Жена-беглянка. Ребенок для попаданки

Глава 52

Недели две мы просто обживали новый дом.

Переносили с ручья вещи — одежду, что я купила нам с Мартой, деньги.

Каждому из нас досталась комната, удобство которых превзошли все ожидания.

Там была и постель, чистая и сухая, и платяные шкафы, и чистое белье, и умывальники с чистой теплой водой!

Дети поначалу и говорить-то громко боялись в стенах дома.

Все ходили, рассматривали все кругом, раскрыв рот.

Боялись присесть на старинные кресла.

Они казалась им слишком дорогими.

Да и не мебелью вовсе, а украшением дома.

В их комнатах малышам казалось слишком просторно, нарядно и тихо.

И дети с удовольствием проводили время на кухне, наблюдая, как готовится обед и даже помогая в меру сил своих.

Но понемногу они освоились.

Свои скромные белые чепчики и полотняные грубые переднички сестры сменили на красивые платьица, деревянные башмаки, громко топающие по лестницам — на крепкие ботинки и туфельки.

Они даже отваживались играть в мяч в холле, больше не боясь взглядов каменных рыцарей и старинных портретов.

И братья от них не отставали.

Марте мы оборудовали комнатку рядом с кухней.

Там было тепло от жара близких печей и всегда пахло едой.

Раньше эта комната, верно, принадлежала какой-то даме.

Возможно, гувернантке — обстановка там была хоть и приличная, но не особо дорогая. Но Марта пришла в восторг от обстановки.

— Лучше у меня в жизни не было! — ахала она, осторожно касаясь предметов обстановки.

Кровать была мягкая, пышная, вся в рюшечках и кружевах.

Не господская, конечно, без балдахинов и без резьбы, но Марта и не хотела огромную, как стог, постель.

Тазик для умывания из грубоватого и прочного фарфора, весь разрисован цветами и журавлями.

Кресло у камина мягкое, глубокое. Оно было старым, заслуженным, очень уютным, хотя и порядком вытертым.

К его спинке и подлокотникам были пришпилены салфетки, что делало это кресло более уютным. Марта, отмытая от болотной зелени, румяная, наряженная в шерстяное платье, очень полюбила пить чай со свежей выпечкой и дремать в этом кресле у пылающего огня.

Она словно высыпалась за все годы, что провела на ручье, в сырости и слякоти.

Просыпалась она обычно к обеду.

Важно шла в столовую, занимала свое место за столом рядом с детьми и с удовольствием съедала гренки со сливочным маслом и запивала все это кофе, как самая настоящая важная дама.

Мы же со Стиром каждый день ездили на ручей.

Живот мой рос, а вместе с ним росли и магические силы ребенка. И мне пришлось открыть мой секрет брату.

Я рассказала, что не месторождение мы с Мартой нашли, а воспользовались силами ребенка Натана. И что камни появляются там, где я прикажу — но в пределах ручья.

— Вот поэтому Марта никогда не выгонит нас с этой земли, — сказала я. — сам по себе ручей не стоит ничего.

Теперь, призывая камни, я слышала, как они проталкиваются в земле поближе к поверхности.

Стир же, как управляющий, направлял работников туда, где камней было больше.

Ближе к зиме добыча камней будет сложнее, и жить в палатках будет невозможно.

Домик Марты был совсем крохотным, там с трудом можно разместить всего три человека. Ну, четыре. А рабочих с охраной было куда больше.

Им нужны были и кровати, и кухня, на которой готовился ужин.

К тому же, мы с Мартой переехали, и готовить пришлось нанять пару женщин покрепче из города.

Так что на ручье пришлось организовать постройку дома.

Совсем небольшого, но с кухней, совмещенной со столовой и с несколькими комнатами для рабочих.

От работы в воде одежда рабочих быстро приходила в негодность, так что Стиру одевать их тоже приходилось и следить за тем, чтоб у работников всегда была целая одежда, чтоб согреться, и хорошее шерстяное одеяло.

