Жена-беглянка. Ребенок для попаданки

Глава 7

— Ну, вставай! Чего разлеглась-то? Удумала тоже, купаться… не рановато ли? Да ты не померла часом?

Старческий нудный голос тревожит меня.

Палка больно тычется в мой бок.

Я прихожу в себя медленно и чувствую только острый холод.

Меня трясет от него. Ноги облеплены тонкой рубашкой.

Это мне снится, что ли?

Вспоминаю ненавидящий взгляд Стаса и свое падение.

Я в больнице?

После операции?

Но почему мокрая? Или это мне тоже снится?

А потом вдруг другие воспоминания накатывают на меня.

Натан, Ивар, мое бегство через сад, падение в воду, и…

Беременность!

Я беременна!

Безо всяких ухищрений и болезненных процедур.

Просто беременна.

Естественным путем.

И ребенок все еще во мне.

Я хорошо знала признаки, когда плод отторгается.

Хорошо знала вяжущую, тянущую боль.

Сейчас ее не было!

Малыш все еще был во мне, несмотря на падение в воду и холод!

Мое тело — а точнее сказать, мое новое, молодое и сильное тело, — выдержало и этот стресс.

И сейчас не было ничего важнее, чем сохранить ребенка.

Изменил муж? Хотел убить? Ха! Плевать!

Пусть теперь поищет меня!

Я с трудом уселась и отодвинулась дальше от воды, лижущей мне босые ноги.

Мысли мои неторопливо перемешивались, сводя с ума.

Вера-Ника. Ника-Вера.

Обоих мужья предали.

Обе бежали от боли и слез.

И только я нашла утешение. Бесценный дар судьбы.

Я — это кто? Уже не Вера, и конечно не Ника.

Я прижала руки к животу, ощупывая.

— Беременная? — ахнул все тот же старческий голос. — Да ты безумная! Плавать в ледяном ручье!

— Ничего, — хрипло ответила я. — Я закаленная.

Понемногу приходила в себя.

Зрение вернулось.

Мир перестал расплываться бесформенными цветными пятнами.

А я затряслась в ознобе.

Потому что сидеть на берегу, в траве, в одной мокрой рубашке, было невыносимо холодно.

Ноги замерзли до синевы.

И губы тоже. Тряслись так, что я не могла и слова вымолвить.

Все тело колотило и сводило судорогами.

Платья на мне не было.

Никакого.

Последнее, что я о нем помнила — это как Ивар его вспорол, чтоб я не задохнулась.

Потом, видимо, его смыло волной в ручье.

Будь оно на мне, я б непременно потонула.

Выходит, Ивар меня дважды спас…

— Али ты не купалась? — не отставала назойливая подозрительная старуха. — Али тонула?

Тонула.

Скорее всего тонула.

Как, каким образом я выплыла — не помню.

Я не должна была выплыть.

Даже без платья.

Потому что сознания в моей голове не было ни на грош.

Где-то вдалеке залаяли собаки.

Этот лай я б отличила от любого другого.

Охотничьи псы Натана… С отменным чутьем. Неутомимые.

Ищут меня, наверное.

Я так и подскочила, хотя сил в моем теле было как у хомячка.

— Это тебя ищут? С собаками? Беременную? Что ты наделала, если сам герцог тебя ловит?

Я перевела взгляд на спрашивающую.

Древняя старушенция, едва стоящая на ногах, как и я.

Только она от старости.

Опирается на клюку, и похожа на взъерошенную сердитую сову.

Одета в обноски.

Волосы под стиранным платком седые, редкие, не очень чистые.

Старая нищенка, одним словом.

— Спрячь меня! — выдыхаю я, и старуха от меня отшатывается.

— Только неприятностей мне не хватало! — орет она, маша в мою сторону клюкой.

— Спрячь!

— Иди в преисподнюю, дьяволово отродье! — бормочет она испуганно и семенит прочь.

Я решительно двигаю за ней, заливая холодной водой, катящейся с моей рубашки, глинистую, гладко утоптанную тропинку.

— Я шла сюда за покоем! — брюзжит бабка, шустро отступая прочь от ручья.

