Один кулачок у сына был крепко сжат.

Так крепко, что старая Марта не смогла его разжать.

Даже теплая вода не расслабила крохотные пальчики.

— Отойдет, — сказала Марта. — Две-три теплых ванны, и он раскроет ладонь.

Но так долго ждать не пришлось.

Оказавшись у меня на руках, попробовав молока, ребенок разжал кулачок.

И в нем оказался алый, как кровь, большой рубин. Словно только что из рук ювелира, ограненный и правильный.

— Кровавый рубин! — зашептала Марта испуганно. — Магический камень! Не часто такое увидишь! Не часто!

Впрочем, я и без нее знала, что это такое.

Самый огромный дар, что ребенок может сделать родившей его матери.

Наверное, этот ребенок знал, как я хочу его.

Знал, что на все безумия в последние месяцы я пошла только ради него.

И он отблагодарил меня так, как только мог.

Полукровка, он сумел в знак благодарности вырастит этот камень из своей магии, подпитывая своей кровью.

От понимания этого слезы так и брызнули из моих глаз.

Я крепко прижала дитя к груди, несколько раз горячо поцеловала его.

Счастье и любовь захлестывали меня с головой.

Я ликовала так, что едва сдерживала себя от того, чтоб вскочить и запрыгать.

И только усталость и боль в теле меня от этого ограждали.

— Он будет охранять тебя от всех бед, — сказала Марта, рассматривая рдеющий в детской ручке камень. — Говорят, что ничего дурного с той, кому ребенок такой камень подарил, не приключается никогда.

— Что ж, мы узнаем об этом когда-нибудь, — ответила я.

— Давайте, госпожа, я заберу ребенка. Вам надо поспать.

— Оставь его, Марта. Я положу его себе на грудь и мы отдохнем вместе, — ответила я.

Мне ни на секунду не хотелось его отпускать.

Его запах, его тепло, его крошечные красные пальчики, маленькое личико с пухлыми щечками, бархатная, словно шкурка персика, кожа очаровывали меня. Я хотела его касаться каждый миг, чувствовать рядом.

— Тогда я посторожу вас, — сказала Марта, усаживаясь в кресло рядом с моей постелью.

Уснула я почти мгновенно.

Уставшая, но счастливая.

И просыпалась часто — как ребенок, ожидающий наутро какого-то праздника или волшебства.

Касалась теплой щечки ребенка и снова засыпала с улыбкой.

У моего счастья была еще одна причина: Ивар.

Я знала, что он придет посмотреть на племянника и поздравить меня. Иначе не сможет.

Тихонько вздыхая, я повторяла себе раз за разом, что Ивар не изменит своего решения.

И вместе нам не быть.

Но увидеть его — для меня это было тоже счастьем.

Маленьким подарком к такому величайшему дню…

Я проснулась ближе к полудню, отдохнувшая и здоровая.

— Ваш брат, Стюарт, приходил, — оповестила меня верная Марта, заметив, что я проснулась. Она, как и обещала, сидела и охраняла мой сон. — Обрадовался, что все у вас хорошо, и отправился в город, за подарком. А еще сказал, что ради такого случая сегодня отвезет на прииск угощения и бочку с добрым красненьким.

— Скажи ему, — вдруг выпалила я, — чтоб оповестил герцога Ла Форс о том, что у него племянник родился!

И сама устыдилась своей нетерпеливой и нескромной поспешности.

Но ждать больше и гадать, явится ли Ивар, я не могла.

Марта хмыкнула.

— Да за ним уже послали, — проворчала она.

— Кто? — удивилась я.

— Бездельник этот, Лисий Хвост, — ответила Марта. — Тот, что слонялся без дела и все подсматривал и подслушивал.

О нем-то я как-то совсем позабыла!

— И давно он поехал? —краснея и бледнея от волнения, спросила я.