Ну, и лечить работников тоже было нужно.

Холодные воды ручья быстро уносили здоровье.

Работники то и дел простужались, кашляли.

У них ломило пальцы, суставы, поясницы.

Приходилось звать врача, покупать лекарства и позволять заболевшему отдохнуть пару-тройку дней.

— Уж больно вы жалостливы, госпожа, — неодобрительно заметил начальник охраны, когда я в очередной раз привезла микстуру и травы, рекомендованные Мартой. — Они больно быстро чуют слабость и залазят на шею. Пару поблажек — и они начнут притворяться, чтоб выгадать себе пару дней отдыха. Лето теплое. А что осенью будем делать? А на первый снег? Они уже скулят и ноют, не хотят выходить на работу по заморозкам. Хорошая плеть могла б исправить это недоразумение.

— На первый снег будем копать на берегу, а не в воде, — ответила я. — Ну, а те, кто летом будут болеть слишком часто, отправятся обратно в тюрьму. А вместо них наберем здоровых. Так им и скажите. А пока давайте добытые камни.

Начальник охраны от моего взгляда зябко передергивал плечами и отдавал добычу.

Я чувствовала, что какие-то, особые, самые красивые камешки он хотел бы припрятать.

Иногда даже зажимал их в ладони.

Но это были мои камни. Словно капли моей крови.

Я каждый из них чувствовала, и усмехалась над его детской надеждой скрыть их от меня.

Я смотрела ему в глаза и заставляла по одному разжимать пальцы, прячущие добычу.

Камень катился в общую корзину.

В глазах охранника отражалась жгучая досада и не менее жгучий страх.

А я демонстративно брала упавший камень и оценивающе его рассматривала.

Мое.

Это было мое.

Сама не заметила, как во мне появилась эта спокойная, но жесткая черта.

Я могла бы кричать, обвинять вора, запугивать его или вовсе выгнать.

Но все эти эмоции, жгучие, импульсивные, темпераментные, мне были больше не нужны.

Не в отношениях с подчиненными.

Мне проще было отнять, продемонстрировав силу.

А страхом, досадой и жадностью он пусть уничтожает себя сам.

Можно было б его выгнать. Но пришел бы другой. И начал воровать точно так же.

Так к чему мне эти перестановки?

Камней было добыто еще больше, чем добывалось раньше.

Их алый блеск радовал мое сердце.

Такая богатая добыча означала лишь одно — мне хватит и на содержание дома, и на еду, и на одежду для всех.

И сестёр с братьями можно будет порадовать игрушками и сладостями.

Стир раздал новую одежду и перенес несколько мешков крупы, хлеба и овощей в домик Марты.

Там уже готовился завтрак для работников.

Я раздала лекарства и отдала небольшой бочонок с медом — согреваться вечером.

И мы уже собирались домой, когда из кустов вынырнул Макс и с кулаками набросился на меня.

Признаться, я не ожидала нападения.

Да и он пересек вытоптанную полянку в три прыжка.

— Гадина! — орал он исступленно. — Ты думаешь, что взяла другое имя, и я тебя не найду?! Мерзавка!

Корзинка вывалилась из моих рук, камни рассыпались.

Ошеломленная ударом, я стояла на коленях и судорожно пыталась собрать свои сокровища.

Голова гудела от пощечины.

— Сучка!

Макс, изловчившись, что есть силы пнул меня в живот.

Но к этому удару я была готова.

Его грязный сапог ударил меня в ребра.

Больно, но не смертельно.

Я вскрикнула. И Макс вцепился мне в волосы.

— Дрянь, — с нескрываемым удовольствием произнес он. — Я сейчас вытрясу из тебя твоего щенка. Ты и здесь не родишь. Никогда. Знаешь, почему ты не родила там? Потому что я не хотел. Не хотел от тебя детей всей душой! Я тебе таблетки давал. В чаек витаминный подмешивал. В горькое питье. Поэтому ты скидывала.

