Я долго бродила по дому, словно во сне.
Экономка семенила рядом, показывая мне комнаты, их шикарное убранство.
Я слышала ее слова словно в полусне.
— Здесь невероятно хорошо, — выдохнула я, рассматривая зимний сад, распустившиеся экзотические орхидеи и кожистые темно-зеленые листья дорогих растений.
— Я рада, что вам тут нравится, сударыня, — ответила экономка, чуть поклонившись.
— Это комплимент именно вам. Вы ведь тут всем заправляете?
Она в ответ лишь склонила седовласую голову.
— Я всю жизнь работала на… хозяина этого дома. Хозяин говорил, что здесь его душа успокаивается и словно бы возвращается домой. И все печали отпускают его и забываются.
— Хозяин — это муж госпожи Морион? — спросила я.
Экономка промолчала, и я сочла ее молчание знаком согласия.
Хотя в нем было много смущения и неловкости.
— Но почему она продала дом, — пробормотала я, шагая по холлу.
Под ногами у нас был роскошный, алый, как кровь, ковер.
А на стенах, в небольших альковах, на пьедесталах, стояли каменные рыцари.
— Дом полон дорогой мебели и битком набит безделушками, шкатулками, статуэтками…
Экономка тяжело вздохнула.
— Некоторым людям, верно, стыдно, невыносимо стоять на рынке и униженно предлагать купить то, что еще вчера казалось всего лишь безделушкой, — туманно ответила она. — А дом… он как сундук с сокровищами. Когда его опустошишь, он лишится души. Да и разорять его жаль.
— Понимаю, — задумчиво произнесла я. — Что ж… Нужно приготовить все комнаты. Они все понадобятся.
— О, въедет большая семья? — удивилась экономка.
— Я, мой брат, сестра Одетта, госпожа Марта, — посчитала я. — И еще пара сестер и брат. Не беспокойтесь, они славные и не доставят вам особых хлопот.
— Дети совсем юные? — спросила экономка. — Комнат, конечно, хватит. Но некоторые из них подойдут, скорее, взрослым джентльменам. Там чучела животных, курительные комнаты, рабочие кабинеты. Вероятно, малышам неплохо было б подготовить одну комнату на первое время, пока не решится вопрос с приличествующей им обстановкой и мебелью?
— А есть ли служанка, чтоб помогала им?
Экономка кивнула головой.
— Есть расторопная девушка. Но не лучше ли нанять гувернантку?
— Да, да, вы правы, — я кивнула.
— Тогда я распоряжусь для детей одну из комнат наверху подготовить, — сказала экономка. — Та, что выходит окнами на юг, в сад. Она с небольшой спальней для служанки, там можно будет разместить мальчика. А потом уж устроить ему другу, более подходящую, комнату. Там всегда светло, есть камин, шкаф с книгами, если дети будут заниматься. Когда вы планируете перевезти их сюда?
— Сегодня же вечером, — твердо ответила я.
А в горле пересохло.
Мне не хотелось встречаться с матерью и Максом.
Даже при наличии бумаги от короля я предчувствовала вопли, угрозы, лживые слезы, неприятные сцены насилия, которые напугают детей.
Мать, изображая горе, будет хватать детей за руки, тянуть их к себе, с воплями, причиняя им боль.
Этот спектакль отпечатается в памяти детей ужасом.
— Ужин будет готов к восьми, — сказала экономка. — Чтобы порадовать юных хозяев, я распоряжусь, и им наготовят сладостей.
Сладостей! То, чего они не видели никогда, наверное!
Мать была строга.
Даже если себе она иногда покупала сладкую наливку к обеду, и пропускала рюмочку-другую, то на детях она экономила.
— Поеду за ними сейчас же, — решительно сказала я.
В холле, за столом у лестницы, я снова повстречала старенького законника.
— Ну, госпожа графиня, вот ваши документы, — он церемонно подал мне купчую на дом. — Поздравляю с прекрасным приобретением!
— А где госпожа Морион? — удивилась я. — Она все пересчитала?
— Мешки были помечены печатями казначея, — заметил законник. — Пересчитывать не было нужды. Она немного подождала, и ушла. Не хотела вам мешать наслаждаться покупкой.
Его слова опьянили меня.
Я ощутила головокружение и даже засмеялась, подняв лицо к потолку.
На моей коже сияли блики, разноцветные пятна света, льющегося сквозь витражи.
— Вы себе не представляете, как я счастлива! — ликуя, произнесла я. — Дом! Еще вчера я жила на болоте, и мясная похлебка для меня была счастьем, а сегодня дом!