— Да сразу, как вы уснули, госпожа, — ответила Марта. — Осведомился о вашем здоровье, о самочувствии младенца, и укатил. Паршивец… и ведь никто ему не указ.

— Он служит герцогу, — задумчиво произнесла я. — И только Ивар может ему приказывать. Только Ивара он слушается.

— Вот и выгнать его прочь! — сердилась Марта.

Похоже, она попыталась дать Лисьему Хвосту какое-то поручение.

Но он со свойственным ему нахальством отказал ей.

— Помоги-ка лучше мне встать и одеться, — попросила я.

— Не рановато ли? — забеспокоилась Марта. — Вдруг в обморок упадете?!

— Не думаю, — ответила я. — К тому же, если меня кто-то придет поздравить, не очень-то прилично принимать гостей, лежа в постели.

— И очень даже прилично, — ворчала Марта. — Думаете, кто-то из благородных дам встречает после родов гостей на пороге дома? Вот уж нет! Они неделю не вылезают из постели. Едят там же. И уж точно не затягивают корсет!

— И я тоже не стану, — весело ответила я. — Разве что чуть-чуть.

Марта принесла мне красивое платье — его я велела пошить себе специально к сроку родов, — из молочно-розового шелка, все расшитое мелким жемчугом.

Нижняя рубашечка была пошита из тонкого-тонкого нежного хлопка, и вся украшена розовыми ленточками и тонкими кружевами. Пышными, как пена морская.

Ребенка Марта тоже нарядила в беленькое хлопковое платьице, ушитое кружевами, и завернула в пеленки, украшенные моими монограммами, вышитыми алыми шелковыми нитками.

И в таком виде мы с моим сыном вышли к семье, в столовую, к обеду.

Сестры и братья смеялись, переглядываясь.

— Мы испекли тебе именинный пирог! — наперебой загомонили они. — Как в детстве, помнишь?

— Помню, — рассмеялась я.

От этого воспоминания на душе стало теплее.

Мыслями и воспоминаниями я вернулась в те дни, когда большая наша семья еще жила дружно и счастливо, пусть небогато, но счастливо.

— Покажи, покажи малыша! — наперебой просили братья и сестры.

И я убрала край пеленки с маленького личика, чтоб мои родные могли поприветствовать нового члена семьи.

За обеденным столом было шумно и весело.

Пирог удался на славу.

Одно лишь очень меня огорчало: пустое место Одетты.

Как она там? Где она?

Я тихонько вздыхала, переживая о ее судьбе.

Но ответ скоро нашелся сам собой.

Дворецкий торжественно объявил, что явился королевский казначей и просит принять его.

— Просите его войти, — с сильным волнением ответила я.

И поднялась навстречу Роберу.

Мне было неловко перед ним. Ох, как бы я хотела избежать этого разговора!

Но Робер заслуживал того, чтобы я с ним объяснилась.

Робер был спокоен и даже доброжелательно улыбался.

Но лицо его было осунувшимся, бледным. И темные глаза казались огромными и черными от печали, что в них поселилась.

— Дети, оставьте нас, — велела я. — Нам нужно поговорить наедине.

Чувствуя что-то серьезное, братья и сестры покинули стол.

Вышла и Марта, прихватив моего младенца, и мы с Робером остались вдвоем.

— Вы прекрасно выглядите, — с улыбкой сказал он. — Материнство вам очень к лицу.

— Благодарю, — одними губами шепнула я.

— Я пришел сделать вам подарок в честь рождения ребенка, — так же непередаваемо нежно и грустно сказал Робер. — И попрощаться с вами навсегда.

От этих слов у меня сердце упало куда-то вниз.

Грудь наполнилась тянущей, гнетущей пустотой.

Но я не посмела и звука издать. Потому что знала — дай я надежду Роберу, и он ухватится за нее. И наши мучения продлятся еще и еще.

А он не заслуживал этого.

Ни обмана, ни ложных надежд, ни мук ожидания.