Все дальше в кусты.

В темную прохладную зелень.

— Думала — сяду у ручья, буду смотреть на воду… Пока не усну.

Хорошенькое дело!

— Ты что, пришла сюда умереть?! — изумилась я.

Мои босые ноги скользили по траве и глинистой почве.

Но я от старухи не отставала.

И она меня не гнала.

Наверное, чуяла, что если б сейчас она осмелилась меня прогнать, худо ей пришлось бы.

Я бы принудила ее силой выдать мне, где ее дом.

И там бы я спряталась от погони. С ней или без нее.

— Да разве с вами помрешь! — брюзжала бабка. — Ох ты, куда ж ты так скоро… я не поспеваю!

Я подхватила ее под руку и быстро тащила по тропинке, чуть виднеющейся в траве. Прочь от погони.

Посторонний глаз ее б не различил.

А я видела.

Потому что она связывала меня с жизнью.

А жить я ой как хотела!

К ужасу от того, что я узнала о Натане и его семье, примешивалась бурная радость потому, что я была беременна.

Беременна! И совершенно здорова.

Новое, дарованное мне высшими силами, тело было крепким и сильным.

Из него ребенка и пленом не выколотишь.

Я готова была орать во все горло от счастья и скакать, задрав мокрую голову к небу.

Душа моя рвалась вон из тела от счастья.

Сбылась моя недостижимая мечта!

Я буду матерью!

Хотелось и плакать, и смеяться.

И еще лицо Стаса хотелось увидеть, который сказал, что не может «затолкать его обратно». Ну вот, смог же!

Сейчас, в этот счастливый миг сдаться Натану?

Снова попасть в его руки, чтобы он отнял моего ребенка, не дал мне насладиться материнством?

Никогда!

— Что ты натворила? — брюзжала старуха. — Украла что? Мне не нужны тут мошенницы и проходимцы! Убежала? Так и беги дальше! И не надейся, что я тебя буду укрывать! Ведь когда герцог спрашивает…

— Ему можно и солгать, — грубо ответила старухе я. — Ничего я не крала, и никого не обманывала. А герцог просто хочет отнять мою жизнь. Так что ты совершишь благое дело, если меня укроешь.

— Забеременела против его воли? Работать не сможешь? — брюзжала зловредная старуха. — Так это не мои заботы! Удрала — ну и беги прочь!

— Тебя забыла спросить, куда мне бежать, — шипела я, волоча бабку по зарослям.

Там, за молодым ивняком над ручьем, угадывалась соломенная крыша ее домика.

Кажется, раньше это была мельница.

Но водяное колесо сгнило и сломалось.

Вода подточила сваи, на которых стоял дом.

И теперь это была просто жалкая, обмазанная глиной лачуга.

— Не пущу! — шипела старуха, растопырив ноги и руки. — Мой дом! Не пущу!

Но мне нужен был кров и тепло.

Мне нужно было отогреть озябшие ноги, пока холод с них не перекинулся дальше в тело и не добрался до груди, вызвав воспаление.

— Я могу умереть, злобная и глупая старуха! — рычала я, волоча ее к дому.

— Да ты, верно, убийца! — ахнула она.

— Я — будущая мать! — прорычала я злобно. — Я замерзла и избита. И в любой момент могу потерять ребенка. Мне некогда слушать твои глупые причитания. Мне нужно тепло и чашка горячего чая. Неужто ты откажешься спасти две невинных жизни? Мою и нерожденного дитя?

— Да мне-то что за дело до твоего выродка? — вспыхнула старуха. — Хоть бы вы оба сгинули и сгнили!

Я ухватила ее за горло и встряхнула как следует, сама не ожидая от себя такой силы и жестокости.

Мои горящие глаза встретились с ее мутными старыми глазами.

— Если тебе нет дела до моего невинного дитя, — прошипела я, дрожа от ярости, — то почему мне должно быть дело до тебя? Убийца, говоришь? Так ты меня обозвала, старая дура? Я могу свернуть тебе шею и бросить тут, в кустах. И помирать ты будешь медленно, страдая от холода, боли, голода и жажды. Ну, что скажешь?