— У вас определенно прекрасный ангел-хранитель, — заметил законник, собирая свои перья, чернильницу и бланки.
— Ах, причем тут ангелы-хранители, — отмахнулась я.
Законник пожал плечами.
— Вы юны и самонадеянны, — ответил он. — Но однажды вы поймете, о чем я.
Он распрощался и отбыл.
А я осталась, хозяйка и владелица целого замка!
Впрочем, чего любоваться-то?
Надо за детьми ехать!
Лисьего Хвоста отправили за Мартой на ручей. Негоже ей там сидеть, в сырости и холоде.
А сами мы со Стиром и Гийомом уселись в его повозку.
— Попробуем все тихо провернуть, — сказала я, стараясь скрыть свою неуемную нервную дрожь. — Выманим сестер в сад… Бумагу передадим с кухаркой.
Стир только кивнул.
Ему тоже не хотелось встречаться ни с матерью, ни с Максом.
Макс вообще мог полезть драться, спровоцировать Стира, и снова побежать наябедничать в полицию.
— Можно отвлечь этих двоих, — сказал Гийом. — Покидать в окна камней, вызвать их на крыльцо. Ну а вы меж тем, через черный ход…
В общем, планов у нас было море.
Но все они не понадобились.
Дом матери был тих, окна черны.
Вечерело, но по всему было понятно, что дома ее нет.
Сестры и брат копошились в саду, на грядках с овощами.
Вдвоем сестренки тащили огромную лейку с холодной водой, в брат неумело и неловко пытался выкопать ямку под саженец.
— Энн, Мари! — позвала я, приоткрыв калитку. — Чарли!
Увидев меня, они радостно побросали садовый инструмент и рванули обниматься.
— О, Ники! — галдели девчонки, прижимаясь ко мне худенькими тельцами. — Как здорово, что ты приехала! Мы так соскучились!
На их покрасневших от вечернего холода щечках я заметила синяки, длинные и тонкие, словно удар нанесен бы прутом.
— Это что такое?! — я ахнула, разглаживая пальцем нежную детскую кожу.
Руки и шеи девчонок тоже были исхлестаны и разрисованы багровыми кровоподтеками.
— Макс наказывает нас, — глядя на меня серьезными блестящими глазенками, ответили девчонки. — Если мы что-то не так делаем, он нас розгами сечет.
— Потому что мы никчемные неуклюжие создания, которые даром едят свой хлеб, — добавил брат.
— Это он вам такое сказал? — скрипнул зубами Стир. — А ну-ка, дайте-ка я с ним поздороваюсь!
Я ухватила его за одежду, потому что он решительно ступил в сад и направился к дому.
Гнев его был так силен, что Стир позабыл обо всякой предосторожности.
Он готов был крушит все на своем пути, и поплатиться потом за это свободой.
Но я этого допустит не могла.
— Стир, нет! — выкрикнула я. — Он не стоит того!
— А его и дома-то нету, — сообщил Чарльз. — Они с матушкой в город поехали.
— За нарядами, — подсказали сестры. — И за лакомствами. Обещали привезти нам по леденцу, если мы к их приходу посадим розы.
И дети указали нам на четыре уже посаженных куста.
— У Макса откуда-то появилось много денег, — таинственными голосами продолжали рассказывать сестры. — И он сказал, что теперь он главный в доме! Поэтому делает что хочет. Он говорил, что теперь ему работать не надо, и деньги у него будут всегда. Притом большие.
«Шантажировать меня собрался, — усмехнулась я. — Здорово же он разозлится, когда не найдет меня на ручье! И поймет, что доить теперь некого!»
— Матушка хотела эти деньги у него отнять, но он дал ей пощечину! — всплеснув руками, сообщил Чарли. — Тогда она сделалась… м-м-м… шелковой. Так Макс сказал. И позволила ему жить в ее доме. Но с условием, что он с ней деньгами делиться будет. Поэтому они теперь каждый день ездят…
— Кутить, — мрачно подсказал Стир. — И много леденцов они вам привезли?
Дети поникли головами.
— Ни одного, — простодушно развели руками сестры. — Мы ведем себя слишком плохо. Мы слишком никчемные создания, хуже котят. Нас легче утопить, чем прокормить.
И они снова опустили головки в белых чепчиках, как поникшие цветы.
— Ну, ничего, — я сжала зубы, чтобы не разреветься. — Мне вы кажетесь достаточно хорошими. Поэтому я на леденцы скупиться не буду. Поедете со мной?
Девчонки тотчас подняли радостные мордашки.
— Жить с тобой? — недоверчиво произнесли они. — И со Стиром?
Казалось, они готовы тотчас бежать со мной на край света.