— Вы очень красивая женщина, — сказал он мне снова, как когда-то давно, в первую нашу встречу. — И я ждал, я надеялся, что вы все-таки полюбите меня, но…

— Но любви не случилось, — мягко поставила я точку.

Робер лишь пожал плечами.

— Да, Одетта мне сказала. Ваши чувства к этому человеку, — ревниво начал он, — иррациональны! Вы уже были приняты в эту семью! И чем это кончилось?!

— Но такова судьба, — ответила я. — Она меня туда привела. А против нее спорить бессмысленно. И я познала любовь не сразу. Нет, не сразу.

— Но герцог Ла Форс не с вами, — напомнил Робер.

— Не со мной, — легко согласилась я. — Но ни с кем другим я быть не хочу. Даже если Ивар никогда не будет со мной. Я просто не смогу полюбит кого-то другого.

Как странно…

Только произнеся это, я поняла, что готова сию минуту произнести клятву верности Ивару и нести ее через всю мою жизнь…

— Что ж, — вздохнул Робер. — Вероятно, вы правы. И это судьба нас разлучает. Вероятно, я утешусь с Одеттой. Она милая, добрая и чистая девушка. И так похожа на вас… Я взял ее в свой дом, под свою опеку. Вы можете о ней не волноваться. Когда она повзрослеет, я, вероятно, сделаю ей предложение.

— Возможно, не нужно этого делать? Из-за одного сходства жениться на девушке, которую не любите и не знаете, — осторожно заметила я.

— Мы оба многое потеряли, и оба одиноки, — ответил Робер. — Нас это сблизит.

Он снова вздохнул и достал из кармана плоский замшевый футляр.

— Я хотел подарить это вам… вероятно, на нашу свадьбу, — сказал он просто и легко. — Но, вероятно, вы наденете это на свадьбу с другим.

— Не говорите так! — взмолилась я. — Не рвите мне сердце!

— Но это жизнь, — ответил Робер.

Внутри коробочки оказался браслет непередаваемой красоты, из переливающихся прозрачнейших бриллиантов.

Четыре нити камней и золотой замочек на тонкой золотой цепи.

— Но я не могу принять это! — запротестовала я.

— Вы не хотите даже помнит обо мне? — совершенно искренне, по-детски обиделся Робер.

И мне пришлось протянуть ему руку и позволить застегнуть замочек на моем запястье.

Морозными узорами переливался на мне браслет.

Робер тепло пожал мои пальцы.

Затем осмелился, склонился и поцеловал их.

— Вы очень красивая, — произнес он со вздохом в последний раз.

И поспешно вышел, даже не простившись.

Ну, вот и все…

***

Под вечер мне стало плохо.

Меня знобило, зуб на зуб не попадал.

Марта ругала меня за то, что я рано встала, и поила меня целебными отварами.

— А ну, как вы заболеете? — ворчала она. — Как ребенок без матери будет? Придется искать кормилицу. А сейчас где ее взять?

Несмотря на ее усилия, озноб мой не проходил.

— Вероятно, буря будет ночью, — ворчала Марта, грея мою постель жаровней с тлеющими углями. — Вот вы и чуете холодный ветер и снег?

— Ах, не знаю, Марта, не знаю…

Я металась в непонятном беспокойстве. Бредила в полусне.

И только когда сквозь сон услыхала слова, произнесенные Лисьим Хвостом, вся хворь мгновенно ушла.

— Герцог Разрыватель просит принять его.

Я в испуге распахнула глаза.

— Что?.. Разрыватель? — удивилась я. — Что нужно королевскому судье в моем доме, в такой-то час?!

Марта испуганно пискнула и заметалась по комнате.

Она отыскала в шкатулке камень, с которым родился мой сын, и сунула его мне в руку.

— Убереги от беды! — шептала она. — Убереги!