От услышанного кровь закипела у меня в жилах.

Я зарычала от злости и вывернулась из его рук с невероятной силой.

Да так, что его откинуло прочь.

И он, перекувырнувшись, шлепнулся в вытоптанную траву.

Стир, как раз выходивший из домика, ахнул и со всех ног пустился к нам.

И вовремя — из кустов вывалилась и мамаша и поползла по земле, жадно собирая рассыпавшиеся камни.

— Детей украла, — шептала она, как одержимая, хватая камни вместе с пучками травы. — Ты за это заплатишь!..

— Не смей трогать! — проревел Стир, увидев, что мать практически нас обворовывает. — Это как раз чтобы содержать твоих детей, злобная ведьма!

— Вы мне должны! — рявкнула мать, пихая камни с пучками грязной травы за пазуху. — Вы оставили меня одну на старости лет! Я должна как-то выживать! И если нет возможности женить детей выгодно, то вы должны мне заплатить!

От ее жадности стало дурно.

Она не думала о детях, она не требовала их вернуть.

Она даже была рада этому.

Потому что так можно было потребовать с нас плату. И деньги были дороже детей. Ее собственных детей.

Впрочем, чему я удивляюсь.

Если я сама была разменной монетой для нее, то почему другие-то должны были быть дороги ее сердцу?

Макс меж тем тоже оправился от удара и вскочил на ноги.

— Ты мне должна еще за прошлый раз! — вопил он. — За избиения! За мои сломанные руки! Кто поверит в твою смерть, если ты вот она, живая! Я тебя потащу за волосы в суд, если нужно будет! Сколько ты им заплатила за то, что они тебя умершей объявили?! Думаешь, удастся уйти от ответственности? Нет! Я докажу, что ты меня избивала со своим слугой!

Ясно. В полиции его просто прогнали прочь, посмеявшись над ним.

— Пошел вон, мерзавец! — проорал Стир, отвесив затрещину Максу.

Тот так и покатился по земле.

— Я вас всех засужу! — орал он.

Кажется, не вполне понимал, с кем связался.

Я ведь теперь не просто его сестра, девушка, которую мамаша унимала парой оплеух. Я — графиня Рубин, новая подруга короля.

И я планировала воспользоваться этой дружбой!

Но не Макс меня волновал сейчас.

Я сосредоточила всю свою злость на той, что явилась сюда поживиться.

Налетев на мать, я ухватила ее за шиворот и с силой подняла, отрывая от поисков камней в траве.

— Жадная сволочь! — проорала я, тряся ее как следует. — Не смей трогать мои камни!

Глаза у матери были абсолютно бессмысленны.

Она тянулась руками к земле, задыхаясь от одежды, впившейся в ее шею.

— Мое, — шептала она, протягивая руки к сокровищам. — Ты похитила детей, значит, мне должна. Много должна! Все тут мое! Мое-е-е…

Охрана наша стояла неподвижно.

Во-первых, это были мои родственники. В семейную разборку лезть не хотелось.

Во-вторых — это я почуяла нутром, — они хотели посмотреть, чего стоит моя сила на самом деле.

Они с ухмылками наблюдали нашу возню, и я увидела, как кое-кто делает шаг вперед, намереваясь наброситься на меня и выкинуть вон.

От злости и отчаяния я взревела, как чудовище, отпустила ее.

Стиснула кулаки, переводя дух то ярости, едва меня не задушившей.

И мать вдруг охнула, резко опав и сжавшись, как смятая бумага.

— Больно-о-о! — заскулила она.

Переживая приступ гнева, я сжала кулаки еще сильнее, и мать заорала не своим голосом.

Ее руки посинели и скрючились, из-под ногтей брызнула кровь.

И я поняла, что кости в них сломаны.

— Убийца! — выкрикнула мать, размахивая нелепо повисшими кистями рук. — Посмотри, что ты натворила! Ты всегда была исчадием ада! Тебя следует сечь хорошенько и на неделю оставить в чулане без еды и воды!