Малышкам тяжело приходилось, и им казалось, что всюду будет хорошо.
Лишь бы не дома.
— Матушка говорила, — осторожно замети Чарли, — что ты живешь на болоте, полном лягушек и змей. А ночью там кричат в темноте чудовища.
— Но домик-то там есть? — с надеждой произнесла Мэри. — Мы подопрем дверь поленом, и чудовище к нам не пролезет.
Я рассмеялась, хотя больше плакать хотелось, и горько было.
— Она ошиблась, — ответила я, обнимая сестренок. — У меня огромный дом, красивый, каменный. И туда ни одно чудовище не проберется.
— Ура! Ура! — сестренки запрыгали вокруг меня. — Так мы пойдем собираться?
— Не стоит ли уехать побыстрее? — вмешался Гийом.
— Но как же плащи? И новые ботинки? — изумленный, спросил Чарльз.
— И моя любимая кукла, — пропищала Энн.
— Только живо! — велела я. — Чарльз. Эту бумагу положишь в комнате матушки.
Я вручила ему королевское разрешение, и все трое помчались со всех ног собираться.
Вернулись очень скоро.
Все трое одеты в дорогу, и с любимыми игрушками — с чумазыми, пошитыми няней давным-давно.
— Живее, живее, — Гийом торопливо подсадил каждого в свою повозку. — Не то маман явится и хватится своих деток!
— А вдруг она нас догонит и вернет?! — пискнула Энн.
— Не догонит. И не найдет, — твердо ответила я. — Чарльз, ты положил бумагу в комнате матери?
— Лучше, — деловито ответил он. — Я пришпилил ее на дверь. Она сразу заметит, как вернется. Это же прощальное письмо, да?
— Да, — ответила я, влезая в повозку. — Так и есть.
Я уселась рядом с детьми.
Стир тоже устроился с нами.
Мы накрыли их, как цыплят, полами своей одежды, и Гийом повез нас в дом.
***
Дом не просто поразил детей своим величием — он ослепил их, поверг в восторг.
Все трое, они стояли посреди холла, разинув рты, и рассматривали великолепные витражи, рыцарей, галереи и портреты над лестницей.
— Это все твое? — прошептал Чарльз.
— Наше, — твердо ответила я. — Мы теперь тут будем жить, и никто никого не назовет никчемным созданием.
Сверху, со второго этажа, на лестничную площадку выбежала Одетта и с писком кинулась обниматься к сестрам.
— Тут так здорово! — верещала она, приплясывая от восторга. — У меня будет своя комната!
— А у меня? — ревниво спросил Чарльз.
— И у тебя тоже! — уверила его Одетта. — Там сейчас наводят порядок.
Спустилась сверху и Марта.
Старушка была потрясена не меньше детей, а то и больше.
Она пугливо втягивала голову в плечи и оглядывалась по сторонам.
— Это правда теперь наше? — шепотом спросила она.
— Конечно, — уверила ее я.
— Мне принесли в комнату горячего чая, — шепотом сказала она. — Согреться с дороги! И еще таз с горячей водой, отпарить ноги!
И она совершенно счастливо рассмеялась.
Вышла экономка, поприветствовать новых жильцов.
— Добрый вечер, господа, — она поклонилась нам всем, чем ввела в ступор детей. — Полагаю, вы устали с дороги? И хотите есть? Сегодня на ужин жареные цыплята со сливочным соусом и сладкие булки с помадкой.
— Сладкие булки, — простонал Чарльз, невольно облизнувшись.
— Полагаю, вам нужно привести себя в порядок после дороги, умыться? — продолжила экономка. — Идемте, я покажу вам вашу комнату и распоряжусь принести вам теплой воды.
— Теплая вода! — Мэри стиснула ручки у груди.
— И самое душистое мыло, — добавила экономка. — Ну, идем?
Ребятишки, позабыв о своем стеснении, гурьбой двинули за ней, а я блаженно улыбнулась, хотя на глаза мои наворачивались слезы.
— Ты видел, какие они счастливые? — спросила я у Стира.
Тот тоже стоял и улыбался во весь рот.
— Поверить не могу, что все так хорошо устроилось, — сказал он, ероша волосы. — Мозги кипят. Ника, мы выбрались! Выбрались из дома матери, из нищеты!..
— Но теперь нам надо упорно трудиться, — серьезно заметила я. — Чтобы жить тут, мы должны хорошо работать!
— Значит, будем, — уверил меня Стир. — Получив так много от жизни, разве захочешь это терять? Никогда! Я сделаю все, чтобы мы ни в чем не нуждались.
— Я тоже, — произнесла я. — Я тоже!