Жена-беглянка. Ребенок для попаданки

Глава 6

Этим ножом в драках он вспарывал горда бродяг и пьяниц?

И этим же ножом он прикончит меня?

Даже не оттерев с его лезвия больную кровь?

Я застыла.

Ни звука не вырвалось из моего горла.

Даже если он сейчас меня прирежет и спляшет ненормальный танец безумного садиста над моим телом — я не выкажу моего ужаса!

Я умру гордо и молча.

Ивар же вдруг бесцеремонно ухватил меня за талию и крутанул, как юлу.

Меж своими лопатками я ощутила холод его ножа.

Мое тело скрутило судорогой от страха, лопатки едва не сошлись вместе.

Но холодный клинок провел смертельно-ужасную полосу по моему позвоночнику тупой стороной.

А я услышала, как под лезвием лопаются шнурки моего корсажа.

Платье под собственной тяжестью поползло вниз. И

И я, наконец, смогла сделать глубокий вздох.

— Ты бы задохнулась через минуту, — грубо сообщил мне Ивар, снова бесцеремонно крутнув меня и грубо ухватив мое платье всей пятерней за стомак.

Поправил его, как мог.

Хотя, конечно, одежда на мне не держалась.

Да и я на ногах тоже не очень.

— Иди, — грубо сказал Ивар. — Живи свою жизнь сама. Как можешь. Как знаешь.

Он вдруг бесцеремонно ухватил меня за живот, да так, что я вскрикнула.

Я бы влепила ему пощечину, если б могла.

Но я не могла.

Держала обеими руками платье, сползающее с плеч и с груди.

Так что пощечина обошлась бы мне дорого.

Я предстала бы перед Иваром совершенно голой.

И потому я не могла оттолкнуть его руку, по-хозяйски шарящую по моему животу.

— Беременна, — вдруг произнес Ивар безжизненным, мертвым голосом. — Вот оно что — ты беременна!

Клянусь — он был готов ухватить меня между ног, как корову или козу!

Чтоб оценить мое состояние.

Я ждала, что он своим ножом, только что подарившим мне дыхание и жизнь, сейчас подарит мне и смерть.

Вспорет живот или засадит клинок в самое сердце!

Но он отпустил меня.

— Бог тебе в помощь, — вдруг сказал он, отпустив меня, наконец. — И да. Один совет тебе на прощание. Не верь никому. Никогда. И помни: в этом мире можно положиться только на себя. Никто не пожалеет. Никто не поможет.

Он понял, что я хочу уйти, убежать, но отпустил.

Оттолкнул меня со странным омерзением.

Словно я была кулем с грязными вонючими тряпками.

Оттолкнул с содроганием.

Брезгливо.

Будто я его заставила почувствовать то, чего он никогда не испытывал.

Жалость? Сострадание? Желание защитить?

Ведь что-то заставило его промолчать и отпустить меня.

Чертов аристократ!

Даже с кучей наследственных болезней, тщедушный, безумный и одержимый, он все же мной брезговал!

Ивар, шатаясь, отступил на пару шагов и…

Вдруг преклонил колено передо мной и опустил голову.

Как раненное животное.

Словно ему тоже стало дурно.

Смиренно склонил лицо, сжал руку на гарде фамильного оружия на боку.

Я не видела, что за чувства его обуревают.

Думаю, он никому не позволил бы их разглядеть.

— Ваша милость, — глухо произнес он, не глядя мне в глаза. — Миледи. Госпожа герцогиня!

Принял меня своей госпожой!

Выше себя.

Покорный и смиренный.

И вместе с тем брезгливый и презирающий.

Я не ответила ему ни слова.

Не могла.

Горло перехватил спазм, ком встал.

Я лишь кивнула Ивару и неспешно прошла мимо.

Вышла в сад и пошла по дорожке, не чуя под собой ног.

Слезы застилали глаза.

Но я старалась скрывать их, делая выражение лица неприступным и гордым.

Я шла мимо гостей, которые склонялись передо мной, и чуть кивала им головой.

Я их ненавидела.

Но чтобы выйти отсюда, мне нужно было, чтоб они не заподозрили о моих намерениях сбежать.

Казалось, пойми они что-то — всей толпой накинутся на меня и вцепятся в руки, в платье, в волосы, чтобы остановить.

Как собаки на дичь.

На лань.

Готовые растерзать, вырвать по куску кожи…

Я улыбалась направо и налево, а глаза мои были мертвы.

Впрочем, гости этого не замечали.

Или замечали, но думали — так надо.

Привыкшие жить во лжи, они считали ее естественной, как дыхание.

А мне с каждым шагом становилось все дурнее.

Я чувствовала, как эта ложь отравляет меня.

И мне не вынести.

Нет.

«Нужно уйти отсюда, — билось в моей голове. — Нужно уйти. Если я умру, то хотя бы не в этом гнезде порока! Не здесь. Где-нибудь в чистом месте!»

Кажется, меня шатало.

Я не видела ничего вокруг себя, только колышущиеся цветные пятна.

Гул голосов остался позади, и я поняла, что сад с гостями остался позади.

Я вышла на аллею, ведущую к бойкому ручью.

Пересечь мостик над ручьем — и я у калитки, ведущей на свободу.

Может, мне станет легче там, где нет гнилости этих людей?

На мост я взошла уже без сил.

Отчаянно цепляясь за перила.

Теперь слезы катились из моих глаз, и унять их было невозможно.

Глаза ничего не видели, и дыхание рвалось на судорожные рыдания и всхлипы.

Тоска сжала сердце так, что боль разлилась горячим ядом по всей груди.

И не унять.

Она сожгла дотла мою радость, мою любовь, мое ожидание ребенка.

Осталась только ядовитая горечь на языке.

В мыслях мелькнуло последнее сожаление.

Жаль, что так сложилось. Жаль, что не вышло ничего доброго из моего желания верить и любить.

А потом свет погас в моих глазах, и я, как подкошенная, упала через невысокие перильца в воды быстрого и холодного ручья.

Как жаль…