Она не поняла, что руки она переломала, не упав на землю, а что я их сломала магией.

Ей было больно, но она не боялась меня.

Она смотрела мне в лицо и верила, что сейчас сможет сломать, подавить мое сопротивление.

Она думала — я отступлю, испугаюсь ее и подчинюсь.

Испугаюсь, что причинила ей боль и приму от нее наказание, каким бы ужасным и тяжелым оно ни было.

— Ты будешь каждый день приносить мне все камни, которые добудешь, — прошипела она ядовитым голосом. Ее губы сжались в узкую белую полоску, так, что она едва могла говорить. — И будешь получать по пять ударов розгами по спине, пока мои руки не заживут, мерзавка! Ты что, думала — самостоятельная стала? Сильно умная? Нет уж!

От ярости я чуть не задохнулась.

И не нашла ничего умнее, чем отвесить ей пощечину.

— О каких ударах розгами ты тут толкуешь?

Мой крик был грозным, полным, как звон колокола.

И мать побледнела, отрезвленная моей затрещиной.

— Мерзкая девчонка, — изумленно произнесла она, отшатнувшись. — Что ты о себе возомнила?! Ты моя, слышишь? Ты мне принадлежишь! Моя вещь, моя собственность! И все, чем ты владеешь, по закону мне принадлежит! Забыла, что ты больше не жена герцогу Ла Форс?! Он от тебя отрекся, признал мертвой! Ты теперь никто! Ты должна вернуться в мой дом и мне служить, слышишь? И то если я соглашусь принять и тебя признаю! Ты в ногах у меня должна валяться и умолять тебя простить! Иначе куда ты подашься без имени, без крова над головой? И раз так, раз ты посмела на меня руку поднять, я брошу тебя в тюрьму! Я сгною тебя! Тебе лучше бы назвать мне место, где ты прячешь детей! Что за графиня Рубин за тебя поручилась перед королем? Она наверняка не знает о твоей порочности! Я к ней пойду, я все расскажу!

— Графиня Рубин — это я, — тихо ответила я.

Но мои слова слышали все, потому что они слились с воплем матери, повисшей в воздухе и отчаянно дрыгающей ногами.

Уж не знаю, за какое чувствительное место я ее ухватила магией.

Да только орала она как резаная.

Будто ее огнем жгли.

От этого зрелища наша бравая охрана брызнула врассыпную, по своим местам, чтоб я не дай бог не переключила на них свое внимание.

Макс, до того борющийся со Стиром, замер, как парализованный.

И Стир подмял его под себя, скрутив ему руки.

— Вон пошли, мерзавцы.

Я как следует тряхнула мать, вытряхивая из нее ворванные камни.

Да они и сами ползли ко мне, протискиваясь под тугим корсетом матери, прочерчивая под ним кровавые борозды.

— Еще раз увижу — обоим шеи сверну, — негромко произнесла я.

В последний раз тряхнула мамашу и окинула ее вон, как пыльную тряпку.

Стир едва успел отпустить Макса, как моя магия ухватила того за ногу и тоже отшвырнула его прочь, как куклу.

Тот звучно шлепнулся всем телом о землю и засипел, широко раскрыв рот от боли.

— Я тебе это припомню… — сопел он, тяжело дыша и ворочаясь на земле, как жаба. — Я тебе…

Ярость снова залила мои глаза, и я практически физически почувствовала, как ухватила его магией.

— Вон!

Макс снова перекувырнулся через голову и шлепнулся в кустах, откуда и вылез.

На своих плечах я ощутила ладони Стира.

— Успокойся, — произнес он. — Тебе нужно успокоиться. Они не стоят твоего гнева и слез. Все, уже все. Они ушли.

Он говорил еще какие-то успокоительные слова, а слезы меня душили.

И побитый бок саднил.

— Все прошло, — шептал Стир.

Но я-то знала, что это только начало.