— Скажи герцогу, — обратилась она к Лисьему Хвосту, — что госпожа нездорова! Она сегодня родила! Что за нужда у него беспокоить роженицу?! У нее сильная испарина!

Лисий Хвост неуважительно хихикнул.

— Герцог Разрыватель тут не затем, — произнес он снисходительно, — чтоб беспокоить и тревожить. Он явился поздравить госпожу Рубин.

— До утра его поздравления подождать не могли? — ворчала Марта.

— Наверное, не могли, — огрызался Лисий Хвост.

И только тут я поняла!..

Он ведь за Иваром ездил!

И это томление, что меня сковало — это ведь предчувствие встречи и ожидание!

— Ивар здесь?! — вскричала я, поднимаясь.

Препирающиеся Марта и Лисий Хвост стихли.

Мужчина выступил вперед и поклонился мне.

Его дорожная одежда была темна от стаявшего снега, от плаща его веяло холодом.

— Господин герцог просит его принять, — повторил Лисий Хвост.

— Зовите! — почти закричала я. — Конечно, зовите!

Лисий Хвост снова поклонился и вышел, а я откинула горячее душное одеяло и подскочила на ноги.

— Куда?! — вскричала Марта.

— К нему! — выдохнула я, отыскивая халат.

— Нехорошо, неприлично! — ругалась Марта.

Но мне было все равно.

— Холодно в холле! — ворчала Марта, поймав меня за подол и не позволяя выйти из комнаты. — Наденьте сию секунду туфли, не то ноги заморозите!

Пока мы с ней боролись, пока она надевали на мои озябшие ступни меховые туфельки с помпонами, в дверь стукнули.

И почти сразу Ивар шагнул в мою комнату, сверкнув глазами и светлой цепью поверх черной бархатной богатой одежды.

— Герцог, — только и смогла вымолвить я, поднимаясь ему навстречу.

Ивар коротко поклонился.

И Марта, как по команде, испарилась, исчезла из виду.

А я, робея, подошла к нему.

И Ивар порывисто взял мою руку и прижал ее к своим губам.

Он изменился.

Я помнила его взъерошенным, нервным, одетым небрежно и просто.

Прежде у него был колючий злобный взгляд и кривая усмешка.

И эти ненавистные мне перчатки, которые он не снимал никогда…

Теперь этих перчаток не было.

Одна рука Ивара — левая, — была поросшей чешуей.

Но он больше не прятал ее.

Вторая, правая, была украшена странными, красивыми и пугающими когтями из желтого металла.

Одежда его была опрятна и красива, пошитая недавно.

И, главное, он переменился в лице.

Ничего нервозного в нем больше не было. В глазах его светилась уверенность и достоинство. И покой — очень глубокий и непоколебимый.

Он привлек меня к себе и поцеловал, легко и естественно.

Так, будто между нами не было мучительных сомнений и болезненных слов.

— Почему ты не шел так долго? — спросила я, обнимая его за плечи.

Я была совершенно сбита с толку его смелостью, его готовностью меня целовать и его близостью.

Он больше не отталкивал меня. Словно его боязнь продолжить род испарилась.

И эта смелость была необъяснима.

— Я теперь служу королю, — ответил он и продемонстрировал мне когти. — И эта служба очень удлиняет путь, куда бы ты ни шел. Справедливость и скорый суд может понадобиться на каждом углу.

Он улыбнулся, и в этой улыбке он тоже был новый.

Он не улыбался так радостно прежде.

А я просто сомлела от того, с какой неожиданной стороны он раскрывался передо мной. Уверенный в себе и красивый, смелый человек.

— Герцог Разрыватель — это тот дар, что дал мне король, — пояснил Ивар. — Не самое легкое занятие, но и не самое дурное. По крайней мере, не новое проклятье.

Ивар снова меня обнял, прижал к сердцу, и я вздрогнула, почувствовав, что он хочет сказать мне самые главные слова.

— Король… снял с тебя проклятье? — шепнула я с надеждой. — Ты теперь можешь продолжить род без опаски?

Ивар тряхнул головой отрицательно.

— Оно при мне, — ответил он, показывая мне свою чешуйчатую руку. — Но его можешь снять ты.

— Я?! — изумилась я. — Но как, каким образом?

Ивар кивнул.

— Я ошибался, — произнес он. — Король назвал это трусостью, но я действительно верил в свои страхи. Но он мудрее меня; он знает больше. Он напомнил мне, что твой ребенок не будет чистокровным аристократом. А значит, и пороки наши не унаследует. Для этого ведь Натан на тебе и женился. А я… я просто об этом не подумал.

Глаза Ивара вспыхнули, он поспешил спрятать взгляд и стал похож на смущенного юношу, переживающего первую весну своей любви.

— Прости меня, — сказал он, переведя дух.

— За что же? — удивилась я.

— За то, что своей глупостью заставил тебя страдать, — твердо ответил Ивар. — За то, что отказывался дать тебе надежду. Отвергал твою любовь. И оставил тогда одну. Прости.

Я рассмеялась, прильнула к нему, уткнулась лбом в его лоб.

— Я счастлива сейчас. И все горести забыты. Ты исцелил меня. Значит, и прощения просить не за что.

— Ты… ты выйдешь за меня, Вероника Рубин?

Он вдруг опустился передо мной на одно колено.

В протянутой мне руке с опасными и острым когтями я увидела черную, как его одежды, коробочку.

А в ней, на кроваво-алой подушечке, лежало массивное золотое кольцо с крупным алым камнем.

— Ивар, ты это серьезно?! — вскричала я, всплеснув руками.

— Да, — твердо ответил он. — Ты была права. Моя мать сделала ставку не на того сына. Это нам с тобой стоило пожениться. И у нас все вполне могло получиться изначально. Но раз уж так вышло… судьба дает нам еще один шанс. Такое случается редко. Так может, нам стоит попробовать?

— О, да! Ивар, да!

Я едва не задохнулась от счастья, когда он надел мне на палец это старинное кольцо и снова заключил в свои объятья.

Наши разговоры, вскрики и смех разбудили спящего в колыбели младенца.

Он заворочался и захныкал.

И я тотчас вспомнила, что я в первую очередь мать.

Как Ивар отнесется к ребенку?

Когда он был в моем чреве, Ивар говорил, что будет любить его.

Но сейчас?..

Я бросилась к колыбели, достала плачущего сына и прижала его к себе, укачивая и успокаивая.

Ивар проследил за мной — и снова улыбнулся своей новой чарующей улыбкой.

— Я буду любить его, — сказал он, словно угадав мои мысли. — Ребенок Натана… Я рад, что он родился. Я любил Натана. Он был моим братом, и я рад, что он не исчез, не оставив после себя следа. Это хорошо, что есть этот ребенок.

Ивар приблизился ко мне, снова обнял, заглянул в личико ребенка.

— Как ты назвала его? — спросил Ивар.

Признаться, об этом я не думала ни разу!

Пробивая себе дорогу в жизни, я думала только об одном: выжить и родить.

А сразу после родов я была так очарована этим маленьким чудом, что и не подумала, что ему нужно имя.

Мое солнце, мое счастье, мой свет — я придумывала для него сотни прозвищ, заключая в них всю свою любовь. И думала, что ни одно из имен не сможет отразить всей моей нежности.

Сын, повозившись в своих пеленках, вдруг открыл глаза.

И я увидела, что они разного цвета!

Один молочно-синий, мутный, как у всех новорожденных малышей.

А второй пронзительно-светлый, чуть голубой.

Увидев это, Ивар рассмеялся.

Да, забавно было, что малыш унаследовал эту необычную фамильную черту его рода…

— Давай назовем его Морион, — вдруг предложила я.

— Отличное имя, — ответил Ивар.